Династия

«The lightning all around me; I remembered each flash…» © Linkin Park — New Devide

      — Повелитель, великий визирь Рустем-паша просит аудиенцию, — в покои повелителя просеменил евнух, склонив голову. Султан изучал карту Европы, очевидно готовясь к военному походу. Не поднимая головы, он позволил впустить визиря. Мужчина лет тридцати с тяжелым взглядом прошел в покои, не забыв поклониться.       — Господин, у меня есть неприятная новость для Вас, — Рустем шумно выдохнул, продолжая смотреть на насторожившегося султана.       Солнце предательски ярко освещало комнату, падало неровными цветными квадратами на мягкий ковер, терялось в чернильных иероглифах. За окном подул свежий вечерний ветер, срывая листья. Сердце падишаха почувствовало неладное, он поднялся, подходя к визирю на негнущихся ногах.       — Рустем, что-то с Хасаном? — обеспокоенно заглянул султан в глаза своего близкого друга.       — Шехзаде теперь в лучшем мире. Мне жаль, падишах, — Рустем склонил голову, всем телом ощущая, как расползается скорбь султана. Хасан был его третьим сыном и наследником, но и его постигла участь его старших братьев. Тяжело задышав, сжав на груди кафтан, султан упер глаза в лоб Рустема.       — Вы сообщили об этом Филиз Султан и Сафие Султан?       — Да, они уже знают и теперь ожидают Вас в комнате Филиз Султан, повелитель.       Султан отправился в покои Филиз, где его ждали жена и дочь. Идя по коридорам внезапно опустевшего дворца, султан старался не упасть. Смерть троих его сыновей заставила его постареть на двадцать лет. Если с уходом Ахмеда и Алааддина он успел свыкнуться, то уход Хасана стал для правителя Порты настоящим ударом.       Войдя в покои своей жены, он не застал в них дочь. К нему подошла жена, склонив голову. Она поцеловала его пальцы и коснулась их лбом. В ее синих глазах стояли слезы. Женщина никак не могла успокоиться. Султану пришлось обнять ее.       — Он мертв, Мурад… Мой шехзаде погиб… — она плакала на его груди, пока сам Мурад отчаянно пытался не дать волю эмоциям.       — Мой восходящий цветок, моя Филиз… — Мурад обнимал ее, пока ее слезы не кончились. Он заключил ее лицо в свои широкие ладони и коснулся лбом ее лба. Жест, даривший Филиз Султан некоторого рода успокоения. Она грустно улыбнулась, коснувшись пальцами его щеки. — Я должен подготовить прощальную церемонию.       Филиз кивнула, отпуская мужа. Следом за ним в комнату вошли жена и наложница Мурада.       — Сочувствуем Вашей утрате, Филиз Султан, — поклонилась женщина.       — Спасибо, Хюма Султан. Как там шехзаде Мехмед? Он знает о смерти брата? Несмотря на наши с Вами распри, они все же любили друг друга. Будет верхом неуважения не сказать ему о смерти Хасана, — Филиз зажала свой рот ладонью, дабы не расплакаться при Хюме. Первая жена султана создавала впечатление сильной женщины, необходимо было сохранять лицо. Хюма это понимала.       — Конечно. Письмо в Манису уже отправлено. Через два дня шехзаде будет здесь. Сафие Султан держится? — хоть Хюма была соперницей Филиз, женщина была благодарна ей за беспокойство о ее дочери.       — Сафие Султан находится на конюшнях. Она старается быть сильной, но мы все понимаем, что справиться с этой болью мы не сможем так быстро. Спасибо, что зашли, Хюма Султан, Пелин-хатун.       — Еще раз просим прощения за беспокойство, Филиз Султан, — Пелин выдавила из своих слов всю грусть, на какую только была способна. Дверь за ними закрылась, и Филиз откинулась на подушки.       Девушка в черном платье, накрытыми черной вуалью каштановыми волосами, обнимала за шею каракового гиганта. Изящные руки почесали коня за ухом, в ответ на что тот фыркнул и пошлепал губами, выпрашивая вкусности. Девушка вытащила из мешочка ранет и раскрыла перед ним ладонь с лакомством. Конь похрустел ранетом, укладывая голову на плечо девушки, как бы чувствуя ее грусть и стараясь подбодрить хозяйку.       — Рустем-паша, — окликнула девушка, вошедшего на конюшню мужчину. Покрутив головой в поисках источника звука, мужчина заметил знакомые карие глаза, выглядывающие из-за крупа каракового гиганта. Рустем поклонился.       — Сафие Султан, выражаю Вам соболезнования по поводу смерти Вашего брата. Шехзаде был дорог всем нам. Все мы очень скорбим о нем, — он не смотрел ей в глаза не потом, что было запрещено, а потому, что эта девушка вызывала внутри Рустема бурю. Сафие ничего не ответила, но Рустем понял, что она благодарна ему за эти слова. Дабы разговор не угас, не успев начаться, визирь спросил султаншу о ее коне.       — Жан на удивление послушен в последнее время. В этом есть определенно Ваша заслуга, Рустем-паша, — Сафие погладила Жана по мощной шее. — Я бы хотела прогуляться. Составите мне компанию?       Рустем был согласен. Лишь бы провести с ней немного больше времени. В недавнем прошлом Рустем был обычным конюхом: управиться с Жаном и его амуницией не составило труда. За считанные минуты перед султаншей стоял готовый к прогулке жеребец. Сафие рассчитывала сама вывести Жана из конюшен, но у самых поводий ее пальцы коснулись руки Рустема, который уже успел схватиться за них. Неловкость момента заставила Сафие покраснеть, а Рустема улыбнуться.       Во дворе визирь помог султанше забраться в седло, а сам повел Жана по тропинке. Жеребец послушно пошел за Рустемом, а Сафие уцепилась за луку седла.       Утром, когда рабыни шли в комнату для изучения письменности, дорогу им перегородил евнух:       — Дорогу! Шехзаде Мехмед Хазрет Лери!       — Быстро! Встаньте ровно! Голову опустить! Не смотреть на шехзаде! Быстро! Ты, — Нигяр потянула Лайю за локоть и поставила в самом конце, ближе к невесть, откуда возникшей, молодой султанши. — Встань здесь и не поднимай головы! Ровнее!       Евнух поклонился, а следом за ним Нигяр и остальные рабыни. Послышались шаги, и из-за стены появился он. Шехзаде шел величественно, держа поистине великолепную осанку. Черные глаза уверенно смотрели перед собой, грудь плавно поднималась и опускалась по мере дыхания. Темный кафтан смотрелся на нем идеально, что прекрасно вязалось с его точеным профилем: прямой нос, мужественный подборок, чуть выпирающий кадык. По мере приближения наследника, у Лайи затряслись колени, а следом и все тело. Она едва не падала, чего не скажешь о стоящей рядом Нилюфер. Мехмед даже не смотрел на них. Они всего лишь вещи. Игрушки, без которых вполне можно прожить.       — Сафие, выглядишь прекрасно, несмотря на столь ужасную весть. Как твое самочувствие?       — Конечно, Мехмед, но и ты тоже ничего. Держусь, но матушка выглядит не лучшим образом. Смотри-ка, скольким девушкам ты приглянулся. Кто знает, может, среди них твоя будущая хасеки? — Сафие улыбнулась, кивая на повернувших на них головы девушек. Мехмед чуть обернулся, даже не дернувшись, на упавшую Нилюфер. Его взгляд упал на Лайю, нервно теребящую подол своего платья.       — Они принадлежат нашему повелителю, я не имею права выбирать из них себе хасеки, — отрезал Мехмед. — Полагаю отец нас заждался…       Брат с сестрой ушли, когда Лайя поймала себя на мысли, что не отрываясь смотрит на то место, где стояли они еще минуту назад.       — Эй! Долго ты будешь стоять? Живо на занятия! — Нигяр подтолкнула Лайю к двери в комнату. — Чего ты застыла? Все уже давно ушли.       Лайе пришлось идти на занятия, где она успешно выполнила данные ей задания.       На следующий день тело Хасана пронесли через коридоры дворца Эдирне. Столько людей пришло попрощаться с ним, поскольку Хасан был каждому хорошим другом и справедливым господином. Шехзаде мог стать прекрасным правителем после своего отца, но его жизнь оборвалась внезапно.       На глазах Сафие, Филиз и Хюмы, а также других женщин были слезы скорби. Каждая из них потеряла нечто важное: брата, сына, хорошего человека, будущего султана. Его гроб оставили в склепе Хасана, возведенном Мурадом II. Мехмед чувствовал тяжесть в своей груди, но не смел дать себе слабину. Теперь он — последний шехзаде. Он уже успел разрушить свою комнату во дворце Манисы, но сейчас внутри него только боль.       Во время процессии его взгляд упал на стоящую рядом с Филиз Пелин. Она закрывала рот вуалью, что рта не было видно, впрочем, как и слез, что показалось Мехмеду странным, но сейчас было не время и не место.       