***
Бегут дети по заснеженной тропе. Бушуют зимние ветры, укутывая белой пеленой высокие ели и берёзы. Воет волк в дали, следует по пятам за маленькими детишками, что заблудились в пелене снежной бури, в ночной непроглядной темноте. Каждый маленький шаг отдавался неприятной болью в ступнях. Снег обжигал, словно сам огонь пожара. Только белый снег, только чёрные деревья, только голубой огонёк, освещающий путь. Младенец на руках старшей сестрицы больше не плакал. Хотелось бы верить, что он не замёрз и продолжал дышать. Он найдёт маленький свет, что горит в руках старшей сестрицы. Свет, что не обжигает, как снег, не заставляет отдёргивать руки, как от самого пламени. Волк увидит, проглотит их живьём под крики чёрных воронов, что будут скрываться в тиши и ждать. — Скорее. Он близко, — тянет за собой братца, что, спотыкаясь, не успевает за старшенькой. Волк идёт по следам за светом. Она больше не держит его за руку, пробирается дальше через снег, все дальше. Он пытается не отставать от своей старшей сестры, он не хочет потерять её из виду, ведь волк продолжает следовать за ними, наблюдает издалека. Что будет, если сестра так и не найдётся? Где она сейчас, в какой стороне горит её свет? Внезапный крик выводит из раздумий. Там его сестрица, охваченная пламенем, она там одна с младшенькой, а рядом волк. Остановившись посреди морозных порывов ветра, прислушивается к звукам. Не слышно больше криков, нет больше воя волка. Вороны каркают совсем в глубине леса, пытаясь перекричать сам буран. — Слышишь, волк совсем рядом воет, — «он совсем рядом» повторялось из раза в раз, окружая мальчишку. Все звуки смешались в один неясный гул, заставляя разрываться. Она скрылась в кронах деревьев, превратившись в серый пепел от голубого света в её руках. Младшенькая была у неё на руках, она могла лежать где-то там, в пепле, и тихо плакать, замерзая. Рядом И стих буран. А рядом волк сидит, наблюдает под стихающие крики воронов. Последняя птица улетает, лес поглощает тишина. Волка больше не видно. Больше никого. Остался один среди деревьев. Мороз залез под саму кожу, тепло уходит, уступая холоду. Большие детские глаза в страхе бегают из стороны в сторону, пытаясь отыскать голубой свет. Сестрица не могла его покинуть, не могла сгореть, она сильная. — Где вы все? Пожалуйста, не бросайте меня… Как красивы белые огни на руках матери. Они оживляют мёртвую землю, они исцеляют раны и дарят новую жизнь. Мать даёт небольшой огонёчек в руки Катюши. Та с лёгким волнением удерживает его в ладонях и лишь сильнее улыбается, когда тот приобретает голубой оттенок. Младшая Наташенька с интересом наблюдает за игрой света, пытаясь поймать хоть один маленький огонёк. Они не боятся магии, которая, по сути, не сможет принести никакого вреда. — Ваня, попробуешь поддержать? — старшая сестрица протягивает младшему бледный голубой огонёк. Не берет, дёргается от слов Катюши и отходит немного дальше от матери и сестёр, которые только мгновение назад передавали друг другу крупицы магии, — Ваня?.. — мать обеспокоено смотрит на сына, готовая в любой момент помочь. Ему страшно. Он видел эти голубые огни там, в лесу, когда за ними гнался волк. Сон был слишком реалистичный, чтоб не поверить в то, что магия приближала их к смерти. Волк был близко, он стоял за спиной, рычал, готовый в любой момент наброситься. По рукам прошёлся неприятный озноб, мороз от чего-то стал ощущаться намного острее. — Мне холодно.***
— Россия, подожди! — Чего тебе, Брагинский? — Иван остановился в трёх шагах от Александра. Между ними сразу был виден контраст. Когда Иван одевался в богато расшитую одежду, что выдавало в нем приближенного императрицы, Александр пытался носить более невзрачную, чтоб не выделяться — он был словно тёмное пятно на фоне императорской семьи, такой нелюдимый. В стороне за ними наблюдала Беларусь, готовая в любой момент вмешаться. Она не разделяла такую привязанность брата к своему двойнику — безэмоциональному куску льда, который пытался сохранять дистанцию со всем живым. Только Иван так не считал. Хотелось перестать боятся двойника и хоть немного наладить с ним контакт, ведь они, по сути, одна империя. — Нас Екатерина искала. Большую часть жизни Иван чувствовал привязанность к своим