Отражения

Ноги утопают в сугробах, снег забивается в обувь. А ведь ещё вчера снежинки только-только припорошили землю. Сакура вся продрогла от холода и сырости и успела несколько раз проклянуть себя за то, что схватила первую попавшуюся под руку одежду, не удосужившись выбрать что-то потеплее. Пушистые белые хлопья опускаются на ресницы и тают, смешиваясь со слезами. Перед глазами стоит размытая пелена, неясные очертания домов, а ещё переплетения чужих рук, нежные взгляды любимых глаз, обращенных не к ней, шепот, шепот, шепот — не слышит, но читает по губам. Морозный ветер хлëстко режет влажные щеки, глаза побаливают. Сакура ëжится, с остервенением вытирает слезы и упрямо продолжает свой путь. Не одной ей плохо. Не одна она страдает. Вчера без того нарыдалась вдоволь, уснула на влажной подушке и проснулась с опухшим лицом. Больше распускать себя нельзя. Останавливается перед зданием гостиницы, вдыхая ледяной воздух, от которого горло саднит. Где-то на задворках сознания маячит мысль, что после такого она неделю проваляется дома с высокой температурой и насморком. Впрочем, какая сейчас разница? Всё это ничтожно, потому что Сакура уже больна. Внутри у неё — замогильный холод и топи невысказанных, изъедающих желчью слов. В итоге Харуно или утонет в этой желчи, или попросту заморозит способность чувствовать. Сакура взбегает по крутой лестнице, чуть не спотыкаясь о верхнюю ступеньку, нетерпеливо стучит в знакомую дверь. Ничего. По ту сторону не слышится даже шороха песчинок — мёртвая тишина кажется ей жуткой. Стучит вновь, переступает с ноги на ногу, в волнении кусает губы, пока худшие сценарии настойчиво лезут в голову. Приходится напомнить себе, что он никогда бы не стал причинять себе вред. По крайней мере, физический. Моральный уже причинён. Сакура знает его повадки слишком хорошо: небось сидит сейчас там, игнорируя весь внешний мир, да упивается горем в гордом одиночестве. Только вот гордость уже давно споткнулась о безнадежность, а горе у них одно на двоих. Общее. Разделишь на две половинки — и дышать легче станет. Кислород у Сакуры уже на исходе, оттого ей жизненно необходимо его общество. Непременно его. Потому что не нужны ни советы, ни утешения, ни лишние вопросы. Только понимание. И возможность быть рядом. Возможность… помочь ему тоже. — Хватит меня игнорировать! Я знаю, что ты дома! Удивительно, но дверь открывается в ту же секунду, и Сакуру пронзают отрезвляюще равнодушные голубые глаза — так смотрел он перед тем, как отправить её в гендзюцу или позвать на свидание. Гаара окидывает её взглядом, хмурится, но молча отходит в сторону, пропуская внутрь. Мокрые багряно-красные волосы прилипли к лицу, с подбородка и кончика носа капает вода. Лицо осунувшееся, помятое, как старый бумажный лист. Гаара выглядит так, будто его выдернули из ванной и он снова не спал по меньшей мере несколько дней. — Решил утопиться, а меня не позвал? — Хмыкает Сакура, стараясь скрыть беспокойство, с которым она оценивает его вид. — Мечтай дальше, — закатывает глаза он. — Когда это тебе требовалось приглашение? И, по-моему, ты неплохо справляешься сама. Гаара вновь осматривает её, прощупывая тонкую ткань осеннего пальто. При виде обнажённых, покрасневших от холода колен зубы скрипят. Но окончательно и бесповоротно тень ложится на и без того мрачное лицо, когда Сакура скидывает чёрные ботинки. Насквозь промокшие носки оставляют влажные следы на полу, розовые волосы обвисли сосульками из-за растаявшего снега. Она выглядит ничем не лучше, а сама шутит про утопление. И это выводит его из себя. — Ты чертов медик, — шипит Гаара. — Почему ты не можешь позаботиться о себе?! Сакура чуть не вскрикивает, когда тысячи песчинок облепляют ее ноги и бесцеремонно стягивают носки. — Я не смогу навещать тебя, если ты заболеешь! — Ворчит Гаара, таща ее вперёд за тонкое запястье. — Господи, и этот человек читал лекции о профилактике ОРВИ… Когда Гаара сворачивает в ванную, Сакура так и остаётся стоять посреди гостиной и слушать его тихие проклятия да плеск воды. Озябшая и немного потрясённая, она неловко потирает предплечья, осматривая всё те же, не переменившиеся за десять лет песочного цвета стены да горшок с алоэ на столике — Гаара не оставляет привычку покупать суккуленты по приезде в другую страну. Вода перестает шуметь. Гаара возвращается с небольшой ванночкой, которую ставит возле кресла и кивает в сторону. — Садись, — в голосе больше нет раздражения — только смертельная усталость, как будто Гаара смирился с её выходкой и решил, что ему следовало бы давно привыкнуть к подобным фокусам. — Трогай осторожно. — Спасибо, — Сакура упрямо сверлит взглядом свои утопшие в пушистом ворсе ковра пальцы ног, забирается в кресло, сразу немного сжимается, нахохлившись, как замёрзший воробей, и опускает ступни в воду. Обычная вода комнатной температуры обжигает, Сакура шипит, дергаясь, и Гаара обречённо стонет, прикрыв глаза ладонью. — Я же сказал осторожно потрогать, — он садится рядом и резко набрасывает махровое полотенце ей на голову. Сакура вздрагивает, когда чужие руки начинают удивительно мягко взлохмачивать влажные волосы. — Ну чего ты творишь сегодня?.. Из-за свисающих складок полотенца не видно его лица, но даже так чувствуется прожигающий дыру взгляд. Сакура поджимает колени к груди и постепенно вливает в окоченевшие ступни чакру. Погружает ноги в ванночку и закрывает глаза, позволяя себе отдаться его заботе. Не думая о том, насколько это неуместно в их обстоятельствах. Синие ворсинки щекочут лицо. Гаара осторожно промакивает пряди розовых волос, массируя кожу головы, отчего даже в сон клонит. Приятное покалывание в затылке растекается до плеч. Он медленно гладит её, теплые пальцы ненароком касаются шеи, прежде чем руки притягивают еë в слабых объятиях. — Какая же ты… — выдыхает с горечью, — беспечная… Сакура так и замирает с полотенцем на голове, не в силах выговорить ни слова. Гаара цепляется за неё — именно цепляется — словно никого больше во всём мире у него нет. Лёгкая дрожь его тела ощущается так остро, что Сакуре даже дурно становится. Гаара разбит не меньше неё. Пожалуй, даже больше. И всё же именно он берёт на себя ответственность за её состояние. Так проще. Можно хотя бы ненадолго отвлечься. Покормить с ложечки робкую надежду на то, что хоть кому-то он все-таки нужен. — Я принесу чай, — звучит сдавленный голос у самого уха. Сакура