Переспи со мной

       Она всегда приходит ночью и просит невозможного. Быть в ней, быть с ней, быть за неё. Я медленно тяну сигарету, обволакивая себя облаком дыма, от которого она хочет держаться подальше. Это спасает меня первые три минуты, затем я ухожу в дом за чашкой кофе, это даёт мне сил на десятиминутный разговор. Я не впускаю её в дом, а вы бы пустили в свой дом демона? Она ждёт, в ней копится злость и отвращение, но этого недостаточно, чтобы оставить попытки. Она смирилась и унизительно приходит на порог моего дома со своими тёмными просьбами. Чего она хочет? Я знала об этом с самого начала, с нашего первого разговора. Здесь нет загадки, нет вариантов. Она хочет секса. С такой, как я! Она говорит об этом прямо, её глаза темнеют, её губы жёстко произносят тягучую пошлость. Моё бельё пропитывается желанием, и я учусь дышать заново, но стараюсь не выдавать себя. Она хочет плотно, хочет быстро, а затем, по нарастающей. Хочет пробовать меня, хочет облизывать, хочет кусать мои губы, и тут она не уточняет какие. Почувствовать плотность моих набухших сосков, и вязкость сока. Её фантазии вьются плетями вокруг моего тела.        Моя недоступность только дразнит её, она не намерена сдаваться. Подарки от неё, это цветы с невообразимыми ароматами, украшения, парфюм, что-то более рискованное: бельë или страпон, наручники, или что-то, что я даже не вынимаю, увидев, где это приобреталось. Я принимаю подарки, чтобы она не убила меня. Она мечтает и об этом, с каждым разом всё ярче. Она хочет увидеть меня в крови, или в страстных муках от оргазма. Я начинаю подозревать, что для неё это одинаковое наслаждение.        Я знаю, что после всех попыток заигрывания или прямых угроз, она заводится до такой степени, что останавливает себя и сбегает. Она уходит к тем, кто доступен, кто может дать ей то, чего она хочет. Эти тела, попадая в её руки, расплачиваются за меня. Знаю, где-то там, кому-то чертовски хорошо от пылких губ Вилланель.        Я ошибалась, решив, что всё контролирую. Что могу затягивать разговор, отшучиваться, и в который раз объяснять, что мы — это что-то нереальное, сюрреализм, по-другому парадокс, и выпроваживать её. Каждый сносный, или даже хороший день, обычно готовит под вечер выстрел в упор. Я знала, что так будет.        Сегодня она пьяна, несомненно в ней плещется что-то элитное, но сносящее голову как любой крепкий алкоголь. Очередной разговор на крыльце ей не нужен, я хочу уйти в дом, хлопнув перед ней дверью. Я не собираюсь терпеть ещё и это! Мой локоть крепко сдавили её пальцы, она дёрнула меня на себя.       — Мы не закончили.       — Ты пьяна. Проспись, поговорим завтра, — вразумительно произнесла я.       — Мне надоело, Ева. Я дала тебе столько шансов сделать всё по-хорошему… Я изнасилую тебя, – слова сорвались с её губ, слабо завибрировали в плотном воздухе, я сглотнула, прежде чем произнести её ванильное имя со всей предосторожностью.       — Вилланель…       — Идём в дом. Шагай, иначе я пристрелю тебя прямо здесь.       — Мы это уже проходили.       — Значит, ничего нового, Ева, и ты знаешь, как всё будет! Только, одна правка, в этот раз я буду целиться лучше. Потому что меня достало это состояние! Я не принадлежу тебе! Но ты держишь, ты заставляешь думать о тебе! Я не хочу приходить сюда, я не хочу видеть тебя!       — Давай поговорим?       — А, теперь ты захотела поговорить? Нет, Ева.        Её твёрдый голос проникает в меня страхом, вызывая тошноту и странную слабость. Мне слушаться её? Я знаю всё о том, на что она способна. Её пальцы перебирают пуговицы длинного, строгого пальто, рука заходит за поясницу, у неё пистолет. Я открываю дверь, перешагиваю через порог, она нетерпеливо толкает меня вперёд. Это не казнь, не убийство, вероятно, мне будет даже приятно, просто ей нужна моя свобода, нужна власть надо мной. Её дыхание в мой затылок, её высокая фигура за моей спиной, осень, холод, который вошёл вместе с ней в дом, щелчок предохранителя. Я останавливаюсь у стола, Вилланель тяжело опускает на него пистолет, поворачивает меня к себе. Её взгляд рассеянный, она настырно дышит, нервоз в уголках её