Мой океан никому не внемлет, Мой океан не на этой Земле. Мой океан, посмотри, уже бьется у ног. (с) Йовин - Ариадна
Адриана привыкла к тому, что ее считают милой, умной, вежливой и тихой. Адриана привыкла деликатно, терпеливо поправлять тех, кто зовет ее "Ариадной", точно героиню прочитанного в детстве древнего мифа. Адриана знает, что путеводные нити рвутся в ее руках так горько, так безнадежно, потому что ей недопустимо быть собой. Она потеряна, даже когда улыбается. Она в темноте, даже когда в лицо светят надоевшие софиты. Особенно, когда они светят, чтобы заставить ее казаться лучше и легче.***
"Хорошая девочка". Адриана слышала эту фразу много раз за свои пятнадцать с половиной. Сначала - в раннем детстве, с пренебрежительной, но все-таки сладкой искренностью. Потом - с иными оттенками - угрожающе, муторно, тревожно, полувопросительно... Манипулятивно, как правило. Чтобы заставить ее делать так, как кому-то нужно. Лука впервые называет ее "хорошей" потому, что она ему правда нравится. Его глаза не смеются, хотя губы растянуты в легкой дразнящей улыбке. - Хочу быть плохой, - неожиданно резко обрывает Адриана и заливается краской стыда. Лука заправляет за ухо зеленую прядь и интригующе подмигивает, словно обещая младшей сестренке леденец после обеда. - С этим могу помочь, если хочешь, но для начала - сыграем вместе? Это будет чуть проще, полагаю...***
Они и правда играют вдвоем, когда на корабле Куффенов не остается никого, кроме них двоих и читающей где-то в укромном углу тихони Джулеки. Лука мастерски обращается с гитарой, струны, словно живые, беспрекословно послушны его тонким музыкальным пальцам. Адриана мягко нажимает на гладкие клавиши синтезатора, слегка сбиваясь от волнения. Ей очень хочется почувствовать на своем лице, своей коже шероховатость чужих рук, поднести к губам подушечки пальцев, чтобы ощутить себя живой и настоящей. Ей это так нужно, на самом деле! Даже не прикосновение - просто момент искренности, тепла и принятия. - М-может, позовем твою сестру, чтобы она что-нибудь спела? - выдавливает Адриана, перепуганная ходом собственных мыслей... и проницательным огоньком в глазах Луки. Он молчит несколько долгих, тягучих, как карамель, секунд. А потом целует ее в уголок рта с обещанием большего, и Адриана медленно оседает на пол, подхваченная тонкими руками. Она не понимает, что такое хорошо или плохо. Она не знает, что с этим делать... теперь. Когда у нее появилась новая одержимость, помимо жажды чужого одобрения. Когда ее мир взорвался и осыпался пеплом и конфетти.***
Адриана приходит в себя на узкой удобной софе в крошечной комнатке для гостей. Лука заботливо предлагает стакан воды, и теперь в его взгляде плещется горьковатая вина. Игра оказалась ей не по силам, а ему не хотелось будить в ней чрезмерно пылкую жажду и страх. Это не было целью, и все сложилось не совсем гармонично. Пока тревожные мысли мелькают одна за другой, скрываясь под маской спокойствия, Адриана с благодарным кивком допивает прохладную воду, отставляет стакан и с отчаянной резкостью перехватывает руку музыканта. Подушечки чужих пальцев на ее лице ощущаются, как слеза, ветер и дождь. Как обещание и надежда. Их второй поцелуй полон нежности и доверия. Адриана больше не напугана им и собой. Ей легко и сладко, и многое еще впереди...***
"Мы просто живые, милая, - шепчет Лука на прощание, оставляя ее у дверей особняка, - "Не хорошие и не плохие. И - запомни, пожалуйста, - ярлыки больше не нужны". Адриана понимает, что это было именно то, что она искала так яростно все эти долгие годы. Теперь становится ясно: она разделит свою путеводную нить только с тем, кто вложил в ее руки этот волшебный клубок.