обнимает себя в попытке сохранить чудесное чувство тепла — без Гаары снова мороз бежит по коже. Полчаса спустя Сакура, укутанная в плед, сидит в шерстяных носках, зарывается носом в мешковатый свитер, насквозь пропахший дорогим парфюмом, и маленькими глотками пьёт крепкий горячий чай. Гаара сидит напротив, подперев голову рукой. Тишина — комфортная для Гаары и давящая на Сакуру — прерывалась лишь тиканьем часов. Ни один из них не решался начать разговор. Не знал, как сделать его максимально непринуждённым и безболезненным. Сакура задумчиво водит пальцем по кромке чашки, на самом дне которой плещутся угловатые чёрные чаинки — точь-в-точь его волосы после долгого сна. Она без всякого смущения выдаёт нарочито бодро: — У тебя есть что-нибудь покрепче? Словно только этого и ждал, Гаара молча достаёт из-под стола бутылку саке и наполняет стаканы прозрачной жидкостью. Бирюзовые глаза глядят на неё исподлобья. А нужны ли им слова? Оба знают причину ужасного состояния друг друга. Есть ли смысл вскрывать раны, которые уже кровоточат? — Зачем ты пришла? Не то чтобы он против. Наглости Сакуре хватало, и с тех пор, как Гаара по неосторожности назвал её своим другом (банальная благодарность за спасение Канкуро и желание завести больше связей с людьми), она не упускала возможности увидеться с ним. Впрочем, тут свою роль сыграла и Цунаде, настаивающая на том, что общение с Казекаге может благоприятно повлиять на политическую обстановку. Пятая не верила, что связывала их лишь товарищеская привязанность, всё о любви говорила. Но какая любовь может быть, когда в их сердцах уже поселились другие люди? Места заняты. Зато сдружились на этой почве прекрасно. И Гаара соврëт, если скажет, что приход Сакуры его огорчил. Однако сегодня видеть еë откровенно больно. У неё в волосах не искрилось золото, но улыбалась Сакура похоже: ослепительно, пусть и не столь лучезарно, с нотками тоскливой нежности. У неё была та же ошеломляющая эмоциональность, но не всегда искренняя и с частым очаровательным смущением. Такие же яркие выразительные глаза — не голубые, но смотрящие с теплотой и заботой. Оптимизм и вера в лучшее — не бесконечные. Сакура не была Наруто — разве что его отражением. — Я хотела поговорить. На самом деле, сидя в пустой квартире наедине с отвращением к самой себе, куда больше хотелось просто увидеть его лицо. Всмотреться в ставшие практически родными омуты глаз и не увидеть в них осуждения. — Разговоры — меньшее из того, что мне нужно сейчас. Да и тебе тоже, — Гаара сверлит её скептическим взглядом в край заколебавшегося человека. Он вновь замыкается, не позволяя истинным эмоциям пробраться сквозь удобную маску, и это удручает. Сакура сглатывает. Корпусом подается вперёд, принимая более открытую для собеседника позу. — Я же не отчитывать тебя пришла. Просто хотела узнать, в норме ли ты… насколько это возможно. Сакура храбрится. Она знает, что быть с ним, здесь, сейчас — правильно, хотя Гаара снова отталкивает её по какой-то старой, укоренившейся с детства привычке. Но Харуно не ушла бы теперь, даже если бы ее силой выставляли за дверь. Гаара смотрел на неë со странной отрешëнностью, будто насквозь, хоронил свою боль в зыбучих песках безразличия. Видеть его таким — таким похожим на Саске — просто выше её сил. — Да-а, узнать, в норме ли я. Пришла Сакура со слезами на глазах, — Гаара поджимает губы, закрывает лицо руками. Откидывается на спинку кресла, глубоко вздыхает и произносит так тихо, что Сакуре приходится наклониться ещё ближе: — Сама как думаешь? А Сакуре и думать не нужно. Она знает. Чувствует на себе. Потому что сейчас они оказались в одной лодке, и тугой комок поперёк горла душит, болезненная горечь сдавливает грудную клетку, мысли путаются, а в голове только одно желание: забыться хоть как-нибудь, чтобы не чувствовать ничего, кроме блаженной пустоты. Пустота лучше отчаяния, вины и тоски. Пустота даёт второй шанс. Её хотя бы можно заполнить. Сакура делает глоток — алкоголь обжигает горло, и она морщится. Гаара смотрит куда-то в потолок, бездумно вертя в руках пустой стакан. Он в принципе не любит говорить о своём состоянии, а тишина для Сакуры слишком невыносима, потому она решает начать с себя. — Я чувствую себя такой стервой. — Гаара медленно поворачивает голову в её сторону. — Вчера столько всего наговорила… Вчера. Вчерашний день был подобен кошмару, хотя начиналось всё так невинно. Они собрались кругом близких друзей. Хотели повеселиться, отпраздновать прибытие гостей из Суны. Ничего не предвещало беды. И когда уже в конце лучший друг под руку с её возлюбленным вышел в центр зала и объявил об их отношениях, Сакура не поверила. Не могла поверить, а внутри что-то трескалось, паутинкой расползалось по сознанию, пока завеса не распалась на кусочки, и до неё не дошло: они не шутят. Да и как можно сомневаться, когда всем вокруг очевидна их особая связь? Наруто и Саске безоговорочно понимали друг друга. Их преданность, верность и доверие проведены сквозь кровь и слëзы. А Сакура в их истории оказалась лишь помехой. Очередным испытанием чувств. Маленькой ошибкой, решившей, что дружеские отношения с Саске равноценны началу большой и крепкой любви. Маленькой — ключевое слово. Ей было двенадцать. Каким образом, став старше и опытнее, заведя новые знакомства, она повелась на лживые слова? Если бы Гаара сейчас сказал, что любит её, она бы купилась? «Очевидно, что да». Но как, как только она могла не заметить тех взглядов, что Наруто и Саске бросали друг на друга? Так смотрят только на величайшее сокровище, на дорогого сердцу человека. Так Гаара смотрит на Наруто. Так сама она смотрит на Саске. Любовь слепа?.. Уж лучше бы и правда ослепнуть. Но Сакура видела — видела удивление друзей. Лицо Гаары — болезненное выражение человека, которого предали. Видела, как Какаши и Шикамару хлопают Наруто по плечу. Как Хината, сдержанно улыбаясь, говорит, что рада за них. Как Гаара цедит сквозь зубы: «Поздравляю и искренне извиняюсь: дела» и исчезает, даже не обернувшись. «Сакура… Сакура, прости. Я не должен был…» Земля ушла у неё из-под ног, и рядом уже не оказалось готового в любой момент подхватить её песка и ироничной усмешки на губах Казекаге. Были только стремительно сменяющие друг друга мысли, которые она не успевала воспринимать, отравляющая сердце боль и виноватые глаза Наруто напротив, от которых становилось так тошно! Разве