Династия

«My soul is so cold, but I want to live again… I know you'll come to me, I wait in misery…» ©Skillet — I Want to Live

      — Итак. Полагаю, ты Лайя, — начала женщина, чьи глаза утопали в скорби. Она махнула рукой, будто подзывала наложницу.       — Лале, госпожа. Повелитель дал мне такое имя, — Лале подошла к Хюме. Женщина достала из маленькой шкатулочки браслет. Сквозь окно пробился лучик, застряв в гранях самоцветов, украшавших подарок. Сердце Лале забилось. Сама валиде делает ей подарок. Да еще и такой красивый. Несмотря на то что подарки султана Лале принимать не хотела, она посчитала верхом неуважения отказаться от подарка Хюмы Султан. Протянув руку, наложница ощутила холодок металла. На тонком запястье засиял браслет, точно выбрал ее. — Благодарю, госпожа.       — Я наслышана о твоих успехах. Ты уже очень хорошо говоришь на нашем языке, знаешь законы, знаешь титулы. Мне не хочется делать поспешных выводов, однако я вижу, как ты стремишься к новым знаниям. Я вижу, что ты отличаешься от Пелин-хатун. Несмотря на твои ошибки ты вполне достойна стоять рядом с моим сыном.       — Вы имеете в виду… Я могла бы стать госпожой? — Лале к такому заявлению жизнь не готовила. Она не рассматривала такой исход, но это звучит как самый правдоподобный сценарий получения свободы.       — Да. Именно так. Ты умная. А умные женщины всегда добиваются своих целей. Ты не должна идти по моим стопам и позволять кому-то помыкать тобой. Я не смогла стать любимицей султана, а ты — уже она.       — Конечно, госпожа. Я сделаю все, чтобы Ваши слова воплотились в жизнь. Я готова верно служить Вам, выполнять каждое Ваше поручения. Видеть то, чего не видите Вы, слышать то, чего не слышите Вы. Сообщать Вам о каждом…       — Остановись, Лале. Будь верна Сафие Султан. Ты будешь более полезна ей, нежели мне, — только Хюма успела сказать эти слова, как в покои вошли Мехмед и Сафие. Султан поцеловал руку матери, бросив быстрый взгляд на Лале. Наложница уперла глаза в пол. Ей даже показалось, что Мехмед зло выдохнул. Сафие кивнула в сторону двери, и Лале пришлось выйти.       — У меня есть новость для тебя, сынок. Пелин-хатун ночью шехзаде родила, — Мехмед в лице изменился. За искренней радостью пряталось что-то еще. Что-то плохое. Вероятно, он подумал о том же, о чем и Лале: избавиться от него. Без тени сомнения избавиться. Он не потеряет престол.       — Я хочу поздравить ее, валиде, — Сафие поднялась с места. — Повелитель, идемте.       Валиде, султан и султанша вышли из покоев Хюмы. Женщины следовали за повелителем, гордо, но быстрее обычного, шагающего по коридорам к покоям Пелин.       Рыжая наложница полулежала в кровати, обнимая шехзаде. Она знала, что сегодня ее посетит султан. На ее голове покоилась вуаль.       — Доброе утро, Пелин-хатун. Как твое самочувствие? — Мехмед вошел в покои и остановился рядом с бортиком кровати.       — Все хорошо, повелитель. Мой сын сейчас спит, — Пелин отдала шехзаде в руки Мехмеда. Султан посмотрел на него, увидев в маленьком личике своего отца.       — Я дам тебе имя нашего отца, султана Мурад Хана. Бисми Лляхи Рахмани Рахим, — Мехмед стал читать молитву. — Мурад. Мурад…       Маленькое тело перестало двигаться. Дыхание его стихло совсем. Мураду было не суждено дожить до завтрашнего утра. Его маленькое сердечко перестало биться в руках Мехмеда. По его лицу Пелин поняла: она навсегда потеряла своего сына и возможность стать матерью. Ее крик разнесся в головы присутствующих… Сердце Пелин остановилось на несколько секунд. Проклятый Мехмед. Надо было уничтожить его, пока он не убил маленького Мурада.       Султан сглотнул и отдал тело Нигяр.       — Делай, что положено…       Сафие принесла соболезнования Пелин и вылетела из комнаты, чтобы не слышать ее рыданий. Несмотря на неприязнь к фаворитке отца, Сафие стало искренне жаль ее. Султанша гладила Жана, когда к ней подошел Рустем. Как оказалось, он знал, что произошло, но вместо того, чтобы поддержать Пелин, визирь пришел сюда, к Сафие.       — Госпожа моя, как Вы?       — Рустем-паша… Мы не виделись с тех самых пор, как Вы вернулись из похода. Я очень за Вас переживала, но теперь все хорошо. Вы живы, и я рада этому…       — Меня спасал Ваш талисман, госпожа моя, — Рустем поднял руку, но замер в миллиметре от ее щеки. Он не имел права касаться своей госпожи. Слава Аллаху, на конюшне никого не было. Сафие сама коснулась щеки Рустема. Под пальцами заиграла колючая щетина. Чуть повернув лицо, визирь поцеловал ее пальцы.       — Кто-то может увидеть, Рустем-паша… — Сафие огляделась, зайдя за широкую колонну. — Обнимите меня, прошу Вас…       Рустем прижал к себе Сафие. Так крепко, будто боялся, что она вдруг исчезнет. Будто это было последнее их объятие. Оно постепенно раскрывало крылья Сафие. В его руках султанша чувствовала себя защищенной, нужной, значимой. За это она была ему безмерно благодарна. В то время как сам Рустем был счастлив, видя отдачу от госпожи… Всего лишь несколько секунд, но Сафие было пора идти.       — Госпожа моя, — Рустем протянул ей медальон. — Повелитель просил передать его Нигяр-калфе, чтобы та передала его английской рабыне Лале. Однако я видел, что вы неплохо ладите. Поэтому прошу, верните его его владелице.       Сафие взяла медальон из рук Рустема и, улыбнувшись, выскользнула из конюшен. Она поспешила во дворец на поиски Лале. Пролетая по коридорам до дверей покоев фаворитки, султанша услышала голоса. Мужской и женский, скорее даже девичий. Сбавив шаг, Сафие остановилась за углом, чуть выглядывая из-за него. Мужчина широкой спиной закрывал женщину от взора султанши.       — Вы понимаете, что он нас всех погубит? Его заносчивость и жадность сыграют ключевую роль в падении Империи. Халиль-паша, прошу Вас, не дайте султану свергнуть все, что подняли его предки.       — Непременно, госпожа. Султан еще молод. Совершенно не знает, как управлять таким могучим и великим государством. Даю Вам слово, править буду я его руками, — паша сдвинулся в сторону, и Сафие увидела знакомые рыжие волосы и сапфировую корону. Сомнений не было. Это Пелин. И она точно что-то замышляет против Мехмеда. Но что? Собравшись кое-как с мыслями, султанша дошла до комнаты Лале.       — Лале-хатун? — фаворитка поднялась и поклонилась.       — Доброго дня, госпожа. Вы сегодня светитесь. Что произошло?       — О, не бери в голову. Сегодня такой замечательный день, несмотря на утреннее происшествие. Ты знаешь, что ребенок Пелин-хатун умер? — внутри Лале что-то перевернулось. Она испытала гамму чувств: от скорби до радости. Мальчик был не виноват в том, что родился недоношенным, но, может, к лучшему, что он умер сейчас, а не от руки своего брата? — Повелитель просил передать тебе, что нашел твой медальон.       Глаза Лале расширились. Сам султан нашел ее семейную реликвию. Нагретый руками Сафие металл коснулся маленьких ладошек. Это он: ребристые грани, тюльпан на корпусе, крохотная защелка, открывающая содержимое. Снова лицо Энни. Снова та надпись. Лале прочитала вслух.       — Весь мир уже лежит у твоих ног, Храбрый цветок, — Лале ничего не понимала. Что за храбрый цветок? И почему гравировка выглядела, как будто была на родном языке Лале. — Что это значит?       — Последние два слова, написанные здесь. Что они означают?       — Храбрый цветок. Так звали мою мать. Ее имя означало храбрость и силу. Ее звали Энни. Но почему цветок?       — Мой отец называл так Филиз Султан… Точнее, он звал ее восходящим цветком. Не может быть, чтобы повелитель знал женщину из северной страны. Я не верю в такие совпадения.       — Я тоже. Госпожа, передайте, пожалуйста, повелителю мою искреннюю благодарность, — Сафие помогла застегнуть медальон. Попросив ее прийти вечером в покои, султанша удалилась.       