🌫️🌫️🌫️
Днём ранее
Без зазрения совести Тэхён может сказать, что последние два утра для него самые лучшие за все его восемнадцать лет. И дело не в том, что погода отличная, птички поют за окном и тренировка начиналась в одиннадцать, отчего поспать подольше можно было, как на каникулах, а в бете, что грел его в своих крепких объятиях каждую ночь. Тэхён столько раз представлял себе, как проснётся утром, а рядом он — Чон Чонгук — его любимый мужчина, что любит его так же сильно, как и омега, со всклоченными волосами на голове и отпечатком подушки на щеке. Такой милый, такой хорошенький, что Тэхён не в силах себя остановить, чтобы не расцеловать лицо парня, чем будит его, забираясь на него полностью и ероша чёрные волосы. — Мы с тобой — как самая лучшая в мире история. И кто скажет, что нет? — делает вывод как-то Чонгук после их бесюлек на поле. Тэхён закончил раньше тренировку, примчавшись, даже не переодеваясь, к Чонгуку, чтобы вместе с ним пойти в столовую на обед. По итогу в столовую они опаздывают, так как Тэхёну внезапно захотелось научиться играть в регби, а в руках Чонгука как раз остался овальной формы мяч. — Это варварство, а не игра, — пыхтит Тэхён, так и не сумев отобрать мяч у смеющегося Чонгука, не поддавшегося ни разу омеге. — Ладно мы с тобой дурачимся сейчас, а на поле, когда вы играете, это ужас какой-то! Так агрессивно толкаетесь, того и гляди сломаете что-нибудь. — Это отличная игра для того, чтобы выпустить пар и тренировать тело, а вот твой чир-данс, — Чонгук кивает на голые коленки Тэхёна. — Я, конечно, понимаю, что в юбке удобно двигаться, но какого чёрта она такая короткая? — Под ней шортики вообще-то, — невозмутимо сообщает омега, приподнимая пальцами подол, демонстрируя под ней белые шорты. Легче от этого всё равно Чонгуку не стало. — Тогда они до колен должны доставать. — Тогда это уже будут панталоны, а не шортики. — И всё равно коротко. — Перестань. Все омеги из моей команды в них ходят и ничего. — Но ведь у твоих омег из команды нет ревнивых парней, как я, вот поэтому они и ходят. — То есть ты даже не скрываешь, что ревнуешь? — Есть смысл? Я не хочу, чтобы тебя кто-то из наших соперников-альф глазами облизывал. — Фу, это прозвучало отвратительно. Но ты ведь умнее и знаешь, что для меня это ничего не значит, а посему не будешь возмущаться. — Нет, не буду. Я просто проведу с ними весьма добротную профилактическую беседу о манерах, и на этом разговор будет закрыт. Если и тогда меня не услышат, то, Бог свидетель, я не желал им сломанной челюсти или носа. — Ага, а потом тебя исключат из команды, и ты не сможешь играть в пятницу. И уж тогда нашей школе точно не видать кубка. — Может, для кого-то и будет проигрыш целой трагедией, но не для меня. Потому что своё главное сокровище я уже нашёл. Кстати, ты не хочешь прогуляться до раздевалки? Я бы помог снять эту юбку и надеть на тебя джинсы. Тэхён улыбается лучисто, облизывая губы, и, слушая своё стрекочущее сердце, делает небольшой шаг к Чонгуку, берёт его за руку и тянет за собой. В столовую они тогда так и не попадают, выходя из раздевалки разрумянившимися, с одним на двоих переплетённым ароматом ветивера и акации. Их любовь разная. Ни на что не похожая. У Тэхёна она полна страсти и эмоций, а у Чонгука пропитана нежностью и глубиной. Тэхён не боится проявлять её в полной мере у всех на виду и смотреть волком на тех, кто вмешивается в их гнездышко, а Чонгук спокоен, мягок и «говорит» больше касаниями трепетными, чем использует речь. Но меж тем как гармонично они смотрятся вместе, заполняя пробелы. Рак и лев — они полностью соответствовали своим знакам зодиака и просто удивительно, что родились они в одно и то же число, только месяцы разные: Чонгук — двадцать девятого июня, а Тэхён — двадцать девятого июля. Судьба, не иначе. Более это и объяснить как-то нельзя. Видимо, само небо хотело их встречи. — Как-нибудь я отдам тебе свою коробку, что хранится у меня под кроватью, куда я все свои сокровища складывал, и ты ещё раз поймёшь, почему я в тебя влюбился, — говорит Тэхён, когда у них обоих был перерыв и они валялись на кровати в номере, жуя мармеладки. — Я туда складировал все неотданные тебе когда-то подарочки, открытки и письма, которые не решался написать в сообщениях в инстаграме. А ещё фотоальбом и так по мелочи всякие безделушки. — Подожди, — Чонгук даже отстраняется, приподнявшись на локтях. — Хочешь сказать, что целых шесть лет готовил мне подарки, зная прекрасно, что мы могли бы больше не увидеться? — Ну да, — просто отвечает Тэхён, а у беты дыхание перехватывает и сердце щемит невыносимо сладко. — Я