Династия

«My love is just waiting, To clothe you in crimson roses…» © Skillet — Whisper In The Dark

      Лале спала, когда лекарь осматривала ее. Хюма находилась рядом, держа султаншу за руку. И хотя у нее не было достаточно времени, чтобы осознать беременность Лале, валиде все равно очень переживала за нее.       — Машааллах, с ребенком и с госпожой все в порядке. Это чудо какое-то, похоже у шехзаде Баязеда будет соперник, — уведомила лекарь, завязывая бинт на бедре султанши. Лиловое платье, в котором она была, было принято выкинуть. Нельзя госпоже носить порванные вещи.       — Гюль-ага, сообщи повелителю, что Лале Султан и ребенок в порядке. Рана не серьезная, — евнух поклонился, попятившись к двери.       — Рустем-паша, я хочу, чтобы Вы выяснили, кто стоит за нападением на Лале Султан. Неважно, кем в итоге окажется инициатор, но он должен быть казнен. Иначе казнены будете Вы, Рустем-паша, — Мехмед говорил это пугающе спокойно. Рустем внимательно слушал его и мысленно ужасался: неужели кому-то могла насолить эта светлая девушка? У Рустема было немного вариантов, но все они вели лишь к одной персоне: Пелин-хатун. Поговорить с ней труда не составит, но Рустем не был уверен в том, что она так легко выдаст свой план.       — Разумеется, повелитель. Сделаю все, чтобы найти виновника, — кивнул Рустем, собираясь выходить из покоев. В этот момент просеменил Гюль-ага, учтиво кланяясь.       — Повелитель, Рустем-паша. С Лале Султан и ее ребенком все в порядке. Она очень быстро поправится, — напряжение, витавшее вокруг Мехмеда, спало.       — Хорошо. Гюль-ага, где сейчас шехзаде?       — Шехзаде Баязед в гареме с Нигяр-калфой. Прикажете привести?       — Да, пусть приведут его ко мне. Вы с Рустемом-пашой можете вернуться к вашим обязанностям, — кивнул султан, слушая, как за мужчинами закрывается дверь.       За месяц во дворце Эдирне не поменялось ничего, кроме того, что весь гарем и корпус янычар стояли на ушах из-за нападения на Лале и ее фантастическую победу. Разумеется, лишь единицы были недовольны таким поворотом событий. Кому-то было абсолютно все равно, но в большинстве своем рабыни и служанки, а также янычары восхищались султаншей и сочувствовали ей. Не каждый мужчина был способен отразить атаку разбойников, не каждая женщина была в силах сохранить ребенка, на столь небольшом сроке — это было достойно уважения.       Близился праздник в честь дня рождения шехзаде Баязеда. Весь Эдирне, не переставая, твердил об этом. Однако на рынке разговоры шли разговоры о его матери, Лале Султан. О ее мужестве, силе и растущем могуществе.       Мехмед, зная о любопытстве Лале, пригласил ее прогуляться по рынку и выбрать ткань для пошива праздничного платья, а заодно и послушать, что происходит в городе. Переодевшись в простые, но дорогие платья, Лале и Мехмед ступили в лабиринт из разноцветных палаток и не самых приятных запахов.       Для Лале это не показалось чем-то новым, хотя и здешний рынок очень отличался от огороженных друг от друга лавок с различным товаром, от чая до дорогих платьев. И хотя Лале иногда бывала на рынке, но ничего кроме рыбы и другого морского или заморского товаров на нем было не найти. В порту часто рубили свежей рыбе головы, зазывали посмотреть на венецианские маски или наряды, купить жемчуг для украшений. Все это дополнялось криком чаек, шумом Ирландского моря и букетом из различных запахов: мерзкая похлебка моряков, тухлая рыба, соленый ветер, пряности… Разумеется, здесь, в Эдирне, рынок был чем-то похож на портовый в Ливерпуле, но они чем-то отличались. Здесь в воздухе, помимо шума и запаха свежей (или не очень) выпечки, витала искренность, которая никак не чувствовалась в Англии. Империя была именно тем местом, где тебе были рады, но чувствовала свое превосходство вовсе не потому, что хотела казаться, а потому, что таковой и была. Даже Альбион был не способен похвастаться мощью Османского государства.       