рта, очаровательная линия на лбу от сведённых к переносице бровей, все родинки на месте. Иногда мне хочется тронуть их поочерёдно пальцем, словно ввести пароль. Я не раз признавалась себе в том, что хочу просто тронуть. Мне страшно, потому что она уже убивала меня, липкий страх расползается по мне как масляное пятно по луже. Я помню, как почти умерла, поцеловав её в автобусе, эти мягкие губы, их просто не забыть. Я могла бы подчеркнуть сейчас что-то хорошее в нас, и пережить этот акт насилия, но ничего не приходит на ум. С ней мне всегда было и будет больно. Даже если сейчас что-то между нами произойдёт, она из алчных, ей этого будет мало, и она будет играть со мной, пока не наскучит. Сколько живёт её интерес? Эта одержимость? У неё есть срок годности? Анна же ей больше не нужна, сколько лет прошло? А сколько уже мы знаем друг друга? Вилланель одним рывком распахивает на мне рубашку, пуговицы летят на пол, жадный взгляд исследует мою высоко вздымающуюся грудь. Оцепенение. Она смотрит мне в глаза, затем на губы. Со всей силы сжимает на мне ворот рубашки, даже костяшки её пальцев белеют, но это не причиняет мне вреда, а с ней что-то явно происходит. Это не алкоголь, не страсть, она напугана не меньше моего. Но чем? Вот я, стою перед ней, без возможности, да даже желания выжить! Её движение руки странное, она словно хотела бы тронуть меня, но отдёргивает её, не решаясь обжечься.       — Скажи мне, почему ты не хочешь нас?        Голос отдаёт хрипотцой, я крепко сжимаю ноги с желанием унять возбуждение. Не хочу нас? Я открываю ей дверь ночами, потому что не сплю, думая о нас! Это как фантазия, поток несуществующих сцен, то, как я могла бы, то, как могла бы она! Но нужно быть честной перед собой, это не история любви, это не роман, не случайный секс, мы не были друзьями, мы не знакомились, мы две случайности, две противоположности, нам вместе нельзя! И если я смирилась с этим, зачем она продолжает?       — Никаких нас нет.        Вилланель встаёт перед выбором: насиловать или не пачкаться. Я замечаю в ней дрожь, всё её тело, словно резонирует. Я вижу, как напрягаются желваки на её скулах, я ощущаю на нас новое клеймо яростного желания, такого, что может навредить, но мы обе сдерживаемся.       — Страх делает из людей лжецов, а ты сейчас ой как боишься, Ева. Это из-за того, что я пьяна? Может, у тебя триггер на слово: изнасилую?       — Меня пугает твоя неуверенность.       — Что? — Вилланель рассмеялась, но ей плохо удалось сыграть удивление, — Я уверена в том, чего хочу! Но твоя зажатость, твои маленькие, напуганные глазки, твоё нежелание подарить мне хоть что-то, сделать хоть что-то! Ты не как все! И это бесит.       — А что делают они?       — Они! Им не нужно знать обо мне ничего, у них нет идеи остановить меня, изменить меня. В них нет страха, только желание. Желание завладеть моим телом, трогать меня, доставлять мне удовольствие, видеть как во мне…       — Стой, хватит.       — Ты не пускаешь меня за эту черту. Знаешь, пусть она остаётся, я могу не трогать тебя. Нам троим стоит подняться в спальню. Тебе, мне, и моему Глоку.        Из меня вышибает все мысли, хорошо, что не мозги, мы поднимаемся в спальню. Здесь не прибрано, постель не застелена, всё здесь, кажется, пропахло оставшимся недопитым кофе на прикроватной тумбочке. Тусклый свет двух ночников способен ввести в транс, я не в себе от происходящего.       — Ты садись на кровать, — командует она, сняв себя пальто.        Под ним оказалась чёрная блузка, плотно прилегающая к телу, заправленная в узкие брюки. Вилланель приземлилась в кресло напротив постели, положив Глок рядом. Я знаю, что пуля из него всё же может вылететь.       — Распусти волосы.        Её нездоровый интерес к моим волосам даже заводит. Если мне спросить у самой себя, что такого во мне привлекательного видит Вилланель, я отвечу: волосы. Я вижу блеск в её глазах, когда распускаю их и устало почёсываю кожу головы, устраивая вьющийся беспорядок. О чём она думает? О желании, намотать их на свой кулак?       — Займёмся тем, что для тебя привычнее, — протянула Вилланель, расстегнув свои брюки.       — Что ты делаешь?       — Собираюсь мастурбировать, глядя на тебя, а на что ещё это похоже? Если честно, ты изнасиловала мою фантазию столько раз, что мне уже не хочется к ней обращаться за помощью, так что, помоги мне ты, Ева.       — Прекрати, — сквозь зубы, процедила я, стало так стыдно, а может, это не стыд, а возбуждение?        Стоило её руке нырнуть в штаны, а коленям разойтись в стороны, как я ощутила пронзающий меня спазм желания. Не могу признаться ей в этом, это горит во мне.       — Мне бы хотелось связать тебя и трахнуть под песню A Little Death от группы The Neighbourhood, но ты такая недотрога. Странно, что ты отрезала этот путь, он стал бы самым лёгким. Занявшись со мной сексом, ты бы поняла больше, ты нашла бы нужные ключи, узнала бы, что на этой территории я не опасна.       — Зачем мне это?       — Твой интерес ко мне не гаснет, я вижу это, я это чувствую.       — Всё вовсе не так, Вилланель. И раз ты слушаешь, прими вот что: мы создали сильную эмоциональную связь, покалечив друг друга. Я ранила тебя, когда ты больше всего мне доверяла. Ты ранила меня, когда я от тебя отвернулась. Это психология, Вилланель, так созданы люди, эта связь из агрессии, мести и желания, впитала в себя множество наших ощущений и чувств, исказив нашу реальность. И чем дольше мы остаёмся в таком состоянии, тем сильнее связь.       — Да, продолжай умничать, меня это заводит.       — Вилланель, остановись, не делай этого при мне!       — Ты могла бы снять рубашку с себя?       — Там не на что смотреть.       — Шутишь? Мне нравится твоё тело, и мне хотелось бы увидеть больше, узнать, какая ты между ног.       — Хватит.       — Ладно, продолжи ты, что-то там про эмоциональную связь, верно? Сильнее желание и агрессия — крепче связь. Злость и ненависть сделают её неразрывной?       — Мы плетём ловушку.       — В некоторых ловушках бывает очень комфортно.       — Мне уже некомфортно. Давай закончим это, пожалуйста.        Кажется, Вилланель специально пропустила это мимо ушей, расслабляясь в кресле. Как часто она этим занимается? В её годы я тоже прибегала к этому, но в полном одиночестве! Если она не заговорит, это сделаю я! Тишина обводит контуром её тьму, никогда не видела, чтобы энергетика человека была такой властной, сильной и завораживающей. Без одежды она сохранит эту разительность? Пока она занимается грязным делом передо мной, мои мысли ничуть не чище.       — Это был отличный виски, — она заговорила, я выдохнула, — Выпитый в компании роскошной женщины, что пожирала меня глазами, — моё дыхание вновь сбилось. — К концу вечера, увидев потерю моего интереса, она поднялась, обошла стол, и наклонившись так, чтобы грудь коснулась моего плеча, предложила отлизать мне, стоя на коленях в туалете заведения. От такого не отказываются, и моё состояние позволяло, но… Я думала только о тебе, и я поехала к тебе. Зачем? Ещё раз получить отказ? Терпеть то, как ты терпишь меня? Знаешь, я люблю покупать, тратить деньги, но только не на секс, он должен идти от людей как дар, должно быть желание отдать это. Тоже касается и принуждения. Я могу заставить тебя, но это будет совсем не то. Поэтому ты сидишь тут, в очередной раз терпишь меня, а я хочу кончить от твоего взгляда.       — Эта женщина была старше тебя?       — Да, сильно старше.       — Старше меня?       — Думаю, что да.       — Как ты ей отказала?       — Я не отказывала, отправила её ждать и ушла. Представь, как она готовилась, как думала обо мне и сгорала от желания, но время шло, и она в какой-то момент поняла, что недостойна, что её кинули. В этот вечер она напьется сильнее, задумается о возрасте и о всех словах, что она могла сказать не так. Она зароет себя в анализе, в следующий раз уже не будет так уверена в себе.       — Ты вредишь людям, даже безобидным способом.       — Я плохая. Признавая это, легче жить. Что мне за это будет? Почему я должна всем вокруг делать хорошо?       — Чтобы что-то хорошее возвращалось к тебе.       — Вместе с этим хорошим вернётся столько же дерьма. Сейчас тебе лучше помолчать, Ева. Дай мне расслабиться. Не могу же я мастурбировать на серьезные темы.       — Чем я могу тебе помочь?       — Помочь? Приползи на коленях и доделай все языком.       — Вилланель…       — Хочешь быстрее от меня избавиться? Сними верх. Сними, я же не притронусь к тебе, только глазами.        Однажды она уже видела меня со спины, надеюсь, не было чего-то, о чем я не знаю и она не подглядывала за мной. Мне неловко, словно, я могу её разочаровать. С другой стороны, что за желание, понравиться убийце, так ли важно, чтобы ей нравилась моя грудь? Она прикусывает губу, её рука начинает двигаться быстрее, когда я всё же стягиваю со своих плеч рубашку. Кивок её головы одобрительно предлагает продолжить. Я завожу руки назад, чтобы расстегнуть лиф. Стыд приливает к лицу, и я не поднимаю его, стягивая бретельки с плеч.       — Что ты чувствуешь помимо неловкости, Ева?       — Ничего.       — Не ври мне, Ева. Какие у тебя мысли?       — Боюсь не понравиться тебе.       — Глупость, у тебя красивая грудь, очень милые маленькие ореолы сосков. Они затвердевшие, наверняка чувствительные. Можешь их тронуть?       — Это поможет тебе?       — Тебе ведь не сложно?        Я столько раз прикасалась за жизнь к своей груди, но никогда с таким трепетом и вниманием. Она права, они очень чувствительные, и остро реагируют на моё прикосновение.       — Я вот — вот приду. Сделай что-нибудь ещё. И пожалуйста, расслабься.        Я сняла напряжение с плеч. На самом деле, мне не хочется заниматься собой, когда я вижу, как Вилланель доводит себя. Её густые ресницы часто прикрывают глаза, она хватает воздух, словно тот заканчивается, она кусает губы. Я могу видеть движение в её штанах: когда бугорок пологий, она вводит в себя пальцы, когда вздымается, значит, ласкает свой клитор. Я ощущаю силу в ногах, словно они готовы рвануть к ней на помощь. Я хочу кончить вместе с ней, и это нужно остановить. Я ложусь на кровать, устремив взгляд в потолок, и начинаю водить своими пальцами по телу. Медленно провожу их вниз, до пояса, и вновь к груди, обвожу свои соски и стараюсь не смотреть в бок. В комнате осталось одно тяжёлое дыхание и влажный звук снующих пальцев, который вскоре затих, а скрип кресла дал понять как Вилланель в него вжалась. Это был финал для неё, и я ощутила как слеза покинула мой правый глаз, покатилась к виску и спряталась в волосах. Она попросит меня встать и одеться? Встанет и уйдет сама? Она подойдёт ко мне? Третья догадка оказывается верной, она застёгивает на себе брюки, поднимается, каждый шаг вызывает во мне дрожь. Она подходит к кровати, и я перевожу взгляд с потолка на неё. Она смотрит внимательно и трезво. Протянув руку, она едва касается моей кожи ниже пупка. Удивительно, я чувствую жар её пальцев.       — Дотронься, — прошептала я, громко сглотнув и закрыв глаза.        Я хочу пищать от ощущений, это всё возбуждение, это, должно быть, сон. Я ощущаю пару прикоснувшихся ко мне пальцев. Движение неспешное, она ведёт пальцы по моему телу, проводит линию, как символично. Я задыхаюсь, когда она проходит мимо груди, я вдруг понимаю, что именно этими пальцами, она трогала себя, они были в ней. И я делаю невероятное, недопустимое, я перехватываю её руку за запястье и подношу к своим губам. Я не открываю глаза, чтобы не сгореть от стыда, я пробую её пальцы и узнаю, что не ошиблась.       — Ты хочешь, чтобы они оказались в тебе?        Мы заигрались, и этот вопрос заставляет меня прийти в себя и понять, что это не фантазия! Что Вилланель не исчезнет, я не повернусь на бок, заснув. Она в моей комнате, в моём пространстве! Отпустив её руку, я открываю глаза, слабо мотнув головой. Её явно не устроил отрицательный ответ. Колено продавило край кровати, она перемахнула через меня ногу, села на мои бёдра, схватив обе руки за запястья. Я бы не вырывалась, это бесполезно, её это только раззадорит. Она скрепляет мои руки над головой, прижимая к кровати, мои запястья слишком тонкие или её пальцы длинные, но она держит меня одной рукой. Я совершила ошибку, попросив лишь об одном: дотронуться. Я дала согласие, я словно поставила подпись, не прочитав мелкий шрифт в договоре. Она сделала то, что я позволила, а теперь будет всё остальное.       — Не закрывай глаза, — шепнула она, наклоняясь ближе.        Это был почти поцелуй, так рядом, и дыхание на моей щеке, она вдохнула меня и застыла взглядом на моих глазах. Не знаю, что сейчас читалось в них: страх, волнение, восторг, может, даже возбуждение, меня бросает от одного ощущения к другому. Это не изнасилование, если я согласна, если мне не больно? А если она, без спроса, без разрешения, берёт и запускает руку в мои штаны, прямо в бельё! А если она давит на руки слишком сильно, до ломоты? Если в глазах её пустота. И я скриплю зубами, соглашаясь, что это оно. Никаких поцелуев, никаких слов, самодовольная улыбка поднимает уголки её губ, когда она, пальцами ощущает вязкость. Рукам становится больнее, она не понимает, что вредит, она настолько ничего не понимает, что дальше будет только хуже. Тело и мысли сводит судорога, затем, словно ведро холодной воды обрушивается на меня сверху, она вторглась в меня. Я отталкиваюсь затылком от постели, а что если как в автобусе, но она, словно заранее знала об этом, ловко отпрянула назад, стоило мне дать своему телу импульс. В пустоте её глаз вновь вспыхнула злость. С каким напором и наглостью пальцы вошли в меня, так же и покинули. Всё случилось так быстро, Вилланель отпустила мои руки, перевернула меня, я хотела двинуться вперёд, но она стащила с меня штаны и со всего размаха ударила по ягодице. От удара кожу начало печь, затем волна боли. Я обернулась на пару секунд, Вилланель так же грубо приспустила с себя брюки и бельё, я оцепенела. Одной рукой она поднырнула под моё тело, другой схватилась за мой затылок. Она установила надо мной контроль, теперь я не смогу ей навредить, а она может делать со мной, что захочет. И она хочет! Во второй раз она вошла куда плавней, на своих ягодицах я ощутила тепло её тела. Её бёдра прижались ко мне в толчке, если закрыть глаза и побороть страх, можно ощутить больше! Она вжимается в меня своим гладким, мягким лобком, её живот дрожит на моей пояснице, он сокращается от возбуждения, я буду проклинать себя, но приподнимаю ягодицы.       — Ты сводишь меня с ума, Ева, — стонет она, и первый укус остаётся на моей лопатке.        Этот беспорядочный шквал ощущений набрасывается на меня! Её пальцы невероятно длинные и чувственные, они давят там, где нужно, исследуют меня и доводят. Её зубы жестоки со мной, а губы нежны, горячим, влажным языком она жалеет меня, после каждого укуса. Я не хотела позволять себе стонать, я никогда не делаю этого в постели, оказывается, у меня просто не было повода! За всю жизнь! Теперь я знаю, как возбуждение может распирать изнутри, как оно не поддаётся контролю, как можно хотеть, как можно гореть в этом. Я застонала, и тут же прикусила простынь под собой, но это не помогло! Я не заметила, куда пропала вторая рука Вилланель, а когда ощутила тёплый, влажный лоб, которым она уткнулась мне между лопаток, поняла, что она стимулирует и себя. Я больше не разбиралась в том, в каком положении находятся наши тела, неудобства исчезли, прихватив с собой боль и страх. Это было хорошо, нет, это было грандиозно, и оргазм от подобного секса это не так легко. Сердце стучит с бешенной скоростью, с телом происходит невероятное. Я уже готова умолять её прекратить, но не могу вырваться из плена экстаза.        Она оставляет меня с одним единственным вопросом: что это было? Акт насилия? Акт озабоченной, невыносимой любви?        Это было не то, что нам нужно. Мы не этого хотели, и сейчас мы обе напуганы тем, что подобное тоже весьма привлекательно. Со мной никогда не обходились грубо, может, брали за волосы, в порыве страсти, шлёпали, но в игривой форме. От секса с Вилланель останется гематома на ягодице, следы укусов потемнеют к утру, засосы станут бардовыми. Это был не секс. Внизу хлопнула дверь. Самое время заплакать, вжав лицо в подушку. На что я рассчитывала? Что она уляжется рядом после, как истосковавшийся по ласке котёнок? Что я схожу нам за стаканом воды, а утром проснёмся вместе? Выберем, что будем есть на завтрак, и начнётся новая жизнь? Она оставила меня в той же грязи, в какой и нашла. И я всегда буду здесь, а она где-то и с кем-то.