бы всё равно нашёл тебя. Или ты меня. Если не в Корее, то в Японии точно. Я ведь поступать туда хотел. — А если бы я встречался с кем-то? Тебя это бы не остановило? — Может быть, — говорит омега таким тоном, что можно смело засчитать этот ответ за жирное «нет, не остановило». — Всё равно я не понимаю, почему тебя Хаку бросил. Как по мне, он полный идиот и никаких других оправданий для него у меня нет. Ещё и больно тебе сделал... Если у тебя остался номер этой сучки, то дай мне его. Я с превеликим удовольствием пошлю его нах... — Тэхён! — пихает омегу Чонгук, посмеиваясь, возвращаясь в прежнее положение. — Успокойся. Я твой. — Да, — широко улыбается омега, обнимая бету за талию и устраивая голову у него на груди. — Ты мой. То же самое я сказал какой-то омеге из наших соперников, когда засёк, что он пялился на тебя в столовой. — И что же ты ему сказал? — Что оторву ему его накладные ресницы, чтобы флиртовать нечем было с чужими парнями, если он не перестанет. — Почему я не удивлён? — всё ещё смеясь, прижимает к себе омегу Чонгук, зарываясь носом в мягкие волнистые волосы на макушке. — Я даже его не заметил. Всё мое внимание тогда занимал ты. Их любовь разная. Она как Солнце и Луна, одна сменяет другую. В ней нет холода, нет тайн и боли. В ней тепло и комфортно. Она окутывает, обволакивает, пробирается под кожу и осадком там остаётся. Это дом, в котором есть всё, чтобы улыбка держалась на губах, а на душе был покой. Именно так себя чувствует Тэхён рядом с Чонгуком. Хоть это и неправильно, но Тэхён всё равно сравнивал Чимина и Чонгука. Ведь было же, пусть и немного, что-то хорошее между ним и Чимином за тот период их знакомства, пока он не превратился в неуправляемого эгоиста. Чимин — это холод и шторм, а Чонгук — зной и лето. Чимин — одна сплошная глыба льда, что не объехать и не перейти без чьей-то помощи, а Чонгук — мягкое и пушистое одеяло. Чимин — что-то из разряда людских напастей, как чума, например, а Чонгук — спасительная вакцина от всех бед на свете. Конечно идеальных и совершенных людей не существует. И Чонгук тому не исключение. Они только начали строить отношения, и, возможно, их будут ждать трудности, но Тэхён не боялся встречи с ними, зная точно, что они смогут их выдержать и перешагнуть. Тэхён часто, ещё до встречи с Чонгуком, задавался вопросом: смог бы он когда-нибудь так же сильно и беспросветно полюбить Чимина, как Чонгука? Ответ не заставил себя ждать: нет. Просто потому что Пак не его человек. Чего же так Чимин вцепился в него, Тэхён понятия не имел. Не понимал этой одержимости и желания Пака быть только с ним, но при этом ходить налево. Чимин много фантазировал насчёт их совместной жизни, перед всеми частенько муженьком Тэхёна называл, и прочая чепуха, что только бесила Тэхёна постоянно, порождая новую ссору. Влюбись Чимин в Минки, то всем бы было только лучше, даже самому альфе. Тэхён очень надеется, что Сара предприняла хоть какие-то меры, и Чимин уже начал лечение. Пусть альфа гад, особенно учитывая последние события, но всё же хотелось помочь ему осознать, что наркозависимость — это ужасно и ни к чему хорошему, кроме как к искажению психики, не приводит. Тэхён, кстати, поинтересовался насчёт синдрома Адели, о котором ему сказал Минки. Прочитал статью и минут пять сидел на кровати без движения, с леденящим душу ужасом осознавая, что многое из описания этого синдрома совпадало. На первой стадии данной болезни, если верить сайту, где Тэхён изучил всё вдоль и поперёк, идут подарочки и забота, которой чересчур много. Далее одержимость, принятие фантазий за реальность, желание любыми средствами заполучить внимание, прибегая к шантажу или угрозам о самоубийстве, а уже потом, на третьей стадии, идёт полная деградация личности: человек начинает жить иллюзиями, а поведение становится неадекватным, импульсивным. Если запустить синдром, то можно получить осложнение, и вот тогда мания другим человеком становится основным жизненным мотивом больного, из-за чего он становится ревнивым и даже способен убить свою любовь. Утешало лишь то, что у Чимина вроде как нет предрасположенности к данной болезни, исходя из её этиологии. Когда Тэхён рассказал о своих мыслях о синдроме Адели Чонгуку, бета лишь заверил, что, скорее всего, омега накрутил себя, поэтому так распереживался, посоветовав выдохнуть, а Тэхён, пусть и в глубине души, но напрягся всем своим естеством. Не очень-то хотелось, чтобы всё написанное в статье резко обратилось в явь... Всё же рай не вечен. Всегда найдётся тот, кто сможет всё испортить лишь одним звонком. Тэхёну же таких звонков поступило чуть ли