в силах человек контролировать свои чувства? Разве Наруто не понимает, что Сакура винит совсем не его? Почему все смотрели на неё так, будто она сейчас взорвётся? Откуда эти боязливые взгляды? Что за отвратительный шёпот из каждого угла? И зачем Какаши-сенсей взял её за локоть, пытаясь увести в сторону? Почему, черт возьми, они выставляют её какой-то истеричкой?! «Знать тебя не хочу, я ненавижу тебя, не-на-ви-жу!» Ну, должно быть, она таковой и является. — Ладно, ты заставила меня пожалеть о том, что я ушёл тогда. Мне нужно было или остаться, чтобы посмотреть на это, или потащить тебя с собой. Сакура прикусывает щеку. Она читает между строк, улавливает скрытые интонации в наклоне головы и внимательно следящих за ней глазах — за язвительным комментарием стоит завуалированное: «Прости меня». Тогда Гаара успел уйти раньше, чем потерял контроль над собой, но по дороге домой Сакура обнаружила полностью разрушенный тренировочный полигон. — Они все-таки мои друзья и сокомандники, — вздыхает Сакура, пожимая плечами. — Они нуждались в моей поддержке, а я устроила сцену… — Если рассчитывали на поддержку, то им следовало рассказать тебе обо всём лично. А они… Они, видимо, боялись твоей реакции. — И не зря, — поджала губы Сакура. — Даже толпа не смогла остановить меня. Мне извиниться нужно было перед ними сегодня же, и дыру в стене заделать, а не идти к тебе, чтобы… — делает глоток, замолкает. Чтобы что? — Не требуй от себя многого. Понадобится время, чтобы прийти в себя. — Да, — слишком легко соглашается Сакура. — Да, ты прав. Видеть Саске не хочу. А вот перед Наруто и правда следует извиниться… завтра. Наступает пауза, которая кажется Гааре неприлично долгой. Кровь стучит у него в висках, когда он, не отрывая глаз от стакана, произносит тихо, но отчётливо: — Мы поцеловались с ним однажды. Можешь себе представить? С секунду Сакура смотрит на него с раскрытым ртом, а после подскакивает, позабыв об одеяле: — Чего?! Ты шутишь, да? Но в голубых глазах нет и намёка на шутку — одна только всепоглощающая горечь. Гаара искренне хотел бы сказать, что шутит. Потому что это было одно из самых больших и болезненных разочарований в его жизни. Когда тебя охватывает благоговейный трепет от настойчивого прикосновения мягких, обветренных, любимых губ, когда ты забываешь обо всем на свете, а в голове так легко-легко, хорошо и радостно, а потом эти самые губы, заикаясь, извиняются, говорят, что это была ошибка, что вы все ещё друзья, ты чувствуешь себя так, будто подлетел к Солнцу слишком близко, попробовал счастье на вкус перед тем, как скрепленные воском крылья развалились на глазах, и ты полетел в бездну. — Какие уж тут шутки, — мрачно усмехается Гаара. — Потом он сказал, чтобы я не брал в голову… — И ты не признался ему?! — Нет, конечно. — С ума сойти, — Сакура хватает его за плечи, чуть тряся из стороны в сторону. — Тебя целует твой лучший друг! Тебя целует любовь всей твоей жизни! А ты молчишь! Просто молчишь!!! Какого черта, Гаара?! — А что я мог сказать? «Наруто, я не хочу быть твоим другом, давай поженимся» — так, что ли?! — Да!!! Именно так, если угодно! Сам же знаешь, что он не понимает намеки! — Он не понимает намеки только тогда, когда ему это выгодно! Он был пьян, мне не хотелось давить или пользоваться ситуацией, а Учиха… — его голос вдруг надламывается, а взгляд стеклянеет.— Господи. — Что такое? — Какой же я идиот. — Да что случилось?! — Учиха увел его сразу же. Наруто обещал вернуться, но я ждал до самой ночи и… Гаара разводит руками. Трет переносицу, бормоча под нос что-то несвязное, а у Сакуры сердце в пятки падает от осознания: выходит, уже тогда Наруто и Саске что-то чувствовали друг к другу. Она в очередной раз на личном опыте ощущает, насколько это больно — резаться об осколки разбившихся надежд. — Зашибись… — истерично хихикает Харуно, присаживаясь на мягкий подлокотник его кресла. — На что я вообще рассчитывала?! Я… Я полная дура! Она хватает стоящий на столе стакан и осушает его залпом. Закашливается и вытирает губы. От терпкого вкуса всё ещё скулы сводит, но тепло наполняет организм, тоска куда-то исчезает, и Сакуре становится весело. Прямо до слёз. Она опускает взгляд, тычет Гаару в плечо и с нервной улыбкой произносит: — Я сейчас тебе кое-что расскажу. Только ты не кричи. Гаара косится на неë с подозрением. — Ты что-то натворила? — Да не то чтобы натворила… И не то чтобы я… Я бы сказала, не только я. — Сакура. Её губы дрожат, когда она медленно поворачивается к нему лицом и произносит бесцветным голосом: — Мы переспали. — Что? — Гаара давится кашлем. — Когда мы успели? Подожди, только не говори, что… — Нет-нет-нет! Не мы с тобой! Глаза у Сакуры невольно слезятся, и получается выдохнуть только одно: — Саске. На лице у Гаары застывает сложное выражение. Он будто не решил, радоваться ему или плакать. — Две недели назад, — продолжает Сакура, видя, что он внимательно слушает. — Саске сказал, что готов ответить мне взаимностью, а я поверила. Я думала… Ну, знаешь, что ему понравится, и мы будем вместе. Ну не дура ли я после этого, ха-ха? Гаара не понимает, почему её слова, снова и снова прокручивающиеся в голове, настолько выводят его из себя. Сердце сжимают невидимые тиски, а волна неконтролируемой ревности захлëстывает всё его нутро — такое можно почувствовать, если твоя милая младшая сестрёнка выходит замуж за последнего негодяя, а ты узнаешь об этом последним. Так плохо, что даже смешно. Два человека, которых он любил — каждого по-своему, два маленьких солнышка, на чье сияние он летел, как мотылек к фонарю, двое лучших друзей, похожих друг на друга от сияющих глаз до звонкого переливчатого смеха, разделили одну любовь на двоих. Жизнь тянется к смерти, а смерть преследует жизнь по пятам. Луна неизменно сменяет Солнце. И точно так же его счастье уходит к кому-то с ледяным сердцем и равнодушной душой, к кому-то, кто оставил их на добрые пять лет, кто не слышал прерывистые всхлипы и не стирал с лица слезы, кто не был рядом, когда он, Гаара, был, кого они называли своим возлюбленным и лучшим другом, когда Гаара навсегда останется запасным вариантом. Он никогда не займёт первое место в их сердцах, никогда не станет кем-то достаточно важным, каким стал мальчик с ядовитыми красными глазами. Гаара чувствует себя отвергнутым дважды, прекрасно понимая, что не имеет права на осуждение. Ни Наруто, ни Сакура