— Майки! —игривым голосом протянул Санзу. — Задание успешно выполнено! Я избавился от того урода! Все, как ты просил!
— Подойди сюда, Харучиё, — без проблеска эмоций на лице произнес Майки.
— А? Зачем? — с опаской спросил Санзу.
— За наградой.
Майки долго дрессировал некогда дикую собаку, добивался абсолютного подчинения, вырабатывал одностороннюю, тотальную зависимость. И добился идеального результата. Пес продолжал кусаться и рычать, но только не в сторону своего хозяина. Он знал, что, если будет слушаться, то получит щедрое вознаграждение, ему будет очень хорошо, также знал и о том, что, если будет нарушать правила, то может отправиться вслед за тем мужчиной, которого сам же расчленил сегодня и по кускам отправил в плавание.
Когда-то всё было не так. Раньше, во времена, когда они были подростками, Санзу искренне восхищался лидером, желал следовать за ним, какой бы путь Майки ни выбрал. Не была секретом и его по-детски чистая влюбленность, выражавшаяся порой варварскими способами: не жалея себя, бросался в бой, стоило кому-то сказать лишнее слово в сторону Тосвы или ее «Непобедимого» главы. Но времена меняются, а с ними и люди. Если раньше банды были способом показать себя, вместе противостоять пугающему миру, дать отпор обидчикам и не позволить приблизиться новым, защитить друзей, то постепенно группировки провалились в настоящую пучину беззакония. Новые порядки тяготили подростка. Первое убийство, к которому он готовился целых полгода, изменило его навсегда. Было бы ложью сказать, что Мучё являлся абсолютно чужим человеком, напротив, командир был для него авторитетом, товарищем, другом и крепким плечом. Для расслабления мальчик начал употреблять легкие наркотики. Маленькая затяжка, и руки, окропленные кровью, уже не трясутся так сильно, кошмары больше не преследуют каждую ночь. Но потом трава перестала помогать, да и достать синтетику стало легче.
Манджиро знал, видел эти изменения и своими руками столкнул своего подчиненного в самую глубь необъятной, всепоглощающей бездны. Чем больше наркотиков получал Санзу, тем сильнее привязывался к тому, кто их дает, слушал сладкие речи, что заливались ему в уши, тянулся к ласковым объятиям. Финалом стали слова любви, предложение переспать, первые тяжелые наркотики в качестве награды за хорошую работу. Постепенно разрушая нервную систему, теряя память, свою собственную личность, подросток все больше отдавался Майки, своему дорогому Королю. Тот мог ударить его, когда хотел, потом погладить по голове, следом придушить, обнять, поцеловать, втоптать в землю, похвалить и отругать. Метод кнута и пряника всегда был самым рабочим. Харучиё уже и не знал, любит он, как делал это всегда, или просто очень сильно боится, а может и все сразу. Одно можно было сказать точно — он был самым верным последователем Короля, самым доверенным его лицом, номером два в Бонтен и человеком, который ни за что не предаст этого доверия, перегрызет глотку любому, кто посмеет помешать планам главы.
Майки сидел на кресле, словно на троне. Санзу подошел к нему и, опустившись на колени, прислонился щекой к внутренней стороне его бедра. Подняв взгляд, парень мило улыбнулся, ожидая дальнейших действий Короля. Они снова будут играть в увлекательную игру.
— Хороший мальчик, ты отлично поработал, — сказал Майки, прикоснувшись пальцами к волосам парня, от чего у того пошли мурашки по спине.
— Мой король, твое влияние все расширяется и расширяется, еще одна компания оказалась под нами, ты доволен? — Харучиё говорил, проводя пальцами по коленям Манджиро, поглаживая их. — Ты становишься еще сильнее, Непобедимый Майки.
Майки одарил его безразличным взглядом.
— Доволен, но есть пара замечаний.
— Каких? — взволнованно воскликнул Санзу, резко подскочив.
— Ты становишься рассеянным, твоя эффективность падает, руки скоро не смогут твердо держать оружие, — взгляд Майки обрел большую строгость, — тебе стоит сделать что-то с этим.
— Я совсем не замечал… — тихо произнес юноша. — Я заслуживаю наказания.
— Наказания? — теперь Майки усмехнулся. — Да, правда заслуживаешь.
Майки взял в руки ошейник и поводок, все это время лежавшие на кресле рядом с ним, заранее приготовленные к их играм в хозяина и собачку. Пара ловких движений, и ошейник был надет на Санзу. Пальцами Манджиро нежно провел под подбородком парня, словно ласкал настоящую собаку, положил ладонь на щеку, большим пальцем аккуратно погладил шрам возле губы.
— Этот ошейник отлично на тебе сидит, — Майки легко улыбнулся, — будто создан для твоей шеи.
— Спасибо, мой Король, — преданными глазами посмотрел на него Санзу.
— Кто разрешал тебе говорить? — раздраженно ответил Майки и с большой силой дернул поводок вниз, буквально впечатав лицо парня в пол возле своих ног. — Ты не знаешь правил?
