✷ · ˚ * . * * ⋆ . · ⋆ ˚ ˚ ✦ ⋆ · * ⋆ ✧ · ✧ ✵ · ✵
Беспроглядная темнота. Сперва слышит лишь оглушающую тишину, позже присоединяется болезненный писк в ушах, пронзающий лезвием барабанные перепонки, и во всём этом безумии он, наконец, смог разобрать своё шумное дыхание. Холодно, немного сыро, словно лежит на голой после дождя земле, всё ещё боясь поднять тяжёлые, налитые свинцом, веки. Вот почему так темно — он не открыл глаза. Он ничего не помнит. Его тело сковывает страх, паника чернильными нитями стягивает бешено бьющееся сердце, и болит голова, раскалывается на мелкие ледяные осколки, а в мыслях ветерок и сверчки. Нет, это не в мыслях... Это вокруг него. Тихий стрекот насекомых становится слышен лучше сквозь выравнивающиеся собственные вдохи, и согревающие, тёплые струи ветра обмывают до кончиков пальцев. Щекоча край уха, кто-то томно шепчет: — Ким Тэхён… Он улавливает кем-то произнесённое собственное имя и распахивает веки. Яркий свет бьёт в глаза, резко слепя после тяжёлой темноты. Немного привыкнув, он может рассмотреть кроны деревьев и пурпурный небосвод, чистый, без звёзд или солнца, лишь небольшие шарики мирно плавают в воздухе. Мягкий ветер теперь заботливо обволакивает, а длинная изумрудная трава тянется ближе, будто бы заключая в хрупкие объятия всё тело, не давая мёрзнуть на земле. — Где я? — шепчет свои мысли в пустоту, пытаясь разобраться, но зная, что не получит ответ. — На Вигулии, — зазвучал внезапно появившийся голос, перебирая волнистые пряди. «Как ветер может отвечать?» — спросите вы. Но сейчас это не главное. — Как я здесь оказался? — говорит в полную силу и пугается своего же низкого тембра, будто впервые его услышал. — Упал с неба, — доносится эхом. — Я что, инопланетянин? Ветер молчит, покачивая бархатистую листву деревьев и наполняя теплом упавшую душу, но не отвечает. — Блеск, — ругается вслух. Лежать на твёрдой промокшей земле становится даже уютно, но что происходит — так и не ясно. Запуская пальцы в волосы и оттягивая вьющиеся пряди, он зажмуривается в попытках хоть что-то вспомнить. Помнит то, как плыл в темноте, глубокой и бесконечной, порой встречая по пути вспышки, похожие на звёзды, но больше ничего… И сейчас слышит этот загадочный ветерок, он, кажется, и вправду пришелец, и точно не с этой планеты. «Надо подняться и найти кого-то. Не с ветром же разговаривать» — в голове решительно проговаривает он, стремясь прояснить ситуацию, может, восстановить хотя бы каплю воспоминаний, ведь эта неясность пугает, он потерялся в мире и в собственных мыслях. Тэхён подымается с земли, зелень выпускает из своих прохладных объятий, а блёстки, парящие в воздухе, подлетают ближе и окружают его ореолом. Босые стопы чувствуют каждую шёлковистую травинку, он смотрит на изумрудный ковёр под ногами, шевеля и зарываясь в него пальцами, и переводит взгляд на место, на котором только что лежал. — Это странно… Его силуэт чёрной, смоляной тенью отпечатался на земле, будто бы выжигая дорожку из изумруда. — Просто блеск. Я родился, и случилось так, что я попал на Вигулий. Откуда только свалился — непонятно, — бубнит сам себе и машет руками, но продолжает идти, не ведая куда. Как с луны упал, вот только у этой планеты нет луны. Он брёл к кромке лиственного леса и одновременно ругался ветру, но тот выдержано хранил молчание, тёплым потоком летя рядом вместе с маленькими золотистыми горошинками. Как долго он плутал и как вышел к небольшому озеру — сам не понял. Остановившись, Тэхён уставился на гладь тихо волнующейся воды. Рябь лазурной поверхности блестела, переливаясь мерцающими кристаллами на свету, и отражала