Ощущение ложной легкости развеялось без следа, стоило Тамирис увидеть крышу родного дома в просветах между деревьями. Ноги налились свинцовой тяжестью, ступни запульсировали болью. Хотелось сбросить протертые до дыр туфли, босиком подняться по лестнице, впитывая саднящей кожей прохладу половиц, и упасть лицом в подушку, чтобы проспать тысячу лет. Из последних сил Тамирис ускорила шаг, но вдруг вспомнила — даже в доме все непоправимо изменилось. Постель пахнет жасминовой водой, которой больше никогда не надушится Эми, а на кухне валяются мертвые дуэргары.
И все же распахнутая дверь притягивала. Тамирис боязливо заглянула внутрь. Солнце заливало кухню, и в теплом золотистом свете неподвижные тела казались мухами, утонувшими в меду. Тамирис могла разглядеть каждую травинку, прилипшую к подошвам, каждый волосок в бородах. Но увидела она и еще кое-что — крошечное тельце, разметавшее перепончатые крылья.
— Воло! — забыв о дуэргарах, она бросилась к трупику. — Надо его похоронить!
Тамирис и сама не могла объяснить, почему это вдруг показалось таким важным: отец сказал, что времени мало, нужно было отдать ему шкатулку, но...
— Закопаем в саду, — без раздумий сказал Бивил. — Эми точно не хотела бы, чтобы Воло выбросили вместе с мусором.
Кажется, впервые после того, что случилось у дома Тармаса, кто-то из них произнес имя Эми. Оно прозвучало так обыденно, словно они уже вечность принимали решения за нее. Как бы Эми хотела похоронить Воло? В коробочке под кустом? А может быть, на кладбище, рядом с ней? Как похоронят саму Эми? Кто будет это решать?
Прижимая Воло к груди, Тамирис вышла в сад. Летом определиться с местом было бы проще, но сейчас палисадник выглядел голо, а кусты — мрачно.
— Можно зарыть его за сараем или возле компостной кучи, — заметив ее нерешительность, предложил Бивил.
— По-твоему, это лучше, чем выкинуть?
Он пожал плечами, с тем растерянным видом, который появлялся всякий раз, когда ему начинали объяснять, что фамилиар не просто ручная зверюшка. Проговорить это в очередной раз Тамирис не успела, обернувшись на звук — вновь поднялся ветер, потревожив колокольчики над могилами. Сначала Тамирис подумала о них мимолетно, потом с надеждой.
— Мы можем похоронить Воло в могиле моей матери.
Бивил взглянул на нее едва ли не со страхом.
— А это не слишком? Ну, он не человек все-таки...
— Мама была друидом, ее бы это не оскорбило. Воло умер, как герой, и не должен лежать возле компостной кучи.
Горло сдавило при одном воспоминании о беспредельном парализующем ужасе, когда тесак дуэргара бесшумно выскальзывал из ременной петли. Похоже, почувствовав настроение Тамирис, Бивил пустил в ход последний довод:
— А твой отец что скажет? Вдруг ему это не понравится?
— Ничего не скажет. Он никогда не ходит к могилам.
— По нему и видно. Никого он не ценит, ни мертвых, ни живых.
Уж от кого, а от Бивила услышать такое Тамирис не ожидала. Пожалуй, он немного дичился Дэйгуна, но, в отличие от Моссфелдов, даже за спиной не позволял себе неуважения. Изумление было так велико, что Тамирис даже не разозлилась.
— Если отец считает, что в могилах лежат просто кости, значит, он бесчувственный? Это мне ты говоришь? Он жизнь потратил, чтобы меня вырастить!
— А потом отправил к ящерам за коробкой для леденцов. Тебя убить могли.
— Но не убили же! Я справилась, ты сам это сказал! Отец знал, что это мне по силам, вот и...
Бивил смотрел на нее с неприятной жалостью.
— Ты еле на ногах стояла! Он что, не видел этого? И не говори, что он меня с тобой послал, я не Бруэнор Боевой Молот, чтоб в одиночку орды врагов выносить. Если эта штука так важна для Западной Гавани, мы все должны были за ней пойти. Он сам должен был пойти с тобой.