В их игре были строгие правила: не говорить без разрешения, не самовольничать, не шевелиться, когда об этом не просят, беспрекословно исполнять все приказы, немедля ни секунды. Нужно быть хорошим мальчиком. Только тогда можно было ожидать благосклонности Короля. Только так можно урвать хоть кусочек нежности и тепла, которого так жаждал парень.
— Почисть их, — сказал Майки и притянул Санзу за поводок к своим ботинкам.
Сегодня на Майки были черные кожаные челси. Подчиненному крайне повезло, что в этот день глава никуда не выходил, и ботинки были чистые. Он наклонил голову и с неохотой принялся выполнять приказ, неуверенно прикоснувшись к обуви кончиком языка. Противно. Тщательно вылизывая шершавую кожу, парень чувствовал неприятное, вязкое ощущение сухости на языке, от которого некуда было деться. Закончив с одним ботинком, он посмотрел исподлобья на своего Короля и улыбнулся, всем своим видом показывая, что более чем доволен происходящим. Майки наклонился и провел пальцами по его щеке, остановившись на подбородке, и, слегка потянув на себя, дал понять, что с выполнением этого задания можно закончить. Санзу удивленно посмотрел на хозяина, чуть склонив голову набок. Совершенно не ясно, чего хочет этот человек, что чувствует, о чем думает, пустой взгляд не выражал абсолютно ничего, даже злобы или раздражения. Внезапно Харучиё почувствовал, как глава прильнул к его губам. От удивления глаза парня расширились, и, не успев осознать происходящее, он словно остолбенел, сумел лишь приоткрыть рот, чтобы впустить чужой язык. Заметив промедление, Майки с силой надавил на его челюсть, приведя в чувства. Из-за резкой боли ресницы Санзу покрылись влагой слез, постепенно скапливавшихся и скатывавшихся по щекам, предавая их страстному, грубому поцелую солоноватый привкус. Манджиро двигался настойчиво, агрессивно, тотально доминируя над партнером, что не поспевал за ним в своих попытках ответить достойно, так что просто плыл по течению, полностью отдавшись процессу. Пошлые, чмокающие звуки влажных языков смешались с тихими возбужденными стонами Харучиё. Ему хотелось, чтобы эти минуты длились вечно, но всему хорошему, рано или поздно, приходит конец, так и Майки разорвал поцелуй и, надменно улыбнувшись, произнес:
— Возбудился от одного поцелуя?
Это было не к добру.
— Тогда покажешь мне, как ты удовлетворяешь себя, когда меня нет рядом?
Санзу кивнул и, приподнявшись, отошел на два шага. Без промедлений избавившись от обуви и одежды, снова встал на колени, широко расставив ноги в стороны. Стоило ему только дотронуться до уже возбужденного пениса, как Майки кинул смазку аккурат между его ног, намекнув тем самым, что столь будничного зрелища ему недостаточно. Быстро сообразив, что к чему, Харучиё взял тюбик и выдавил солидное количество геля на ладонь. Одной рукой он продолжал неторопливо поглаживать пульсирующий орган, второй же — тереть кольцо мышц сзади, однако, не спеша вводить пальцы, дабы потянуть время. После введения первого пальца по всему телу прошло непривычное и крайне неприятное ощущение, заставившее парня поморщиться и сбито хмыкнуть. Совершив несколько поступательных движений и привыкнув к чувству растяжения, он ввел второй палец и болезненно, практически беззвучно простонал. Решив чуточку подразнить босса, Санзу повернулся к нему спиной и высоко задрал ягодицы, уперевшись грудной клеткой и щекой в пол. Майки с интересом наблюдал за происходящим и одобрительно улыбнулся, безмолвно похвалив изобретательность и храбрость партнера. Харучиё принялся оживленно мастурбировать, с такой же скоростью и усердием двигая пальцами в своем заднем проходе, растягивая его. Третий палец вошел намного легче, дискомфорт уже практически не ощущался, а на его место пришла волна удовольствия от интенсивного поглаживания простаты. Санзу хотел двигаться еще быстрее, тереть еще сильнее, но достиг своего предела, от чего жалостно, бессильно захныкал. Пытаясь хоть как-то заглушить неконтролируемые звуки, чтобы не нарушить приказ, он больно прикусывал нижнюю губу, что не давало ощутимого результата.
— Остановись, — строго сказал Майки, поняв, что его партнер уже близок к оргазму, — ты же не собираешься тут один получать удовольствие?
Санзу послушно вытащил пальцы и, тяжело дыша, повернулся лицом к Манджиро, одарив того томным, возбужденным взглядом.
— Иди ко мне, мой верный пёсик, — подозвал его Майки, поманив пальцем.
Харучиё спешно подполз и положил голову на колени главы, ожидая дальнейших приказов. Больше всего ему хотелось сейчас оседлать бедра Сано и получить еще больше удовольствия, но все не могло быть так просто. Только не с Манджиро, имевшим извращенное хобби мучить своего подчиненного подольше. Майки нежно погладил парня по голове и с усмешкой в голосе сказал:
— Отсоси мне.