свечение скользящих в воздухе полупрозрачных сфер. Подойдя к краю озёра, он склонился, разглядывая в водяной глади своё отражение, как в зеркале. — Это я?.. Вдруг он понял, что в первый раз в жизни увидел собственный облик. К голосу уже привыкший, а вот к внешности: тёмные волнистые пряди, ниспадающие на лицо, скрывали несильно оттопыренные уши; закруглённый правильный нос, полноватые очерченные губы и карие глаза с пушистыми ресницами, которые имеют различный вид: один с родинкой между нижним ресничным контуром, а другой округлой формы с двойной складочкой на веке; пятна то ли от грязи, то ли от сажи красовались на скулах, носу и подбородке. Когда он успел испачкаться? Но страннее грязевых клякс показался чёрный узор веток, который начинался от самый челюсти и вился прямо до ключиц вдоль шеи, скрываясь под воротником рубашки. Рубашки?.. Откуда на нём запятнанная землёй одежда и к тому же довольно старомодная? Поверх плотной белой рубашки накинут короткий жакет молочного цвета с двумя рядами пуговиц и тёмно-серые свободные брюки, штанины которых слегка подвёрнуты. Где обувь — тоже загадка. Он зачерпнул в ладони немного чистой воды, умываясь прохладными каплями стеклянного озера. Передние пряди намокли в процессе умывания, и потому он поправил влажную чёлку тыльной стороной руки. — Куда теперь? — цокнув, спросил у воздуха. Воздух ожидаемо ответил молчанием на поставленный вопрос, но вот озеро… Толща воды расступилась, открывая песчаное дно и образовывая путь к другому берегу. — Какого Моисея?! — опешил Тэхён. — А знаете что! Я вот не буду больше такому удивляться, — причитает он ветру, всё же ступая голыми ступнями ног по золотому дну и уверенно шагая через рассечённое озеро. Он заворожено всматривается в застывшие столбы влаги и в своё мерцающее в них отражение, погружая пальцы в вертикальную водяную толщу, но кроме пары брызг, когда его рука уже поднялась, ничего не произошло — поверхность осталась такой же. Когда он оказался на другом берегу, озеро за ним сжалось, вернувшись в прежнее нормальное состояние, и лишь усилившаяся рябь говорила о том, что совсем недавно вода буквально разделилась. Ветерок утих, а светящиеся шарики в воздухе полетели вперёд, указывая путь через лес. Тэхёну начинает казаться, что его ведёт сама природа, ибо как ещё объяснить объятия травы, разговоры с ветром и расходящееся перед ним водяных струй — он не знал. Посреди леса блёстки вокруг него рассеялись, и впереди показалась лестница с широкими каменными ступенями — не рассмотреть, куда ведёт, но кончалась она в плотном белом тумане. Чрез изумрудные кроны деревьев пробивался тёплый жёлтый свет, тонкими лучами разрезая воздух и оставляя блики на камнях ступенек. — Надеюсь, это не путь к небу, и мне не нужно подняться по тысяче ступеням, чтобы достичь просветления и попасть в храм. — Делая шаги босыми ногами по холодному камню, поднимался всё выше, почти подбираясь к краю тумана, где тот рассеивался невесомыми клубами, стекая по лестнице. — Или в Рай. «Я ведь, вероятно, мёртв» — мелькнула мысль в голове Тэхёна. Тогда это и вправду дорога рай — хоть какое-то объяснение всем странностям. Он резко остановился: допущение собственной смерти пугало, быть мёртвым от чего-то совсем не хотелось. — Ты бы не попал в Рай, — раздался откуда-то снизу хриплый шепелявый голос. Тэхён развернулся в сторону источника звука, нарушая данное себе обещание не удивляться, ведь его отправил в Ад садовый гном сантиметров пятьдесят в высоту. Вот только тот не выглядит, как глиняная фигурка, он похож на обычного человека, которого каким-то волшебством уменьшили. Почему