Я пригласил тебя к себе. Посмотрим мотогонки.

Мы сидим с тобой на диване в моей тёмной гостиной. Настолько тёмной, что, кажется, в этой давящей тьме можно утонуть и никогда не всплыть. Нас освещает только средней мощности свет от экрана телевизора, где ты с увлечением смотришь мотогонки. Тебе всегда нравились мотоциклы. Будто тебя родили на одном из них, вот так и прижился к ним. Ты всегда говорил, что они - твои единственные друзья, которые никогда не бросят и всегда готовы выслушать тебя. Даже сейчас, когда у тебя есть я, исполняющий с недавних пор прежние обязанности железных коней, ты никогда о них не забываешь. То пылинку смахнёшь с руля первого, то протрёшь сидение второго, то на полдня пропадёшь, прикручивая к третьему светоотражающие полосы. Меня всегда поражало твоё рукоделие. Это касается не только красивых вырезанных форм светоотражалок, но и другие твои искусные умения. За них я люблю тебя. И не только за них. Я полюбил тебя за твоё существование и появление в моей жизни. Я всегда знал, что после грозы обязательно выглянет солнце, резко припекая блеклую кожу, увлажнённую дождём, и слепя глаза своим светом, сулящим надежду и радость. Просохнет асфальт, как просохло прошлое, изжив себя и архивировав подальше в сознание, откуда ещё долго не будет выниматься, а может и вовсе забудется. Ты смотришь на гонки не отрывая взгляд. Выглядишь слишком мило и непривычно. Твои голубые глаза, полные заинтересованного блеска, смотрелись совсем не так, как на выступлениях. Они становились будто детальнее и ярче. Я.. Утопаю в них. Как однажды утопал в голубеньких глазках девушки. Но в твоих есть что-то особенное. Я даже не могу понять что. Из-за трудности понимания я помотал головой и пару раз моргнул. Так непривычно видеть тебя в обычных спортивных штанах и футболке, ведь я так привык к твоему синему с желтизной узоров шлему, к твоей алой, потрёпанной временем куртке, в перчатках, с закосом на металл. Ты слишком красив. Я признаю это. Я подвигаюсь к тебе поближе, уложив руки на спинку дивана и немного выпрямив ноги, которые явно были не из коротких. Гонки закончились под твой удар кулаком об ладонь и досадным выражением лица. Ты плюхнулся головой мне на колени. Я не ожидал этого, конечно, от чего слабо вздрогнул и выдал на щёки подступивший румянец. — Представляешь, восьмой приехал на миллисекунду раньше! А я за десятого болел. — Возмутился ты. Я обожаю, когда ты злишься. Это слишком мило даже для меня. — Несправедливость в худшем её проявлении. — Отвечаю я на возмущение, а сам укладываю свои руки на тебя. Одну свободно помещаю на согнутое колено, а второй убираю с твоего лица высохшие после душа волосы. — Именно так! Я бы никогда не допустил такого! — Проговорил ты и фальшиво сплюнул в сторону. Как же я люблю тебя. Люблю тебя, твоё тело, твои глаза, губы, волосы, руки, люблю всё в тебе. Не знаю, как я так быстро перецепился на тебя. Но я рад этому. Несказанно рад, поверь мне. Ты приподнимаешься на руках, упирая их в мягкую поверхность дивана, и подтягиваешься, усаживаясь на мои колени. Теперь наши взгляды напротив друг друга. Готов поклясться, что смотрел бы в твои глаза вечно. Я слабо прикрываю свои веки, продолжая сверлить тебя взглядом в обратную. Как бы ты объяснил эти гляделки? Я вижу, как твои губы вырисовали улыбку. Одна из моих недавно обнаруженных слабостей. Я проваливаюсь в бездну чудных грёз, в которых ты всегда улыбаешься. Просыпаться каждое утро с тобой в обнимку и засыпать также этим же вечером — вот мои мечты. Я для тебя как большой плюшевый мишка, который ещё и влюблён в тебя без памяти. В какой-то момент я выпал из мечтаний и осознал, что лица наши настолько близки друг к другу, что я вряд ли бы уместил между ними свой кулак. Неожиданно для меня, ты подался мне навстречу, уже зная, чего хочешь от этого момента. Я прекрасно это осознавал. Я не могу совладать с собой, когда ты рядом, а уж тем более, когда сидишь в ничтожных сантиметрах от моего лица. Я чувствую ароматы твоего одеколона и шампуня. Они приятно щекочат нос, одурманивая мой разум. Я чувствую твою тёплую ладонь на своей щеке. От неё я почти растаял как пломбир под июльским солнцем. В отместку я обниму тебя одной из рук, зацепившись за твою талию, ибо ты сидишь боком. Ты опять подался ко мне, почти лёг на моё тело, но свободная рука спасла от падения, уперевшись в ту же спинку дивана ладонью. Сколько можно было так смотреть друг на друга, с каждой минутой вводя в краску, не знаю. Но не выдержали мы оба, всё случилось быстро и неожиданно приятно. Я притянул тебя к себе ещё ближе, а ты притянул горячей ладошкой моё лицо к своему, в последствии запустив ту же руку мне в волосы. Губы соприкоснулись и слились в жарком поцелуе, отдаваемом тяжким дыханием. Началось всё просто, с продолжительных прикосновений, а продолжилось сплетением языков. Я покусываю твою нижнюю губу, от чего ты не сдержал в себе сладостный продолжительный стон в