Умирая каждый день

      — Я тебя внимательно слушаю.       Голос Лазарева был спокоен, но внутри мужчина боялся сделать лишний шаг — упадет в омут.       — Сереж, нам нужно расстаться.       Казалось, что в палате раздался звук битого стекла — сердца парней разбились на осколки.       — И почему? — Лазарев выдохнул, внутренне давясь осколками своей любви. — Я хочу знать причину.       — Нет. Ты обещал, что когда я скажу уйти — ты уйдешь.       Антону хотелось плакать, рыдать, орать так, будто его снова шьют без обезбола. Но он не мог. Этот шаг дался ему не просто. К сожалению, это необходимо.       Сережа должен жить свободно, он этого заслуживает.       — Хорошо, — голос мужчины дрогнул, но Лазарев держался отлично. — Я заберу вещи сегодня.       — Спасибо, — Антон выдавливал из себя слова, стараясь не закопаться во внутреннюю боль. — И не приходи сюда больше, пожалуйста.       Мужчина развернулся и ушел. В этот раз — навсегда.       Шастун знал — Сережа сдержит слово и больше не появится в его жизни.              ****              Шастун пялился в стену.       Лазарев — наркотик. Он вызывает зависимость. Потеря его — ломка не сравнимая с обычной наркотической. Больше никакого свежего запаха его парфюма, милых сообщений, кофе в кровать. Больше не будет его. Теперь пустота, тишина и боль. И со всем Антон остался наедине. Наедине со своими демонами.       Из мыслей его вытянуло покашливание рядом.       Возле парня стоял достаточно молодой мужчина в белом халате. Стрижка его была такой же, как у Матвиеныча. Забавный факт, который, неожиданно, заставил Тошу улыбнуться.       — Привет, Антон. Я А́дам Кузуб, твой лечащий врач. Сейчас ещё подойдёт мой… коллега, осмотрит твою голову.       Шаст молчал. А смысл ему было что-то говорить?       Мужчина попросил медсестру измерить давление и температуру студента. Антон просто лежал и был податлив как свежее тесто. Лепи что хочешь — противиться не будет.       К палате приближались шаги и вошёл ещё один врач. Парень не смотрел в его сторону, просто залипал на стену.       — Та-а-а-к, Шастун Антон Андреевич, значит, — сбоку послышался знакомый мужской голос. До боли знакомый. Тот голос, что заставлял его снова возвращаться в злосчастный вагон поезда Питер-Воронеж.       Тоша повернул голову и встретился взглядом с глазами-океанами. В них играла злость и жалость одновременно, адская смесь эмоций.       Тут он заметил кое-что еще. А́дам (вроде бы так представился его врач?) очень странно смотрел на Арсения. Это был лишь мимолётный взгляд, но он был полон… боли?       Задуматься об этом парню не дали, Попов подошёл ближе, окутывая дурманящий ароматом.       — Итак, Антон, голова не болит? — спросил Арсений, осматривая кожу.       — Слегка болит.       — Это нормально, — Арс обратился к медсестре. — Кать, что у нас с давлением?       — Как у летчика, — Ответил А́дам, не давая девушке вставить и слово.       Попов посмотрел на него тем самым взглядом, который не предвещал ничего хорошего.       — Кузуб, я, кажется, спросил у Кати. И мне не нужны твои аллегории, мне нужны цифры.       Второй врач стушевался и просто вышел из палаты, давая травматологу выполнить его работу.       — Ну что, Шастун, могу порадовать, головой ты ударился не сильно, так что у тебя просто слабое сотрясение. Ну а остальные твои проблемы уже не я решаю, — мужчина вновь обратился к медсестре. — Кать, выйди на минутку, пожалуйста. И дверь закрой.       Девушка кивнула и покинула палату, оставляя травматолога с пациентом.       В комнате повисло молчание. Арсений не знал, как начать разговор, он понимал, что переборщил в прошлый раз. А Антон просто не хотел ничего. Внутри него дыра. Он — пустота, без эмоций, чувств, только с болью.       — Антон… — позвал Попов, пытаясь обратить внимание парня на себя, — ты понимаешь, что твой организм на грани?       Шаст посмотрел на него пустым взглядом, который пугал, вызывал мурашки по коже.       — Знаю.       — Антон, тебе нужно лечение, — продолжил Арсений. — Сейчас придет психиатр на разговор. Я решил тебя предупредить.       — Я хочу выписаться.       Что ж, этих слов Попов вполне ожидал, но вот ответа не придумал.       — Шастун, ты умираешь! У тебя сердце не может работать нормально уже! — повысил тон Арс, пытаясь вдолбить в тупую голову студента простую истину.       — По закону Российской Федерации я имею право запросить отказ от госпитализации на любом из этапов лечения, — отрезал парень, тщетно надеясь, что диалог окончен.       — Имеешь. Но перед этим мы обязаны дать тебе полную информацию о состоянии твоего здоровья, рекомендации и последствия отказа.       — Хорошо, я подожду.       Арсений вздохнул, понимая, что парень не станет никого слушать. Он уже видел в своей жизни анорексиков, и эти люди уверены, что все нормально, они не умрут, а станут ещё лучше похудев.       Мужчина покинул палату, оставляя парня с его демонами.                     ***              Антона конкретно взбесили врачи. Сначала психиатр с его тестом*, потом эндокринолог, диетолог, кардиолог, стоматолог. Все эти люди пытались вдолбить ему, что он изможден, нужно лечение, что его вес — низкий.       Но знали б они, насколько похуй.       Спустя пару часов выписку таки дали. Шаст переоделся из больничной рубашки в любимое худи и джинсы.       Состояние его улучшилось, но это — заслуга врачей, которые умудрились влить в него кучу лекарств, дали поспать, вколов снотворное и какое-то внутривенное питание.       Даже с приливом бодрости, парень не смог бы добраться на автобусе, а на такси денег не осталось.       Антон, расставшись с Серёжей, не учел один факт — теперь оплата коммунальных услуг, покупка вещей и всех штук, что нужны для дома на нем.       От мыслей о взрослой жизни и одиночестве его отвлек Арсений.       Мужчина постучал в палату, привлекая внимание студента. Антон дернулся, поднимая глаза с пола на преподавателя.       — Шастун, я сейчас домой еду, — начал старший с какой-то неловкостью. — Давай подвезу.       — Хорошо.       Арс не ожидал, что парень так легко согласился. Это настолько странно. Насколько должно быть хреново Шастуну, чтоб он принял помощь без пререканий?       Попов взял сумку студента и пошел по коридору, периодически проверяя, идет ли Шаст.       Студент тащился позади, вперив взгляд в пол. Выглядел он довольно плохо, но Арсений боялся что-то говорить лишний раз, ведь не знал, как отреагирует студент. Такова уж участь тех, кто столкнулся с психологическими проблемами у других людей. Молчи, если не хочешь потерять.                            ****              На парковке владельца встретил синий Porsche Taycan, дружелюбно мигнув фарами.       Арс кинул свой дипломат и сумку Антона на заднее сиденье и сел за руль.       Шаст занял место около водителя. Места для ног было мало (что удивительно, ведь Арсений ростом не намного ниже, мог бы и удобнее тачку выбрать).       Мужчина завел машину и выехал с парковки, вбивая адрес студента в навигатор.       — Арсений Сергеевич, мы можем заехать в «Леонардо» на Ефимова? — тихо спросил студент, глядя на мелькающие виды за окном.       — Хорошо, — ответил Арс, не отвлекаясь от дороги. — А зачем тебе?       — Купить кое-что нужно.       Преподаватель кивнул и сменил адрес в навигаторе. На радио играла какая-то херня, но Шаст был рад хоть какому-то звуку, разбавляющему гнетущую тишину.       Ехали они достаточно долго, и Антон успел залипнуть в Инстаграме, листая ленту последних суток. Новые фото одногруппниц, пара постов в аккаунте друзей и сторис Шеминова из клуба.       И как он умудряется активно тусить после ночной смены в больнице?       В Direct висела пара сообщений от Димы, Окси и одно от куратора. Все старательно пытались узнать, как он там. Так хорошо, что аж сдохнуть хочется.       Арсений припарковал машину и решил, что стоит идти с парнем, ведь тот вполне может потерять сознание снова.       После теплого салона авто, влажный холодный воздух осеннего Питера казался чем-то максимально противным. Студент поежился, кутаясь в худи сильнее.       Что ж, отказаться от поездки за нормальной осенней одеждой было глупо.       Магазин встретил парней теплом и особым художественным уютом и тем самым запахом.       Глаза студента загорелись, и Арс, заметив это, улыбнулся. Ему нравилась улыбка Антона. Не та притворная, что он видел ежедневно, ведь то лишь маска, надетая поверх боли.       