Санзу посмотрел в глаза главы и по-хитрому улыбнулся, после чего медленно начал гладить его ногу ладонью, пока не добрался до желанного места, но торопить события не стал, несмотря на то что сам был уже давно на пределе. Положив ладонь на пах Майки, парень сжал возбужденный орган через брюки и принялся гладить, надавливать. Еще раз мило улыбнувшись, он придвинул лицо ближе и зубами расстегнул ширинку. Ткань трусов уже была влажной, и Харучиё прильнул к мокрому пятнышку губами, обдавая его горячим дыханием, старательно облизывая.
— Ты испытываешь мое терпение? — спросил Майки, поморщившись от неудовлетворения и возбуждения, и схватил партнера за волосы, прижимая его лицо сильнее к своему паху.
Акаши, находясь под железной хваткой, решил более не выказывать непослушного характера, аккуратно стянул трусы Майки и прислонил губы к стволу. Проводя языком вверх и вниз по члену, надавливая кончиком на выступающие вены, он то и дело посматривал на напряженное лицо главы, довольствуясь результатом своих действий. Смочив длину слюнями, Санзу сразу перешел к головке, поскольку знал, что эта часть у Манджиро чувствительнее остальных, и уделял ей особое внимание. Отстранившись на секунду, он жарко выдохнул и снова прильнул к ней губами, обводя по кругу, надавливая на отверстие уретры. Одной рукой парень двигал по стволу, а второй аккуратно, нежно массировал уплотнение между мошонкой и аналом, что доставляло Майки невыразимое наслаждение, выражавшееся в тихих стонах, обрывистых вдохах, едва слышных ругательствах, румянце на щеках и прикушенной нижней губе. Харучиё любил этот вид, но еще больше ему нравилось, когда его Король не сдерживался, терял контроль над своей мимикой, голосом. Юноша, не отстраняясь, по-хитрому ухмыльнулся и резко заглотил половину длины, принялся двигать головой, готовясь вобрать еще глубже, до конца. Всеми силами он подавлял рвотный рефлекс, издавая странные, пошлые звуки, а на глазах появились капли слез, лицо и уши побагровели от смущения и стыда, но парень не останавливался и, в конце концов, уперся носом в лобок. Майки практически невесомо провел пальцами по его щеке, стирая оставшуюся влагу, после чего с новой силой схватил Санзу за волосы и начал двигать бедрами, рьяно насаживая голову на свой член. Картина, представшая перед ним, возбуждала еще сильнее: округленные от удивления и страха глаза, брызнувшие из них слезы, слюни, что потекли не только изо рта, но и из носа, тонкие пальцы, отчаянно вцепившиеся в бедра, удушающие попытки закашлять. Акаши не хотел проигрывать. Поборов естественные рефлексы, он снова взял происходящее под свой контроль, и, совершив три быстрых рывка головой, остановился и медленно, делая глотательные движения горлом, вобрал член полностью, до основания. Майки расслабил руки и громко выдохнул от накатившего удовольствия. Абсолютная победа. Повторив эти действия несколько раз, Харучиё почувствовал, как пенис во рту начал сильнее пульсировать, а в венах, которых он касался языком, ощущалась слабая вибрация. Тогда парень начал двигаться быстрее, агрессивнее, а после резко отстранился и, открыв рот, принял всю сперму на лицо. Капельки, оставшиеся на губах, слизнул, а те, что попали на щеки, подбородок, глаза, неспешно стер рукой, пристально, с хитрой улыбкой смотря хозяину в глаза.
— Открой рот, — приказал Майки.
И Санзу открыл, демонстрируя свое абсолютное доверие и подчинение главе. Майки положил ему на язык маленькую белую бумажку с причудливым рисунком.
— Хороший мальчик, иди ко мне, — ласково произнес Манджиро и вытянул руки, словно собирался заключить партнера в объятия.
Харучиё поднялся на ноги и, вложив все возможное изящество в движения, забрался на колени главы и положил голову на его плечо. Майки приобнял его и на ухо прошептал:
— Разрешаю тебе делать то, что хочешь.
— Правда? — звонко воскликнул Акаши.
— Будешь так орать мне в ухо, снова прикажу заткнуться, — раздраженно выпалил Майки, поморщившись от звонкого голоса, — правда разрешаю, делай, что хочешь.
В следующее мгновение из безобидного, послушного щенка Санзу превратился в хитрую, коварную лисицу, прильнув губами к шее Майки, начал оставлять дорожки поцелуев от ключицы, выступавшей из-под черной кофты, до уха, в которое специально выдыхал и стонал, отчего у главы шли мурашки по всему телу, а живот сводило легким спазмом. Парень принялся тереться членом о бедра Манджиро, вместе с этим снова растягивая себя пальцами. В какой-то момент его действия стали обрывистыми, неуверенными, тело начало трясти, словно от холода, а сердце забилось громко и быстро, будто сумасшедшее. Тогда Майки подхватил его, чтобы не упал, приподнял и резко, одним движением, насадил на свой член. Харучиё уже слабо соображал, но резкая боль пронзила каждую клетку организма, каждый миллиметр кожи, из-за чего юноша заплакал, обняв партнера крепче обеими руками, и начал двигаться, пытаясь привыкнуть к ощущениям и получить от процесса удовольствие. Найдя нужный угол, он начал двигаться быстрее, резче. Неприятные, пронзающие, болезненные ощущения смешались с наслаждением, образовав целый букет противоречивых, но по-особенному слаженных чувств.