правителям. Он считал их своей семьёй, как и Катюшу с Наташей. Но было в этом чувстве что-то отстранённое. Если Украина и Беларусь приходились ему сёстрами, то власть являлась людьми. Рядом с ними становилось слишком холодно. По ощущениям кожа продолжала быть тёплой, но внутри сердце словно лёд, что вырывался наружу. Ещё немного и все вокруг покроется инеем, обдавая морозом. Чувствовал ли тоже самое Александр? Его глаза горели огнём, но руки всегда были холодными. — Россия, может мы… — Нет, — не успевал Иван и слова сказать, как Александр ему отказывал, иногда на прямую говоря, как он ненавидит своего двойника. Он всегда был холоден, даже внутри. Иван его боялся, но, в отличии от открытой холодной ненависти Александра, не подавал виду и пытался относится к нему без лишней дрожи. Иван боялся, но, как и Саша, тоже источал мороз. Люди вокруг них мёрзли. Оба решили меньше контактировать с людьми, только если один ушёл в неизвестном направлении и скрылся не только от власти, но и от своего двойника, то второй же решил хоть немного избавится от своего страха. … — Я Российская Империя. Деревню ещё прошлой ночью поглотил огонь. Лёгкий всплеск прошёлся по всему телу, и Иван решил отложить поездку в дальнюю Сибирь. Его легко отпустили в сопровождении, не задавая никаких лишних вопросов. Екатерина понимала как в последнее время Ивану сложно быть рядом с людьми, а тем более с правителями. От Александра так и не было вестей, что больше подкашивало состояние Вани. И вот, сейчас он стоит вместе с младшей сестрой посреди сожжённой деревни и наблюдает за юношей, что хоронит на пепелище кого-то из семьи. Из-под головного убора были видны отросшие тёмные волосы, кожа грязная от пепла, местами темнее от крови. На слова Ивана он реагирует резко, сразу подскакивая с места и кидаясь на Россию. Его люди среагировали и задержали на месте агрессивного юношу, Беларусь незаметно достаёт ножи, готовясь к ответной атаке. Этот парень источал ненависть. Он обвинял Ивана в смерти его семьи, ни в чем не виноватых крестьян, большая часть из которых сгорела вместе с домами, другая же под утро задохнулась. Называл умом лишённым, эгоистом. Клялся разрушить построенную иерархию: свергнуть зазнавшихся дворян и всех тех, кто за счёт своего статуса мог издеваться над обычным людом. — Я не хотел этой войны! Никто её не хотел! Но вы эгоистичные кровопийцы, не важно сколько, но продолжите лить чужую кровь! Все эти слова резали по сердцу. Иван любил своих детей, он не хотел никаким образом причинять им боль. Но так вышло. Избы продолжали пылать, окропляя золотыми отблесками окровавленную землю. Внезапный вопль доносился совсем близко, юноша уже давно наплевал на дворянина с поехавшей головой, пытаясь уйти помогать пострадавшим — всё-таки любому человеку нужно помогать, даже если тот когда-то проклинал его семью где-то в стороне, — но его продолжали удерживать, словно тот продолжал источать угрозу. Да, он готов в любой момент перейти со слов к действиям, но люди важнее. Но как бы не старался, его никто не собирался отпускать. Россия видел его метания, не понимая куда тот пытается спешить, когда вокруг них тишина. Единственные выжившие люди давно покинули деревню. Словно он не слышал того, что слышал юноша. Как только крики утихли, тот больше не пытался вырваться из хватки двух вооружённых людей. Не подозревая, что все было у него лишь в голове, продолжил прожигать в Иване дыру. — Урод. — Жестом отозвав сопровождающих, Иван ближе подошёл к ещё не успокоившемуся юноше. Он весь трясся от злобы, но второй попытки накинуться на Россию не предпринял, заметив позади того девушку, держащую в руке тесак. — Как тебя зовут? — Йовка… — юноша немного помедлил. Он не доверял этим людям, но выбора у него не было: либо его заставят, либо добровольно, — Ачалей. Йовка Ачалей. — Иван Брагинский, будем знакомы! — Россия хлопнул в ладоши. Улыбнувшись, подошёл немного ближе к Йовке. Теперь тот мог увидеть очевидную разницу в росте: Иван был намного выше, и даже если бы Йовке удалось бы напасть, то эта попытка с лёгкостью была бы пресечена. — Теперь я могу дать тебе возможность не допускать гибели своих людей. Йовка медлил. Чтобы не говорил этот человек, на целую империю он не был похож. А девушка позади была немного пугающей… По коже прошёл холод от одной мысли, что могут сделать с ним эти люди. Одним своим присутствием они источали мороз, несмотря на то, что Иван вроде как был дружелюбным и не хотел навредить или напасть. Странно, но терять было нечего, и Йовка согласился, колеблясь. Пожимая руки, Россия чувствовал холод. Он был везде.***
