Haikyuu!! Драбблы

Вокруг темнота, все давно уже спят, кроме, разве что тех самых мучеников, снедаемых учёбой, любителей ночных разговоров или индивидуумов, вдохновение и активность которых приходит только после полуночи. В любом случае, во всём доме все уже давно отправились в свои комнаты набираться сил для будущего не менее сложного дня. Тобио один. Его окружают чернеющие силуэты мебели и музыка, гремящая внутри головы, благодаря наушникам, издающими настолько громкие звуки, что они были бы слышны окружающим, если бы хоть кто-то был сейчас рядом. Но нет никого. Только Кагеяма, отправившийся в кровать сразу после учёбы и тренировки, даже не вспомнив про еду. Он должен был заснуть, организм весь день отчаянно напоминал о необходимости хотя бы шести часов отдыха, но нет. Он был переполнен, но одновременно пуст. Насколько человек может быть переполнен отсутствием хоть чего-то? Было больно, плохо, не видно ни единого луча света в любом варианте развития событий. Куда ни глянь, всё одинаково бессмысленно, бесполезно, тупо, тяжело, но безрезультатно. И именно поэтому приходят мысли, зачем тогда вообще продолжать своё существование? Из глаз падает первая слеза, за ней вторая, дыхание сбивается, этот поток уже не остановить, это буря, в которой остаётся ждать таинственного девятого вала и надеяться, что удастся выжить, вот только Тобио рассчитывал как раз на обратное. Пульсирующая боль в висках, убивающие басы в перепонках, глаза зажмурены от этих ощущений, а руки ладонями сжимают виски, словно планируют продавить череп и добраться до травмирующего сознания. Несколько раз раздаётся пара тихих ударов в попытках выбить всю эту дурь, на пересохших потрескавшихся губах, на которых ощущается металлический привкус крови, пока расплывается широкая улыбка с пугающим оскалом. Через тонкую щель между напряжённо сомкнутыми челюстями с тихим свистом вырывается неровное дыхание, неравномерными порциями, как у человека, надолго лишённого кислорода, и теперь судорожно возвращающегося к жизни. А дальше… Кагеяма думал, что так бывает только в фильмах да книгах для придания большего трагизма и чувственности, но нет. Дальше рот широко распахивается с беззвучным криком. Может, слышен сип, но пока Тобио доступно лишь звучание скрипки, пока мозг, реагируя на положение гортани моделирует в голове его собственный голос, который бы прорезал воздух, если бы вокруг никого не было. Он орёт долго, наверное, дольше, чем когда-либо ему вообще приходилось задерживать дыхание, побивая свой собственный рекорд, поэтому по завершении он уже абсолютно точно слышит собственный судорожный вдох и вместе тем чувствует катящуюся по щеке слезу. «Чёрт возьми, снова наутро надо будет долго колдовать, чтобы не выглядеть опухшим», — усмехается он в собственных мыслях и усмехается, потому что никакой энергии на то, чтобы встать с кровати, ещё и умыться у него уже нет. Он только расплывается в ухмылке, которую так любят изображать актёры, исполняя роль полоумного злодея после свершения зверского преступления, и обводит взглядом комнату уже абсолютно спокойно, продолжая думать. Думать о том, что это было за позорное проявление слабости. Зачем? А что, наверное, не самое маловажное, что к этому привело. Ответ на этот вопрос он даёт себе сам. Видимо, в какой-то момент он безумно истощил себя, но как? Как? Ведь в последнее время он умудрился забить на всё и вся или же перестать притворяться, что хоть кто-то или что-то может его тревожить. Почему? Почему тогда так больно? Так пусто? Короткий мыслительный процесс, и всё встаёт на свои места. Ему каждый божий (тут скорее подойдёт слово «чёртов») день приходится заставлять себя делать хоть что-то, но ничего из этого не приносит удовольствия. А не получая ничего хорошего, при этом отдавая остатки сил на хотя бы подъём с кровати, не говоря о большем, человек разрушается. Выходит, он больше не человек, а сплошные руины, вряд ли подлежащие восстановлению. Забавно выходит. Засыпал он с улыбкой на губах, с которых от недавней активной мимики стекали мелкие капли крови, и думал о завершении всего этого бесполезного и бездарного спектакля с кодовым названием «Жизнь» уже без страха. А утром никто ни о чём не узнает, если для Кагеямы Тобио это утро вообще наступит.