***
До назначенной даты остаётся ещё два дня, и этого вполне хватает, чтобы сходить в алкогольный магазин, выложить последние сбережения на кассу и вернуться в пустую квартиру в обнимку с двумя бутылками. Он убеждает себя, что это в последний раз, что завтра распрощается с выпивкой навсегда — и даже почти верит, приникая губами к холодному горлышку. Ему просто нужно сжечь дотла недавние воспоминания, удалить два последних дня из своей памяти, вырвав их, как испорченный лист из тетради. Через полчаса он уже не помнит, сколько выпил. Через сорок минут реальность становится старой видеозаписью с протёртой плёнкой, кадры которой сменяют друг друга в неправильном порядке, зависая и разваливаясь на ходу. Через час он понимает, что бутылки пусты, переворачивает их горлом вниз, пытаясь найти хоть каплю губительной жидкости — и не находит её. В голове, как назло, сохранились крупицы разума, которые просят его остановиться — он не слушает их и выходит на улицу, намереваясь купить ещё. Чтобы наконец забыться. Идёт холодный косой дождь, капли больно ударяют его по лицу, размазывают макияж — он даже не ощущает их, потому что ему плевать. Или потому что он больше вообще ничего не чувствует. Алкогольный магазин закрыт — очевидно, потому что на часах глубокая ночь, но Леоне не хочет в это верить, садится на мокрые ледяные ступеньки и жалеет, что у него нет пистолета, чтобы застрелиться. Прячет мокрые онемевшие руки в карманы — и касается забытой ампулы кончиками пальцев, достаёт её, держит перед собой на расстоянии локтя, завороженно наблюдая за мелкими брызгами стекающих по ней капель. Он горько смеётся, замечая на углу улицы светящийся знак работающей аптеки, и понимает, что подписывает себе смертный приговор. Это то, за что Буччеллати не сможет его простить. То, после чего он перестанет с ним общаться. То, что убьёт его окончательно, прекратив все страдания раз и навсегда, быстрее и эффективнее, чем алкоголь.***
Его шатает, но уже не от алкоголя. Перед глазами пляшут разноцветные блики, дыхание затруднено, но в целом он чувствует себя… хорошо? Головная боль больше не разрывает виски, мышцы ног не ноют от каждого шага, а кончики пальцев не немеют с характерным неприятным покалыванием. Он выходит на тёмный переулок, прислоняется к стене под козырьком какого-то магазина и закрывает глаза, прислушиваясь к ощущениям. На душе чертовски спокойно, словно она заснула глубоким приятным сном. Леоне даже думает, что он уже начинает растворяться в дожде, и вдруг слышит зовущий его голос. — Аббаккио, — он поворачивает голову влево и видит того, кого не хочет видеть в этот момент больше всего. — Я так и знал, что нужно тебя проверить. Бруно стоит в метре от него, под крышей соседнего здания и смотрит с выражением полного разочарования — как он и предполагал. — Если бы ты был королём, сделал бы меня своим шутом? — хихикает Леоне, почему-то посчитав этот неуместный вопрос очень смешным. — Что ты несёшь? — Буччеллати хмурится, делает шаг в его сторону. — Пойдём домой, пока ты не упал прямо тут. — Вы с Джорно встречаетесь? — он сглатывает подступивший к горлу ком и приподнимает глаза, сталкиваясь с удивлённым взглядом Бруно. — Что? Когда? — Бруно непонимающе замирает, остановившись в полуметре от Леоне. — Всегда, — он мрачно ухмыляется и даже не чувствует мышц своего лица — они онемели, превратившись в пластилиновую маску. — Имеешь в виду, спим ли мы вместе? — Буччеллати опять хмурится. — Ты же в курсе, что ему пятнадцать лет? — Значит, спите? — Леоне отталкивается от стены и выходит из-под навеса, ощущая влагу на своём лице — то ли слёзы, то ли капли дождя. — Нет, конечно. Не зли меня, — Бруно приближается, заглядывая ему в глаза. — Ты же не употреблял ничего, кроме алкоголя? Леоне смеётся, откидывая назад голову. От этих синих глаз нельзя скрыться — они