же Тэхён решил, что это гномик? Всё просто — парень одет в яркие солнечные штаны, бархатистую красную кофту с воротничком и пуговицами, на талии затянут широкий чёрный ремень, а на ногах карикатурно болтаются башмачки не по размеру с объёмным круглым носом; на голове из-под зелёного гномского колпака, который отчего-то не стоял прямо, а загибался назад, выглядывала голубовато-белая чёлочка. Настоящий живой садовый гном. — О Боже, гном! — удивлённо выпалил Тэхён, присаживаясь на корточки, чтобы оказаться ближе к маленькому существу. — Сам ты гном! Я — Мин Юнги, — названный «гномом» грозно прошипел, скривив рожицу. «Злобный гном» — сделал вывод Тэхён. Теперь он мог получше рассмотреть личико этого чудика: кожа бледная, будто фарфор, тёмные полукруглые глаза и рдеющий румянец на щёчках. Очаровательное, но вредное создание. — Мистер-не-гном-Мин-Юнги, если не Рай, то что за туманом? — Ты заблудишься нахрен в этом тумане. «Грубый какой, это точно не Рай, в Поднебесной так не выражаются» — думается Тэхёну. — Тут есть Дух Света, который по-дебильному ржёт. Попроси его, он проведёт тебя через туман. — Что тебе сделал этот Дух, что ты о нём так лестно отзываешься? — Да Хосок, — «так зовут Духа» — понял он, — светит мне постоянно прямо в шары. — Поморщился Юнги и резко начал тыкать пальцем в лучи рассвета, что освещали лестницу. — А в другой раз сижу, никого не трогаю, хочу, чтобы никто не трогал и меня, как он подлетает ко мне, и как давай сыпать свои блёстки, улыбается во все тридцать два и ещё дрыгается, представляешь! — тут Юнги благосклонно решает продемонстрировать танцевальные движения Хосока: чуть согнув колени, он принялся вилять попой из стороны в сторону, забавно шевеля корпусом и руками. А после прекратил и выпрямился, обиженно дёрнув вниз руками с сжатыми кулачками и топнув своим большим башмаком. — Достал! Столько веков весь такой позитивный, я всего лишь хочу побыть камнем! — раздражённо кричит свирепый гномик и злобно скалится, сморщив маленький нос и оголив розовые дёсны, от чего его рот напомнил перевёрнутую квадратную скобочку. Его слова эхом разнеслись по воздуху, отражаясь от каменных ступеней. Вдруг стало светлее. С неба спустился сферичный сгусток света с исходящими из цента лучами и человеческим лицом посередине. — Знаешь что, Юнги. Это ты надоел за столько веков своим пассивным негативом, — твёрдо произносит Дух Света, видимо, слышавший о себе дерзкие отзывы гнома. — Хочешь быть камушком? Пожалуйста. Камням свет не нужен! — обиделся тот и погас. Потухли и лучи рассвета, пробивающиеся сквозь необычайного зелёного цвета листья. Свет совсем пропал, мгновенно погружая во мрак всю планету. Тэхён остался в темноте на лестнице, ведущей в густой туман, на пару с вредным гномом, который начал озлобленно чертыхаться: — Какого мрака, Хосок, — орёт во тьму, а затем обращается к Тэхёну. — Вот всегда так: идёшь отлить, а он свет выключает, шутник ёба... — Он из-за тебя обиделся, — прерывает его инопланетный гость. — И как же мне теперь идти туда, прямо в туман? А? Кто мне теперь скажет, что там? Может ты, злобный гном? — немного погорячился и вспылил. Тэхён чувствует себя неуютно в темноте. И всё из-за этого Юнги. Он вообще не знает, где находится: в Раю или в Аду. Он — пришелец, упавший на неизвестную планету, и сама мать природа привёла его к туману, который он теперь не сможет пройти. — Я не гном. — Вот что, Мин Юнги, — с нажимом выговаривает имя. — Давай я тебя закину в этот туман, а ты оттуда крикнешь что да как? — Э, ты чего, — суетится тот, когда его отрывают от земли. — Отпусти, э. — Он начинает оказывать