никогда ничего ему не обещали. Но разве от понимания легче? Напротив. Становится противно от самого себя. Вспышка ревности быстро сменяется ледяной яростью, окрашивающей черноту сознания красным. Учиха посмел тронуть её. Воспользовался доверием девушки, что любила его чистой и преданной любовью, любовью, за которую в своё время Гаара был готов целый мир отдать. Выжал из неё всё, только чтобы затем выбросить, как одноразовый пластиковый стаканчик. Гаару всего передёргивает, когда до ушей долетает шепот: «Конечно, я сама виновата, но… мне было больно… Хотя в первый раз же всегда больно? Ну, если нервничаешь. Так что это не страшно». Хочется кричать. Перерезать Учихе глотку. Вырвать полыхающие кровью глаза, чтобы даже в её сторону смотреть не мог. Почему Сакура терпела это? Почему Саске прицепился к ней? Почему она считает себя виноватой, когда, черт возьми, это не так? Гааре плевать на неоднозначность ситуации, на то, что он не знает всех фактов. Плевать на дипломатию, плевать на презумпцию невиновности, на справедливый суд. Всё предельно понятно. Для Сакуры готово тысяча и одно оправдание. Для Саске — самый суровый приговор. Просто потому, что Гаара никогда не будет тратить ресурсы на людей, которые ему безразличны. Просто потому, что Саске всё равно смертен — так какая разница, часом раньше или позже?! …Наруто не простит. — Гаара? — прикосновение к щеке выводит из мрачных мыслей. Он моргает. В глазах напротив — искреннее беспокойство. Тупая ноющая боль поражает грудную клетку. Ему следует что-то сказать. Как-то поддержать, утешить, но Гаара не может подобрать правильных слов. — Ты уже пять минут смотришь в одну точку, — Сакура пытается улыбнуться, но еë губы дрожат в унисон с его трепещущим в панике сердцем. — И не шевелишься. Вообще. Гаара не отвечает, тянет её на себя, и Сакура тихонько ойкает, внезапно соскользнув с подлокотника в его объятия. Она недоуменно оглядывается, но Гаара не смотрит в ответ, упираясь лбом ей в плечо. Его руки следуют за ее собственными, и у Сакуры невольно мурашки бегут. Это так странно, но она чувствует себя в полной безопасности, когда спиной ощущает биение его сердца, когда непослушные багряные волосы щекочут ей шею. Хочется отгородиться от всего мира, спрятаться у него, и чтобы не было больше ни Саске, ни Наруто… — Прости. — За что ты извиняешься? — Ты не виновата в том, что произошло, — Гаара игнорирует вопрос. — Я бы повел себя так же на твоём месте. Это очень приятно бывает… почувствовать, что в тебе нуждается любимый человек. — За что ты извиняешься? — Я понятия не имею, как улучшить твоё состояние. Чувствую себя беспомощным. Я просто хочу, чтобы ты улыбалась, но… На секунду Сакура готова расцеловать его. Вместо этого она закрывает глаза и откидывает голову назад. — Не беспокойся. Я чувствую себя не хуже твоего. И мне правда становится лучше, когда ты рядом. Все его мысли разбиваются о последнюю фразу, слишком личную для друзей, потому как она вечно висит в воздухе молчаливым фактом, и почти никогда не озвучивается. Сакура берёт его ладонь в свою и расслабленно выдыхает. Уголок его губ бессознательно дергается, свободная рука очерчивает выступы лопаток и перебирает кончики волос. Места соприкосновения кожи к коже покалывают, вызывая невнятное ощущение — нечто, напоминающее спокойствие. — Я рад, если это действительно так. Сакура разомлевает абсолютно (отчасти от выпитого спиртного), льнет к нему, и Гаара не может не умиляться её умиротворению. Со сколькими людьми он мог вот так свободно разделить эмоциональную и физическую близость? На Сакуре список и заканчивается: она единственная не просто догадывалась, а именно знала о его чувствах к Наруто — совсем не дружеских. В своё время у неё хватило смелости расспросить Казекаге лично, а он… остро нуждался в поддержке и понимании. Которые она была готова предоставить в любое время дня и ночи. Сакура кажется такой маленькой, хрупкой, чуть ли не сопит, спрятав лицо в изгибе его шеи. И Гааре вдруг захотелось показать, насколько она на самом деле драгоценна. Что глаза у неё малахитовые, таинственные, блики в них бриллиантами росы мелькают, а кожа мягкая-мягкая, бархатом обшита. Улыбка сияет ярче любой звезды, поэтому Сакура заслуживает самого нежного и трепетного отношения. По-другому с ней нельзя. Просто нельзя. Поэтому, когда она ворчливо просит: — Обними меня уже нормально, — и перемещает одну его руку ниже, чтобы характер объятий стал более тесным, Гаара не возражает. Пальцы невзначай теребят свитер — его свитер, который смотрится на ней совершенно очаровательно. А у Сакуры мурашки идут от рук, вырисовывающих у нее на животе неведомо что. — Ты боишься щекотки? — мягко улыбается Гаара, игривые нотки скользят в голосе, и Сакура чуть хмурится, заторможенно соображая, как именно реагирует на него. — Эй, — тянет у самого уха. — О чем думаешь? — Ты бы не хотел знать. Она дергается от неожиданности, когда кончики пальцев дотрагиваются до щеки и убирают пряди волос за уши, но тут же исправляет ошибку. В извиняющемся жесте ластится к протянутой ладони, как пригревшаяся кошка, и Гаара даже дышать перестаёт в тот миг. Безоговорочное доверие всегда сводило его с ума. Горящие зелёные глаза смотрят прямо в голубые. Перед ними цветные пятна плывут и фейерверки взрываются. Они оба пугаются этого и, сомневаясь в собственной вменяемости, прерывают контакт раньше, чем случилось непоправимое. Если продолжить в том же духе, то оно обязательно случится сегодня — знают по прошедшим по коже мурашкам, но пытаются оттянуть прыжок в неизвестность. — Не нужно решать за меня, — Гаара улыбается немного тоскливо. — Конечно, меня беспокоит твоё самочувствие. И я хотел бы знать. Сакура вздыхает. — Ты так много делаешь для меня и так мало получаешь взамен… Тревожный колокольчик звенит в голове. Гаара не уверен в правильности её высказывания. Он всегда делал для своих друзей всё, что было в его силах. И для него не играло значения, сколько он получит в ответ. Ведь так строится дружба? Даже если бы Гаара сделал действительно много, он не остановился бы просто потому, что исчерпался лимит. — Перестань, — хмурится он. — Я делаю что-либо не потому, что жду чего-то от тебя, а потому, что хочу и могу это сделать. — Я говорила, что ты буквально самый комфортный парень из всех, с кем я общалась? — Нет, — фыркает Гаара. — Потому что это очевидная лесть. Как кто-то