смотрят прямо в душу, знают её самые сокровенные тайны. — В моей жизни есть только один действенный наркотик. Зрачки Буччеллати сужаются, он резко сокращает расстояние и больно хватает его за локоть. Тянет рукав вверх, обнажая набухшие вены — и замирает с выражением полного ужаса и отвращения на лице. — Ты… — шипит, сжимая запястье до хруста, и вдруг резко бьёт кулаком в его лицо. Удар получается настолько сильным, что Леоне отбрасывает на шаг назад, к стене, и он ощущает резкую боль в ушибленном позвоночнике. Из лёгких выходит весь кислород, но вдохнуть почему-то не получается, и он хрипит, ощущая привкус крови в горле. Буччеллати хватает его за плечи и вжимает в стену, в его глазах — безумная злость и ярость, которой Леоне раньше никогда не видел. — Как давно и сколько раз? — рычит он. — Минут двадцать уже, — Леоне пытается улыбнуться, но вместо этого кашляет, брызгая кровью на грудь Бруно. Тот не обращает внимания, лишь сильнее надавливает на его плечи. — Один раз… надо было больше? Его сгибает пополам от сильного удара ногой в живот, и Леоне вновь харкает кровью на залитый лужами асфальт. Кровь смешивается с каплями дождя, растворяется, теряя алый цвет, и он завороженно смотрит на это — кажется, целую секунду перед тем, как потерять сознание.***
Он просыпается на мягкой удобной кровати в чистой одежде через несколько часов, с жуткой головной болью и тошнотой. За окном льёт, как из ведра, и звук капель, разбивающихся о тонкое стекло, кажется ему невыносимо громким. Буччеллати сидит на стуле рядом с кроватью в расслабленной позе, подпирая голову ладонью — спит, и Леоне решает не будить его. Медленно встаёт, как можно тише, прислушивается к собственным ощущениям, и чувствует себя странно хорошо — лучше, чем обычно. Осмотревшись, он понимает, что находится в доме Бруно и решает не задумываться, как тут оказался. Сначала нужно промыть мозги — хорошо, что в этой квартире он уже однажды был и знает расположение комнат. Он долго стоит под холодным отрезвляющим душем, слушая его ласковый шум, и медленно осознаёт, что это конец. Воспоминания о вчерашней ночи возвращаются, накатывают, как волны на берег, и сердце в груди сжимается от каждого их обрывка. Он снова одевается и возвращается в комнату, обнаружив Бруно в том же положении. Тот вдруг резко дёргается, когда слышит тихий скрип кровати, на которую вновь ложится Леоне. — Очнулся, — выдыхает он, и Леоне замечает глубокие синяки под его глазами. — Как ты? На его красивом лице больше нет вчерашней злости, он смотрит с горькой обидой и жалостью, как смотрят родители на безнадёжного умирающего ребёнка. В глазах щиплет, и Леоне кусает губу, чтобы не заплакать прямо сейчас. Что же он натворил… — Больно, — шепчет он и закрывает глаза, откидывается на подушку, надеясь, что провалится сквозь землю или растворится вместе с каплями этого бесконечного дождя. — Повезло, что доза была минимальной… иначе ты бы уже… — Бруно говорит хриплым глухим голосом, опустив голову вниз, прерывается и запинается на каждом слове, будто жутко страдает — не физически, но морально. — Потому что алкоголь… и твоё общее состояние… если бы я ударил сильнее, то… Леоне передвигает подушку и подвигается сам, принимая сидячее положение, несмотря на слабость. Голова кружится, но так он хотя бы может видеть лицо Бруно. — Джорно исцелил тебя, вывел все вредные вещества из организма… он живёт недалеко от моей квартиры, — Бруно вздрагивает от яркой вспышки молнии. — Поэтому ты тут. Если бы он не успел… Леоне закрывает глаза. Всё кончено — то, что он сделал, хуже предательства и больнее ножа в спину. Буччеллати наверняка ненавидит его за слабость и глупость, за идиотскую безрассудность, сравнимую разве что с упрямством мухи, бьющейся головой о закрытое стекло. Леоне отгоняет навязчивые мысли о том, что с ним будет