— Так… холодно, — захныкал Санзу, прижимаясь к партнеру еще сильнее, — все вокруг такое синее.
Тело Акаши было очень горячим, почти что горело, а взгляд, казалось, не выражал ничего. Майки взял на себя управление процессом, направляя тело парня так, как нужно было ему.
— Синее? — с любопытством спросил его Майки.
— Да, — Санзу нахмурился, уставившись на лицо напротив, — ты говоришь серым.
— Это как? — Майки заинтересованно наклонил голову вбок.
Но Харучиё не ответил, лишь начал похлопывать главу по плечам в попытках переложить руки поудобнее. В чем заключалось неудобство нынешнего положения, и что с его конечностями было, в конце концов, не так, знал один лишь Акаши, но явно не мог выразить это вслух.
— Хехе, они так выглядят, — хихикнул парень, широко улыбнувшись, — что с ними?
— Можешь описать? — с искренним любопытством спросил Майки.
Но Санзу уже не мог ответить. В его глазах изо рта партнера выходило лишь черно-белое нечто с резким запахом дыма от костра. Дыма, что полностью застилал взор, душил, заполнял небольшое помещение полностью. Казалось, весь цветной мир вокруг вдруг стал серым, монотонным. Парень закашлял надсадно, безостановочно, хрипло, одной рукой схватившись за свое горло, слово действительно задыхался от угарного газа. Майки с силой сжал его талию и резко двинул бедрами, войдя во всю длину. Санзу громко вскрикнул, серая дымка вдруг смешалась с ярко-розовой, исходящей от него самого, а запах гари исчез под напором резкого, приторного аромата малины. Каждая молекула, каждая клетка тела прочувствовала этот цвет, впитала его. Из глаз посыпались разноцветные искры, осыпавшие все вокруг.
— Тебе нравится? — спросил Майки уставившись на лицо юноши.
Внезапно, вместо темной, губительной материи, из этого человека начал сочиться теплый, обволакивающий, пастельно-розовый пар. Он был так сладок на вкус и запах, что Санзу непроизвольно потянулся к источнику, чтобы вкусить больше. Впившись в губы Манджиро, парень принялся агрессивно, напористо вылизывать его язык, всю полость рта, так жадно и отчаянно, будто пытался утолить сильнейшую жажду. То и дело сталкиваясь зубами, они без устали целовались, жарко выдыхая друг в друга, постанывая, заполняя комнату розово-фиолетовыми цветами, что видел лишь Харучиё. Его мир вдруг стал таким цветным и сладким, что захотелось остановить, хотя бы замедлить время, но все вокруг сделалось ужасающе быстрым, словно в его вселенной минута равна лишь доле секунды. Увлекшись, он укусил Майки за язык, сильно, до крови, точно пытался съесть кусок сладости. Багровая струйка потекла по их подбородкам, запачкала ключицы, торс, несколько капель упали на ноги. Глава вдруг рассвирепел, схватил Акаши за волосы, и, скрутив их, потянул, резко разорвав поцелуй. Через мгновение щека юноши покраснела от удара, а из носа брызнула кровь.
— Что ты творишь? — крикнул Майки. — Посмел укусить своего хозяина?
— Угх, — лицо Санзу вдруг скривилось в отвращении, и он закрыл нос дрожащей ладонью, отвернувшись вбок, — этот запах… кошмарная вонь… я попал в ад? Это сера?
— Ну и стремное же действие у этой хуйни, — усмехнулся Майки, взяв парня за подбородок и повернув его к себе лицом снова, — но, знаешь, это же не оправдание… ты плохая собачка, очень плохая, хорошие собаки не кусают своих хозяев, ты понимаешь? Я не хочу этого, но вынужден тебя наказать.
Санзу смотрел на него с любопытством и страхом, все вокруг вдруг стало насыщенно-красным, практически бордовым, на языке ощущалась кислота опасности. Но сквозь пелену ядерного цвета пробивалось нечто персиковое, мягкое на ощупь, что-то теплое и уютное, но эфемерное, полупрозрачное, словно слегка подуешь, и оно моментально исчезнет. С нескрываемым интересом парень протянул руку вперед, пока не уперся в лицо Майки. Но не того Короля, которого он знал в данном отрывке времени, а молодого мальчика с пушистыми волосами пшеничного оттенка. Того Майки, которого он некогда полюбил, за кем следовал, куда бы тот ни пошел. Харучиё и не заметил, как из глаз пошли слезы, а следом за ним зарыдал и призрак прошлого, в мимике которого читались жалость, вина и усталость, сильнейшее изнеможение, одиночество. Привидение протянуло свою руку в ответ, но, дотронувшись до волос парня, исчезло, оставив вместо себя пастельную дымку, за которой было видно лишь багряное чудовище, источавшее угрозу.