сопротивление вырываться из оков чужих рук на свободу. — Я ж сказал, там без Чона не пройти. — Но Тэхён уже стоит на последней ступеньке, старательно замахиваясь для точного броска. — Вот же ты, чёртова звез… — и истошный последний крик пропадает в полёте, растворяясь где-то глубоко в недрах тумана. — Ну что там? — разведывает обстановку, громко расспрашивая только что запустившего в неизвестность существо. Тишина. Ни единого слова. — Юнги? А от него ни ответа, ни привета. «Ну всё, — думает Тэхён, — сгубил гномика». Тьма эмоционально давит на внутреннее состояние, никто хрипло не ворчит рядом, изумрудные кроны деревьев кажутся пугающими болотными монстрами, листья образовывают жуткие искажённые лица, а ветки превратились в зловещие когти. Чёрные тени ужаса подбираются всё ближе и крадутся тёмными силуэтами. Паника крутит, связывая внутренности в узел, а страх сковывает сердце так сильно, что в груди начинает щемить. — Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт… — трясёт головой в попытках отогнать настигающие чувства. — Нет. Его босые ноги промёрзли до косточек, он не мог больше стоять на холодных камнях — Тэхён в отчаянье падает на ступеньки. Из мрака хочется немедленно выбраться. «Хосок» — осеняет его. Есть Дух Чистого Света — надежда, его надежда. — Дух Света, — взмолился он, — Хосок, ты — моя единственная надежда сейчас, ты — лучик света. — Дрожащими стрункой губами сквозь пелену слёз, застилавших глаза. — Прошу, спаси Юнги. Знаю, он вредный гном, но он не может вот так сгинуть в тумане. Молю, помоги. — Солёное море, вырываясь наружу большим потоком, горячими капельками начинает стекать по щекам. — Кому я это говорю? Ты ведь не Бог, и ты меня даже не слышишь. Я так жалок… Тэхён зарывается пальцами в волосы, стараясь обнять себя, тем самым спрятаться от всего: от черноты, холода, этих загадок, пугающего тумана. Да, просто посидит вот так, и всё пройдёт — он будет утешать себя этой мыслью, пока страх не отступит. — Я — твоя надежда, ты — моя надежда. Мне нравится, — раздаётся чарующий, бархатный голос в вышине, окутывая плечи и обволакивая негой. — Я, конечно, не Бог, но для тебя буду Хоуп. — И улыбается так ярко, что не ясно, от чего исходит больше света — от его улыбки или от лучистой сферы. Темнота рассеивается, кругом начинает проступать долгожданный благословенный свет, и Тэхён запрокидывает голову назад, чтобы посмотреть на солнце, на Хоупа. Он не закроет глаза, даже моргать боится, потому что под веками вновь ждёт безнадёжная тьма. Сейчас он, не отрываясь, как завороженный, любуется чистым Духом Света, пока глазные яблоки не заболят. — Ну что ты? — лучами укутывая парня. — Полетели спасать гнома. Он мне даже, признаться, симпатичен, несмотря на то, что эмоциональный диапазон у него, как у камня. — Вплывая в вязкий, словно сахарная вата, туман, ведёт за собой Тэхёна. — Ты только Юнги об этом не говори. Тэхён немного медлит, вглядываясь в клубы, но всё же осторожно шагает во мглу, позволяя белой дымке поглотить себя и накрыть тенистой вуалью. Ничего не видно, единственное, что можно рассмотреть — лишь вьющийся белёсый дым и ослепительное свечение Хосока. — Ты направо, а я налево. Кричи, если найдёшь Юнги, — заявляет Дух Света и летит прочь, постепенно скрываясь в упавшем на землю облаке, и секунду спустя сквозь плотную дымку уже невозможно было разглядеть его лучи. Тэхён остался один на один с бесконечной белизной вокруг себя.✷ · ˚ * . * * ⋆ . · ⋆ ˚ ˚ ✦ ⋆ · * ⋆ ✧ · ✧ ✵ · ✵