На улицах спокойно, недавно, после затяжных дождей, вновь выглянуло солнце. Москва ходил по кухне, заваривая чай. — Как на собраниях дела? — достаёт с верхней полки сахар и ставит на стол перед Россией. Небольшие неформальные встречи, позволяющие немного отогнать суету, — а Саша как? — Продолжают делать по тихому ставки, кто быстрее кого добьёт. За ними так весело наблюдать! А Саша, он… Россию перебивает громкий звон телефона. От неожиданности Москва подскакивает, быстро срываясь с места и хватая телефон. — На второй номер звонят, странно, — дисплей показывал незнакомый номер, — да, кто у телефона? Чечня? — на кухне повисла тишина. Из динамика телефона было слышно неразборчивое и тихое шипение. — Почему его повязали? — у Москвы начали трястись руки, — я не могу быть уверен, что смогу приехать… — Чечня сильнее повысила голос и теперь отчётливо было слышно, как та проклинает либо Москву, либо ещё что-то, что заставило позвонить её столице, — хорошо, хорошо! Жди, скоро буду! Телефон был отложен в сторону, Москва был растерян. — Что-то случилось? — Там Чечня… Сашу за колдовство схватили, — голос Москвы дрожал, он явно начинал паниковать. — Что? Почему ты молчал? — не дожидаясь Москвы, Иван быстрым шагом направился в коридор. На месте, где он только что был осталась корочка инея. — И-иван! Подожди меня!***
— Что?.. Около отделения полиции стояла миловидная девушка. Чёрный платок прикрывал тёмные каштановые волосы и часть блузки, что была покрыта россыпью звёзд. Её удивление быстро переросло в возмущение. — Какого черта ты привёл сюда Брагинского? — И тебе доброго дня, Йовка. — Пф… Иван. Ага, конечно, — Чечня убирает руки в карманы, начиная что-то перебирать, может, монеты или другую мелочь, — пошёл бы ты обратно к себе в столицу или где ты там отсиживаешься? Не важно, — Чечня хватает Москву, держа одну руку в кармане, и ведёт в сторону входа в отделение, — если не вдаваться в подробности, он не хотел повторять за ними и послал всех в прямом эфире, тем самым вызвал неоднозначную реакцию толпы. Его единственного увели, а меня, как соучастницу, не пускают. Даже здесь глава мне кислород перекрывает: садить не хочет, но так же и не допускает, чтоб я кого-то выпускала, — остановившись посреди коридора, оглядывается назад и видит за собой Россию. Он улыбается Чечне, Чечня же хочет прожечь в нем дыру, чтоб неповадно было. — Ты все ещё тут? — Может он меня послушает? — Как наивно, аж противно. Пройдя дальше по коридору, Чечня отпускает руку Москвы, разворачиваясь и направляясь обратно к выходу, напоследок бросая: — Дальше вы сами. Жду вас. Давай без глупостей, Брагинский. — Они опасней террористов! Хуже самих ваххабистов! — журналисты продолжают снимать, как «магов» силой заставляли вставать на колени, каяться и просить прощения. — Ты грязное создание! Скажи это! — Только через мой труп. Мы не мошенники, чтоб так унижаться. Чечню отводят в сторону, держа с двух сторон, не позволяя той хоть как-то помочь Александру. Сколько бы Йовка не вырывалась, сколько бы не кидалась проклятьями, всерьез никто её не воспринимал. Чечня успела поведать, что дальше коридора её не пускали, выгоняли сразу. Россию и Москву пропустили мгновенно и провели до заключённого. Саша не выглядел поникшим, даже наоборот, как-то вписывается в эти тёмные стены. — Россия? — Иван осторожно подходит к запертому Александру. — Что ты тут делаешь? — Брагинский хотел что-то сказать в ответ, но решил промолчать. Они смотрят друг другу в глаза несколько минут. Создавалось впечатление, что Иван имел способность общаться через мысли со своим двойником. Эта игра вскоре надоела Саше, он переводит взгляд на притихшего Юрия, который пытался не поддаваться тревоге, но выходило из рук-вон плохо, на лбу было написано, как его пугала вся эта атмосфера, — так ты ещё и группу поддержки с собой взял. Неужели наш маленький мальчик до сих пор боится