поцелуй. Я никогда не слышал более ошеломительного звука, чем это. Даже подумать не мог, что ты способен выдать из себя такую симфонию. Отныне это мой любимый звук, который хотелось бы слышать регулярно. Я хозяйничал своим языком в твоём рту, то и дело меняя положения. На удивление, ты не сдавал позицию и также елозил в моём рту. На этот раз расклеился я, потому что не знал, насколько приятны покусывания. Ты пару раз прикусил мои губы и стон выдался от меня, что явно отразилось на твоём поведении. Пока длилось минутное слияние, ты успел переменить положение своих ног и тела. Теперь ты сидишь на моих коленях и почти на стоячем колом паху. Я боялся, что ты это заметишь, из-за чего аккуратно обнимал твою талию. Прогнулся в спине, как элегантная кошка, что также стало для меня сюрпризом. Я запустил одну из ладоней под футболку, ведя ею вверх, по направлению позвоночника и ощущая волну мурашек под ней. Да, мои руки никогда не отличались теплом, но ты явно кайфовал от этого. Приятно, что такой хладнокровный каскадёр как ты любит подобные «нежности». Поцелуй расторгся и наши опьянённые им взгляды вновь пересеклись. Я видел в небесно-голубых глазах жажду продолжения, но сам ты явно страшился что-либо сказать. Я обволок прелестную талию руками, вздёрнув футболку. Большими пальцами я стал поглаживать твой рельефный пресс, когда ты взял край синей футболки и закусил его, оголяясь для меня. Торс и грудь были истерзаны шрамами, благо начавшими затягиваться. Но ты гордился ими и не считал отвратным. Взгляд, уже сфокусированный, направлен чётко на меня, прожигая, словно петарды, причём с десятикратной силой. Я буквально видел в твоих зрачках искры. Искры, влекущие за собой огни и в последствии пожар, в котором мы и будем гореть, часто заглядывая друг другу в душу своими голубыми и жёлтыми с крестом цвета алой крови вместо зрачка глазами. Ты прильнул ко мне вплотную и, судя по изогнутой в вопросе брови и скалистой ухмылке, засёк упирающийся сквозь слои одежды орган. Рука твоя, уйдя с лица, уже лежала на моём плече, как и вторая. Я не собирался бездействовать, поэтому незамедлительно сбросил с тебя сине-лиловую ткань футболки, отбросив её на грядушку дивана. Ты, как в случае с поцелуем, не остался в стороне и снял верх с меня. По твоим глазам было видно, что кровь приливает не только к щекам, но и к носу, к счастью, не стремясь вытечь в этот долгожданный момент. И снова я затягиваю поцелуй, запуская одну из шаловливых рук в серые спортивные штаны с принтом шинного протектора сбоку. Я попал куда хотел. Обхватив рукой такой же стояк, решась на некоторые ласкания в виде охвата и движений вдоль длины полового органа, до слуха моего донёсся стон, а плечи почувствовали сжатие сильных рук. Поцелуй повторно разошёлся, на этот раз протягивая нить слюны. Ты умоляюще взглянул на меня, добавляя к картинке приоткрытый рот, высвобождающий горячий воздух, что, оказывается, было отвлекающим манёвром. Буквально через секунду уже я кусал губу от таких же ласок, но от твоей руки. Тёплой, почти горячей руки. Ты такой упёртый, никак не уступишь активную позицию мне. Но даже это не сдвинет с места мою любовь к тебе. Свободной рукой я гладил твою спину, пока отрывался спиной от дивана, дабы дотянуться до обворожительного изгиба шеи. И успешно преодолел сию преграду. Легонько прижав тебя поближе, я стал покрывать твою шею поцелуями, оставляя в половине мест покраснения, следы укусов и малый след слюны от полизываний. На мгновение движение руки в моих штанах прекратилось, а голову ты запрокинул назад, издав кроткий стон. Я же стал водить рукой в спортивках интенсивнее, от чего ты явно доходил до пика оргазма. Я слышал твоё дыхание с редкими тихими постанываниями и я решил завершить начатое. Сделав последнее движение, рука моя слабо сжала твой пах, пульсирующий в ладони. Одновременно с этим, губами я прилип к шее, оставляя засос, который, скорее всего, будет выглядеть как синяк. Рука, лежащая на моём плече, отторгнулась, закрывая рот владельца. Ты подходил к концу. Чтобы уж наверняка тебя, так скажем, «добить», я убрал руку от спины и сжал меж пальцев один из сосков. И вот он — мычащий сквозь руку удовлетворённый стон Неповторимого Сту. Я видел, как твои глаза закатились, а по телу пробежала дрожь. Рука же в спортивных штанах сделала ещё пару движений и покрылась белой субстанцией. Ты уже смотрел на меня, пребывая в дикой отдышке и выпуская изо рта пар. Я достал руку, покрытую твоим семенем, из штанов и без всяких зазрений слизнул сперму с пальцев, закрыв один глаз, а вторым смотря на тебя, ошарашенным и горящим румянцем от моего поведения. Стоит ли говорить, кто кончил от сладких стонов партнёра, которого сам же и ублажал? Верно, это я. Подтверждение тому — пятно на штанах. Теперь ты прилёг на меня и уже сам втянулся в поцелуй, ничуть не хуже самого первого. А в гостиной темно. Лишь тихо работающий телевизор освещал нас своей средней мощностью.