дальше, но они продолжают лезть в голову, складываясь в одно длинное и до боли знакомое слово: наркотики. Он сломался, он принял дозу — и его уже не спасти. Даже несмотря на исцеляющие силы Джорно. — Прости, — произносит вдруг Бруно горьким голосом и кажется, что он сейчас заплачет. Леоне недоумённо опускает глаза и встречается с его грустным внимательным взглядом. Буччеллати кажется абсолютно разбитым, и от этого внутри что-то леденеет. — Это мне нужно просить прощения, — он не узнаёт собственный безразличный голос. — Нет, — Бруно качает головой и, встав, пересаживается на его кровать, касается его руки. — Я должен был раньше понять, что с тобой всё так плохо, но я гнался за своей глупой мечтой, не замечая твоих страданий. — А я должен был сам справляться со своими проблемами, — Леоне медленно моргает и чувствует ещё большую усталость, чем прежде. — Ты не можешь спасти всех. Бруно сжимает его ладонь и замирает, опустив голову, закрывает глаза, прикусывая нижнюю губу. — Но я так хотел спасти тебя, — шепчет он, и Леоне, наконец, ощущает мокрую дорожку от слезы на своей щеке. — Ты должен возненавидеть меня после этого, а не спасать, — его хриплый голос предательски дрожит, и Бруно поднимает взгляд, смотрит на то, как он беззвучно плачет. — Не получится, — Бруно опять качает головой и горько улыбается, поглаживая его ладонь. — Потому что я люблю тебя. Всё вокруг расплывается, разрушается на молекулы и растворяется, смешиваясь с каплями дождя, превращаясь в бесцветную массу чего-то неопределённого. Он слышит сильный звон в ушах и закрывает лицо ладонью, чувствуя, что сходит с ума. Окончательно и бесповоротно, без надежды вернуться. Может, он уже мёртв, и реальность — лишь плод последнего воображения его погибающего сознания, страдающего в предсмертной агонии. Или сон, от которого так не хочется просыпаться. Самый лучший и самый болезненный. — Прости, это глупо, — говорит Бруно и отпускает его руку, вжимает голову в плечи. — Я боялся, что однажды придётся признаться, но сейчас уже плевать. Можешь ненавидеть меня… если ещё не ненавидишь. — Почему? — Леоне почти кричит, ощущая приближение истерики. — Почему ты говоришь это? Тебе, блять, посмеяться надо мной захотелось?! Он хватается за голову и отворачивается к стене, слыша собственные несдержанные всхлипы. — Леоне, я… — он чувствует лёгкое касание руки на своём плече. — Прости, я трус. Не мог признаться даже самому себе, боялся, что ты уйдёшь, если узнаешь… и убьёшь себя окончательно. Леоне замирает, задерживает дыхание, ощущая собственное учащённое сердцебиение, и не верит в услышанное. — Я был так холоден с тобой, потому что боялся, что ты отвергнешь меня, — голос Бруно становится тише, и он переходит на едва различимый в шуме дождя шёпот. — А в итоге всё равно… убил тебя. — Идиот, — Леоне разворачивается и перехватывает его руку, сжимая её из последних сил. — Неужели ты за всё это время нихера не понял? Буччеллати выглядит, как ошпаренный кипятком, с растрёпанными волосами и круглыми от удивления глазами — это было бы смешно, если бы не так горько. — Не понял? Что? — Не понял, — он так близко, что Леоне может пересчитать его ресницы. — Что я тоже тебя… Последнее слово тонет в шуме громового раската, и Бруно недоверчиво склоняет голову набок, смотря ему в глаза с немым вопросом во взгляде. Они оба, словно по команде, замирают в одной позе, слушая звон усилившегося дождя, но Бруно вдруг резко дёргается, сокращая расстояние, и мягко накрывает его сухие губы своими. Леоне не успевает среагировать — а Бруно уже проникает в его рот, переплетает язык с его собственным, и от этого окончательно сносит крышу. Леоне стонет, цепляется за его тёплые плечи, отдаётся во власть таких ярких и незнакомых ему чувств, сгорая дотла в чужих объятиях. Бруно прижимает его к кровати, откидывает одеяло, а