— И чего ты расплакался? — спросил Майки. — Так боишься наказания?
Манджиро не знал, что это были слезы горечи, не страха, не реакция тела на разбитый нос. Доля чистого, ничем не оскверненного разума, пробудившаяся благодаря искажению сознания. Возможно, Санзу даже не вспомнит увиденного спустя десяток часов, когда действие вещества закончится, вероятно, он и не понял значения этого видения, но сердце отчего-то так сильно заболело, будто приняло в себя тысячу игл, и они прокручивались, перемешивались, превратив орган в кашу. Он знал запах этой боли. Сладкий аромат бисквита, пропитанного медом, что отложился в его памяти двенадцать лет назад. Так пахли руки Майки в день вступления мальчика в пятый отряд.
— Похоже, ты уже забыл, чем мы тут занимаемся, да? — прозвучал еще один вопрос.
И правда, возбуждение Санзу уже спало, и, если исключить странные движения руками и непонятные импульсивные действия наподобие непроизвольного плача или кровавого поцелуя, едва ли вообще похожего на настоящий поцелуй, он практически не двигался, не воспринимал слова, не реагировал ни на что, кроме чего-то, что видел в своей собственной совершенно иной, неведомой для Майки реальности. Ему было абсолютно все равно на то, что в его заднице до сих пор находился член, едва ли он вообще его в себе ощущал.
Манджиро вспомнил, что намордник, который он прикупил совсем недавно как раз для подобных игр, лежит в коробке возле кровати, поэтому, приподняв парня, посадил на свое место, а сам пошел за игрушкой. Сбруя аксессуара определенно напоминала собачий намордник, различие было лишь в том, что в нее, в отличие от обычного инструмента для животных, был встроен кляп-шарик. Подойдя обратно к креслу, Майки взял Санзу за руку и потянул на себя, поставив того на ноги, и, повернув его к себе спиной, надавил меж лопаток, вынудив юношу облокотиться. Осталось лишь надеть игрушку.
— Если собака агрессивна, — начал говорить Майки, застегивая ремешки на затылке парня, — то на нее следует надевать намордник.
Охваченный паникой парень под ним заметно дрожал, все его тело вспотело от страха. Весь мир для него окрасился всевозможными оттенками красного, цвета опасности. Оглядываясь, он видел лишь огромную, ужасающую черную тень.
— Ты боишься меня? — удивился Майки, нежно поглаживая спину мальчика. — Ну, ну, не бойся, я тебя не обижу, ты же знаешь.
Харучиё не воспринимал слова, но отчетливо видел, слышал и осязал интонации, голоса, чувствовал их запахи. Дружелюбная, ласковая речь действительно произвела благотворный эффект, в одночасье успокоив парня. Майки воспользовался моментом и, приставив член к хорошо растянутому анусу, аккуратно, в одно движение, вошел наполовину и принялся медленно двигаться, постепенно вводя член до предела. Ускоряясь, он то почти полностью выходил, то резко вгонял пенис полностью, раз за разом попадая по простате. Комната наполнилась громкими хлопками кожи о кожу, прерывистыми, судорожными выдохами и сладостными стонами. К удивлению Майки, тело под ним вовсе не было вялым и неподвижным, а, даже напротив, охотно отвечало, насаживалось и двигало бедрами, доставляя этим необычайное, острое удовольствие. Сано схватил ремешок намордника и потянул на себя, заставив юношу прислониться к нему спиной, запрокинуть голову на его ключицу. Повернувшись к партнеру лицом, Манджиро поцеловал его в свободный участок щеки, оставив влажный след. Руками он нежно гладил талию парня, неспешно переходя на живот, грудь, иногда сжимая кожу пальцами, оставляя быстро исчезающие, но болезненные розоватые следы. Дойдя наконец до шеи, Майки слегка надавил на нее ладонью, наклонив голову Санзу вбок, и впился губами, оставляя яркие, стремительно темнеющие, лиловые засосы.
Внезапно Манджиро почувствовал, что ноги Харучиё начали дрожать сильнее, а тихие и прерывистые стоны стали шумными, долгими, глубокими. Они оба были близки к кульминации, физическое удовольствие достигло своего пика: каждое движение, мимолетное касание отдавало легкими спазмами в области живота, по всему телу шли волны удовлетворения, а мышцы ног до боли напрягались, вследствие несильно немея. В конце концов, этот клуб разнообразных чувств сконцентрировался в одном месте и вышел тугой, горячей струей, оставляя после себя приятное физическое и моральное расслабление. Майки решил позаботиться и о партнере, одной рукой энергично, с усилием мастурбируя, а другой поглаживая его тело, уделяя особое внимание участкам, касания которых отдавали слабыми судорогами и резкими, громкими выдохами. Совсем скоро Санзу достиг оргазма и, резко выгнувшись, обильно излился на собственные живот и грудь, после чего обмяк.