— Грёбаные светоспускатели. Думают, раз блестят, им всё позволено? А что Юнги? Правильно, давайте зашвырнём Юнги в туман. Ему будет заебись, — пыхтит гномик, бродя и пиная ногами дымчатые клубы. Он когда приземлился не очень мягко, стоит отметить, потерял один башмак, и каких трудов ему стоило найти светлый ботинок в совершенно белом дыме. Ему пришлось увеличиться до метра семидесяти четырёх, чтобы разглядеть потерянную обувь. — Не бухти, сахарок, — непонятно откуда раздаётся голос Хосока, а чуть погодя вылетает и сам Дух со своим ореолом света. — Хо, чтоб тебя потушило! Меня из-за тебя сюда закинули! Надо тебе было перед этим решить свет рубануть. — Не понравилось падать? Я думал, ты вспомнишь своё метеоритное прошлое, — подшучивает Хосок, придаваясь воспоминаниям о том, как много веков назад совсем юный Астероид-93 Мин Юнги упал на Вигулий. Наружность он, правда, изменил, но душой всё ещё тянется к камням. — Я тогда знатно Чонгуку бок продырявил, — скалится гном, прикрывая ладонью глаза. — И расчудесься уже, я так ослепну. Хватит косплеить фосфорного смешарика. — Как жаль, что ты больше не косплеишь гнома, — смеётся дух. Его лучи рассеиваются, шарик света растекается в светящийся силуэт, который становится чётче, и Хосок принимает человеческую форму, оставляя лишь небольшой блеск ореолом вокруг себя. — А ты подрос. Когда в тебе было пятьдесят сантиметров, ты мне сильнее нравился. Юнги, как астероид, стремился познать своих предков-булыжников: облик специально для этого подделал и уменьшился. — Я всего лишь на денёк решил побыть размером с камушек, а меня уже прозвали гномом. — Из тебя вышел прекрасный садовый гномик. — Хосок заливается смехом, неконтролируемо выпуская брызги света, и артистично падает на землю, валяясь в тумане и ярко хохоча. — Замечательно, солнце упало. Солнышко мое, вставай. — Тянет его Юнги и отряхивает с того оставшуюся вату тумана. — Хо, ты когда ржёшь, контролируй свою энергию, а то в прошлый раз ты такую вспышку устроил, что до соседней галактики дошло. Хосок не просто Дух Света — он буквально Солнце, не имеющее воплощение небесного тела, поэтому светила у этой загадочной планеты в космическом понимании нет, есть только Чон, который весь свой жар несёт в своей астральной сущности, рассеивая свечение по Вигулию. Если смотреть со стороны, то он — чистый свет с лучами, приносящими радость и тепло, но у Хосока, как и у каждой горячей звезды, есть: солнечные пятна, вспышки с корональными выбросами и склонность к угасанию. И всё это напрямую связано с его эмоциональным состоянием: если он смеётся, то устраивает вспышку, если злится — выброс, а если влюбится... Позвольте, переведу в метафору, чтобы стало понятнее: он сейчас, как спичка или бенгальский огонь, — горит, не угасая, и такое сильное эмоциональное волнение как влюблённость приведёт не просто к фейерверкам, а к взрыву. Если же Хоуп из-за трепетных чувств сконцентрирует всю свою энергию в себе, он в прямом смысле слова сожжёт всё вокруг без остатка, включая сам Вигулий и уж тем более Астероид — Юнги. Но есть одна небольшая проблема — Хосок уже влюблён, оттого и сияет ярче, светит так, что смотреть больно, но один шаг, один поцелуй астральных форм или слово — и он поглотит в своей пылкости всё, даже любимый Астероид-93. Хосок перестаёт смеяться. В прошлый раз вспышка произошла не из-за смеха, а из-за злобного гномика, сидевшего со слишком милым лицом. Вот только никто кроме него об этом не знает. — Ты зачем вообще моим смехом возмущался? — переводит тему Дух. — Потому что я этот ржач ненавижу. — Юнги так бесит его яркий смех, сияющая улыбка, тёплый свет, этот позитив и счастье, его сверкающие блёстки и забавные танцы, когда эти самые блёстки рассыпают на