Сейчас же Шастун был настоящим. Он активно выбирал скетчбук, рассматривая каждый до мелочей. Переплет, лист, фактура, цвет. Потом были холсты, кисти, краски, карандаши…       Арсений офигел, когда на кассе озвучили сумму больше 6 тысяч рублей. Ведь парень взял всего ничего: пару холстов 50×60, набор красок с чудесным названием «Белые ночи», набор кистей и скетчбук «Малевичъ». Разве это много?       Антон тяжело вздохнул и оплатил покупки. Он прекрасно понимал, что потревожил накопительный счёт, с которого не снимал деньги уже три года.       Ему вполне хватало отцовских денег, ведь коммунальные услуги и еду оплачивал Сережа, Антон лишь платил за клининг. Теперь же на нем все. И пришло время доставать средства со счета «Чтобы не было черных дней». Опять таки, взрослая жизнь.       Арс взял пакет парня и пошел в машину, оставляя младшего где-то позади.       Странная эйфория накрыла студента и он снова почувствовал себя человеком.       Снова рисовать. Как в былые времена.              ****              Попов довёз парня по подъезда и остановился. В нем боролись две мысли, которые не давали расслабиться всю дорогу.       Шаст уже собирался выйти из машины, и Арс решил действовать. Он встал вслед за парнем и достал из багажника пакет.       — Спасибо, что довезли, — поблагодарил Антон и потянулся за художественными принадлежностями.       — Я донесу, — отрезал мужчина и взглядом указал парню, что ему стоит двигаться.       — Не нужно, до квартиры я и сам могу дойти.       — Антон, раз уж я вызвался отвезти тебя домой, то должен быть уверен, что ты точно доберешься целым и невредимым, — начал мужчина, объясняя парню (или себе?) странное рвение. — Тем более, мне нужно осмотреть твои швы и голеностоп. Судя по твоей походке, он стал болеть сильнее.       Ответа не последовало, но студент все же пошел в подъезд.       В лифте им было дискомфортно. Точнее, Арсению, ведь Антон срать хотел на то, что мужчина там себе надумал. Шаст хотел сесть за рисунок и пропасть из мира на пару часов, наслаждаясь музыкой и курить-курить-курить…                     ***              Квартира встретила их холодом и пустотой. С полки пропала часть обуви Сережи.       Видимо, приедет за остатком завтра.       — Пальто сюда можете повесить, — парень указал на шкаф у входа и пошел в сторону кухни. — Вам чай, кофе, шампанское или виски?       Арс улыбнулся от такого ассортимента и последовал за студентом. Кухня оказалась небольшой и современной. В ней не было ничего, определяющего Шаста как хозяина, но при этом неуютной ее назвать тоже было нельзя.       — Кофе, пожалуй, — ответил наконец-то мужчина. — Ты снимаешь квартиру?       Попов и сам не знал, зачем ему эта информация, но ему хотелось больше узнать парня и вывести его на нормальный диалог.       — Нет, это моего отца. Он переехал, — сказал Шаст, заваривая в турке бодрящий напиток. — Вам с сахаром?       — Без.       В замочной скважине заскрежетал ключ. В дом вошёл Лазарев.       — Добрый день, — поздоровался Арс, посчитав молчание со своей стороны неприличным.       Антон около плиты застыл, услышав ответное приветствие. Он слышал, что Сергей вошёл в кухню, остановившись у двери. Мужчины оба смотрели на его спину, пока Шаст собирался с силами. Он повернулся и посмотрел напрямую в карие глаза, что покраснели (от слез?).       — Привет.       — Тош, можно тебя на секунду? — спросил Лазарев, недовольно посмотрев на Арсения, что сидел сжавшись от неловкости.       — Да, сейчас, — ответил парень, возвращаясь к кофе. — Чай будешь?       — Нет, спасибо.       Под пристальными взглядами, что прожигали дыру в нем, Шаст налил кофе и поставил перед преподавателем. Извинившись, он покинул кухню, направляясь за Лазаревым в кабинет.       Сергей закрыл дверь в комнату и спросил напрямую:       — Ты расстался со мной ради него?       Голос мужчины не был угрожающим или пугающим. Скорее, он звучал как чистая боль.       — Нет, Серёж, не ради него. И не ради кого-то другого. Я любил и люблю тебя, — спокойно ответил Шаст, строя в сознании ещё одну стену. Самую болезненную.       — Тогда почему?       — На то есть свои причины. Я не хочу сейчас это тебе объяснять.       Лазарев разочарованно выдохнул. Он и правда очень надеялся, что Антон просто погорячился. Ведь Шастун — его мир.       Парень быстро потянулся к мужчине и махнул своими губами по его. Последний лёгкий поцелуй и новая стена построена.       Тоша покинул кабинет, оставив мужчину в ступоре и с новыми вопросами.              ****              Попов боялся даже шевельнуться до возвращения хозяина квартиры. Он прекрасно все понял и интересоваться тем, что произошло, не собирался. Ему лишь было страшно, что парень в таком состоянии, в котором его опасно оставлять одного.       Антон вернулся к гостю как ни в чем не бывало, а из глубины квартиры послышался звук открывания шкафов. Парень, на удивление, был спокоен. Его выдавал только взгляд. Не просто боль, а потеря, вызывающая желание взвыть от одной мысли об этом человеке.       Шаст подошёл к окну, посмотрел куда-то вдаль и вздохнул, собираясь с мыслями.       — Арсений Сергеевич, как у вас дела? — неожиданно задал вопрос парень, стараясь не слушать звуки того, как из его жизни уходит смысл.       — Хорошо, спасибо, — ответил мужчина, внимательно наблюдая за студентом. — Антон, как ты?       — Хорошо, нога не болит, швы чешутся.       — Нет, я спросил про моральную составляющую.       — А вот это уже не ваше дело, — отрезал парень, закуривая в окно.       Попов боялся за состояние Антона, но не знал, что делать. Они просто находились в одной комнате, пока один выдыхал дым в окно, второй пил кофе и жевал печеньки. Оба были глубоко в своих мыслях, ища ответы, строя стены и закапывая проблемы глубоко в себя.       За стеной тоже был человек, разбитый не меньше, а даже больше, ведь он концентрировал свою жизнь вокруг долговязого зеленоглазого студента, а теперь он один. И больше не увидит яркий блеск глаз Антона по утрам, когда принесет очередной кофе. Не будет тех совместных просмотров фильмов, когда студент засыпал у него на коленях, утомленный учебой. Не будет жарких стонов, что раздавались по всей квартире. И в этой квартире больше не будет самого Лазарева.       Кареглазый осел на пол и заплакал, давая волю эмоциям. Пять минут. Ему нужно пять минут и он соберёт остаток вещей. И уедет.                     ***                     Сергей вскоре уехал, попрощавшись с Антоном и Арсением. Когда мужчина покинул квартиру, напряжение спало.       Попов проверил швы и голеностоп парня, убедился, что все хорошо и заживает нормально. Ему не хотелось уезжать, какое-то шестое чувство подсказывало, что Арсу стоит побыть со студентом, но причин оставаться не было.       Все же, пришлось собраться и уйти, попросив Шастуна быть на связи и звонить в случае чего.       Антон покивал головой на все просьбы мужчины и закрыл за ним дверь.       Весь этот день он хотел лишь остаться в одиночестве. Парень быстро разобрал пакет с покупками и достал скетчбук.       И мир пропал… Стал дымом сигарет, мазками красок и музыкой, что помогала очистить мозг и рисовать-рисовать-рисовать…       Он не знал, сколько просидел над небольшим рисунком, но очнулся тогда, когда песню прервала вибрация звонка.       «Дима».       Что ему может быть нужно?       — Алло.       — О, Шаст, привет. Ты там живой вообще?       — Да.       — Все ок? А то Матвиеныч сказал, что ты в больнице.       — Нет, я дома, меня выписали.       — А случилось-то что?       — Плохо стало.       — Слушай, может, я приеду?       Антон посмотрел на время. Одиннадцатый час ночи? Херасе он засиделся за рисунком.       — Не, Поз, все ок.       — Ты уверен?       — Да.       — Серёга хоть рядом там?       — Нет, он… Короче, долгая история.       — Блять, ты щас заинтриговал, псина. Говори уже!       — Поз, я устал. Давай в следующий раз?       И бросил трубку. Какого хуя все сегодня решили донимать его своей компанией?                     ****                     Дни летели с бешеной скоростью. Шаст не помнил ничего толком. Разве что редкие вспышки с приездов друзей, Насти, Арсения. Все в этом ебаном мире решили, что он не может побыть один.       