потом нависает сверху, устраиваясь между его разведённых ног, и стонет в губы, разрывая поцелуй. — Я действительно сумасшедший, — шепчет он, отстраняясь. — Наверно, нам сначала следует обсудить осно… — Заткнись, — Леоне грубо притягивает его к себе, кусая за губу, и призывно двигает бёдрами вверх. — И трахни меня, блять, уже, пока я не ёбнулся окончательно. — Не сквернословь, — Бруно опять впивается в его рот требовательным поцелуем, заглушая рвущуюся изо рта ругань, и сдержанно стонет. Леоне ощущает его возбуждение через ткань свободных штанов, и по его телу проносятся сотни мурашек от осознания происходящего — а Бруно уже забирается рукой к нему под футболку, задирая её, мягко проводит по кубикам пресса и поднимается выше, поглаживая соски. Леоне выгибается в спине и больше не может сдерживать свои стоны, когда чувствует руку Бруно на своём члене, плавясь от каждого прикосновения. — У тебя встал, — шепчет Бруно, опускаясь губами к его шее, прикусывает разгорячённую кожу. — А сам-то, — Леоне дёргает бёдрами, вызывая у него сдавленный всхлип, и Бруно наконец стягивает с него штаны вместе с бельём, сгибает в пояснице, заставляя обхватить его ногами. Он вжимается в бёдра пахом, расстёгивает свою ширинку, а потом вдруг замирает и начинает облизывать собственные пальцы. — Что ты… блять… делаешь? — Леоне сходит с ума от одного этого вида, хотя он уже и так на пределе, в глазах мутнеет, а бешеное сердце пульсирует где-то в висках. — Растягиваю тебя, — Бруно наклоняется к нему, шепчет так по-блядски возбуждающе, что хочется выть — и Леоне ощущает внутри себя влажный палец, медленно растягивающий узкие пульсирующие стенки. — Блять…сука… — к первому пальцу добавляется второй, и Леоне хватается рукой за простыни, стонет как последняя сука. — Тсс, — Бруно наклоняется к нему, накрывает губы своими, забирает стон прямо изо рта и вдруг убирает пальцы, оставляя после них странное чувство пустоты. — Давай уже… — шепчет Леоне и всхлипывает, когда Бруно наконец входит в него. Бруно грубый, он двигается резкими толчками, не жалея его — но это почему-то возбуждает только сильнее, и Леоне срывается на крик, когда он задевает нужную точку. Вцепляется в спину Бруно ногтями, царапая, и стонет его имя, не заботясь о том, что их может кто-то услышать. — Блять, блять, блять, да, ещё… — он не может сдерживаться, и слова сами вылетают у него изо рта вместе со стонами. Бруно вдруг резко останавливается и замирает, Леоне замечает прядь растрёпанных волос у него на лице и капли пота. — Не продолжу, пока не прекратишь ругаться. — Сука, ты оху… ааах! — Леоне задыхается, когда Бруно делает резкий болезненный толчок внутри него. — Ладно-ладно, прости, больше не буду… Бруно улыбается и возобновляет движение, толкаясь всё глубже и быстрее, наращивая темп, и Леоне плавится, чувствует, как всё его нутро горит и пульсирует от ощущений. Он выгибается в пояснице, слыша хруст собственного позвоночника — как же ему сейчас похуй на боль — кричит, не сдерживая собственный голос. Его прошибает изнутри волной оргазма и накрывает всё тело, пробегая по нервным окончаниям прямо до мозга. Бруно делает ещё несколько глубоких толчков внутри его разгорячённого влажного тела и тоже кончает с протяжным стоном, заполняя его своей спермой, падает на кровать рядом с ним. Леоне молча смотрит в потолок, пытаясь отдышаться и отойти от удовольствия — и одновременно чувствует себя отвратительно, потому что каждая случайная мысль о будущем пугает его, выворачивает наизнанку, заставляя сердце пропустить удар. Он натворил достаточно — Бруно тоже считает себя виноватым, судя по его словам, и от этого холодеет внутри. Между ними ещё столько неразрешённых вопросов… — Что будет с нами… дальше? — он сглатывает подступивший к горлу ком и не может сказать что-то более внятное. — Дальше? — Бруно