него; раскаляющий жар, смертельный запал. — Всего тебя, короче, ненавижу. Он не вынесет, если спалит Чонгука, так что пусть лучше ненавидит в ответ, плюётся своими жарками массами, но продолжает светить. Юнги, как холодному астероиду, всё равно. Ему совершенно точно без разницы. — Знаешь что, Юнги, я тоже тебя ненавижу. — Пошёл корональный выброс. — Нет, ты не Юнги, ты не Астероид, и даже не камушек. Ты — гном. Вот ты кто. — Из тумана, я так понимаю, ты выводить меня не будешь? — Даже и не подумаю. — Окей, — бросает Мин, и, вдохнув побольше воздуха в лёгкие, начинает во всё горло вопить на планету. — Чонгук, кроль ты толстый, распусти свой загадочный пердёж и дай мне выйти! — агрессивно топает ногами в попытках растрясти земную кору и достучаться до Чона. — Он не услышит, ему ещё свою Звезду спасать. — А чё ты этого сбросившегося не вывел? Гук же тебе поручил. — Тебя летел спасать. Тебя же, гномика полторашку, в туман закинули. Он ни в коем случае не признается, что просто переживал за свой Астероид.✷ · ˚ * . * * ⋆ . · ⋆ ˚ ˚ ✦ ⋆ · * ⋆ ✧ · ✧ ✵ · ✵
Тэхён, кажется, потерялся. По сути, он и не находился вообще, а на данный момент бродит в белом дыме, совершенно не осознавая своё положение в пространстве и времени — он заблудился. — Артхаусный ёжик в тумане какой-то, — проклинает он себя и всю эту ситуацию. Поначалу он повсюду разыскивал Юнги: ходил и кликал «гном», «гномик», но вскоре понял, что теперь в поисках нуждается он сам. Тэхён уверен, что сгинет в этой непроницаемой пучине. Он всматривается в белизну, надеясь разглядеть в ней свечение Хосока, и ему удаётся наткнуться в дыме на блеклый свет. Нечёткие пятнышки постепенно приближаются к нему сквозь белёсую толщу, становясь ярче и чётче. Его окружили большие шарики блёсток, что следовали за ним в начале пути вместе с тёплым ветерком, а сейчас они родились в тумане и прилетели к нему, отгоняя давящее чувство потерянности. Сферы выстраиваются в линию, прокладывая дорогу сквозь дымку, и Тэхён следует за ними. Стоит подойти к одному шару, как он растворяется, а следующий начинает гореть сильнее, маня к себе. Приливают силы, заставляя увереннее делать каждый шаг. Воодушевлённый он тянется к неизвестности, теперь уже не пугающей, а интригующей. — Следуй за мной, — эхом раздаётся сразу отовсюду. Невидимая большая рука, будто сотканная из воздуха, тянется к нему, шепчет довериться. Её не видно, чувствуется лишь необъятная тёплая сила. Крепко и заботливо обхватывая тело, рука за собой вытягивает его из тумана. Серая дымка почти рассеялась, а рука, выведя из этого места, казалось, откуда нет выхода, отпускает, и остаются лишь полупрозрачные клубы, сквозь которые виден мутный пейзаж. Тэхён легко преодолевает последние метры, окончательно выбираясь из тумана. Он выходит на светлую поляну, ступая босыми ногами по изумрудной траве, смотрит на пурпурное небо, наслаждаясь сочностью оттенков и радуясь, что больше его не окружает кипельная белизна. По цветам тоже можно соскучиться... Всеми фибрами души чувствует, исходящую от этого места трепетную энергию... любви. Витая повсюду, она наполняет, греет изнутри, проникая в тело с каждым вдохом пряного воздуха. На краю горизонта возвышается старинный дом. Это не храм монахов и не рай, это большая усадьба с вогнутыми черепичными крышами, дорожками и ухоженными низкими деревцами. Из него по тропинке шагает высокая фигура юноши в чёрных шёлковых штанах, воздушной светлой рубашке и угольном атласном турумаги* с переливающимися от любого движения узорами вышивки, а красная подкладка внутри становится видна, когда халат подлетает после каждого