не штук десять за один раз, когда он был на тренировке. Удивительно, но связь хорошо ловила только лишь в раздевалке, у шкафчиков, и на самом поле, но только на верхних трибунах. Может, в интернет зайти и проблемно будет, но вот получить эсэмес или пропущенные вызовы увидеть можно. Тэхён только заканчивает переодеваться после вечернего прогона перед завтрашними соревнованиями, как сразу слышит трель входящего звонка, что эхом раздаётся по помещению. Звонили с неизвестного номера, как и поздно ночью, а ещё утром и в обед. Тэхён не отвечал по одной простой причине, что это могла быть опять какая-нибудь надоедливая реклама, однако после сообщения большими буквами «возьми трубку!» омега всё-таки ответил на звонок, сев на длинную скамью, стоявшую рядом со шкафчиками. — Слушаю... — Какого хера до тебя невозможно дозвониться? Я уже заебался тебе названивать и слушать гудки. Вспомнишь лучик, вот и солнце? Или как там? Да здравствует ночной кошмар! По-другому Тэхён не может сказать, растерявшись в первые секунды, не зная, что ответить. Звонил Пак Чимин с какого-то непонятного номера, с ходу обрушивая на омегу, хоть и находясь за несколько тысяч километров от него, всю свою давящую ауру. Признаться, Тэхён уже позабыл его голос, что сейчас светился желчью. Хочется сбросить, перед этим крикнув не звонить больше, но омега не двигается, всё же решая поговорить с Паком. — Что тебе нужно, Чимин? — спрашивает вполне спокойно Тэхён, оглядываясь по сторонам. Благо он один в раздевалке. — Сказать «спасибо», что же ещё? — хрипит в динамик телефона альфа, заставляя омегу выпрямить спину в струнку. — Ты там отдыхаешь, веселишься на своей турбазе, а я страдаю, причём из-за тебя и твоей бесконечной доброты. — Я вообще ничего не понимаю. Зачем ты звонишь мне после всего, что было? После всего, что ты сделал? Извиняться ты явно не собираешься, так напомни, почему я ещё не отключился? — Ответ прост, солнышко, — смеётся звонко Чимин. — Ты соскучился по мне, как и я. Поэтому и не сбрасываешь. Потому что любишь. Не волнуйся, киса, скоро мы встретимся. Тэхён не сдерживает смешка на такое, откидываясь назад, на шкафчики, закинув ногу на ногу, пиная носком кроссовка воздух, сжав телефон в руке крепче. Пусть Пака и нет рядом, но всё равно он умудрялся сделать так, чтобы омега по щелчку пальцев вышел из себя. — Ты себе это придумал, — чеканит Тэхён. — Выйди из своих больных фантазий, Пак. Легче жить станет. Разве ты вообще не должен сейчас быть в какой-нибудь больнице, проходя лечение? Или твоей матери на тебя плевать? — Ей не плевать, ей просто жалко своего маленького, заблудившегося в жизни сыночка, — сквозит ядом альфа, а Тэхёну через телефон его ударить хочется. — Ты, конечно, молодец, поведал ей всё про Чернику, про наш уговор и моё «увлечение», но даже так ты проиграл, потому что маман меня просто под домашний арест посадила и ни-че-го не рассказала отцу. Нашла мне какого-то психолога, с которым мы базарим каждый день по несколько часов, а ещё я теперь на домашнем обучении, за что тоже могу благодарить тебя, ведь там «неблагоприятная атмосфера». — Тебе смешно? Ты совсем последние мозги в Чернике оставил? Если плевать на себя, то хотя бы родителей пожалей. — Я зачем позвонил, — пропускает мимо ушей слова омеги Чимин. — Как ты уже понял, я соскучился и захотел услышать тебя. Я дал тебе достаточно времени, чтобы выпустить пар и теперь официально заявляю, что наш с тобой контракт расторгнут. И заметь, ты первый начал, выдав мой секрет матери. Ты теперь снова мой. — Как всё просто у тебя! — Тэхён подскакивает на ноги, растеряв всё спокойствие. — А что насчёт Минки? Или ты забыл, что у вас с ним ребёнок будет?! — У него, а не у «вас». С кем трахался, пусть тому и несёт. Мне он не нужен. Я был с ним лишь из-за того, что ты недоступен был. Признаюсь, я заигрался чутка, но у нас с ним изначально было без обязательств. Мне ты нужен, а значит, и детей рожать мне будешь ты, а не какая-то шлюха. — Я уже говорил, что ненавижу тебя? — шипит Тэхён. — Так вот повторюсь: я ненавижу тебя! Ненавижу! — почти кричит омега в телефон. — Вторая причина важней первой, — опять не слышит криков Тэхёна Чимин. У него на них иммунитет. Всё равно будет так, как он того хочет. — Мне тут одна знакомая птичка из твоих по команде начирикала, что ты якобы сошёлся с хорошо известным нам обоим бетой, так вот вопрос, Тэхён-и, — Чимин понижает манерно голос. — Это правда? Тэхён медлит с ответом секунду, две, взвешивая все «за» и «против», выпаливая после: — Да. В конце концов, чего он боится? Мир не рухнет, если Чимин узнает о них с Чонгуком. Он