может быть комфортнее Наруто? — Я, конечно, люблю Наруто… как друга, не ревнуй. Но он часто нарушает личное пространство, даже не задумываясь об этом. — Это не минус в моём случае, — вздыхает Гаара. — Знаешь, когда большую часть жизни люди шарахаются от тебя, подобное поведение со стороны кого-то близкого только радует. И, эй, разве я сейчас не нарушаю твоё личное пространство? Тебе нормально вообще так сидеть? — Не нормально, а очень хорошо, — хихикает Сакура. — Я же сама попросила обнять меня. Я доверяю тебе. Мне нравится, когда ты прикасаешься ко мне. — Мне… — Гаара тяжело сглатывает, игнорируя появившийся на её щеках румянец. — Мне приятно это слышать. На самом деле ему кажется, что ещё немного — и он начнёт мурлыкать. Сакура завороженно смотрит на его безмятежное, отстраненное выражение лица, и в груди что-то надрывается — Гаара заслуживает любви, заслуживает быть любимым как никто другой. Почему, почему из всех людей именно он, с детства получавший лишь ненависть, нарвался на безответные чувства? Почему любовь, которая должна была стать его лекарством, причиняет боль? — Я хочу попробовать кое-что странное, — Сакура отводит взгляд и чуть качает головой, проклиная себя за язык без костей — безусловно, последствие алкоголя. — Насколько странное? — Ну, вероятно, из-за этого ты впечатаешь меня в стену, сбежишь и впредь будешь игнорировать, — смеётся она. — Ты же знаешь, что я этого не сделаю, — возмущается Гаара. Да. Знает. Сакура поворачивается к нему, понимая, что не выдерживает. Всё сегодня пытается сломить её: дурманящий запах его свитера, согревающее тело позади, переплетённые кисти, опаляющее до мурашек дыхание, хриплый голос, называющий её имя с такой теплотой, что плакать хочется… …соблазнительные влажные губы раскрываются в изумлении от осторожного, вопрошающего прикосновения её губ, покрытых рядом тонких корост. Гаара даже понять ничего не успевает, таращится на неё во все глаза — так целовал его Наруто в тот день, — и Сакура с опущенным, покрасневшим лицом отстраняется — Наруто не краснел. Никаких бабочек в животе: это ведь Сакура, просто Сакура, но сердце стучит где-то в горле, в голове шумит, и в мозгу происходит короткое замыкание. — Саку...ра… Он хочет спросить: «Почему?», хочет позвать по имени ещё раз, понять мотив этого действия… распробовать саке на губах. Гаара тянется за следующим поцелуем, нетерпеливо прихватывает её губы, пытаясь поймать эфемерный привкус нежности. Её пальцы царапают ткань его рубашки, отчего по коже мурашки бегут. Канкуро говорил, что в такие моменты голова отказывается работать, но Гаара осознавал происходящее слишком отчётливо, чтобы оправдываться помутнением рассудка: прижимающаяся к нему девушка, жар на её щеках, сладкий вкус вишнёвого бальзама во рту. Неловкости нет. О какой неловкости вообще может идти речь, если он знает её, как родную? Гаара не понимает, что на него нашло, но не может остановиться, упиваясь ей, мягкостью её опьяняющих губ. Одна его часть, требующая прекратить безобразие немедленно, вибрирует в благоговейном ужасе, другая — придерживает её за подбородок, чтобы не отстранилась вдруг, чтобы не сказала, что это всё — чудовищная ошибка. Сакура не возражает, но почти неслышно всхлипывает, едва его зубы касаются нижней губы. И тут Гаара отстраняется сам с видом провинившегося ребенка: он как-то позабыл, что Сакура и без того себя в стрессе искусала. — Это слишком? Ты в порядке? Взгляд у Сакуры нечеткий, замутненный, и Гаара даже не уверен, услышали ли его. Все, что она может выдохнуть, — это: — Если бы я знала, что ты так классно целуешься… »…я бы сделала это раньше». Окончание фразы тонет в слиянии мягких губ. Сакура тихо мычит в поцелуй, горячий язык легко проскальзывает ему в рот, и Гаара готов плакать от того, насколько восхитительное чувство внутри него это вызывает. Он искренне верит, что между ними нечто платоническое. Ему хочется верить, что это всего лишь способ утешения, что дальше поцелуев дело не зайдёт. Но он уже сгорает изнутри, ему не хватает ощущения еë обнаженной кожи, он хочет почувствовать ещë. Потому что через каждое осторожное касание сквозит тайное послание. Они словно пытаются наполнить опустошенные сердца друг друга любовью, которую не удалось потратить на других людей. Пусть так, но от этого не становится хуже. Так Гаара думает. Так он себя обманывает. А потом Сакура сладко хнычет, спиной вжимаясь в его тело, наклоняет голову, позволяя ему поцеловать её глубже, и Гаара уже понимает, чем всё закончится. И его пугает, что такая перспектива его не пугает. На самом деле, такая перспектива ему очень даже нравится. — Можно мне?.. Гаара ещё не успевает договорить, как Сакура кивает, убежденная, что ей понравится любое его действие. — Отвернись. На секунду Сакура напрягается, не понимая, что именно он хочет сделать, но послушно отворачивается. В следующее мгновение губы касаются её где-то в районе четвертого шейного позвонка. Она не может сдержать улыбки. Если это всё, чего он хотел, то… Как же мило. Так в духе Гаары. Спрашивать разрешения для чего-то столь невинного в их положении. Поначалу это легко и щекотно, как дуновение ветерка или крылья порхающей бабочки, но вскоре воздуха перестаёт хватать, а глаза сами собой закрываются от обжигающих влажных поцелуев. Сакура ëрзает — у Гаары катастрофически мало опыта, но, судя по тому, как учащается её дыхание, он справляется на ура. Его прикосновения, мягкие, нежные, уносят её в далёкие грёзы. И когда с губ срывается протяжное: — Саске-кун… — она не сразу понимает, что что-то не так, и только окоченевшее тело позади приводит её в сознание. — Я-я… Прости, я… Стыдно. Как же стыдно. Сакура порывается вскочить. Убежать как можно дальше. Сказать, что это всё плохо кончится для них обоих. Гаара не держит, но резкий тон не терпит возражений. — Посмотри на меня. Его глаза опасно прищурены, губы сжаты в тонкую полоску, и, кажется, настал конец всему, что могло бы быть между ними. Но он резко кусает мочку её уха и требует: — Моё имя. Я хочу услышать от тебя. Сакура против воли смущается до покрасневших щек — казалось бы, они перескочили этот этап. — Гаара… — больше похоже на писк, она не может заставить себя смотреть ему в глаза, но Гаара не обращает внимания. — Я… Я не думаю, что… — Ещё, — выдыхает напротив кожи, прерывая поток бессмысленных слов. Его имя песчаным вихрем противоречий