шага. Его чернильные прямые волосы отдают каштановым блеском, а у висков пряди опадают крупными волнами. Прямые скулы придают строгости, казалось, совсем юному лицу, но Тэхён заворожен мягкой улыбкой и тёплым сиянием больших тёмных глаз с очаровательными мешочками нижних век, тёмных настолько, что не видна разница между зрачком и радужкой, сверкают лишь отчётливые белые блики. Незнакомец подходит ближе, останавливаясь на поляне, и делает небольшой поклон, грациозно заведя одну руку за спину. — Привет, — говорит он, и ему эхом вторит ветер. — О, прости. — Прокашливается. — Чон Чонгук. — Теперь ветер молчит, не отдаёт в ушах следом за каждым словом парня, и Тэхён может слышать его чистый голос. — Ким Тэхён, — представляется в ответ. Чонгук легко берёт его за кончики пальцев, склоняется и оставляет невесомый поцелуй на тыльной стороне ладони. — Я знаю, звезда моя. А Тэхён лишь краснеет от чувства фантомного прикосновения нежных губ на своей коже. Чон окидывает его обеспокоенным взглядом. — Не больно было падать с небес? Твоё небесное тело сгорело в атмосфере. — Заботливо стряхивает пятна сажи и гари со светлой одежды. — И ты немного раскололся при приземлении. — Пальцами проводит по узору на шее парня, пуская мурашки по коже. — Что за примитивные подкаты? — засмущался тот, и, хватаясь за шею, стал прятать чёрные линии под ладонью. — Что? — испугался, что мог показаться навязчивым. — Нет-нет, ты ведь и вправду звезда, Тэхён, — серьёзно произносит юноша и тягуче глядит своими огромными глазами прямо в душу, будто ласкает взглядом каждую клеточку. Тэхёна затягивают сияющие зрачки, манят своим блеском. Они стоят в громкой тишине и смотрят друг на друга, так, словно веками этим занимались. — Ты такой красивый, — нарушает бесконечную паузу Чонгук, и столько искренности в его словах, душевности в этом коротком признании, что обычное «красивый» не кажется плоским, оно кажется хвалебной песней, согретой долгим упоением. Тэхён беззвучно ахает, переполняемый чем-то непередаваемо близким, родным, и они продолжают многозначно молчать, вкушая поэзию момента. Сквозь их разделённую на двоих тишину доносятся звуки споров, хриплые маты Юнги и звонкий смех Хосока. Из тумана странной дерзкой походкой выходит садовый гном, вот-вот увеличившийся до нормальных размеров, и дух Хоуп. Тэхён узнал его лицо, только оно не летит в солнечной сфере с лучами, сейчас оно прикреплено к телу статного парня с жёлтыми, как масло, волосами. — Гномик вырос, — вырывается у него удивлёно-очевидное, на что Юнги кривится и закатывает глаза, издавая усталое кряхтение. Хосок подлетает к Тэхёну и стискивает в объятия. — Хоби, — выкручивается из чужих рук, — ты какой-то... — Не шарообразный? — договаривает за него Мин. — Д-да. — Непонимающе хмурится. — Мы расчудесились, перечудесились — как хочешь, так и называй, — будто ничего невероятного в этом нет, бросает гном. Пусть их воплощения сейчас и выглядят, как человеческие особи, но они остаются небесными телами, со своими привычками, ради которых порой меняют свой облик. Юнги, например, любил уменьшаться до размеров букашки, чтобы уместиться и поспать на нагретом солнышком камушке. Он выпрашивал у Чонгука гору, чтобы не ютиться на камнях, но даже Дух Света со своим палящим жаром долго бы прогревал её до комфортной температуры, да и Гуку не хотелось портить ландшафт планеты. Хосок же любил выплывать из-за горизонта, озаряя своей улыбкой небо, поэтому часто летал в виде сферического скопления света с лучами, за что его и прозвали Духом. А вот Чонгук ничего особо не менял, он просто начудесил себе огромный дом и