июль 2020
***
7 сентября 2021 г. в 19:41
Отражение в глади воды почти идеально чёткое: серая громада скал, расписанная узором зелёных мхов и белёсых лишайников, рыжеватые стволы сосен, оплетающих камни корнями, и между ними — одиночные ели, тощие и встрёпанные. Коричнево-рыже-серо-зелёная, будто чуть приглушённая палитра, на которой яркими брызгами — желтые цветы кувшинок у берега. Если присмотреться, сквозь прозрачную воду можно разглядеть, как их стебли уходят вглубь, до самого дна.
Здесь всегда тихо и безветренно (почти всегда — но о том шторме не хочется вспоминать), и тонкая грань между теплом и прохладой, так что можно сидеть прямо на земле или камнях и не замёрзнуть.
Рейнир, кажется, проводит в чужом пространстве сна больше времени, чем в своём. Ведь у него — зелёные холмы и бестолковые овцы, то, что двадцать лет было единственной жизнью, какую он знал; всё то же, что и в реальности. Хотя в реальности сейчас ещё Рейкьявик и академия Сейд — но это тоже Исландия, которую Рейнир хоть и любит, но которой ему теперь недостаточно.
Поэтому он рад, что Онни разрешил приходить в свой сон.
Очень рад, потому что пока Онни в Кеуруу, а он в академии Сейд, увидеться в реальности невозможно — но он хотел бы видеться. А Онни... наверное, хотя бы не против, раз не стал требовать ничего вроде «не чаще раза в месяц», только предложил условие — не больше трёх вопросов за ночь.
Отчасти это шутка, и когда они разговорятся, никто не считает вопросы; но отчасти — всерьёз, заставляет задуматься, что важно, а что не очень, о чём нужно говорить, а о чём нет.
Иногда Рейнир не использует даже три вопроса: сон Онни настраивает на молчание — спокойное, не тягостное. Иногда, прежде чем идти к Онни, он заходит за Лалли — договорились раз в неделю, чтобы тот мог повидаться с кузеном хоть во сне, а не обходиться редкими письмами из Швеции. Лалли порой не то что трёх вопросов — трёх слов не говорит, устраивается, положив голову Онни на колени, и то ли дремлет, то ли думает о чём-то своём.
Когда-нибудь одним из вопросов Рейнира, возможно, станет: «А мне можно сесть так же?». (И если ответом будет «нет», он не спросит, почему, даже если у него ещё останутся вопросы в запасе.)
Но сейчас он спрашивает совсем другое, то, что совершенно не важно, но любопытно уже давно:
— Слушай, Онни... а какая ты сова?
Рейнир видел полярную сову и ушастую сову, но птица Онни — другая. Такие, может быть, и вовсе не водятся в Исландии, только в Финляндии? Он хотел бы узнать больше... об Онни, о Финляндии, обо всём. Пока не настало время для важных вопросов.
Онни медленно переводит на него взгляд, задумчивый и тяжёлый, так что Рейнир на секунду пугается: может, нельзя было спрашивать, может, это не принято, неприлично у финских магов так интересоваться чужим луонто? Глупо, ведь они уже пришли к равновесию насчёт неуместных вопросов, и если Рейнир ляпнет что-то не то, Онни просто не ответит — объяснит, почему, или молча покачает головой.
И всё же тот выглядит недовольным — немного, смутно. Хотя недовольство ли это, или, может, неловкость? Онни отводит взгляд и отвечает с видимой неохотой:
— Просто сова. Какая разница?
А Лалли фыркает, не открывая глаз:
— Упрямая он сова. Очень упрямая. Ни за что не скажет прямым текстом, что до сих пор сам не знает.