Проходя мимо палатки с персиками, Лале вдохнула их великолепный аромат.       — Скажите, эфенди, — обратилась она к продавцу, — сколько стоят эти чудесные персики?       — Бери так, хатун, для красивой девушки не жалко.       — Ох, нет, эфенди. Дай мне десять таких, — Лале вложила в его руку двадцать пять акче. И именно в этот момент позади нее послышался грохот. Какой-то старик, не удержавшись на ногах, начал падать, собрав рукой все товары торговца овощами. Ноги и руки султанши сообразили быстрее, чем голова: она подлетела к старику, подхватив его под локоть и аккуратно поставив на землю. Она помогла ему отряхнуться, помогла торговцу собрать овощи. Старик рассыпался в благодарностях, а вот торговец был недоволен. Товар теперь не выглядел таким красивым, это могло отпугнуть покупателей. — Не ругайтесь, эфенди. Он не виноват. Если хотите, я куплю у Вас все эти овощи. В том, что они упали нет ничьей вины.       — Да, как же?! Они упали по вине этого старика! — все еще гневался продавец, указывая на едва ли не плачущего старика.       — Эфенди, — уже строго произнесла Лале. — Перестаньте обвинять пожилого человека. Аллах слышит все, что Вы говорите. Будьте уверены, эфенди, он Вас покарает.       — Госпожа, Вы очень напоминаете Балу-хатун. Она была самым светлым лучком Империи. Не было ни единого человека, который не любил бы ее, — произнес старик, укладывая ладонь на живот, точно что-то знал. — Дочь твоя будет отражением Балы-хатун и тебя. Сильная и смелая воительница, готовая пожертвовать собой ради семьи. Благословит Аллах вас обеих.       — Благодарю Вас, эфенди, — Лале поклонилась старику, отдав деньги продавцу овощей и забрав эти самые овощи.       — Госпожа, я потерял Вас, — из лавки драгоценностей показался Мехмед, он отдал две шкатулки Гюлю-аге, а сам подошел к Лале. — Ты в порядке?       — Конечно… Думаю, пора возвращаться. Баязед наверняка соскучился.       — Это Ваш сын, хатун?       — Верно, эфенди.       — Вы назвали его в честь шехзаде Баязеда? — Лале почему-то рассмешила эта мысль, но она посчитала эту эмоцию неуместной, а посему сдержала ее.       — Так совпало. Благословит Вас Аллах. У нас еще дела.       — До свидания. Буду ждать Вас снова, — заметно подобревший продавец овощей помахал на прощание рукой.       Во дворце царила предпраздничная суматоха. На улице накрывали длинный стол, который к вечеру будет ломиться от угощений. Простые хатун выполняли поручения тех, кто выше них по статусу, султанши и обычные калфы гарема.       Сафие под руку с Рустемом шла вдоль садовой дорожки, когда навстречу им выбежал мальчик, за которым старались успеть Нигяр и Хюма.       — Тетя! — шехзаде налетел на султаншу, крепко-крепко обнимая ее ноги, насколько позволял его рост.       — Баязед, радость моя, — Сафие со всей нежностью обняла племянника, поднимая его на ручки. Рустем не остался в стороне и приветственно погладил по плечу Баязеда, а после поклонился подошедшей валиде.       — Сафие Султан, как хорошо, что ты приехала. Нам совсем не угнаться за шехзаде.       — Рада видеть Вас, Хюма Султан. А где Лале Султан и Филиз Султан? Я бы очень хотела увидеть их, — Сафие оглядела вновь подошедших, не увидев среди них тех, кого хотела. — Нигяр, ты изменилась с нашей последней встречи. Похорошела. Тебе очень идет это платье. Надевай его почаще.       — Благодарю, госпожа, — улыбнулась Нигяр. Платье на ней действительно было новым, ее любимый цвет и любимый узор: зеленое в полосочку. Она и сама не знала, зачем вдруг решила его надеть. Но была рада, что госпожа людских сердец не стала отчитывать ее, в отличие от Филиз Султан.       Женщина сейчас находилась в покоях Пелин, слушая план дальнейших действий по избавлению от Лале. Филиз наотрез отказывалась помогать рыжей персиянке. Женщина понимала, что доверительных отношений с дочерью ей не видать, если она и дальше продолжит слушать Пелин и делать так, как хочет персиянка. Нигяр вошла в покои наложницы и, поклонившись, уведомила о том, что Сафие Султан находится в саду Эдирне и очень хочет увидеть Филиз. Султанша поднялась с места, одернув некрасиво собравшееся платье. Корона из черных самоцветов полыхнула на весеннем солнце, и она двинулась в сад, чтобы поприветствовать дочь и зятя.       — Баязед, тише, не беги так! Я не успеваю за тобой, — Сафие поймала шехзаде и обняла, оборачиваясь на голос матери. Настроение вдруг упало: Филиз дважды предала ее, и Сафие этого не забыла. Поклонившись матери, султанша поприветствовала ее фальшивой улыбкой. Женщина, кажется, заметила это, но не подала виду. Вместо этого она распахнула объятия, приглашая в них дочь. Сафие же тяжело вздохнула, переводя взгляд на Пелин. — Пелин-хатун, надо же, и Вы здесь.       — Добрый день, Сафие Султан. Надеюсь, что Вы останетесь в Эдирне на более долгий срок.       — День был добрым, Пелин-хатун, пока я не увидела тебя в добром здравии, — ирония тронула губы Сафие, и она, влекомая шехзаде отдалилась от Филиз и Пелин.       — Это твоя вина в том, что моя дочь меня избегает, — процедила Филиз, глядя вслед удаляющейся и счастливой Сафие.       — Напомнить тебе, Филиз, кто выдал ее за Халиля-пашу? Виновата во всем ты сама, — победно ответила Пелин, направляясь к уже накрытому столу.       Сафие села рядом с Лале и Хюмой. Они говорили о победе в схватке с разбойниками, которые горели желанием убить султаншу. Сафие ужасалась и радовалась вместе с подругой, а после и вовсе готова была разорвать тех, кто посмел поднять руку на Лале.       — Все уже в прошлом, Сафие Султан, со мной и ребенком повелителя все в порядке, — Лале взяла персик, глядя, как Сафие разрывает тельце приготовленной птицы. — Сафие Султан, Вы ведь никогда не ели перепелов. Что-то случилось?       — Не знаю, Лале Султан, — призналась султанша. — Последние две недели не проходило ни дня, когда бы я не ела перепелов.       — Доченька, может, ты беременна? — предположила Филиз, отправляя в рот оливку.       — Беременна? — эхом отозвалась Сафие, переглянувшись с Лале. — Может, Вы и правы, госпожа. Лале, позовем лекаря, я ведь и вправду не любила перепелов.       Лале наблюдала за тем, как Сафие осматривают. Ладошки потели, и Лале старательно вытирала их о платье, которое ей подарила султанша. Сейчас она не думала о том, что может его испортить. Сейчас ей было важно состояние подруги и ее ребенка, если он, конечно был. Наконец лекарь закончила осмотр, выпрямляясь и вытирая руки. Она взглянула сначала на Лале, а затем и на Сафие.       — Сафие Султан беременна. Примите мои поздравления, — без лишнего томления объявила лекарь. Лале сначала не поверила, но после внутри ее души что-то зашевелилось. Что-то теплое, побуждающее разум радоваться за подругу. Радостная Сафие поднялась с постели, в порыве обнимая Лале.       — Гюль-ага, найди Рустема-пашу, скажи, что я буду в сердце сада, — попросила Сафие. — Лале, а ты возвращайся за стол, но ничего не говори, хочу сама сообщить.       Лале кивнула, а Сафие двинулась в сторону сердца сада.       