Некоторое время парни сидели так, переводя дух, пытаясь восстановить дыхание. Акаши уже наполовину пришел в чувства, стал способен различать и понимать речь, осознанно двигаться. Майки расстегнул намордник на нем и отбросил уже ненужную игрушку в сторону.
— Слезь с меня, — приказал Манджиро.
— Да, конечно, сейчас, — ответил Санзу и спешно встал, из-за чего его ослабевшие, занемевшие ноги подкосились, и он упал на колени.
Из ануса тонкой струей потекла, размазываясь по внутренней стороне бедра, теплая, вязкая сперма. Неожиданно для себя, Харучиё почувствовал такой стыд, какого не испытывал никогда за всю свою жизнь. Невероятное смущение преодолело даже наркотическое опьянение. Покраснев от головы до пят, он смог лишь спрятать лицо за руками, словно страус, зарывающий голову в песок. Майки, перед которым открылся невероятно эротический вид, усмехнулся, застегнул ширинку и, встав, сказал:
— С беспорядком разберешься сам.
Манджиро вышел из комнаты, но, подумав о том, что парень внутри до сих пор ловит глюки и не слишком-то контролирует свои действия, вернулся и забрал с собой все предметы, которыми потенциально можно себе навредить, оставил только бутылку воды и обезболивающие, что явно понадобятся Санзу, когда тот вернется в реальный мир. Спустившись на первый этаж, он приказал двум крепким юношам подняться и проследить за дверью. Убедившись, что все точно будет в порядке, он наконец смог окончательно расслабиться и заняться своими делами, что пришлось отложить ради этой извращенной игры.
Полгода спустя
— Майки?! — глаза Санзу расширились от ужаса, когда он увидел своего Короля, стоявшего на крыше с явным намерением спрыгнуть.
Он ринулся вперед, но успел лишь добежать до здания, как вдруг услышал крик Майки. Поняв, что сейчас случится, парень успел лишь еще раз выкрикнуть: «Стой, Майки!» Но его мольба осталась неуслышанной. Акаши резко отвернулся, зажмурил глаза, чтобы не видеть того, что будет дальше, прикусил губу до крови, чтобы сдержать слезы, но они уже бесконтрольно текли по щекам и шее. Поздно было что-то менять. Прошла секунда, две, пять, минута, но стука тела об асфальт так и не произошло. Парень неуверенно, боязливо открыл глаза и увидел, что Манджиро действительно не упал, кто-то держал его за руку.
Санзу, вложив все свои силы в скорость, забежал в здание и понесся по лестнице на этаж, где должен был быть сейчас Такемичи. Но, зайдя в зал, он увидел лишь безжизненное тело, медленно сползавшее по стенке на пол. Рука со стуком упала с подоконника. В этот момент Харучиё почувствовал, как его сердце утяжелилось в двадцать раз и упало в самый низ. Он не мог сдвинуться с места, страх был настолько ужасающим и леденящим, что ноги будто налились свинцом. Парень так и простоял на месте несколько минут, смотря пустым взглядом вперед, пытаясь осознать и принять лишь одно: они мертвы. Он не чувствовал своего тела, когда подошел к Ханагаки, не чувствовал слез, которые текли по его лицу, не чувствовал боли от ушибов, что получил, снося все препятствия на своем пути, не слышал звуков с улицы. Весь мир в одно мгновение остановился и обрушился.
Прошло несколько дней, но душа так и не вернулась в тело Санзу. Он продолжал существовать, словно безжизненная масса, не откликаясь на голоса, не слыша звуков, не чувствуя абсолютно ничего ни физически, ни морально. Лишь смотрел вперед себя, точно все еще находился в той комнате перед трупом Ханагаки. Риндо насильно поил его, заливал воду в глотку, чтобы он, по крайней мере, не умер от обезвоживания раньше времени.
— Эй! — пытался привлечь к себе внимание Риндо, похлопывая его по щекам. — Переоденься хотя бы, твоя одежда вся в крови, как ты вообще умудрился так в ней измазаться?
Но Санзу лишь посмотрел на него непонимающим взглядом и ничего не ответил, снова уставившись в одну точку. Если бы Риндо не знал, что произошло, если бы лично не уводил его силой за руку из того проклятого места, если бы не привез к себе домой и не стирал кровь с его рук и лица, то подумал бы, что друг просто нагло игнорирует чужую заботу. Но он понимал, что, похоже, Харучиё даже не видит его перед собой.
— Я больше не могу с тобой тут сидеть целыми днями, — сказал Риндо, с сочувствием смотря на Санзу, — мне нужно на работу, тяжелые времена настали.
Хайтани посмотрел на него последний раз и направился в сторону выхода из квартиры. Он вовсе не приукрасил, когда сказал, что в Бонтен настали особенно сложные времена, банда находилась на грани распада: подконтрольные компании начали вовсю пользоваться ослабленным положением верхушки, полиция принялась их душить, лидер все еще был не определен, Харучиё никак не приходил в себя, и нужно было найти время и ресурсы на организацию достойных похорон.