— Он был нужнее раненым.
— Да не глупи, Тами! Он охотник, не лекарь.
— Еще одно слово, Бивил Старлинг, и мы на всю жизнь поссоримся!
— Только не начинай говорить, как моя ма... — но Бивил уже сдавался. — Слушай, я понимаю. Он твой отец, пусть и неродной. Но я считаю, если что неправильное видишь, надо говорить об этом. А Дэйгун с тобой нехорошо поступил.
Зато самому Бивилу было хорошо махать кулаками после драки, в то время как она вывезла все на себе и в одиночку справилась бы ничуть не хуже. Злые слова так и крутились на языке Тамирис, но дать волю гневу значило бы потерять обоих друзей в один день. Стиснув зубы, она зашагала вглубь сада. Бивил все-таки пошел за ней, но Тамирис нарочно не оглянулась ни разу.
Никто не потревожил два поросших травой холмика, на ветках сирени рядом с колокольчиками по-прежнему покачивались траурные гагатовые амулеты. Опустившись на колени, Тамирис смахнула упавшие на могилы листья. Она не помнила матери, чтобы по-настоящему о ней скорбеть, но сейчас отчаянно пожелала, чтобы рядом был не только Бивил, но и какая-нибудь женщина с добрым лицом и ласковым голосом. Или отец...
Земля на могиле была рыхлой. Бивил без труда выкопал ножом глубокую ямку, и они опустили в нее Воло. Это заняло так мало времени, что Тамирис в изумлении уставилась на горку свежей земли. Каким-то ненастоящим выходило это погребение. Наверное, надо было что-то сказать.
— Сегодня мы прощаемся с Воло, фамилиаром Эми Ферн. Он был с ней всю жизнь и погиб, защищая от врага. Спас нам жизнь. Правда, это не очень помогло Эми, но в том была уже не его вина. Да примет Мать всей магии его душу, чтобы они воссоединились в Элизиуме, ведь Воло...
Тамирис замолчала, не договорив: так ужасно, так бездушно все это звучало. Она как будто играла в похороны, а сама ждала, что Эми вот-вот покажется на дорожке, громко извиняясь, что опоздала, и Воло будет кружить над ее головой...
Бивил обхватил Тамирис поперек туловища, насильно поставил на ноги.
— Тебе сесть надо. Пойдем-ка.
— Я и так сидела...
— По-другому надо.
Он повел ее прочь от могил, к скамейке. Троим на ней было тесновато, а вот для двоих места оказалось предостаточно.
— Я тоже поначалу на могилу па не мог ходить, — неожиданно сказал Бивил.
Это явно было предложение мира.
— Правда? Ты вроде никогда не отказывался.
— Ну да. Ма и так сама не своя была. Но помнишь, я всегда один ходил? Ну вот... ходил и не доходил. Ленточки эти, гагаты в речку выбрасывал. Сейчас подумаю об этом — стыдно... А тогда было не очень.
— Совсем на тебя не похоже.
— Я, наверное, спятил немного. Стал думать почему-то, что на самом деле па уехал в Невервинтер искать Лорна. Вот ма и сердитая такая, потому что притворяется, будто не знает, что именно он затеял, а они возьмут да вернутся вдвоем...
— А почему он не вернулся?
— Кто, па?
В голосе Бивила прозвучал такой ужас, что Тамирис чуть не хихикнула. Привалившись спиной к теплому боку, она вытянула ноги, заполняя пустоту на скамейке.
— Нет, Лорн.
Они пешком под стол ходили, когда Лорн Старлинг ушел из Западной Гавани, и тогда он казался Тамирис взрослым мужчиной. Но, если посчитать годы, в то время он был куда моложе, чем они с Бивилом сейчас, — плечистый бритоголовый парнишка, похожий на насупленное яйцо.
— Не знаю. Лорн в армию завербовался, первое время писал... ну, или ма так говорила, я писем в глаза не видел. А потом его отправили на войну с Лусканом, и все. Ни похоронки не прислали, ничего. Па даже твоего отца просил, чтобы он написал в Невервинтер другу со связями, но и это не помогло. Ма за Лорна молится, как за живого, но, знаешь... Двенадцать лет прошло.