в мыслях проносится и отдаёт чем-то кисло-сладким на кончике языка. На пару секунд между ними воцаряется полная тишина, в которой особенно отчетливо слышалось её прерывистое дыхание. — Гаара, — произносит чуть более уверенно и громко, но голос предательски надламывается и сосредоточиться на нем оказывается сложно. — Продолжай. Гааре важно признание. Ему необходимо, чтобы она запомнила, кто именно заставил её изнывать от удовольствия. И чтобы в голове засел только его образ — и никого больше. Гаара не должен ассоциироваться с человеком, что причинил ей боль. Сакура стискивает зубы. И продолжает. На каждый поцелуй, каждое прикосновение трепетных губ лихорадочно шепчет его имя. И это странным образом… развращает их обоих. Её тело в огне, лицо раскраснелось, а мышцы напряжены до дрожи. Голос, тихонько мурлычащий на ухо что-то о том, как очаровательны её реакции, нисколько не помогает избавиться от этих ощущений. Сакура и не хочет избавляться. Гаара теплый, бережно-комфортный — он рядом, поддерживает контакт, а не утопает где-то в своих мыслях, и это его главное отличие от Саске. У Сакуры слезы текут из глаз, потому что на мгновение ей кажется, что её действительно любят. — Ты в порядке?.. — Он замечает перемену в ней мгновенно, хотя даже не видит лица толком. Его внимательность лишь подливает масло в огонь. Сакура верит, что не заслуживает заботы, не заслуживает Гаары. Но все равно жалеет, что всё вышло именно так: что она любит не его, что он любит не её, что они не принадлежат друг другу в этот момент и вряд ли когда-нибудь будут вместе. — Не надо, — хнычет Сакура, тянется за ним, не давая отстраниться. Его лицо так близко, что расплывается перед глазами. От желанных губ отделяет лишь прижатая к лицу ладонь: Гаара отказывается продолжать, пока не получит ответ. Ладно. Пускай, если он такой вредный. Сакура целует костяшки пальцев, наблюдая, как беглый взгляд мечется почти в панике — совершенно очаровательно. Гаара чертыхается, убирая руку. — Я похожа на человека, который не в порядке? — вздергивает брови Сакура, ласково целуя его в уголок рта. — Вообще-то да, — бормочет Гаара, смущённо отворачиваясь. — Очень даже. — Иди ты, — она смеется, шутливо пихая его в плечо. Слышит тихое сопение и чувствует, как кончик носа утыкается ей в макушку. И Сакура задыхается. Потому что его руки, словно услышав её немые мольбы, ныряют под широкий свитер. Робко, невесомо гладят напрягшийся живот, медленно пересчитывают рёбра, ударяясь о выпирающие косточки… Сакуру бросает в жар. Каждое касание вызывает волну мурашек, ощущается столь ярко, что всё нутро бьётся в сладостной муке. Его ладони наконец собственнически ложатся ей на талию, успокаивающе гладят изгибы тела, наслаждаясь ощущением фарфоровой кожи на кончиках пальцев — Сакуре кажется, что за ним остаются дорожки из раскаленного песка, от которого она, подобно воску, плавится, стекая куда-то вниз. — Гаара, — севшим голосом бормочет она, — не вздумай останавливаться. Ты нужен мне. Моральные устои внутри него крошатся и перекручиваются в мясорубке под звуки ее тихих рваных выдохов. Гаара понимает, что обещание не совершать этим вечером вещей, о которых впоследствии они могут пожалеть, будет нарушено. Он не может удержаться. Не в силах сохранить рассудок, когда она столь самозабвенно и глупо предлагает ему себя. Хочется взять все, что она может предложить, но… Сакура отчаянно качает головой, когда Гаара вновь отстраняется, ни на секунду не прекращая гладить податливое тело. Тонкая ниточка слюны блестит меж раскрасневшихся губ. Она пытается успокоиться, перестать задыхаться, и эта минута затишья даёт время передохнуть и подумать. — Ты… точно в порядке? И Сакура понимает, что дыхание у неё восстановить не получится. Только сейчас замечает, как подрагивают бледные руки, и резко поворачивается к Гааре — у того на лице смесь сомнений и чистого наслаждения отражается. Сакура хмыкает, перекидывает ногу через его колени и бесцеремонно придвигается бедрами — он не успевает сдержать внезапный стон. Сакура замирает на миг. У Гаары от неожиданности мутнеет в глазах. Он всё ещё не уверен в правильности происходящего, но как, черт возьми, это может быть неправильным?! Гаара устал подавлять свои чувства, эмоции, желания, пытаясь угодить другим. Устал от теплой тоскливой улыбки, от ярких, смотрящих в душу глаз и излишней для шиноби эмоциональности. Наруто и Сакура действительно похожи, а в любви к Саске и вовсе едины. И это так… раздражает и угнетает. Он хочет просто общаться с Сакурой и приятно проводить с ней время, но каждый второй жест и взгляд отзываются болью в сердце и… ему правда жаль. Сакура покачивается на нём, поджав губы, чтобы не хныкать слишком уж откровенно. Гаара шипит, но заставляет себя не отключаться. Нужно помнить, почему он отказался от неё. Он должен вспомнить, он… Он вспоминает, как от обычных поцелуев она прижималась к нему, извиваясь в ответ на толчки языка, как дрожащим голосом просила не останавливаться, как закрывались глаза в экстазе и как прекрасно срывалось с её губ его имя. Возможно… Всё было бы проще, если бы он принял это. Восхитительные зелёные глаза смотрят на него сверху-вниз. Гаара задыхается от одного взгляда на них, ему практически плохо от извивающейся у него на коленях девушки, и он тянет руку, чтобы оттолкнуть её, но вместо этого ладонь опускается на затылок, пальцы на секунду сжимают всё ещё влажные розовые волосы, после чего они красиво рассыпаются по плечам. Ему хочется запечатлеть каждую деталь происходящего в своей памяти, но смотреть на Сакуру выше его сил. Он не может просто сорваться. Ему нельзя так с ней. Только не с ней. — Ты вечно игнорируешь один-единственный вопрос: в порядке ли ты? — Спасибо за беспокойство, — она слабо улыбается, целуя перекатывающийся кадык, скользит ногтями по напрягшимся мышцам, осыпает хаотичными поцелуями лицо и шею. — Но это немного неуместно. Я в полном порядке, хотя про тебя бы так не сказала. Трясущимися пальцами Сакура всë-таки расстегивает бордовую рубашку, неуверенно поглаживает бледную кожу, чувствуя, как бешено стучит под ладошками сердце. Оголяет покрытые россыпью веснушек плечи. Хочется поцеловать каждое рыжеватое пятнышко, и, когда её губы прижимаются к нему, Гаара думает, что проще вынести разряд чидори, чем все эти мелкие быстрые поцелуи, не оставляющие возможности вдохнуть полной грудью. Гаара