всё равно бы об этом узнал рано и поздно. Не имеет значения, как он поступит, потому что они больше не дети, а значит, ни Тэхён, ни Чонгук не откажутся друг от друга под силой обстоятельств. — Я надеюсь, что это была шутка, — даже не видя сейчас перед собой альфу, Тэхён уверен, что его лихо задело, заставив вздрогнуть крупно от этого уверенного «да». — Не заставляй меня идти на крайние меры. — Например? Опять с ножом на Чонгука кинешься или на меня? — Не имею за собой привычки пользоваться старыми методами. Как правило, они не работают, а вот новые... — И что же ты сделаешь? — Покажу тебе ад, солнышко, — со звенящей опасностью в голосе говорит Чимин. — Я в нём каждый день варюсь, вот и тебе пора на его дно. Думаешь, всё вокруг так радужно и розовенько? Так вот нет, Тэхён. Мир давно прогнил, а ты, кажется, об этом позабыл. Нам все врут. Начиная от друзей и заканчивая родителями. Ты многого просто не знаешь... — О чём ты говоришь? — Тэхён уже на пределе. Так хочется послать альфу куда подальше и запереть куда-нибудь, чтобы он перестал отравлять жизнь людям. — Ты обкурился опять? Мне глубоко наплевать на твои угрозы, потому что я тебя не боюсь. Никогда не боялся и сейчас тоже нет. Я люблю Чонгука и буду с ним, и ты ничего не сможешь сделать. Это не ты мне ад покажешь, это я тебя в нём утоплю, если ты тронешь хоть кого-то из моих друзей, родителей и уж точно Чонгука. Не смей больше звонить мне и выпендриваться. Просто исчезни, окей? — омега сбрасывает сразу же, как только заканчивает, блокируя номер, чтобы уж наверняка. Пошёл к чёрту этот Пак Чимин! А ещё его мать, которой вообще всё равно. Всё-таки стоило дождаться Бонрю и ему всё рассказать, а не с Сарой беседовать. Она просто пожалела сына, а он этим воспользовался, опять устанавливая правила. Надо было сбросить ещё до того, как Тэхён услышал первые слова Чимина. Следует перевести дух и успокоиться. Чонгук явно не должен увидеть его, окутанного до сих пор гневным дымом. Чимин не стоит нервов омеги. И так достаточно их попортил. Тэхён ни за что не позволит ему причинить вред кому-то из дорогих людей омеге. Костьми ляжет, но не позволит. Чимину не выиграть. Ни сейчас и ни когда-то после. Тэхён клянётся себе в этом.*
— Ну хорошо, — соглашается Чонгук. — Я почти угадал, что тебе не нравится морковь. А вот насчёт лакрицы, да, проигрыш. — Я же сказал, что у тебя нет шансов, — важно заявляет Тэхён, выиграв в очередной раз у Чонгука. — Я знаю о тебе всё. Отбой был объявлен уже как три часа назад, но ни Чонгук, ни Тэхён не торопились ложиться спать. И, хотя завтра важный день и им стоило хорошенько отдохнуть и набраться сил перед соревнованиями, они наоборот решили устроить что-то вроде пижамной вечеринки на двоих, скупив почти все сладости в буфете. Поиграть в факты друг о друге первый предложил Тэхён, наперёд зная, что одержит победу, устав играть в правду или действие. Ещё был вариант в карты на раздевание, но они быстро откинули эту идею, потому как исход такой проворной игры ясен как белый день. У Чонгука получилось отгадать немного, а вот Тэхён безоговорочно лидировал. — Всё, стоп. Делаем перерыв, — просит Чонгук, падая на спину и тяжело вздыхая. — Мне почти стыдно. Плохая игра. Я ничего о тебе не знаю. — Я не обижаюсь, — заверяет Тэхён поникшего бету, убирая бумажки из-под конфет на тумбочку. — Мы начали встречаться всего несколько дней назад. Конечно ты мало обо мне знаешь. Уверен, ты наверстаешь упущенное. — Конечно! — подскакивает резво Чонгук обратно. — Можешь не сомневаться в этом. У меня хорошая память, и всё, что я сейчас узнал, однозначно отложится. — Да? — щурится Тэхён хитро, растягивая губы в улыбке. — Тогда блиц-опрос. Мои любимые цветы? — Ирисы, — на автомате выдаёт бета. — Особенно фиолетовые и голубые. — А на какие цветы аллергия? — Розы. — Любимое число? — Восемь. Потому что это знак бесконечности. — Время года? — Зима, хоть ты и родился летом. — Отлично, я поздравляю! — хлопает в ладоши Тэхён. — Вы прошли проверку, и у вас теперь есть полный доступ к моему сердечку. — Ведём себя как дети, — щёлкает омегу по носу Чонгук. — Ты лучше скажи мне, ты смог дозвониться до родителей? Кто-нибудь из них ответил? Только не про телефон. Тэхён уже было позабыл о Чимине, а теперь снова. Но родители правда не отвечали на его звонки. Если Джунёль ещё хотя бы с ним переписывался вчера, оповестив, что работает над каким-то новым проектом и поэтому командировка продлилась ещё на четыре дня, а вот Ханюль отвечал односложными ответами. На вопрос Тэхёна, как прошла течка и всё ли нормально, папа лишь ответил, что он может