волка? — Я сам пришёл! — запал у Москвы быстро пропадает, когда Саша смотрит на него, как на добычу. Проглотит и не подавится. Теперь ассоциация с волком не звучит так глупо. — Пойдём домой? — К кому домой? К тебе? Мне и здесь хорошо. Александр явно с ними играл и наблюдал, кто же первый не выдержит. В помещении незаметно начала падать температура. Иван стоял стойко и спокойно смотрел на Сашу, пока тот в ответ прожигал его насквозь. Иней начал блестеть и сыпаться белыми искрами. — Давайте поосторожней, заморозите ведь тут всё! Брагинский дергается, замечая легкий иней, отходит в сторону, тем самым прерывая прямой контакт с Сашей, но и не теряя того из виду. Самого Александра явно не трогает мороз, но ладони чуть подрагивают и краснеют. — За тебя Чечня волнуется, — Москва решил помешать Ивану и Александру истреблять друг друга одной лишь силой взгляда. Со стороны это выглядело жутко, а замороженные стены явно придавали этому всему мистическую атмосферу. — А причём здесь он? Разве проблемы Чечни его когда-то касались? — Да как ты!.. Чечня тоже часть Российской Федерации! Конечно, они касаются Ивана! — Юрий, хватит, — Иван, улыбаясь, положил руку на плечо столице, тем самым приводя парня в чувства, — Россия, тебя Йовка ждёт. … — Принимай живого и здорового. — Ага, спасибо, — Чечня недоверчиво проверяет Александра на ранения. Только после того, как она прощупала доступные участки кожи, обратила внимание на Ивана и Юрия, — пока Москва. Пошли, Саша. Чечня тянет Александра за собой, скрываясь в толпе. Иван продолжает стоять на месте, наблюдая за удаляющейся фигурой двойника. Сердце трепещет от того холода, что окутывал Сашу все это время. Они Россия, но почему-то находятся так далеко друг от друга. Дай волю и можно сократить это расстояние до минимума, но ничего так и не происходит, Чечня и Россия уже давно скрылись в потоке людей. — Иван, домой? Брагинский выходит из своих раздумий и смотрит на Москву. Несколько секунд ему потребовалось, чтобы вспомнить, что он тут делает. Точно, они помогали Чечне. — Домой. Сейчас Саша не готов признать себя частью России, как и то, что Иван пытается не бояться его.***
На душе стало спокойно. Они словно пересекли эту бездонную пропасть между ними и наконец-то стали немного ближе. Саша продолжал смотреть свысока, больше доверяя Чечне, а Иван, боясь до дрожи магов, старался узаконить хоть немного занятие двойника. Вот только такая помощь не принималась из вредности, Александр привык добиваться всего сам и не идти на поводу. Для них пять лет — ничтожно маленький срок. Сложно привыкнуть к тому, что ведьмы и маги, по сути, теперь могут заниматься в законном порядке магией. Поэтому Саша и наступает на те же грабли, попадая в категорию незаконного мага. — И горели на тропе огни красного цвета. Шёл снег, и, казалось, словно звезды падают на землю. Окончился буран, рядом с мальчишкой был чёрный волк. За ними тухли огни, погружая лесную дорогу в непроглядную тьму. Не слышно злого воя, с волком рядом больше не холодно Раздаются в темноте шаги, Александр отчётливо слышал каждое слово Ивана. Чем ближе приближался Брагинский, тем громче становился его голос — до сих пор такой мягкий и благозвучный, приятный для слуха. — К чему это всё? — нет, он понимал к чему, но слышать истину в таком месте… становится не по себе. Иван замолчал, остановившись напротив Александра, что сидел по ту сторону решётки. — Не проще ли колдовать по закону, нежели сидеть здесь? Саша ничего не сказал, исподлобья наблюдая, как России открывают дверь и тот проходит внутрь, вставая напротив. — Что, в этот раз не нашёл группу поддержки или набрался смелости? — Возможно. Тебе холодно? Невольно от этого вопроса Саша сжал руки в кулаки, чувствуя как кожа отдавала острым холодом. А Иван улыбается, он знает, что мёрзнет. — Как там Йовка? — Волнуется. Ждёт, — Иван неоднозначно косится в сторону выхода, — знаешь, я понял, что волк никогда не представлял опасности. Он оберегал, пока мы пытались сбежать от холода… сколько бы ты не пытался, людям будет сложно принять что-то потустороннее. Поэтому ты не следуешь закону? — Пошли уже домой. Саша перебивает Ивана. А он только улыбается, тянет Александра из тёмной каморки и ведёт домой. России больше не холодно.