Противоположности

Острое лезвие стамески проходит по длинной неровной поверхности дерева, исправляя её, возвращается и делает то же самое чуть дальше. И так будет повторяться до того, как он будет удовлетворен очередным экземпляром. Он на самом деле не знает, как люди могут не понимать, это удовольствие, эту красоту, покой, в конце концов, искусство. Ему кажется, даже рай не так красив и прекрасен, как стойкий, но невероятно приятный запах дерева, его тонкие стружки, танцующие движениям резца, и божественный звук в этот же момент. Он ничего бы не ставил выше... Хотя, надо признать, есть исключение... Он определённо оценил это наслаждение равным со своим искусством, когда всё стало до невозможного нелогичным. Глядя в цвет коричневых глаз, невозможно подумать ничего жизнерадостного. Они олицетворяют темноту, безжизненность и однообразие. Скучные веки только подтверждают и дополняют это. Но почему-то темные карие глаза встретились с ярко-зелёными, которые выражают только одно — жизнь. И эти зеленые изумруды не скучные, как карие, а определённо стоят внимания: черный зрачок такой отчетливый, идеально сочетающийся лимбу такого же цвета, а в травяной радужке между ними собрались чуть светлые крапинки, но все равно похожего оттенка. Только белый блеск в правом верхнем краю каждого, контрастирует, но в то же время гармонируя и давая понять ему, что он окончательно потерялся в них. Почему? Он не уверен. Если подумать об этом, на ум приходит только одно слово. Противоложности. После того, как оживленные изумруды оторвались от прозаических ониксов, невероятно тёплые пальцы прикоснулись холодных и и переплетились. Контраст даёт одному неземное спокойствие, другой — дрожь и трепет. Противоложность дала о себе знать, когда неимоверно мягкие губы прильнулись к его жестким. Но почему-то они прижимаются так слаженно и долго. Она — самая невинная девчонка, которую он знает. Его грехов невозможно перечислить. Что сказать? Иррационально. Безэмоциональность — Сасори. Это невозможно по-другому обьяснять. А Сакура... Сплошная гамма эмоций. Противоположность даёт о себе знать, он почти не спит, а она ещё как любит сон. Ночами в одной половине дома горит свет, а в другой царит тишина. Стамеска со звуком упала на пол. Он потер переносицу. Мысли такого рода иногда его просто утомляют. Сасори наклонился, взял инструмент с пола и поднимаясь, встретился с сонными глазами. Неужели разбудил? Но спрашивать об этом не стал. Сакура немного постояла на пороге комнаты, и потом шагая внутрь, расположилась на кресле у другого конца прямоугольного стола. — Ты меня не разбудил, я давно проснулась. Опирается о ладошку, и с интересом наблюдает, как он продолжает не спеша точить дерево. Ему льстит. Противоложности? Их куча. Всегда и везде. Между ними они будут всегда. Но есть что-то, заставившее его думать обо всем этом, а её прийти сюда и сидеть — так безупречно, как всегда — не нарушая его личное пространство. Он сидя поворачивается к ней. — Сакура. Жизнь на секунду встречается с однообразием и она отводит взгляд. Но через несколько секунд антитеза ощущается через её тёплые пальцы, которые ложатся на его протянутых холодных. Он одним движением усаживает её на свои колени и тянется ощущать её мягкие губы, которые как только с готовностью отвечают менее мягким губам, сердце с трепетом ухает вниз. Он охватывает одной рукой её талию, прижимая к себе теснее, другой гладит её скулу, с удовольствием понимая, что горячая щека под его ладонями сейчас багрового цвета. Ветер в животе становится ещё беспокойней, заставляя его тяжело дышать, когда она нежится в его объятиях, сминая его одежду в районе плеч, и мычит через поцелуй. Противоложности? Глядя на них сейчас, можно подумать только об одном. Гармония. Стамеска опять падает на пол и катится дальше. Сасори даже не думает его поднять. Кажется, его планы на эту ночь поменялись в полном объёме.