в блаженстве закрывает глаза, стараясь вместо этого сосредоточиться на нежных движениях подушечек пальцев. — Ты очень милый, — шёпот обжигает и без того разгоряченную кожу. Сакура обхватывает его лицо руками и потирается носом о щеку. Ласково, любяще, успокаивающе — Гаара с ума сходит от этой нежности. Целует ещё раз, пока он может лишь бездумно следовать за ней, чувствуя, как она сжимает в кулаке его волосы. Сакура прикусывает место на шее вдоль яремной вены — у Гаары внутри все порхает, он стонет протяжно, обхватывая её всю, прижимая к себе с силой. Сакура всхлипывает и сглатывает нервно. А Гааре… Гааре уже всё равно. Он всегда был чересчур чувствительным и жадным до чужих прикосновений, совершенно лишённый их на добрые десять лет своей жизни. — Сакура… Её в очередной раз обезоруживает то, с каким трепетом он произносит её имя. Она с немым вопросом заглядывает в затуманенные глаза, и Гаара быстро наклоняется к ней, чувственно целуя приоткрытые губы. Обычно сдержанный, он выглядит как полный беспорядок: мутный взгляд голубых глаз прожигает её из-под полуопущенных век, лицо заливает сладкий румянец, голова откинута назад, выставляя белую шею напоказ. Сакура жалеет, что не может сделать снимок на память. Догадывается, что это первый и последний раз, когда они позволяют друг другу безумие. Сакура понимает, что не должна оставлять после себя никаких следов, но не выдерживает искушения. Подаётся вперед, царапает зубами шею, вызывая у него стайку мурашек. Гаара впивается в ручки кресла до побеления костяшек, пока Сакура проделывает то же самое повыше, почти у самого уха, вслушиваясь в распаляющие фантазию рваные выдохи. Она не замечает, что всхлипывает вместе с ним: почему нельзя просто любить друг друга и никого больше? Она осматривает две отметины, алеющие на его шее, проводит языком по зашкаливающему пульсу. Всё это должно было достаться другому человеку. Не Сакуре. Она увидела эту его сторону по ошибке и теперь не представляет, как по утру сделать вид, что ничего не было. Его руки ложатся ей на плечи, голова упирается в плечо. Сакура никогда даже подумать не могла, что услышит это от него когда-либо, но Гаара хнычет, опаляя уши порывистым дыханием: — Пожалуйста, остановись. Песчинки на всякий случай сковывают её запястья, его поверхностное дыхание и подрагивающее тело говорят лучше любых объяснений. Гаара трет лицо тыльной стороной ладони, шепчет что-то неразборчивое, пытается успокоиться хоть как-то. Сакура нервничает: неужели перешла черту, сделала что-то не то? Она не замечает, когда песок начинает кружить вокруг них, а под ней внезапно оказываются мягкие белые простыни. Гаара нависает сверху, припадает к раскрасневшимся губам, чередуя ласковые поцелуи и укусы, попутно стягивает с неё свитер. — Ты прекрасна, — шепчет он, и в нем нет и капли фальши. — Никогда не забывай об этом. Колено опускается меж её ног, Сакура невольно прижимается к нему, в нетерпении трётся о ткань брюк и скулит, хватая ртом воздух. Гаара замирает на миг, его ладонь скользит вверх по ее бедру. — Ты позволишь? — Да, — выдыхает она. — И прекрати спрашивать. Я могу выдержать больше, чем ты думаешь. Гаара ещё не до конца понимает причину, но его словно окатили холодной водой. В голове успевают пронестись сотни мыслей, звучит подавленный голос: «Конечно, я сама виновата, но… мне было больно…» И такой дикий страх вдруг накрывает с головой: что, что, черт возьми, он собрался делать? Это же сумасшествие. Это Сакура, его милая Сакура, и она не любит его. И он не любит еë. Любит, но не так, совсем не так. Как… можно было зайти так далеко? В горле першит, и в памяти очень некстати всплывает лицо Наруто: «Э-э, п-прости, Гаара, не знаю, что на меня нашло, ха-ха! Давай забудем об этом, ладно?» — Почему ты остановился?.. — Ты правда хочешь этого? — Гаара моментально поднимает её на уровень глаз, и Сакура ошарашенно смотрит в ответ. — Это то, что тебе нужно? Сакура, пожалуйста, не ври мне. — Да, — она стряхивает руку со своего плеча и переплетает их пальцы. — Всё было достаточно хорошо до этого момента, можем мы вернуться к тому, на чем остановились? «Я думала… Ну, знаешь, что ему понравится, и мы будем вместе». «Я бы повел себя так же на твоем месте». «О чем думаешь? — Ты бы не хотел знать». «Саске-кун!.. Я-я… Прости, я…» «Ты так много делаешь для меня и так мало получаешь взамен…» — Мы… Мы должны остановиться, — с трудом выговаривает он. — Это неправильно. Даже со стороны видно, как шестерёнки крутятся в её голове. — Ты серьёзно? — в зелёных глазах вспыхивает ярость, и Гаара правда не может ее за это винить. — Серьёзно говоришь об этом только сейчас, шаннаро?! С чего вдруг?! Гаара отводит взгляд, взъерошивая волосы. — Прости. Но мы оба пьяны и расстроены, и я не хочу, чтобы ты жалела об этом завтра. — Не хочешь, чтобы я жалела? — ошарашенно шепчет она. — Но… Но ты не можешь решать за меня! Ты не можешь знать, что для меня лучше! — Сакура… — Ты не знаешь, что я чувствую сейчас! Ты понятия не имеешь, что творится в моей голове! — Успокойся. — Ты вечно берёшь на себя ответственность за все мои прихоти, но мы, черт возьми, одногодки, хватит строить из себя мамочку! Ты даже не… — Сакура! — Гаара обхватывает её лицо, смотрит в блестящие от подступающих слез глаза и понижает голос. — Пожалуйста, послушай меня. — Что тут слушать?! Ты-… — Я не отказываюсь от тебя. — Именно это-… — Тише, — прерывает он, стирая слезинки раньше, чем они успевают скатиться по щекам. — Мы сейчас не в том состоянии, когда можно принимать такие решения. Я понимаю, что иногда хочется поддаться случаю, и я, наверное, пустил бы всё на самотёк, если бы на твоём месте был любой другой человек. Сакура поджимает дрожащие губы, закрывает глаза, и Гаара глубоко вздыхает, в волнении глядя на влажные трепещущие ресницы. — Я пытаюсь сказать, что ты действительно очень важна для меня. Я боюсь навредить тебе, сделать хуже, потому что, кажется, ты правда склонна к излишней жертвенности и даже не осознаешь этого, но… Но я не отвергаю тебя. Я не ставлю крест. Просто… Сейчас не самое лучшее время, ты ведь и сама все прекрасно понимаешь. У Сакуры больше не получалось сдерживать слезы. Гаара в очередной раз сказал то, что ей нужно было услышать на самом деле. Прочитал её лучше, чем она сама смогла. И она ещё упрекала его. — Как ты можешь быть таким замечательным? — шепчет Сакура между