не переживать и спокойно выступать. Омегу в принципе не удивляли такие ответы, потому как с папой они переписывались нечасто, а если такое и случалось, то это были лишь какие-то просьбы или наказы. — Оба ответили, но в чате. У них всё нормально, — отвечает Тэхён, отведя взгляд. И сразу же переводит тему, решив не задерживаться на телефонных звонках. — А хочешь ещё один интересный факт обо мне? — воодушевлённо спрашивает Тэхён, сев ровно и заблестев глазами. Чонгук кивает, сделав серьёзное лицо. — Об этом факте знают только папа и отчим. Даже Хисын об этом не в курсе. — Весь внимании. — Поскольку мой отец итальянец, а папа кореец, что делает из меня метиса, я имею право на два имени. Первое имя — это Тэхён, его выбирал папа. Его используют все. А вот моё второе имя, католическое, которое выбрал мой отец, не знает никто, поскольку считается, что к нему могут прилипнуть беды, если его использовать в повседневной жизни слишком часто. По крайней мере, так мне объяснил папа. — И как тебя зовут? — странно звучит немного. Словно они впервые знакомятся. — Рэми, — бархатисто говорит Тэхён. — Рэми Леви. — Рэми, — повторяет Чонгук, и Тэхён готов поклясться, что никто и никогда ещё не произносил его второе имя так красиво и ласково, как это сделал бета только что. — Я могу тебя так называть, когда мы одни? Или нельзя? — Можно, — Тэхён приподнимается на коленках, подползая к Чонгуку, чтобы устроиться у него на бёдрах, расчищает себе место, отправляя недоеденную пачку мармеладных мишек на пол. — Тебе всё можно, — омега садится, обхватывая ногами талию Чонгука, и запускает обе руки ему в волосы, ещё слегка влажные после душа. — Всё-всё, — глаза у омеги игриво сияют, а сам Чонгук, притянув Тэхёна ближе к груди, оглаживает стройные бока, первым тянется к манящим губам. Они целуются легко, почти невинно. Чуть позже бета проводит языком по нижней пухлой губе омеги, проникая внутрь и переплетая его с чужим, отчего поцелуй становится ярче. Тэхён, продолжая ерошить волосы парня, издаёт звуки, похожие на кошачье мурлыканье, на что Чонгук улыбается в поцелуй, придерживая омегу за талию, чтобы тот не ёрзал на его бёдрах. — Рэми Леви, перестань вертеться, — отрываясь с громким чмоком от Тэхёна, просит как-то вымученно Чонгук. — Иначе мы так и не закончим нашу игру. — А разве мы не «уже»? — целуя бету за ухом, опускаясь после к шее и легонько прикусывая её, шелестит Тэхён. Он и забыл почти, что они играли. Желание поцеловать бету было столь ослепительным, что Тэхён на мгновение выпал из реальности. Хочется ещё. Хочется растаять в руках Чона, хочется почувствовать его и отдаться на сладкое растерзание. В голове уже клубился туман, а Чонгук о какой-то там игре говорит. — Ну Гук-а, ну пожалуйста... Чон Чонгук, не заставляй меня тебя насиловать! — Хан, — клюя в розовую щёку омегу, говорит Чонгук, встречаясь с ним глазами. — Хан Чонгук. Это моя настоящая фамилия. Фамилию Чон мне дали приёмные родители. — О! — удивлённо восклицает Тэхён, сбавив немного пыл. — Этого я не знал. — Потому что ты первый, кому я это говорю, — сцепляет руки в замок за спиной омеги Чонгук. — Это тоже маленький факт обо мне, являющийся секретом. — Мне нравится. Хан Тэхён, Чон Тэхён — оба варианта красивы, — Тэхён съезжает немного назад, отлепляясь от груди беты, но продолжая его обнимать за шею. — Скучаешь по родителям? — Естественно. Привык к ним. Эти месяцы я впервые без них, с того дня как они усыновили меня. Об этом же ты тоже знаешь, да? — Мне Хисын когда-то рассказал, — Тэхён кивает. — Я его просил слёзно, а он не выдержал. Прости. Наверное, мне не стоило у него расспрашивать, это всё-таки твоя история. — Всё нормально. Так даже проще. Вспоминать не надо. — Чонгук, — Тэхён всё же решается немного полюбопытствовать. — Можно мне у тебя ещё кое-что спросить? Ты можешь не отвечать, если не хочешь, — сразу же предупреждает омега, — но ты когда-нибудь хотел вновь увидеться с настоящими родителями? На несколько долгих секунд в номере воцаряется тишина. Тэхён уже хочет опять сменить тему, назвав себя мысленно дураком, что вообще о таком заикнулся, но Чонгук всё же отвечает, нахмурившись. Тема болезненная и не так-то просто к ней вернуться, но раз омега хочет услышать, то он скажет. Сегодня они много откровенничают. Можно и об этом куске жизни беты рассказать, пусть и не особо светлом. — Боюсь, это уже невозможно, — усмехается горько Чонгук. — Я ведь ездил в конце августа в свой старый район. Нашёл нужный подъезд и даже номер квартиры вспомнил. Но так и не зашёл. — Почему? Побоялся? — Нет. Не видел в этом смысла. Они отказались от меня