Услышав резкий хлопок двери, Санзу на секунду пришел в себя и, поднявшись на локтях, сел, чтобы осмотреться и понять, где он вообще находится, и каким образом сюда попал. Узнав в окружающей обстановке квартиру братьев Хайтани, парень расслабился. Попытки вспомнить, что было после того, как он увидел труп Ханагаки, привели только к сильной режущей головной боли. Смутное понимание, что забрал его Риндо, пришло быстро, но откуда столько крови на одежде? Ботинки и жилетка были заботливо сложены на стуле в углу комнаты, но даже издалека было видно, что измазаны они даже похлеще, чем рубашка и брюки.
В голове начали проявляться обрывки воспоминаний. Санзу неосознанно подходит к Такемичи, садится на корточки, проверяет пульс, встает, смотрит в окно. Вокруг лежащего на асфальте тела собралась толпа зевак: кто-то фотографировал, кто-то снимал видео, кто-то кричал от ужаса и плакал, а кому-то было невероятно весело увидеть кровавую картину в реальной жизни. Разум парня окончательно отключился. Бессознательно спустившись на первый этаж, выйдя на улицу и дойдя до Майки, он смог лишь упасть на колени рядом и истерично, надрывисто завыть, будто раненый зверь. Привыкший никогда не показывать своих искренних чувств и эмоций, Харучиё все же сорвался, громко захныкал, захлебываясь в слезах и соплях. Оглушающие, неистовые крики было слышно, казалось, всему району. Майки в его руках был уже давно мертв. Кровь на асфальте вокруг превратилась в темно-бордовую загустевшую массу, где-то валялись разлетевшиеся ошметки кожи и мозга. Санзу зажал затылок рукой, словно разбитый череп, легко продавившийся под его ладонью, еще можно было спасти. Словно кровь все еще бежала по сосудам, и тело совсем не побледнело.
Когда полиция и скорая прибыли на место, они еще долго не могли оттащить парня от тела. Он крепко сжимал Майки в своих объятиях, как самое ценное сокровище, которое у него пытаются отобрать злые люди. Мечась между агрессией и истерикой, Харучиё не подпускал сотрудников к себе, выкрикивая угрозы и оскорбления. Врачи и полицейские совсем растерялись, поскольку раньше не сталкивались с подобной ситуацией, но очень вовремя на помощь приехали Ран и Риндо, буквально спасшие положение.
Санзу соединил все свои воспоминания воедино и наконец окончательно осознал, что его любимого Короля, единственного оставшегося смысла жизни, больше нет. Правда он никак не мог припомнить, каким именно образом Хайтани смогли с ним справиться и даже довезти до своей квартиры. Обессиленно упав на бок и прислонив голову к подушке, парень почувствовал, как нечто в кармане мешает ему, болезненно впиваясь в бедро. Вывернув карман, он обнаружил небольшой пакетик с несколькими новыми марками, которые так и не успел попробовать: времени не нашлось, работы стало слишком много, да и Майки был против слишком искажающих сознание наркотиков, говорил, что действуют они как-то стремно. В голову пришла тупая мысль: «А может сейчас?» Санзу не был новичком в этом деле, но в нынешнем состоянии даже не вспомнил о правилах безопасности, хотел лишь почувствовать хоть что-то, кроме тоски, забыться, отключить разум на ближайшие полдня. Полгода назад он уже пробовал ЛСД, даже смог потом рассказать об увиденном, услышанном и прочувствованном, но все это звучало настолько нереалистично, что ему и самому не верилось, что человеческий мозг может воспроизвести подобное не только во сне.
В этот раз все было по-другому. Вместо яркой дымки появился темный, почти черный непроглядный туман. И в тумане этом был слышен чей-то тихий плач, отражавшийся от стен и потолков так, что невозможно было понять, где находится его источник. Санзу встал с кровати и направился, сам не зная куда, но, чем дольше он шел, тем отчетливее становились всхлипы, стало слышно непонятные хрипы, захлебывания, через мрачную пелену начали виднеться тени, пробудившие в парне животный ужас, так и твердивший ему бежать, не оборачиваясь. Сквозь мешанину звуков он смог различить болезненное: «Зачем?» Этот голос был пугающе знакомым, а приближавшаяся тень не сулила ничего хорошего. Харучиё развернулся и на полной скорости понесся обратно, но споткнулся обо что-то крупное и упал. Перевернувшись и приподнявшись на локтях, он посмотрел перед собой в сторону, откуда только что пытался спешно ретироваться. Силуэт все еще преследовал его, медленно увеличиваясь и повторяя одну и ту же фразу: «Зачем?» Только сейчас Санзу заметил, что сидит в луже крови, а то, обо что он споткнулся, было чьим-то расчлененным трупом. Попытки убедить себя в том, что все это происходит не по-настоящему, не увенчались успехом, инстинктивный страх уже полностью овладел разумом. Тень наконец вышла из тумана. Глаза расширились от шока. Это был Мучё, почти живой, вот только из раны на груди хлестала кровь, шумно стекавшая на пол, забрызгивая все вокруг, лицо отдавало мертвецким бледно-желтым цветом, а помутневшие глаза залились краснотой. Помещение заполнилось зловонием, моментально вызвавшим у парня рвотные позывы. Из лежавшего на полу тела в его сторону поползли опарыши с несвойственной для личинок скоростью, а Ясухиро все продолжал спрашивать: «Зачем ты убил меня?»