— Может, это и неплохо, что как за живого, — отважилась сказать Тамирис. — Пусть он лучше будет живой в ее голове, чем... нигде.
Бивил смолчал, но Тамирис почувствовала, что он не согласен. Слова хлынули сами, словно вода, которой она боялась захлебнуться.
— Да какой толк в этой правде? Ты не поговоришь уже с мертвецом, не увидишь, если он не превратится в нежить! Я бы хотела не знать, что случилось с Эми! Лучше бы думала, что маг утащил ее с собой, и мы можем ее отыскать и спасти, знаешь, как в книжках...
— Почему вы не идете в дом?
Отец, бесшумный, словно призрак, стоял у самого крыльца, болезненно щурясь от солнечного света. Теперь он выглядел таким же измученным, как все защитники Западной Гавани, но плечи не поникли даже под грузом бессонной ночи. Тамирис невольно выпрямилась сама, прежде чем ответить:
— Там же... ну... дуэргары?
— После всего, что случилось этой ночью, ты не можешь вынести вида мертвых врагов?
Спина Бивила закаменела. Похоже, он не растратил злость, а только припас ее для встречи с Дэйгуном.
— Может быть, после всего, что случилось этой ночью, мертвых врагов — и друзей — с нас достаточно.
Если он собрался вывести Дэйгуна из себя, то не преуспел — тот даже не нахмурился. Напротив, слегка склонил голову, точно принимая великодушное предложение.
— Тогда помоги мне выкинуть трупы за порог и очистить жилище от их скверны.
Бивил поднялся со скамьи, даже ничего не пробурчав себе под нос, и это не понравилось Тамирис еще сильнее. А она-то думала, что хорошо его знает!
Чтобы избавиться от дуэргаров, мало было вынести трупы. Тамирис ожесточенно терла мокрыми тряпками угол, счищая кровь, желчь и мозги, но казалось, что мерзкие следы проступают снова и снова.
— Давай я попробую, — Бивил присел рядом с ней. — Тут ножом поскоблить надо.
Она замешкалась с ответом, уже не уверенная, что Бивил предлагает помощь не для того, чтобы ввернуть очередную гадость про Дэйгуна, — и отец, возможно, подумал о том же самом.
— Это было очень любезно с твоей стороны, Бивил. Теперь, возможно, тебе стоит вернуться к семье?
Бивил побагровел как свекла. Тамирис ущипнула его что есть силы, призывая к молчанию, но он или не почувствовал щипка через плотную ткань, или предпочел не заметить.
— Вы меня выставляете, что ли, после того как отправили прямо в пасть ящерам? И я даже не увижу, из-за какой штуки Тами рисковала жизнью?
— Не растрачивай дыхание так легко, юноша. Солнце встало для тебя сегодня. Если ты сохранил достаточно сил, чтобы высказывать свое неудовольствие, лучше используй их, чтобы помочь пострадавшим.
Теперь, когда здоровяк Бивил выпрямился во весь рост, отец выглядел особенно хрупким рядом с ним, но по-прежнему ничуть не впечатленным. Утратив к Бивилу всякий интерес, Дэйгун понес во двор ведро с помоями. Ахилл последовал было за ним, но передумал, растянулся на солнце, глядя на Бивила равнодушными желтыми глазами. Тот скрипнул зубами, упрямо не двигаясь с места. Пришлось Тамирис самой подтолкнуть его.
— Ступай. Я тебе потом все расскажу... если можно будет.
На мгновение ей показалось, что следующая порция злых слов достанется ей; но Бивил только выпалил:
— Мурашки по спине от твоего папаши! И как ты его выдерживаешь?
Не дожидаясь ответа, он пошел прочь. Если шаги могли звучать сердито, то именно так они и звучали.
Тамирис стиснула кулаки, жалея, что в них не осталось магии даже для того, чтобы подпалить тряпку. Ей было обидно: за себя, за отца, даже за Бивила. Ночью они все могли умереть; неужели ссоры — то, с чего следовало начинать новую жизнь, какой бы та ни была? Пожаловаться на это можно было разве что Ахиллу, но тот наверняка был полностью на стороне Дэйгуна.
