Здравствуй, застенчивый гений.

-Запомни, тупая дрянь..Нет, у тебя же совсем отсутствуют мозги, для такого сложного процесса, прости, забыл! Так вот, читай по губам: Ты. Никогда. Не. Станешь. Рок-звездой. Потому что. Твои. Руки. Растут. Из. Задницы. А теперь, сука, вали отсюда, пока я тебе еще раз не треснул по деревянной башке! Дверь шумно захлопнулась, заставляя осыпаться старенькую штукатурку сотнями тысяч поблекших лепестков, некогда молочно-небесной краски. Послышались грузные шаги в сторону кухни. Все стихло. Юная девушка сидела в углу, свернувшись в клубок, как маленький и беспомощный котенок. По ее изумрудно-матовой футболке стекала кровь. Тонкими, еле заметными, ручейками боли, что была причинена ей, казалось, самым родным человеком - отцом. В глазах Алисы не было страха. Они, эти причудливые шоколадные озера, никогда не пропитывались горькой нефтью сего ненужного чувства. Девушка могла стерпеть все и даже больше. Серые кольца сигаретного дыма проникали в комнату, обволакивая реки темно-русых волос Элис. Соседи снова курили, убивая свою любовь. Они, на самом деле, уже давно на дух не переносили друг-друга, просто привыкли так жить. Привыкли курить. Привыкли портить окружающим легкие. Алиса, в ответ, привыкла к их "променаду", как к ритуалу. После "прелюдий с сигаретами", она садилась за деревянный, давно осутулившийся мольберт и начинала писать. Девочка забывала обо всем, что так сильно тревожило ее весь нелегкий день. Для нее существовал теперь только свой собственный мир. Сказочная страна, где были лишь рок'н'ролл и она. Умело смешивая краски, Элис добивалась идеального сочетания цвета. Вот кисть заносилась над холостом и, о, чудо! Белоснежный лист взрывался миллионами фейерверков, которые сливались в единый образ улочки Лос-Анджелеса, примерно 80х годов. Взмах, город оживал бриллиантами танцующих огней. Взмах, на иссиня-черной бездне неба, словно золотые игрушки, вырисовывавались звезды. Взмах, месяц-челнок бежал-качался, смывая мерцающие огоньки в блестящую пыль. Взмах, вывески переливались виноградными соцветиями лета. Взмах, и картина оживала. Алиса могла часами напролет писать свои маленькие мирки счастья, забыв обо всем на свете. Отличное воображение и дар к рисованию, уносили девушку далеко-далеко, прямиком к пуховым облакам, откуда брал свое начало морской ветер. Художница часто думала: "Зачем я пришла на эту землю, если совсем не могу заниматься тем, чем хочу? Мои родители не понимают меня. Я для них что-то вроде куклы, козла отпущения. Отец не переносит моего присутствия, запрещает заниматься музыкой. Эх, если бы я только умела нормально петь или играть на каком-нибудь инструменте, тогда точно покинула бы родной дом и отправилась покорять сцену." Она любила представлять себя гитаристом. Включать музыку и писать свой образ на холсте, словно картина могла ожить. Словно могла втянуть ее туда, где было всегда тепло. Где была музыка. Где было счастье. К сожалению, к ней часто врывался отец, руша маленький мир грез, девушки. Он избивал ее, а затем выключал музыку и, бросив напоследок пару колких фраз, покидал это пристанище, будто бы навсегда. Только это повторялось снова и снова. Радио, а уж тем более телевизор, были под строжайшим запретом. Компьютер Элис видела только в школе, куда родители пускали ее крайне редко, и у подруги детства, к которой ей позволили зайти, как-то года три назад, чтобы занести конспект по физике. Все это делалось для того, чтобы девушка "не испортила свои и так отупевшие мозги". Зато книги, на ее радость, были в свободном доступе. Окружающие считали юную леди странной. Она очень редко выходила из дома, все время мечтала и проводила время за книгами и написанием картин. Отчего-то Алиса никогда не плакала. Только лишь раз, когда с ее глаз упала пара капель хрустальных звезд, она пообещала себе раз и навсегда забыть что-такое слезы. Любимым музыкальным коллективом девушка считала скандальных Guns N' Roses. Именно эта атмосфера уличной банды зажгла мечту и надежду в страстном сердце маленькой мечтательницы. Дала стимул к жизни. Каждый день она как бы возвращались в прошлое. Смотрела сквозь время, представляя чем сейчас, примерно в ее возрасте, могли заниматься еще никому неизвестные легендарные парни. А время шло. Время неумолимо бежало, разрывая пространство и вечность. Время словно искало лазейку между эпохами. Словно хотело помочь мечтательнице спастись, сбежав туда, в далекие и такие родные американские восьмидесятые, манящие горьким привкусом виски. Сегодня был очень трудный день для художницы. Ее снова избил отец. Снова запретил заниматься музыкой. Все тело ломило терпкой болью. Маленькие синяки и кровоподтеки совсем не украшали идеальное тело. Было до того невыносимо терпеть, что Элис легла на пол, обессиленно раскинув руки. Сладкая истома, легкими судорогами, сжимала живот и грудь. Хотелось заорать, разродиться диким воплем, раненого тигра, на весь дом. Но было нельзя. Нужно лишь только терпеть. Терпеть и ждать завтрашнего дня. Кто знает, возможно он хоть что-то изменит в хищном круговороте разочарований и далеких, практически непостижимых, грезах маленькой художницы.