в своё время, я тоже. Мои родители не они, а Сыкгван и Гуанмин. И именно им я обязан жизнью. Вряд ли бы мы с тобой сейчас сидели здесь, выживи я и вернись обратно в этот гадюшник. — Ты что-нибудь помнишь из того, что с тобой было до болезни? Какие-нибудь моменты? — Я помню всё, Тэхён, — черты лица беты холодеют, как и голос, морозом обдававший по коже. — Помню, как есть нечего было, и если бы не соседка, которая периодически меня подкармливала, то умер бы я значительно раньше. Помню, как мальчишки-альфы со двора колотили меня просто так, потому что им было скучно. Помню, как родители попойки устраивали, творили всякую дичь, наркотиками баловались, а я всё это видел. Слышал. Много слышал. Их оскорбления в свой адрес, драки, как кого-то тошнит на палас, который потом меня заставят чистить, как они оргии устраивали, наплевав на то, что в соседней комнате, за дверью, пытается уснуть ребёнок. Много чего помню. К сожалению... Господи. Тэхён прикусывает язык себе, мысленно опять ударяя себя по лицу. Зачем он вообще спросил Чонгука о его родных родителях. Знал же, что ничего хорошего не услышит. А теперь милая атмосфера нарушена, а Чонгук потерял улыбку, опустив голову, изучая стеклянным взглядом узоры на постельном белье. Тэхён думал всегда, что у него судьба не из лёгких. Их бросил отец, свалив долги на папу. Они жили плохо, денег ни на что не хватало, практически в нищете. Не встреться однажды Джунёль им, то судьба сложилась бы явно иначе. Тэхён бы вообще никогда не приехал в Корею, а если бы и приехал, то в совершенно другой город, где жил дедушка. У Чонгука же судьба тоже непростая, но Тэхён ей явно уступает. Сложно представить, что пережил маленький Чонгук, и думать о том, что он не один такой на свете, страшно. Это лишь маленькая часть от той жизни, которую вытерпел бета. Вытерпел, выжил, преодолел... всё сразу. Маленький человечек. Маленький герой, чья судьба была сломлена. Если бы не Гуанмин, если бы не вакцина, которую когда-то придумали учёные от дифтерии, Чонгук бы не выжил. Тэхён это отчётливо понимает, чувствуя, как слёзы на глазах навернулись, скапливаясь в уголках. — Их больше нет в живых, — говорит тихо Чонгук, обращая на себя тем самым внимание. — Так соседка сказала, та самая, которая помогала мне. Отца посадили за изнасилование, где в тюрьме он умер от цирроза печени, а папа повесился сразу после того, как отца забрали. Я ничего не почувствовал, когда узнал об этом. Ничего нигде не ёкнуло. Они не любили меня и рады были избавиться. Они для меня никто, только лишь люди, что дали мне жизнь. Спасибо только за это могу сказать, — Чонгук заканчивает, поднимая голову и улыбаясь уголками губ натянуто. — Не рассказывай только никому об этом. Особенно моим родителям, если тебе когда-нибудь придётся с ними общаться. И не плачь, эй, — заметив дрожащий подбородок омеги, говорит Чонгук мягко, касаясь его лба своим. — Это всё в прошлом. Я справился со всеми чудовищами благодаря тебе ещё в детстве. Ты моё спасенье, моя вакцина, моя таблетка счастья. — Ты молодец, — бурчит Тэхён низко, шмыгнув носом. — Такой большой молодец, что справился. Я горжусь тобой. — Тэхён, — Чонгук отлипает от него и, схватив его ладони в свои, крепко сжимает, заглядывая глубоко в зелёные слезящиеся глаза. — Ты очень много для меня значишь. Пусть я не красноречив особо и признаваться в чём-то мне непросто, но ты... Ты вызываешь во мне настоящую тихую бурю чувств и эмоций. Ты, наверное, ждёшь от меня в будущем каких-то грандиозно-фантастических действий, но я не такой. Я не тот парень из сериалов, которые ведут себя скромно при людях, а с омегой развратничают как хотят. Я интроверт, мне нравится быть наедине с собой, много думать и рассуждать, а это дело небыстрое. Я не умею принимать решения здесь и сейчас, тщательно всё взвешивая перед этим, продумывая всё до мелочей. Я, безусловно, буду рядом с тобой, буду держать за руку каждую секунду, но, если я молчу, это не значит, что игнорирую тебя. Ну плох я в выражении эмоций, ну вот такой я. Но даже так, пожалуйста, помни о том, что я люблю тебя. Очень люблю. Ты самый важный человек в моей жизни и стоишь наравне с родителями. Возможно, ты не понимаешь, но тогда в детстве именно ты помог мне избавиться от чудовищ и поверить, что беты достойны счастья с любым человеком. С тобой мне тепло. Так тепло, как не было уже очень давно. С тобой я чувствую себя счастливым, и ты... — Чонгук запинается, обрывая пылкую речь, а у омеги сердце меж тем замирает. — С тобой я хочу двигаться дальше, стремиться к чему-то с удвоенной силой и вообще по ощущениям могу горы