Вечером, когда все разошлись, Мехмед по приказу Мурада отправился в его покои. Шехзаде застал отца за столом. Тот, склонившись над картой, подпирал лоб ладонью и вяло водил пальцами по чернильным линиям.       — Повелитель? — Мехмед приветственно поклонился отцу. — Вы хотели меня видеть.       — Да, хотел. Садись. Расскажи мне, как дела в Манисе? — Мурад завел разговор издалека. Ему необходимо было немного отдохнуть от этих событий. Обычный разговор с сыном вполне мог бы подарить ему такую возможность. Пускай и Мехмед не был его любимым сыном.       Мехмед не был сыном Филиз или Халиме. Не был сыном госпожи, хотя в нем текла кровь османов. Что и говорить, Хюму Султан Мурад тоже не особенно жаловал. Всегда отталкивал ее в пользу Филиз и новой наложницы Пелин.       — Дела в Манисе идут своим чередом. Я умело управляю тем поместьем.       — Хорошо. Что тебе известно о смерти Хасана?       — Рустем-паша отправил мне письмо, в котором рассказал, что шехзаде Хасана убила молния, когда он побежал за Гончей. Все это было похоже на не самое удачное стечение обстоятельств. Мне жаль, что так случилось. Все мы очень скорбим по нему, — Мехмед сжал кулаки, прикусывая изнутри щеку. Каким бы ни было отношение Филиз к Хюме, Мехмед очень любил своего брата, был готов на все, лишь бы только он был жив.       — Как скоро ты собираешься отбыть в Манису? — этот вопрос обидел Мехмеда, но он удержался от язвительного ответа, видя состояние султана. — Я хотел попросить тебя погостить здесь. Твоей сестре очень нужна поддержка.       — Разумеется, повелитель, я побуду здесь, — воцарилось недолгое молчание. Каждый увяз в своих мыслях, пока шехзаде не нарушил молчание. — Говорят, вы собираетесь в военный поход на Болгарию. Я бы очень хотел поехать с Вами, повелитель.       — Я не хочу рисковать еще и тобой. Ты остаешься, — решительно заявил Мурад.       — Но… Почему? Я уже многое знаю и буду отличным воином!       — Нет! Я сказал: ты остаешься. Разговор окончен. Ступай прочь.       Мехмед зло фыркнул, вылетая на улицу. Он был в бешенстве. Султан всегда считал его неумехой. Недостойным ничего, кроме бесполезного управления Манисой. Шехзаде жаждал великих свершений, завоеваний, власти. В глубине души он был даже рад, что некто расчистил ему путь в султаны, пусть даже такой ценой. Теперь Мехмед в силах доказать отцу, что он способен сделать все, чтобы стать достойным. Выхватив свою саблю, Мехмед сделал несколько выпадов вперед, воображая, что сносит головы неверным.       — Надо же, какое рвение, шехзаде, — Рустем-паша вышел из тени, поклонившись наследнику. — Неужели Вы так хотите пойти в поход на болгар?       — Паша. Вы наблюдательны, — язвительно заметил Мехмед, останавливаясь и подходя к визирю. — Повелитель сказал, что не хочет рисковать мной.       — И он прав, шехзаде. Если — упаси Аллах, — с ним что-то случится, у Империи не останется никого, кто смог бы занять престол, поскольку Вы — единственный выживший наследник.       — А что же Пелин-хатун? Она ведь беременна, говорит, что сын у нее будет.       — До рождения ее ребенка еще много времени. Мы не можем знать наверняка, что родится новый шехзаде. Сегодня Вы — наследник. Если хотите, я поговорю с падишахом, чтобы он согласился взять Вас с собой. А пока советую Вам отдохнуть. Это был долгий день, Вы, должно быть, очень устали, — Мехмед и вправду ощущал усталость. Он попрощался с визирем и вернулся во дворец, где увидел входящую в гарем девушку. Ту самую, стоявшую рядом с упавшей в обморок. Похоже, она его тоже заметила, но испуганно скрылась в комнате. Мехмед закатил глаза и отправился в свои покои.       — Лайя! Где ты была? Мы подумали, тебя казнили! — затараторила Сессилия.       — Я наблюдала за шехзаде… А потом поняла, что он меня заметил…       — Да ты с ума сошла! А если кто-то узнает? Тебя же… Тебя же убьют, Лайя! Ты понимаешь это?       — Не посмеют. Я видела, как шехзаде смотрел на меня. Если султан решит казнить меня, его сын ему не позволит. Я ведь Лайя. Если я почти спасла Джулиана, значит, смогу спасти и себя… — Лайя сжала в кулаке медальон, вспоминая Энни.