Лале вновь прикоснулась к медальону. Так странно, что Нигяр сказала ей, будто бы Рустем и Сафие нашли его. Мехмеду наверняка не хочется, чтобы какая-то рабыня зазнавалась. Ее пугал перевод гравировки. Было необходимо выяснить, как этот медальон попал к ее матери. Решив, что спрашивать больше не у кого, Лале пошла к Хюме Султан. Может, она поможет ей?       Шагая по коридорам, Лале не думала, что за ней по пятам идут Нилюфер и Сессилия. Выйдя из возможно поля зрения слуг и рабынь, персиянка прижала к стене Лале, давя предплечьем на ее горло.       — Ты снова хочешь просить помощи у валиде? О чем говорить с ней будешь?       — Отпусти! — Лале замахнулась, попадая Нилюфер по виску. Не столь сильно, чтобы она потеряла сознание, но достаточно сильно, чтобы персиянка разозлилась. Она сбила Лале с ног, усевшись на грудь и прижав коленями ее руки.       — Ведьма! Ведьма! — Нилюфер царапала короткими ногтями ее щеки, чередуя удары ладонями и кулаками. — Все твоя безделушка! Ты всех нас лишила ночей с султаном!       Лале не могла ничего сказать. Из-за чего Нилюфер так взъелась на нее? Лале провела в покоях султана всего одну ночь. Нилюфер отреагировала слишком резко. Она ведь красавица. Что греха таить, она наверняка была бы лучше, чем Лале, на ложе с Мехмедом. Англичанка не виновата в том, что султан выбрал ее. И быть избитой за это она не горела желанием. Кое-как скинув с себя Нилюфер, Лале ударила ее несколько раз в скулу, замечая стоящую поодаль Сессилию. С кровящим носом, ссадинами, Лале двинулась на подругу.       — Т-ты чего, Лале-хатун? — Сессилия попятилась. От надвигающейся на нее Лале со сжатым кулаком по телу рабыни проходили мурашки.       — Так ты переживаешь за меня, дурочка Сессилия? — Лале ударила голову подруги о стену, сбивая бровь и щеку в кровь. — Даже не смей больше подходить ко мне. Пресмыкайся перед ней или Пелин-хатун.       Замахнувшись для удара наотмашь, Лале готова была опустить руку на ее щеку, но вдруг появилась Дайе с евнухами. Они оттащили Лале от плачущей Сессилии и подбежали к злобно усмехающейся Нилюфер, вытирающей так же кровящий нос.       — Что тут творится?! Кто ты такая, чтобы поднимать на нее руку?! — Дайе дернула Лале.       — Не я первая начала, Дайе-хатун.       — Молчать. Идешь со мной, — Дайе поволокла Лале к валиде.       На удивление та спокойно отреагировала и велела Дайе выйти. Как только женщина покинула покои, Хюма спокойно, но очевидно холодно, велела Лале быть спокойнее и почем зря не привлекать внимания. Для нее важно было, чтобы будущая султанша вела себя тихо и осмотрительно, а не лезла на рожон. Вопреки своим ожиданиям, Лале не услышала приказа о наказании. Наоборот, Хюма отпустила ее.       — Лале-хатун, — у входа путь Лале преградила Сессилия. — Что тебе сказала валиде?       — Сказала, что если еще раз вы с Нилюфер тронете меня, вас казнят. Еще вопросы?       — Как же… Как же так? Лале-хатун, ты ведь не допустишь этого?       — О, еще как допущу. Где твоя дружба, о которой ты мне твердила? Отныне у тебя своя дорога, а у меня — своя. Ты идешь по прямой, а я — в гору.       — Ты, должно быть забыла, что меня зовут Сессилия. Сессилия Скоттиш, — Лале подняла бровь. Такого она от дурочки Сессилии еще не слышала.       — У тебя наконец-то голос прорезался? Или так тебя Нилюфер научила? Ты навсегда останешься Сессилией Скоттиш. Бедной рабыней из Англии. Тенью Нилюфер. Тебя выдадут замуж за старого пашу. И только Бог знает, каково тебе с ним будет. Ты будешь в его власти, пока я становлюсь свободной. Будь уверена, если от меня будет зависеть выбор твоего супруга, я сделаю все, чтобы он не был похож на Бенедикта. Прочь с дороги, — Лале обошла ее, не чувствуя, как Сессилия прожигает ее спину волчьим взглядом.       Несколько недель Сессилия и Нилюфер наблюдали за Лале, думая о том, как вывести ее из игры. Пелин же несколько отошла от смерти шехзаде Мурада. Она тоже размышляла над тем, как избавиться от фаворитки Мехмеда, поскольку та мешает исполнению плана Пелин.       — Нилюфер, подойди, — в коридоре Пелин передала Нилюфер подарок Сафие. — Сегодня на ужине налей это в тарелку Лале-хатун. Я слышала о том, что она побила тебя и Сессилию. Необходимо наказать ее. Не переживай. От этого ее живот немного поболит. Будет больно, но так она поймет, что трогать вас не надо. Вы пойдете ко мне в услужение.       — Это яд?       — Нет. Всего лишь лекарство, но от большого количества начинает болеть живот. Делай, что говорю, — Пелин вложила в руки Нилюфер мешочек, в котором позвякивали монеты.       Нилюфер, опасаясь, что кто-то ее увидит, налила капли в шербет Лале. Наложница ничего не заметила, однако будто знала, что в ее кубке находится опасная для жизни жидкость. Она по ошибке взяла бокал Нилюфер, поставив рядом с ней свой…       Лале отхлебнула чистого шербета и отправилась в коридор, где было не так шумно. К счастью, в коридоре не оказалось никого. Следом вышла Нилюфер.       — Ну что? Как тебе праздник, Лале-хатун? — Нилюфер выжидательно посмотрела на Лале.       — О, просто чудесно, Нилюфер. Как твое самочувствие? Выглядишь бледной. Все хорошо? — Нилюфер и вправду показалась Лале нездорово бледной.       — Гадина… — прошипела она, выпуская с уголка губ струйку густой черной крови. — Ты подменила мой шербет своим…       — Мне стоило догадаться, что ты однажды ты решишься выкинуть что-то против меня. Я полагаю, это твои последние слова, — Лале говорила это без тени злобы или ненависти. Нилюфер казалась ей недоверчивой и строгой ко всем, но ее ненависть в сторону Лале была совершенно не понятна…       — Да покарает тебя Аллах… — Нилюфер упала. Лале заметила в ее рту шипящую пену алого цвета. Лале схватила ее за плечи, кое-как сдерживая всхлипы. Видеть смерть всегда страшно.       Пять лет назад она видела Энни в последний раз. Женщина надрывно кашляла и была совсем плоха. Щеки ее впали, стали заметны кости. Кожа пожелтела… Она была уже мертва, несмотря на то что ее сердце продолжало биться.       — Мам? Ты в порядке? Ты выглядишь неважно…       — Конечно, моя солнцеликая девочка. Все… — Энни снова зашлась кашлем, который прервался хрипом. Тело перестало двигаться. Глаза потеряли блеск.       — Мам? Мама… — Лайя потрясла баронессу за плечо. Она просила ее открыть глаза. Просила поговорить с ней. Страх сковал ее глаза, не позволяя выпустить слезы. — Мамочка… Ответь… Ты же в порядке. Скажи, что все хорошо! Мама!       — Лайя! — Джулиан развернул дочь к себе. — Мама не очнется. Мамы больше нет.       «Мамы больше нет… Больше нет… Нет… Мамы нет…», — ужасные слова преследовали девятилетнюю девочку еще очень долго. Каждую ночь она просыпалась в слезах, но мама не приходила, чтобы ее успокоить…       — Лале-хатун, что тут… Боже, Лале, что с Нилюфер? — Сессилия упала на колени рядом с мертвой Нилюфер, трогая сонную артерию, которая не собиралась реагировать на холодные пальцы Сессилии.       — Яд. Умерла от своей же руки. Помоги мне перетащить ее, — Лале старательно держала голос ровным, хотя по щекам давно катились слезы. — Не стой столбом! Бери за ноги. Скинем ее с балкона…       — Ты с ума сошла?! А если увидят?! — Сессилия успела поднять ноги Нилюфер.       — Делай, что тебе велят!       Девушки дотащили мертвое тело до балкона, под которым росла акация. Кое-как перевалив персиянку через перила, Лале столкнула ее. Глухой шлеп дал понять, что тело успешно приземлилось под акацию, на удивление не сломав ветки.       — Ты будешь молчать. Поняла меня? Иначе ты подпишешь смертный приговор нам обеим.       — Нельзя молчать об этом, Лале! Я сейчас же скажу Нигяр!       — Где твоя голова, Сессилия? Ты понимаешь, что если ты расскажешь об этом кому-то еще, тебя бросят гнить в темницу. И меня вместе с тобой. Молчи. Ты поняла меня? — тонкие пальцы легли на прозрачную шею.       Сессилия быстро закивала. Лале отпустила ее, вернувшись в гарем, тяжело дыша…