— Ты пришел мне отомстить? — заплакал Санзу и выставил руки перед собой, словно это могло хоть как-то его защитить. — Убирайся прочь! Исчезни!
Мучё не шевелился, продолжая просто смотреть прямо в лицо сидевшего перед его ногами парня.
— Пожалуйста… — Харучиё зажмурил глаза и обнял себя руками. — Прошу, оставь меня уже в покое…
Его мольбы не были услышаны. Мертвец никуда не исчез. Опарыши уже ползли по его ногам, мерзко щекоча кожу, и стряхнуть их было невозможно. Тогда Санзу вскочил на ноги и побежал прочь. Добежав до двери, он с огромными усилиями смог отворить ее и шагнуть вперед. Но, к сожалению, это была не дверь. Больше не было больно и страшно. Все звуки стихли, осталась лишь пустота. Слуга закончил свой путь также, как его Король.
***
Сегодня последний день тюремного заключения. Харучиё десять лет не ощущал на своей коже прохладного ветра свободы, давно уже забыл, как выглядят огни большого города, какова обычная токийская рутина. Он не знал, примет ли его семья обратно после всего, что было сделано его руками, не был уверен, остался ли на его стороне хоть кто-то, просто шел в никуда без надежды на что-то.
Майки изменился, благодаря стараниям Такемичи и компании ушел с темного пути, за ним последовал и Санзу. Десять лет назад он пришел в полицию, чтобы написать чистосердечное признание, взять ответственность за убийство своего друга, товарища, капитана и человека, что доверял ему больше, чем кому-либо. Дело пропажи Ясухиро Муто было наконец закрыто, убийце дали десять лет ограничения свободы. За все долгие годы в колонии Харучиё не получил ни единого письма, и лишь однажды сестра навестила его еще в начале срока. Разговор не был долгим и по-семейному теплым, они только перекинулись парой фраз, Сенджу спросила его, стоило ли заходить так далеко и пачкать свои руки кровью, сказала, что, что бы ни случилось, они все равно останутся семьей, но парень не верил в это, не хотел даже надеяться. Когда-то они были очень близки, но эти времена остались позади, теперь он убийца, хладнокровный и жестокий, расчленивший и сбросивший в реку собственного друга, это клеймо теперь останется на всю жизнь вместе с чувством вины, что он наконец осознал.
К огромному удивлению парня, его ждали. Перед выходом стоял один человек, тот, кого он не ожидал увидеть больше всего — Майки.
— Майки? — неуверенно спросил Санзу. — Это ты? Что ты здесь делаешь?
— Тебя встречать пришел, — улыбнулся Манджиро.
— Почему? — Акаши опустил голову. — Я же убил Мучё.
Манджиро был триггером, знал и помнил, что делал в прошлом альтернативном настоящем. Тогда он не любил своего подчиненного, лишь пользовался его преданностью, получал извращенное удовольствие, наблюдая за тем, насколько тот был верен, на что был готов пойти ради своего Короля, как всецело с головой отдавался ему во всех смыслах, никогда не жалуясь и не переча, погружаясь все в большую темноту. На ладонях все еще ощущалась едва осязаемая теплота его кожи, на языке остался сладкий, но мимолетный вкус его губ. И Майки скучал, считал свою тягу эгоизмом, но все равно скучал, посему решил сделать их новое будущее счастливым.
— Харучиё, — Майки подошел к парню и аккуратно взял за руки, — я скучал.
Сначала Санзу остолбенел, не способный переварить услышанное, подумал о том, что, вероятно, уши обманывают его. Но бывший глава резко обнял парня, крепко прижал к себе, аккуратным движением руки положив голову Акаши к себе на плечо.
— По мне? — Харучиё совсем растерялся.
— По тебе, — весело улыбнувшись, произнес Майки, поглаживая юношу по спине, — кстати, ты так забавно выглядишь с этими короткими волосами.
— Я тоже скучал, — Санзу закрыл глаза, — мне так жаль.
Майки отстранился.
— И все же, — лицо Сано стало серьезным, — за что ты убил Мучё на самом деле? Не то чтобы раньше в Тосве совсем не было предателей.
— Майки… — Харучиё опустил взгляд. — В тот день он предал не только тебя… но и меня.
— Понятно, я не буду мучить тебя, расскажешь, когда будешь готов, хорошо?
— Когда буду готов?
— Да, ты ведь еще хочешь следовать за мной? — Манджиро тепло улыбнулся. — Не как верный пес и подчиненный, а как моя новая весна, ты будешь со мной встречаться?
— Правда можно? — тихо спросил юноша и, кажется, сжался до размеров атома, боясь, что все это лишь жестокая шутка.
Майки молча приблизился, встал на носочки и нежно коснулся губ парня своими губами. Это и был его ответ.
В их жизни наступила долгожданная весна. 