Она вышла на крыльцо.
— Зачем ты с ним так?
— Юный Старлинг сам понимал, что его присутствие здесь нежелательно.
— Значит, в руинах с ящерами он был желателен, а здесь — уже нет?
— Зайди в дом, Тамирис. Ты разговариваешь слишком громко.
В голосе Дэйгуна по-прежнему слышалась только беспоконечная усталость, которая обезоруживала Тамирис при любой попытке спорить. Казалось, у отца так мало физических сил, он двигается, разговаривает, дышит на одной силе воли. Как можно было изнурять его попреками еще больше?
Они сели за стол, и только сейчас Тамирис поняла, что до сих пор держит шкатулку за пазухой, точно Эльму: как и фамилиара, ее хотелось держать поближе к сердцу. А вот Дэйгун, напротив, будто не решался притронуться к тому, за чем сам же посылал: пальцы беспокойно скользнули по краю столешницы. Наконец он подтянул шкатулку к себе.
— Я не осуждаю тебя за лояльность другу детства, но есть вещи, говорить о которых стоит без свидетелей. Бивилу не стоит знать о том, что в этой шкатулке. Никому в Западной Гавани не стоит — для их же безопасности.
И вновь Тамирис устыдилась своего малодушия. Дэйгун никогда бы не запретил ей что-то из прихоти, желания проявить отцовскую власть — и сейчас, когда он возился с замочком шкатулки, она чувствовала его волнение.
Проржавевшая крышка отскочила. Тамирис вытянула шею, готовая увидеть что угодно... кроме того, что лежало внутри.
— О кусочке серебра?!
— Многие, как видишь, из-за него расстались с жизнью сегодня.
Она и сама поняла, что узкий зазубренный осколок только на первый взгляд казался обыкновенным. Обычное серебро почернело бы за годы, проведенные в сырости и темноте, а это блестело и едва заметно зыбилось, точно речная гладь под солнечными лучами. Казалось, если подставить ладонь, осколок не упадет в нее, а стечет. Благоухание корицы и муската стало сильнее.
— Он переполнен магией, — прошептала Тамирис.
И все же, каким бы сильным ни казалось волшебство серебряного осколка, для артефакта ему не хватало цельности: чудесный аромат расходился и истаивал, ничем не удерживаемый.
— Ты думаешь, налетчики искали его?
— По-твоему, твари из иного мира явились в Западную Гавань за ложками или серьгами? В маленьком поселении их не ждало никакой поживы. Это единственное серебро, которое может представлять для них ценность.
— Но что это вообще такое?
— Напоминание. — Казалось, Дэйгун готов ограничиться одним словом, но все-таки продолжил: — Напоминание о самом черном дне Западной Гавани, когда погибли твоя мать и много других достойных людей.
И его жена, тело которой он не хотел выпускать из объятий, когда их обоих нашли среди развалин. Дэйгун произнес длинную фразу, не сбившись с дыхания, но голос его выдавал — и Тамирис зажала руки между колен, пересиливая порыв обнять отца. Может, после того страшного дня он и начал избегать чужих прикосновений. Ей вовсе не хотелось, чтобы Дэйгун вновь закаменел от неожиданности или отвращения, как возле мельницы.
— Девятнадцать лет назад я показал осколки магу из Невервинтера, и он обнаружил только слабый след чар или демонического огня. Но для кого-то, как видишь, оказалось достаточно и этого следа, чтобы пойти по нему.
— Осколки? Их было несколько?
И вновь отец беспокойно шевельнул пальцами — едва заметный жест, но за столько лет Тамирис привыкла к ним приглядываться.
— Два. Во всяком случае, тех, которые видел я. Один остался у меня, другой — у Дункана... — Он замешкался, будто не зная, как продолжить. — Моего брата.
— У меня есть дядя?
— Можно сказать и так. Но лучше называть его моим единокровным братом.
— Он жив? — Но тут же Тамирис сообразила, что будь Дункан мертв, отец сказал бы о нем иначе. — А какой он?