Заходящее весеннее солнце золотило верхушки деревьев и садовую дорожку. Алые и белые розы росли вперемешку с тюльпанами. Сафие неосознанно положила ладонь на собственный живот, представляя, как они с ее ребенком гуляют по саду и любуются цветами, как навстречу ей идет Мехмед под руку с Лале, а рядом Баязед, который невероятно рад любимой тетушке и двоюродной сестре. Почему-то султанша представила себе девочку. Красивую, со вьющимися каштановыми волосами самой Сафие и глазами Рустема. Взгляд каре-зеленых глаз упал на пышную розу, чей цвет был схож с платьем Сафие, стебель ее был почти без шипов, но прочный, так просто его было не сломать, как и не сломать ее дочь, если родится она.       — Госпожа моя, почему Вы решили отвлечься от праздника? — Рустем нежно взял жену за руку. Она аккуратно стиснула его пальцы. — Что-то случилось?       — Рустем-паша, — начала Сафие, поднимая его взгляд. — Взгляните на цветы… Они прекрасны. Прекрасны, как Ваша любовь. И я прошу разделить ее между мной и Вашим ребенком.       Рустем непонимающе поднял брови. Сафие прислонила его ладонь к собственному животу.       — Вот здесь… Это чудо, и я его чувствую… Под сердцем. Рустем, там часть тебя. Она растет. Очень скоро ты сможешь увидеть, какой она будет. Чувствуешь? — Рустем как можно нежнее поводил пальцами по нему, ощущая, что живот не такой ровный, каким был раньше.       — Чувствую, госпожа моя, — Рустем крепко и бережно обнял ее. — Вы сделали меня самым счастливым человеком во всей Империи. Госпожа моя, ни одна живая душа не посмеет обидеть Вас. Если Вы носите мою дочь, ее имя должно значить «весенняя роза». Мы с Вами стоим в прекрасном месте, любуемся замечательными цветами, как через несколько лет будем любоваться красотой нашей дочери. Я благодарен Аллаху за то, что послал мне Вас, госпожа моя.       Рустем покружил ее, а затем, взявшись за руки, Рустем и Сафие отправились на праздник в честь шехзаде Баязеда.       Филиз обеспокоенно взяла дочь за руку, посмотрев в ее глаза, но Сафие победно взглянула на Пелин. Злой взгляд почему-то поселил в султанше страх за свою жизнь и за жизнь своего нерожденного ребенка. Пелин определенно точно была в состоянии убить. Она отравила Нилюфер, пыталась отравить Лале, из-за нее Сафие могла умереть. Пелин, потерявшей сына, было нечего терять, но при виде ободряющей улыбки Лале, широко раскрытых в ожидании глаз Халиме, Филиз и Хюмы, Сафие перевела взгляд на подругу, точно бы раскрывала ей самый главный и самый сокровенный секрет.       — У нас с Рустемом будет ребенок.       — Это просто прекрасная новость, Сафие Султан, я очень рада за Вас. Примите мои искренние поздравления, — Хюма сняла с себя ожерелье из рубинов и застегнула на шее Сафие. — Пусть это будет моим подарком.       К столу подошел Мехмед прежде, чем Сафие успела что-то ответить Хюме. В его руке была шкатулка. Выглядела она довольно большой, Лале мысленно предположила, что внутри корона, и оказалась права. Шипастая, из рубинов и изумрудов. Она была похожа больше на венец, сплетенный из роз. Таких же, какие Сафие видела в саду Эдирне. Таких же, какие должны были теряться в имени ее дочери. Весенние розы.       — Отрада моих глаз, солнце полуночи, моя любимая Сафие. Я дарю тебе эту корону как символ моей бесконечной любви к тебе, как мое искреннее счастье за тебя, твоего мужа и вашу семью. Госпожа людских сердец, сейчас два сердца, что внутри тебя, бьющиеся как одно целое, слышат ритм сердцем всей Империи. Их сердца бьются за вас двоих. Ты владеешь ими, как владеешь сердцем своего мужа, — Мехмед надел корону на Сафие, целуя ее в лоб. — Прими мои поздравления. Да благословит вас Аллах.       — Благодарю, повелитель, — Сафие по всем правилам поцеловала его руку, но после султан все же обнял сестру. Она была его лучшим другом, первым родным человеком, не считая Хюму. Его любимая Сафие, носящая его племянника.