свернуть. И если когда-нибудь ты от меня откажешься, хоть я и говорил, что отпущу тебя, но, скорее всего, я буду преследовать тебя до конца своей жизни, и из-за этого тебе придётся писать заявление в полицию, а там я буду кричать, что всё равно люблю Ким Тэхёна. Они тогда отправят меня в психушку, где сделают лоботомию мозга, а ты к этому времени передумаешь и будешь уже до конца жизни любить овоща-Чонгука. — Угу, — хлюпает носом Тэхён, чувствуя, как слёзы побежали по щекам. — Угу? — усмехается бета. — Будешь любить овощ? — Буду любить овощ, — Тэхён, кажется, снова влюбился. Не трогайте его. Просто позвольте расплакаться и броситься в объятия Чонгука, чтобы успокоиться и вновь уверить себя, что так теперь будет всегда. Чонгук целует его первым, быстро касаясь губ и сразу отстраняясь, будто разрешения спрашивая. А потом валит на подушку, подминая поплывшего омегу под себя, сцеловывая его слёзы и целуя наконец так отчаянно Тэхёна, что метис мурашками с ног до головы покрывается, касаясь ладонями плеч беты. Чонгук оставляет невесомые поцелуи у него в волосах, на шее и трепещущих ресницах, на скуле и за ухом, попутно раздевая и кидая вещи на пол. Тэхён дрожит под ним, отзывается на ласки тихими стонами. Вот сейчас, вот уже близко, вот почти... На растяжку времени уходит немного. Чонгук входит безболезненно и легко, перед этим пометив омегу своими метками-укусами, оставляя на горячем теле свой запах, с искрящимися глазами смотря на омегу, что дугой выгибается, желая насадиться на его член ещё глубже, упираясь пятками в матрас. Бета не медлит, сразу же начинает двигаться, шипя от узости и жара Тэхёна, так хорошо принимающего его. Идеально. Прекрасно. Изумительно. Много наречий можно подобрать и все они о них — об их ярких чувствах, об их утопающей, словно зыбучие пески, любви. Она слышится во всём: в касаниях, в стонах, в улыбках и взглядах друг на друга. Тэхён на атомы распадается, умирает по несколько сотен раз в минуту и готов кричать на весь мир, что он счастлив. Чонгук его желание полностью поддерживает. Но счастье любит тишину. Не кричите о нём на каждом углу. Иначе обязательно его захочет кто-нибудь украсть... На следующий день Тэхён с командой справляются с номером на ура. Им аплодирует весь стадион, когда выступление заканчивается. Тэхён бежит скорее к трибунам под грохот и свист голосов, чтобы переодеться в раздевалке и вернуться на поле, но перед этим, завидев в толпе Чонгука, который тоже вместе с остальной командой регбистов смотрел на них, налетает на него с объятиями, получая поцелуй в висок. — Было классно, — хвалит его бета. — Ты справился превосходно. Беги скорее переодеваться, а то замёрзнешь. — Люблю тебя, — счастливый и окрылённый ещё выступлением Тэхён целует быстро Чонгука и, помахав ему помпоном, бежит переодеваться. — Вы молодцы, — встречается ему на пути Минки. — Здорово получилось. Тренировки не прошли даром. — Спасибо, — кивает ему Тэхён, скрываясь за дверью раздевалки. Омеги из команды галдят, обсуждая выступление, а вот Тэхён... для него время будто останавливается, когда он берёт телефон в руки, чтобы проверить, не звонил ли отец, и видит сообщение от Ханюля. Вряд ли это слова поддержки перед выступлением, ведь папа не одобрил его новое увлечение, а значит... «Тэхён, я попал в больницу. Из-за течки у меня ужасно болит живот. Пришлось вызвать скорую и теперь вот сижу, жду направления на анализы. Твой отец уже выехал, но мне бы хотелось видеть тебя рядом. К тому же я забыл половину вещей дома, а меня, скорее всего, положат. Сказали, что-то с яичниками связано...» Дальше — всё как на автомате. Их тренер, Хисын, номер и скиданные вещи небрежно в сумку, такси, выматывающая дорога до дома, прихожая, комната родителей, лестница, по которой спускается омега, а после звук чего-то падающего. ...В душе уже шевельнулся страх, но Тэхён упорно откидывал противные мысли о том, что в их дом пробрался какой-то вор. А может, это Джунёль приехал и просто не услышал Тэхёна, когда тот со скоростью света промчался на второй этаж? Омеге в это очень хочется верить. Очень хочется. Очень. Очень! Только бы не воры. В доме ведь полно всяких ваз и статуэток. Вполне возможно, что кто-то решил поживиться, когда дом пуст. Хотя домработница должна уйти была совсем недавно. Но, похоже, у неё сегодня выходной, раз омега никого не застал около дома, когда выбежал из машины. Точнее, вывалился, опять чуть было не упав. — Так, Тэхён, всё нормально. Всё хорошо, — утешает себя омега, продолжая красться к двери. Если что, он запрёт дверь, а сам в это время вызовет полицию и дело с концом. Главное — не спугнуть воришек. Что-то снова валится на пол с грохотом характерным, а омега на месте подпрыгивает от этого звука. Он почти подходит к двери, указательным пальцем аккуратно отодвигая её в сторону и заглядывая внутрь освещённой ярко комнаты, не замечая в ней ничего подозрительного. Ну, если не считать разбившейся стеклянной карандашницы, куда Джунёль ставил ручки, а также стопки каких-то бумаг с чертежами, веером расположившихся на ковре около стола. Стола... Стол. Сделанный из красного дерева. Папа. Его папа. Ханюль. Который должен сейчас, судя по его сообщению Тэхёну, сидеть в больнице и сдавать анализы. Его папа... Тэхён давится воздухом, ничего не понимая. Как это возможно? Ему мерещится? Он спит? Это сон такой? Если да, то омега очень сильно желает проснуться. Похоже, Ханюль ничем и не болел, а сообщение это — просто фальшивка. Непонятно только, кто его написал и отправил с телефона папы, но это и неважно! Важно другое. Другой. Сам Ханюль. Ханюль, что сейчас лежал спиной на столе своего мужа в одном длинном лиловом халате, что был распахнут, свисая до пола, самозабвенно цепляясь за кого-то и выстанывая тихим голосом «ещё», когда этот «кто-то» трахал его практически на весу, толкаясь в него отрывисто и мощно. В страшном сне такое не привиделось бы... А наяву... Отвратительно... Тэхёна трясёт лихорадочно, отчего даже зубы стучат, а сердце бьётся бешено об грудную клетку, когда он тянется вспотевшими ладошками к ручке, чтобы распахнуть двери сильнее, увидеть этот ужас собственными глазами и остановить, пока не поздно. Собственно, а можно ли ещё что-нибудь исправить? Есть ли смысл мешать, кричать с порога Ханюлю слова разума? Изменяет. Его папа изменяет Джунёлю с каким-то альфой, причём у них дома, не абы где-то, а в кабинете мужа, когда тот в командировке, а сын на соревнованиях. Теперь понятно его поведение перед отъездом. Хотел поскорее в дом любовника привести и провести с ним течку. Да как он мог! Как посмел изменить Джунёлю после того, как он их из грязи вытащил, дал свою фамилию Тэхёну и подарил новую, роскошную жизнь?! Тэхён не понимает этого. Отказывается понимать. Не хочет верить глазам и уж тем более ушам. Хочется бросить «вон, на улицу!», чтобы вздохнуть полной грудью и перестать чувствовать колючую ярость и бессилие в теле. Сейчас Тэхён всё выскажет... Всё скажет, что накипело. И плевать, что Ханюль его родной папа и старше его. Он не станет молчать, разнесёт любовника в пух и прах, вышвырнув за шкирку отсюда. Из этой святыни, где Джунёль придумывал очередные шедевры, которую они так осквернили. Тэхён со свистом втягивает в себя воздух, распахивает дверь и встаёт в проём двери, открыв рот, готовый нападать, но забывает слова напрочь, когда видит это. Ноги подкашиваются, а тело костенеет. Глаза становятся влажными, сверкая на свету, а сердце останавливается. Омега может поклясться в этом чем угодно. Кажется, весь мир лопается воздушным шариком, закладывая уши и давя больно на виски, словно расплющить желая, когда Тэхён рядом с Ханюлем видит его... Его... Его быв... Бы... Б... — Господи, — вырывается сжатое из пересохших губ Тэхёна, закрывшего ладонями рот после, качая головой в неверии. Его. Его ад и ночной кошмар. Человека, с ума сошедшего ещё давно. Человека, который не знает жалости, боли, сострадания — ничего, кроме жирного и чёрного «ничто». Человека, умеющего убивать без ножа одним лишь взглядом, взмахом руки и словом. Человека, которого когда-то родители привели в этот дом, чтобы дать возможность завести Тэхёну друга. Человека, что разрушил этот дом окончательно. Его. Пак Чимина. — Люблю тебя, — слышится от Ханюля, вцепившегося в руки альфы на своей талии, подмахивающего очередным толчкам бёдрами. — И я тебя, — отзывается хрипло альфа, продолжая врываться в омегу. — Всегда... Только ты... Тэхён не дышит. Тэхён не жив в этот момент. Тэхён не здесь. Он на дне, о котором говорил ему Пак. Здесь ужасно холодно, одиноко и противно. Здесь больно до невыносимости и вздёрнуться хочется, чтобы ничего не чувствовать. Ни слабые удары сердца, ни звон в ушах, ни этого пробирающего до костей, обгладывающего внутренности аромата кардамона и пионов. Не надо. Не нужно. Перестаньте. Это сон, обычный сон. Тэхён не хочет, нет. Спасите, ну кто-нибудь... Но на этом ужасы не заканчиваются. Если до этого Тэхён думал, что разучился дышать окончательно, то, когда Чимин вскидывает голову, вдруг встречаясь с сжавшимся в комочек у двери омегой глазами, одаривая метиса нездоровой улыбкой, показывая клыки, Тэхён осознаёт внезапно: планета перестала вращаться именно сейчас.