Ее обуяла дурацкая радость. Конечно, брат Дэйгуна не приходился ей родней по крови, и все же... Сколько раз ей казалось, что они с отцом какие-то репьи, случайным ветром занесенные в Западную Гавань: без корней, без роду-племени, даже друг с другом не связанные общим прозваньем! И вот Дэйгун сам заговорил о своей семье. Значит, он не отрезанный ломоть; может быть, у его брата есть дети или даже внуки — эльфы ведь живут долго...
— Жив, здравствует и держит портовую таверну в Невервинтере. Насколько мне известно, эта «Утонувшая фляга» — не самое респектабельное место, но, думаю, тебе вполне безопасно будет пожить там какое-то время.
— Что?
— У Дункана немало недостатков. Не советую тебе полагаться на него и, тем паче, считать частью семьи, но передо мной у него есть обязательства. Он не сможет отказать тебе в помощи.
Тамирис вдруг перестала понимать, о чем он говорит. Помощь? Пожить какое-то время в Невервинтере?
— Осколок нельзя оставлять в Западной Гавани. Кто-то уже посчитал его настолько ценным, что готов разрушить деревню, лишь бы отыскать. Значит, твари могут вернуться. Мы обязательно должны узнать, что это такое. Забери у Дункана второй осколок и найди мага, которому сможешь доверять.
Казалось, Дэйгун нанизывает слова, словно камешки на леску: каждое вставало на место с жестким сухим щелчком.
— Завтра я скажу в деревне, что ты уехала в Уотердип. Если Тимора будет благосклонна, мы выиграем время, а твое путешествие будет легким и недолгим. Отправляйся в Хайклифф. Я дам тебе письмо к Флинну, капитану шхуны «Двуглавый орел», но если его не будет в городе, садись на любой корабль, идущий в Невервинтер. Главное — уйти из Гавани сегодня, пока никто не успел тебя хватиться.
Сегодня. Это слово вернуло Тамирис в реальность.
— То есть как, ты скажешь всем, что я сбежала из Гавани, ни с кем не попрощалась и даже похорон Эми не дождалась? Да и зачем мне в Уотердип?!
Она представила лица собравшихся у свежей могилы: недоумевающие Данен и Катри, смятенная Ретта, которая пытается что-то им объяснить... Георг озадачен, брат Мерринг волнуется... Тармас презрительно поджал губы, у Бивила на щеках играют желваки...
— Я пущу слух, что в шкатулке были деньги, которые я копил на черный день. На них я отправил тебя в богатый безопасный город.
— Ты? Пустишь слух? Думаешь, в это кто-нибудь поверит? Да Бивил точно решит, что ты размозжил мне голову и утопил в болоте!
Тамирис сама не поняла, что испугало ее больше: наслаждение, с которым она выпалила эти слова в лицо отцу, или промелькнувшее на нем выражение боли; этого Дэйгун не ожидал. Она затихла, обескураженная и обезоруженная, а он только кивнул.
— Что ж, это тоже хорошая версия.
— Прости, отец.
Что есть силы Тамирис вцепилась в свесившуюся через плечо косу, словно та была канатом, а она сама — смытым с корабля в шторм моряком. Нужно было чем-то занять руки. Или все-таки надавать себе оплеух?
— Я понимаю, тебе горько покидать место, которое ты считаешь своим домом, ни с кем не попрощавшись, но безопасность Западной Гавани превыше всего.
Она все еще стыдилась поднять на отца взгляд, но почувствовала его прикосновение. Палец за пальцем Дэйгун разжал ее хватку, высвобождая косу.
— Тебе надо собрать вещи, Тамирис.
***
Она сама себе казалась собранной из плохо пригнанных друг к другу кусков: нож в ножнах, фляга с водой, походный мешок, принадлежавшие еще Дэйгуну. Тамирис побросала туда все, что попалось под руку: старые платья, чиненые чулки, теплый платок, потом, опомнившись, вытащила половину, а теперь не могла вспомнить, что положила взамен. Спрятанный на груди осколок холодил кожу даже через новую жестяную коробочку.
— Не задерживайся в Лейлоне. В это же время года я дошел до Хайклиффа за четыре дня. Думаю, тебе тоже по силам делать такие переходы.
