— Говорят, в одной питерской школе...

      Сверчки такие громкие, будто каждый из них разросся до размеров жирной полевой мыши. Если отойти от школы метров на десять, туда, где кончается растрескавшийся от жары асфальтированный двор, можно оглохнуть. Ведь маленькие крикуны сидят именно там, прячась от посторонних глаз в высокой траве. Хотя в такое время года и в такое время суток глаз всего одна пара. И, пусть Олегу временами хочется кинуть в заросли осоки мелкий камешек или огрызок яблока, чтобы разогнать шумных насекомых, он никогда так не делает. Олег на удивление терпелив. Он медленно проводит лучом фонарика по тропинке, убегающей в противоположную от его дома сторону, затем пробегает по самому краю чёрного леса.       Чёрный лес. Шварцвальд. Есть такой торт. Разумовский любит сладкое, а Волков любит, если не всё, то многое, что с Разумовским связано. Он улыбается уголком губ, качает головой. Серый ведь тоже наверняка сейчас не спит. Всё что-то колдует в своём царстве кодов и цифр, доводя до совершенства очередное гениальное детище. Он такой умный. Самый умный из всех, кого Олег знает. И дело точно не в том, что Олег влюблён в него без памяти. Как он сам сказал тогда? До одури? Так и есть. Какая-то часть Олега до сих пор сомневается в том, что это чувство взаимно. Но ему хватает. Всего хватает. И взаимности. И официального «вместе», что бы оно ни значило.       Олег бросает окурок на асфальт, тушит подошвой ботинка. Пора возвращаться в школу до следующего обхода. И он возвращается. Ещё на пороге чувствует, что что-то изменилось. Нет посторонних запахов. Все предметы находятся на своём месте. Дверь заперта. Конец июля — не самое подходящее время для рассказов о призраках, но ночью ощущение потустороннего приятно щекочет нервы. Может, ребятишки развлекаются? Хм. Рановато. Обычно они подобным грешат ближе к концу августа, когда чувствуют приближение нового учебного года и не знают, чем себя занять. Олег медленно поднимается на второй этаж, толкает дверь кабинета биологии — самого просторного и светлого во всей школе.       — И что ты здесь делаешь? — с поддельным недовольством вопрошает он, скрещивая руки на груди.       Сергей не слышит. Он лежит на спине, растянувшись на одной из парт. Глаза закрыты. В ушах наушники. Не его наушники, Волкова, оставленные здесь около получаса назад. И песня, звучащая в них, тоже из «волчьей коллекции». Олег подходит к парте, аккуратно вынимает наушники. Пытается смотреть строго, но строго не получается. Сергей усмехается, прищуривает глаза и, протянув руки вверх, обхватывает лицо Олега ладонями. Притягивает его к себе, вовлекая в странный перевёрнутый поцелуй. Так странно. Сергей кончиком носа чувствует щетину, успевшую появиться на подбородке Олега к концу дня. Так странно. Он чувствует, как Олег дышит ему в шею. Так приятно. Целуются долго.       — Когда ты пришёл? — Олег первым прерывает поцелуй.       — Минут пятнадцать назад. Я оставил машину у самой остановки, чтобы ты не слышал двигатель. Шёл пешком. Дождался, пока ты пойдёшь на обход, и забрался через окно комнаты охранника.       — Вообще-то я сегодня диван придвинул к окну. Наследил?       — Ещё бы.       — Засранец. Так зачем пришёл? Ты ведь даже в приёмной комиссии не состоишь. Единственный из педагогического состава, кому удалось слиться.       — Хотел сделать тебе сюрприз.       — А если бы на тебя волки напали и разорвали на куски? Странное у тебя представление о сюрпризах, Серёж.       Разумовский вздрагивает. Он не самый большой поклонник всякого рода ванильной романтики и пошлых нежностей, от которых сахар скрипит на зубах. Но от этого «Серёж» мурашки разбегаются по всему телу. Обычно Олег зовёт его Серым. Непривычное звучание собственного имени обжигает его, как предшествующий разговору поцелуй.       — Да какие тут волки, Олег? — фыркает он, чтобы скрыть смущение. — В этих лесах водятся только Волковы.        — Считаешь себя самым остроумным, да?       — В общем-то да.       Олег обречённо качает головой, присаживается на край той же парты. Он не успевает принять удобное положение, так как голова Разумовского быстро находит место у него на коленях. Отличная альтернатива подушке. Он забирает один наушник у Олега, второй оставляет ему. Включает старенький плейер, который каким-то чудом умудрился дожить до наших дней. Музыка звучит негромко.       — Что делал, пока ждал меня? — Олег переводит задумчивый взгляд на старенькую, но всё же чистую доску, зная, что Разумовский любит рисовать в одиночестве. — Вижу, к мелу не притрагивался.       — Думал. Думал над названием своего нового проекта. Пока в голову приходят сплошные бездарные банальности, — хмурится тот. — А ты о чём думал, пока величественно бродил по своим владениям?       — Думал, что хочу сделать тебе Шварцвальд.       Сергей так резко принимает сидячее положение, что затылком задевает нос Олега. Кажется, даже в темноте видно, как сильно он покраснел. Молодой мужчина быстро вытаскивает наушник из уха, упирается взглядом в пол.       — Ч-что? Олег, послушай... Это...       — Это название торта, маленький ты извращенец! — бубнит Олег, зажимая нос рукой. — Тебе что там послышалось? О чём ты вообще думаешь?       — Я просто... Да ни о чём таком! Просто слово какое-то подозрительное. Звучит, как...       — Как название торта оно звучит, Серый.       — Очень больно, да? — Сергей обеспокоенно касается щеки Олега и пытается повернуть его голову к окну, но получает мягкий шлепок по руке. — Ай. Ну прости меня.       — Ты от Алтана научился? Он же вечно на Вадике вызверяется. Помнишь, как он ткнул его указкой до крови? Странное проявление симпатии, конечно.       — Симпатии? — нахмурившись, переспрашивает Сергей. — Фу. Они же оба мужики.       — Нет слов, Серый. Просто нет слов.       — Главное, что у тебя перелома нет. Убери руку уже! — Сергей внимательно осматривает нос Волкова, который слегка покраснел от трения и уже начал кровоточить.       Следующие полчаса проходят в тишине. Кабинет медсестры пахнет йодом и какими-то лекарствами от желудочной боли. Перекись водорода неприятно шипит над верхней губой. Сергей тщательно вытирает кровь ватными дисками, свободной рукой прикладывая к носу Олега холодный пузырёк с просроченной зелёнкой. Наконец, акт первой неотложной помощи подходит к концу.       — Тебе даже на час нельзя отлучиться, да? — неуверенно начинает Сергей.       — Так ты хочешь, чтобы я отвёл тебя на речку?       — Отвести себя я и сам могу. Я хочу пойти туда с тобой. Но, конечно, тебе же нельзя. Стоит тебе шаг ступить за порог школы, как в классы ворвутся грабители и вынесут весь мел. А, да. И гладиолусы Алтана вытопчут. Тебе не кажется, что высаживать их перед школой было идиотской затеей? Скоро же первое сентября. Дети их с корнями повырывают и Дагбаеву же в подарок и при...       Сергей не успевает договорить. Олег накрывает его губы быстрым поцелуем. Он давно заметил, что такие вещи действуют на взбалмошного информатика, как укол успокоительного.       — Давай сходим, Серый. Минут на сорок, не больше. Потом я проведу тебя до машины и отправлю домой, обсыхать. А завтра днём зайдём ко мне, и я приготовлю тебе торт. Или что ты там себе нафантазировал? Может, я и это смогу реализовать?       — Так, всё. Замолчи!       Дорога к реке хорошо знакома. Но ночью даже привычный, десятки раз пройденный путь кажется немного другим. Сергей и Олег идут рядом. Молчат, но думают примерно об одном и том же. О том, что надо хранить плавки в школе, раз уж время от времени они ходят купаться. О том, что пара полотенец или сменная одежда им тоже бы не помешала. О том, что в последнее время в расставании до завтра появилось какое-то неправильное послевкусие и, наверное, можно попробовать... жить вместе? Но как это предложить? Олег боится, что Сергей ни за что не променяет блага цивилизации и виды любимого города на его скромный охотничий домик. Сергей подозревает, что одиночка Волков предпочтёт свой тихий лес любому городу, даже самому красивому и интересному. Оба хотят большего. Большего, но не настолько... А насколько тогда? И где пролегает эта чёртова грань?       Впрочем, у них и сейчас всё неплохо. Купаться вместе обнажёнными. Касаться через одежду. Невинно. Гораздо невиннее того, что творят те же дети, которые ходят в эту школу. Но всё же горячо. Обжигающе горячо. И, пока такого контакта им обоим достаточно, значит, всё нормально.       — Ты слышал? — хмурится Сергей, резко останавливается возле большого куста малины.       — Слышал. Это же лес, Серый. Здесь полно мелких зверьков снуёт по ночам.       — Нет, другое. Я посмотрю. Посветишь мне? — с этими словами Сергей исчезает в глубине куста, а затем так отчаянно выкрикивает имя Олега, что тот едва не выпускает фонарик из рук.       — Что? Серый, что? — Волков резко срывается с места. — Змея? Укусила?       — Это... — Сергей протягивает дрожащие ладони, в которых отчаянно бьётся и дрожит что-то розовато-белое, пернатое.       — Воронёнок, кажется... — Олег отводит луч фонарика в сторону, склоняется ниже. — Да, определённо. Надо же, белый. Такие и правда бывают? Это слеток, наверное. Видимо, упорхнул далеко. Тогда должно быть гнездо поблизости. Хотя не припоминаю тут гнезда с воронятами...       — Да нет, не из гнезда он. Посмотри на крыло. Кровь. Явно сбили. Камнем сбили, Олег. Это всё чертовы дети.       — Серый.       — А что, я неправ? Ошивались же здесь на днях, на секции записывались. Это всё они, точно они... Они всегда так со слабыми... Со всеми, кто на других не похож...       Разумовский и сам всегда был белой вороной. В детстве это приносило ему немало проблем. Рыжий. Умный. Талантливый. Сирота. Сложно верить в людей, когда тебя ежедневно избивают, оскорбляют, топят головой в унитазе, отнимают и без того скудный обед... А потом, когда ты вырастаешь и становишься кем-то значимым, всё так же продолжают презирать и ненавидеть. Только уже тихо, трусливо, исподтишка. Его видят высокомерным, дерзким, циничным. Возможно, так и есть. Возможно, это лучшая броня для покалеченного белого воронёнка.       — Серёжа, — Олег осторожно накрывает пальцы Сергея своими, чтобы унять его дрожь, бодро улыбается. — Ну что ты его оплакиваешь? Живой же. Или живая. Смотри, какая симпатичная. Наверняка девчонка. Сейчас я позвоню Дубину, у него сестра в ветклинике работает. Узнаю, что нужно делать. А ты...       — А я? — дрогнувшим голосом спрашивает он.       — А ты имя ей придумай. Я в таких делах не очень хорош. Давай, какое тебе нравится? — Олег быстро набирает номер учителя обществознания, прикладывает телефон к уху. — Половина второго ночи. Представляю, как он обрадуется...       — М-может... Марго?