Особенно это касалось Насти. Девушка мельком увидела его рисунки (за что чуть не лишилась жизни) и решила, что Тоше нужно постоянно быть с кем-то. Даже Матвиенко запрягла ездить к студенту. Хотя с Серёгой было легко. Он единственный, кто не заставлял его есть, а просто пил кофе в кухне и проверял, жив ли парень вообще.       Дима и Стас тоже приезжали. Друзья привозили еду (которая благополучно пряталась позже на балкон, чтоб сделать вид, что он ее съел), пытались разговорить Шаста, но тот едва пару слов сказал, не отрываясь от мольберта. Он старательно вырисовывал каждую деталь серо-коричневого месива. Никто особо не видел в этом композиции, но не Антон. Для него каждое вкрапление коричневого, синего, красного, было важным.       Безумство.       Попов приезжал после смен, измерял давление и температуру, отчитывал за количество сигарет и снова пытался поговорить. Безуспешно.       Никто же не знал, что стоило им уехать, и он пробегал час на максимальной скорости дорожки, промывал желудок, пил слабительное лошадиными дозами и корчился потом от боли. Никто не знал, что каждый вечер он наносил новые и новые порезы на ключицах, ненавидя себя, свой жир, жизнь. Ненавидя боль.       Антон тонул, терял последнее, что держало в этом мире.       Теперь он не спал, заливая в себя литрами кофе, проверяя его калорийность, хотя и знал ее наизусть. А спать он боялся. В сознании снова и снова всплывало лицо. То страшное лицо, повторяющее: «Птенчик такой красивый, только ешь много. Я тебя накажу за такой аппетит.».       Изо дня в день. Голос звенел в голове, не давая думать о чем либо другом, заставляя резать все глубже и глубже, как это делал ОН.       С каждым днём художества Антона становились все мрачнее, а образ стал один и тем же — мужчина с карими глазами, тонкими губами и хитрой ухмылкой. Тот, кого Шаст боялся вспоминать все эти годы, но стена рухнула с уходом Серёжи и из развалин восстали все события, что когда-то довели его.       Даже редкие прогулки по ночному Питеру не помогали освободиться от мыслей. В каждом прохожем он видел его и хватал рукой воздух, пытаясь найти опору в Серёже.       Только вот Лазарев меня больше не спасет. Я сам все разрушил.                     ****                     Мы разбегаемся по делам       Земля разбивается пополам       Сотри меня, смотри в меня       Останься…              Антон сидит с лезвием у кожи запястья и думает, что готов.              Прости меня       За слабость и за то, что я       Так странно и отчаянно люблю              Острие соприкасается со светлой кожей и входит глубоко, облегчая внутренние страдания.              Звонки телефонные под луной       Границы условные — я с тобой       Мы разбегаемся по делам       Земля разбивается пополам       Мы разбегаемся       Земля разбивается       Мы разбиваемся              Истекающей рукой он берет лезвие и вонзает его в правую, проводя глубокую полосу от запястья до локтя, наслаждаясь болью. Он тонет в слезах. Ему не больно. Теперь нет.              Пожалуйста, не умирай,       Или мне придется тоже.       Ты, конечно, сразу в рай,       А я не думаю, что тоже.              В комнату врывается Арсений, и Антон делает последнее движение — уже не понимая ничего, режет поперек сонной артерии, отправляясь в объятия смерти. В объятия облегчения.              Пожалуйста, только живи,       Ты же видишь, я живу тобою.       Моей огромной любви       Хватит нам двоим с головою.              Попов подлетает к парню, рефлекторно зажимая порез на шее. Он плачет, наблюдая, как молодой парень истекает кровью под ним, но отойти не может. Лишь быстро вызывает скорую свободной рукой.              Хочешь солнце вместо лампы?       Хочешь за окошком Альпы?       Хочешь, я отдам все песни       Про тебя отдам все песни       Хочешь солнце вместо лампы?       Хочешь за окошком Альпы?       Хочешь, я отдам все песни       Про тебя отдам все песни я                     *****                     Антон открывает глаза. Вокруг него незнакомая комната. Похоже на палату, но без двери. Стены белые, окна закрыты решетками.       Голова парня болит, пошевелить руками и головой он не может. Как и говорить.       Что происходит?