Тамирис мяла в руках бархатный мешочек с туалетными принадлежностями, то откладывая его, то вновь хватая. Стоит ли брать с собой мыло, ножницы и щетку для волос или путешественник должен обходиться без подобной роскоши?
— Если нужно сделать какие-то покупки, подожди до Невервинтера. Нехорошо, если тебя запомнят в лицо, но хуже, если запомнят твои золотые. Расплачивайся только мелкой монетой. Фунта хлеба и мяса хватит, чтобы утолить голод.
Она почти решилась пожертвовать мешочком, когда отец сам забрал его и вернул потяжелевшим.
— Спрячь под одеждой и держи при себе, пока не окажешься в Невервинтере. Большой город требует больших денег.
Не без трепета Тамирис заглянула внутрь: невзирая на ее протесты, отец уже отдал ей кошелек, такой распухший, что становилось ясно — себе он не оставил даже медяка. В мешочке блеснуло золото — увесистый кругляш, украшенный изображением двух скрещенных мечей из белого металла.
Не веря своим глазам, она уставилась на отца.
— Медальон твоей жены?
— Золото и платина. Я заплатил за него две тысячи, сейчас он стоит половины этих денег. Если потребуется, найди в Черном Озере эльфа по имени Дэйн Линнет. Он мой старый друг и, главное, честный торговец.
В голосе Дэйгуна слышалось легкое нетерпение, как будто присутствие Тамирис в его доме становилось таким же нежелательным, как присутствие Бивила, однако она по-прежнему топталась на пороге. Неужели отец даже не обнимет ее на прощание, не даст иного родительского благословения, чем совет получше продать память о его покойной жене?
— Я буду тебе писать, — выдавила Тамирис.
Теперь отец хмурился уже в открытую.
— Нет. Ты не должна писать ни мне, ни кому-то еще в Западной Гавани, пока история с осколками не разрешится. Затеряйся в Невервинтере.
Она торопливо кивнула, больше всего на свете страшась, что отец запретит что-нибудь еще, но Дэйгун качнулся вперед. Перепугавшись еще сильнее, Тамирис попыталась его поддержать, но сообразила, что это прощание. Склонив голову, она почувствовала мимолетное прикосновение сухих прохладных губ ко лбу.
— Ты только обедать не забывай! — будто со стороны услышала Тамирис собственный голос. — Знаю я тебя...
Дверь за ней закрылась.
***
Чтобы не привлечь внимания и срезать путь, стоило выйти задами на тропу, которая вела к «Утонувшей иве» — единственному на все Топи Мертвецов постоялому двору у Высокого тракта. Тамирис бывала там десятки, а может быть, и сотни раз — правда, никогда в одиночестве, но в хорошую погоду это была приятная прогулка.
Мысль, что еще целый день придется идти по знакомым местам, немного ее приободрила. В этом ведь не было ничего сложного: спуститься с крыльца, пройти под яблонями той же дорожкой, что вела к могилам, снять веревочную петлю с садовой калитки...
Но вот с калиткой почему-то возникла заминка — наверное, веревка разбухла от утренней сырости. Тамирис пыталась просунуть под нее палец, ковыряла ногтями, но никак не могла подцепить.
— Тами!
Бивил со всех ног бежал вдоль изгороди. Тамирис плотно сжала губы, пряча наверняка очень глупую улыбку. Конечно, он не мог бросить ее одну! Она уже представляла, как ткнется лбом ему в плечо, а он, запыхавшийся, пышущий жаром, со всей силы стиснет ее в ответ, пробасит что-нибудь ворчливо-успокоительное...
— Я за воротами стоял, слышу — дверь хлопнула, ты не идешь... А это еще что такое?
Он застыл, ошеломленно глядя на нее поверх калитки.
— Я ухожу.
— Куда?
— В Невервинтер.
Запоздало она вспомнила наказ отца никому не говорить о настоящей цели путешествия, но ведь Бивилу и Эми она могла доверять, как самой себе. К тому же на его лице появился такой ужас, что он наверняка расслышал неправильно. Например, решил, что она отправляется в Баатор.
— Опять его придумка?
— Бивил, хватит!