прерывистыми всхлипами. — Прости. Гаара выглядит совсем уж несчастным и потерянным. — Я говорил это не для того, чтобы ты извинялась и плакала. — Верно. Вообще-то сегодня я хотела как-то помочь тебе. И посмотри, что происходит сейчас. Я не справилась даже с этим. Я не могу поддержать лучшего друга. Шиноби не плачут. И я не должна плакать. Прости… Гаара обречённо выдыхает, прежде чем на долю секунды прижаться губами к её щеке. И по каким-то причинам этот невинный, почти детский поцелуй производит на неё куда большее впечатление, чем все предыдущие. Быть может, потому, что он вытащил её на поверхность. Или потому, что в этом маленьком жесте крылся весь Гаара. Пальцы касаются щеки, Сакура медленно переводит взгляд на него. — Могу я просто лечь рядом с тобой и обнять? — Ты действительно предлагаешь обниматься после всего, что только что произошло? — горько усмехается Сакура. — …Да. — …Хорошо. Он мягким движением прижимает её к себе, осторожно гладит вздрагивающие плечи. Тонкие пальцы прикасаются к его оголенной груди. И Гаара понимает, что обниматься сейчас — это и правда плохая, очень плохая идея. — М-м, подожди, — он мягко отстраняет её от себя. — Мне нужно немного успокоиться. Сакура хихикает, глядя на покрасневшего до корней волос Казекаге — зрелище на миллион. Кому расскажешь — не поверят. — Готова поспорить, ты наслаждался каждой секундой происходящего, — улыбается Сакура, натягивает свитер, специально прогибаясь в пояснице. — Я и правда хороша, не так ли? Гаара смотрит на нее широкими глазами и кашляет от провокационного вопроса. — К-конечно, ты… всегда… — Да ты чего, я же пошутила! Сакура толкает его на кровать, слабо улыбается и льнет поближе, наслаждаясь тем, как без лишних слов он поцеловал её. Их дрожащие губы медленно скользят, неуверенно лаская друг друга, пытаясь успокоить и привести в чувства. Некоторое время они лежат так, разгоряченные, немного потрясенные и безразличные ко всему. Сломанные. Неправильные. Разбитые. Уже не друзья, но никогда не любовники. Гаара не привык идти на поводу у своих желаний. Он всегда руководствовался здравым смыслом. Он всегда помнил о своих светлых чувствах к Наруто. Но сейчас поднимается страх перед тем, как легко оказалось отбросить любовь в сторону, поддаться моменту, шагнуть в пропасть и возжелать нелюбимого человека. Не совсем верно. Они любили друг друга, как любят брата, сестру или хорошего друга, но для них не существует такого рода близости. Они перешли черту и… совершенно ни о чем не жалеют, хотя и понятия не имеют, как теперь относиться друг к другу. По крайней мере, Гаара ещё не решил это для себя. Всё сегодня кажется слишком странным. Они просто устали тихо любить, не получая ничего взамен. Они нуждаются друг в друге этой ночью, но между ними не будет ничего. Ничего, кроме объятий. Ничего больше уютного, согревающего сердце тепла, доверия, несвойственного для шиноби из разных деревень. Ничего больше общей проблемы, одного одеяла на двоих, переплетённых рук и счета чужого сердцебиения. Ничего — только долгожданное чувство абсолютного покоя. Пустота. Это ли не то, что ищут два разбитых сердца? — У нас нет шансов на взаимность, — тихо говорит Сакура в полудреме. — Ты знаешь, что я люблю тебя. Пожалуйста, дай мне немного времени, и я смогу сказать тебе это по-другому. «И я смогу заполнить твою пустоту собой». Она проваливается в сон. А Гаара ещё долго смотрит в потолок, прокручивая её слова. Нет шансов. И никогда не было. Но ведь Гаара думал, что без Наруто жизни нет, а Сакура клялась Саске в вечной любви и верности. И что бы они сказали, увидев их вместе сейчас? Увидев, как легко их заменили на дешевые фальшивки, променяли, едва предоставился повод? Что оба врали? Преувеличили свою симпатию во сто крат и назвали её любовью? Сейчас они всего лишь уставшие верить-ждать-любить-надеяться люди, что поставили друг друга на высшие пьедесталы. Неужели так плохо, что и они захотели оторвать себе хотя бы немного любви и ласки? Пускай даже таким образом. Пускай и пытаясь заменить друг другу любимых людей. Гаара не был Саске. Сакура не была Наруто. На их фоне они скорее напоминали искажённые отражения в кривых зеркалах, блеклые призрачные тени, похожие на первый взгляд, но совсем разные. Его губы трогает печальная улыбка. Гаара так и не засыпает этой ночью, глядя на свернувшуюся калачиком девушку рядом с собой. Он не может отогнать от себя навязчивую идею: стоит только закрыть глаза, уснуть, как наутро проснешься один среди смятых простыней с чувством навсегда потерянной возможности... Чего?

***

Сакура медленно открывает глаза, проклиная всë на свете, и тяжело вздыхает. Сердце болезненно трепещет, голова раскалывается. События вчерашнего дня накрывают с головой (ох, ей следовало выпить чуть больше). Она резко садится на чужой кровати. Оглядывается. Понимает, что произошедшее ей не приснилось. Прижимает подушку к лицу и беззвучно кричит в неё. — Надеюсь, ты не задушить себя пытаешься? Сакура вскакивает, таращась на появившегося в дверном проёме Гаару. — Если с тобой что-то случится в моём гостиничном номере, трое из семи Хокаге с меня шкуру сдерут. Он осматривает её с головы до ног и не сдерживает улыбки. — Чай или кофе? — Что? — только и может глупо выдохнуть Сакура. — Заварить тебе чай или кофе? — Кофе, если можно… Гаара фыркает. — Я бы не предлагал, если бы было нельзя. Сакура подавляет смешок. Так по-домашнему уютно сидеть за столом и пить свежий ароматный кофе, пока вода шумит и Гаара отмывает посуду. Она допивает напиток, подходит к нему, тихонько обнимая со спины, и он чуть не подпрыгивает, роняя чашку в раковину. — Ты чего? Она хмурится, глядя на то, как он, явно избегая еë, закручивает кран. Вытирает руки — слишком медленно, будто нарочно тянет время. Наконец встает прямо напротив неё. — Просто не ожидал. Смущенная улыбка скользит по губам. Гаара обнимает её, перемещая ладони на талию, не зная, как выразить всю признательность за то, что она рядом. Он гладит её по голове, почти любовно зачесывая прядки волос за уши, быстро целует в уголок губ и прижимает к себе, чтобы не объясняться за этот внезапный приступ нежности. Гаара позволяет ей прижаться щекой к его груди, обнимает на уровне плеч и зарывается носом в розовые волосы. Алкоголя в крови больше нет. А поцелуи остались. Но они не возражают. В конце концов, у них, кажется, появился шанс на взаимность.