порой изолировался там от вечных споров Солнца с Астероидом. Для Тэхёна это не являлось обыденностью как для остальных, он вдруг осознал, что вообще не понимает, кто эти странные люди, которых и людьми-то назвать нельзя. — Кто вы такие? — Дорогой, — дух делает шаг ближе к Тэ, держа зрительный контакт, — я — Солнце. — Легко кладёт одну руку на сердце, указывая на себя и, мягко улыбаясь, склоняет на левый бок голову. — Он — Астероид. — Дотрагивается до плеча Юнги, который, щурясь, растягивает плотно сжатые губы в тонкую линию. — А я — планета Вигулий, — ровно представляется Чонгук и щёлкает пальцами, из-за чего его постепенно окружают светящиеся шарики в воздухе, а изумрудные кроны начинают приветственно качаться. «Какой абсурд, — кажется Тэхёну. — Это всё — просто сказочная шиза». — Я сумасшедший. — Вообще-то, ты — звезда, — хрипло поправляет Юнги. Всё это космическое существование вызывало лишь подозрение, что у Тэхёна поехала крыша: — Со мной говорил ветер, лезла обниматься трава, вода в озере буквально расступилась предо мной! — А, это был Чонгук, — обыденно кидает гномик. — Этот кроль и дыму напустил… Романтик хренов. — Недовольно машет рукой в сторону виноватого, который стоит смущённый весь от того, что его раскрыли. — А я говорил, надо было этого пришибленного сразу подобрать, как он свалился. — Тэхёну лучше сперва познакомиться с моей природной частью, изучить планету... — вокруг Чона начинают суетиться летающие пузыри, но Тэхён больше не слушает его речь и не слышит едких ответных замечаний от Астероида. И тут к нему пришло осознание: Чонгук — планета. Он не просто связан с природой и управляет ей, он и есть сама природа. Это он вёл его, обнимал, разговаривал, заботливо оберегал Тэхёна и весь его путь. Тёплый ветер, уютные потоки, сферы света, указывающие дорогу, мягкое одеяло травы, каждая изумрудная травинка — это всё он. Он был рядом в каждой частичке вокруг, согревал незримым присутствием, и вся та энергия, что витает в воздухе, — тоже Чонгук, его трепетная любовь к Тэхёну... В чонгуковых глазах отражается вселенная, и Тэхён утоп в ней. Длины рук не хватит, чтобы обнять целую планету, но он попытается. Ближе к ночи, когда Хосок пошёл спать и отключил свет, Тэ лёг на поляну и занял себя рассматриванием и любованием чистого пурпурного неба над Вигулием, в глубине которого мелькали лишь блеклые, совсем далёкие звёзды. Вся та тьма, что он помнил, — это был бесконечный космос, в котором он летал; холодный и пугающе большой. А сейчас изумрудная трава, кажущаяся в сумраке иссиня зелёной, тянется к телу, заботливо укутывая в тёплое одеяло из травинок. Чонгук бесшумно ложится рядом, так же устремляя взгляд в вышину. — Думал, что я — инопланетянин, а оказался падающей звездой, — усмехается космосу, а после обращается к Чонгуку. — Прости, что свалился на твою голову. — Я рад, что ты упал на меня. — Поворачивается, заглядывая большими глазами в самую душу. — Притянулся к моей планете... Тэхён всматривается в тусклые хаотичные огоньки: — Я был как одна из тех звёзд. — Нет, ты был самой яркой и красивой. Каждую ночь, когда Хосок выключал своё сияние, Чонгук обращал свой взгляд к небу и смотрел на прекрасную звезду. Как для Маленького Принца была Роза, ничем не отличающаяся от ста тысяч других роз, но для него — единственная в мире, так и для Чонгука Тэхён был той единственной звездой. Многие века Тэхён одним своим, пусть и далеким, но присутствием, скрашивал одинокую жизнь планеты. И Чонгук влюбился... Их больше не разделяет бескрайний космос: Тэхён упал к нему, лежит в его объятиях, и они, наконец, могут быть вместе.