У нее просто не было сил выслушивать это снова. Еще одно слово — и она легла бы на землю прямо здесь, возле калитки, за которую держалась, пока Бивил не распахнул ее пинком.
— Это с тебя хватит, — грубо, как все делал сегодня, он ухватил Тамирис за плечи, притягивая к себе. — Папаша тебя из дома выставил? Значит, идешь жить к нам. Ма только рада будет.
— Ты не понимаешь!
— Да что тут понимать? Он рехнулся, Тами, рехнулся!
Бивил кричал так громко, словно она не только поглупела за одну ночь, но и оглохла. Дэйгун, с его тонким эльфийским слухом, мог услышать шум даже в доме. Представив это, Тамирис сама ухватила Бивила под руку и потянула к лесу. Пусть и без особой охоты, он повиновался. Только никак не мог уняться.
— Я ничего не говорю, он ужасов насмотрелся будь здоров...
— Ничего не говоришь — вот и помалкивай! Раз отец все это видел, значит, больше всех и понимает, что тогда произошло.
— Георг тоже...
— Георг так далеко в деревню не заходил! Отец сказал, что дуэргары приходили за оско... одной волшебной вещью, оставшейся с той битвы. Мы все в опасности, пока она здесь. Нужно унести ее как можно дальше, запутать следы! Поэтому никто не должен знать, куда я ушла и зачем. Жизнью поклянись, что не проболтаешься! Ну?!
Это сработало перед руинами, должно было сработать и сейчас: смять возражения яростным напором, а вместе с Бивилом убедить и себя. Она буравила его взглядом до сих пор, пока он не поднес три пальца левой руки сначала к сердцу, потом к губам, скрепляя клятву.
— И почему тебе надо в... туда?
— Там есть маги, которые нам помогут. А еще живет мой дядя.
— Что, правда?
— Брат отца, какая разница?
— Которого ты никогда не видела.
— Все когда-нибудь бывает впервые!
— Тами, не уходи.
Лучше бы он начал ее трясти, а не глядел потерянно, будто за границами Гавани заканчивался мир живых. Но как она могла остаться — и почувствовать на себе взгляд Дэйгуна, полный такого презрения, что лучше сразу умереть, чем заслужить второй такой же?
— Ты слышал хоть что-нибудь из того, что я сказала?
— А ты не слушала, что Гален рассказывает. Он только вчера говорил, что Высокий тракт севернее Лейлона вообще не патрулируется. И ящеров там видели, и нежить, и разбойников...
— Галена послушать, так он каждый год к нам с боем пробивается! Он торговец, Бивил! Ноет, что жизнью рискует, а сам скупает у отца меха по бросовой цене, чтобы навариться в Невервинтере!
— А я тебе говорю, что Гален не врал. Он за медяк удавится, а тут охрану нанял. И это два дюжих парня, а ты — девушка. Одинокая и... ну... хорошенькая.
Угасшая было надежда затеплилась вновь.
— Ты ведь можешь пойти со мной.
Бивил встал как вкопанный.
— А как же ма? Малыши?
— Мы ведь собирались искать сокровище следующим летом, а так даже лучше. Представляешь, сколько возможностей в большом городе? Ты бы поступил в стражу, посылал Ретте деньги...
— Если б мы чего и нашли, я бы все равно вернулся. А уж сейчас... Раз твари могут снова прийти, как ты говоришь, кто о ма позаботится без меня? Хватит с нее Лорна.
Теперь им действительно было нечего сказать друг другу, но и разойтись никак не получалось. Наконец Бивил кашлянул.
— Может, ты его и встретишь в Невервинтере... Лорна то есть.
— Как твой отец?
Бивил изменился в лице, но Тамирис не почувствовала ни малейших угрызений совести за то, что бьет по-больному. В конце концов, это она уходила навстречу нежити, разбойникам и любителям хорошеньких девушек, а мужчины, с их дурацкими пожеланиями, оставались позади.
— Ну, бывай, — она быстро похлопала Бивила по руке.
— Бывай... — донеслось в ответ.
Немного погодя Тамирис показалось, что за спиной хрустнула ветка. Невольно она остановилась, прислушалась. Еще один треск, тише... и больше ничего. Только сороки ссорились в соснах.