придвигается ближе, ложась головой на край его подушки. — Возьму тебя замуж, и мы уплывём на яхте в закат… — Я серьёзно, — Леоне невольно улыбается и обнимает его, притягивая к себе. — Хорошо, — Бруно закрывает глаза, ухмыляясь. — Весь следующий месяц мы, скорее всего, будем гоняться за той уличной бандой. Потом Джорно окончательно станет доном и, возможно, даже выделит мне отпуск за то, что я такой красивый… а ты в это время будешь сидеть где-нибудь возле меня и вести себя хорошо, иначе я за себя не ручаюсь… — Только не говори, что мне придётся целовать руку Джорно, — вздыхает Леоне, получая лёгкий толчок в плечо. — Не придётся, потому что он считает нас своими друзьями. Друзьями, а не подчинёнными, — голос Бруно так успокаивает, что хочется заснуть, но Леоне мучает ещё один вопрос. — А как же… моя тяга к алкоголю? — У меня есть знакомый с очень специфичным стандом в Милане. Он работает врачом и может вылечить алкоголизм за кратчайший срок… по его словам, конечно. — Думаешь, поможет? — Леоне горько улыбается и осторожно переплетает их пальцы, не встречая сопротивления. — Думаю, что ты полный идиот, — Бруно вздыхает и кладёт голову ему на плечо, закрывая глаза. — Мой идиот, а это ещё хуже, потому что тебя даже не убьёшь… Леоне смеётся, гладит его волосы, перебирая их, а в глазах предательски щиплет. — Я поеду, — шепчет он одними губами. — Поеду лечиться… чтобы больше никогда не… — Тсс, — Бруно прерывает его, накрывая губы своими, целует, стирая слёзы рукой. Леоне чувствует, как где-то глубоко внутри растворяется боль, преследовавшая его, и впервые за все эти годы ощущает себя живым.***
Леоне встречает утро на вокзальной площади — так привычно в последнее время. Дождь, наконец, прекратился, и небо вновь приобрело красивый бирюзовый оттенок, похожий на цвет глаз Бруно. А Бруно рядом с ним — они долго идут и, наконец, останавливаются, приблизившись к поезду. Бруно продолжает говорить напутственную речь, волнуясь за психическое состояние Леоне, но тот не особо вдумывается, витая в облаках. — Я приеду через пару дней проверить тебя… И не забудь сказать, кто ты и откуда… Я, конечно, объяснил ему ситуацию, но он может неправильно понять и начать лечить тебя от чего-нибудь другого… Бруно окидывает его весёлым взглядом, улыбаясь своим мыслям. — Например, от унылости. А это неизлечимо в твоём случае. Леоне совершенно не злится, только смеётся и легонько толкает Бруно в бок. Его мысли заняты другим. Он пытается придумать прощальную речь, долго подбирая красивые слова, но получается плохо, поэтому решает произнести самое банальное: — До встречи? Бруно морщится, поворачивает голову в сторону чего-то заинтересовавшего его и молчит. — Не хочу прощаться, — наконец говорит он. — Мы скоро встретимся. Леоне чувствует, что он прав — даже несмотря на то, что билет он купил только в одну сторону, не зная, сколько времени займёт лечение. Слышит звонкое пение птиц где-то высоко, и на душе внезапно становится невообразимо легко, будто кто-то сбросил с неё весь ненужный груз. Бруно вдруг хватает его за руку и заглядывает в глаза с внимательным выражением лица. — Позвони мне… хотя бы вечером, если будет время. Понял? — Ты же не забудешь, что я люблю тебя? — Дурак, — Бруно смеётся и поправляет причёску, заводя прядь за ухо, а потом притягивает его к себе за талию и быстро целует в губы, тут же отстраняясь и отходя на шаг. — Ты же вернёшься. — Поезд отправляется, просим всех пассажиров занять свои места! — кричит кондуктор, и Леоне заходит в вагон, занимая место у окна. Бруно кивает ему с лёгкой грустной усмешкой и уходит, растворяясь в толпе, а поезд начинает движение — и очень скоро старый вокзал за окном сменяется красивым жёлто-оранжевым пейзажем. Леоне улыбается и надевает наушники, а на безоблачном небе ярко сияет прощальное солнце тёплой осени.