В библиотеке не шуметь!

— Это что? — Пирожок с картошкой! Антон светился, довольный точно кот, притащивший хозяину дохлую мышь. Арсений перевел взгляд на тарелку с шедевром столовского искусства и обратно, надеясь, что тот достаточно красноречив. — Их только пожарили, а к концу перемены уже не останется, самое ходовое блюдо, даже лучше мини-пицц! Арсений ткнул пальцем в свод правил, пункт пятый которых гласил: с едой нельзя! — Ну это ученикам нельзя, чтобы книжки не заляпали, а вы… — Антон сморщил лоб, очевидно подбирая слово. — А вы аккуратный! Арсений сдержал смешок и напустил строгости для вида — раздражался он больше по инерции, не всерьез. Антон таскался за ним ровно с первого сентября. После линейки, когда учеников распустили по домам, а учителя засели в столовой с пирогами и дешевым тетрапачным вином, Антон заявил: — Когда я вас вижу, у меня в голове играет Ники Минаж. А через три бокала добавил: — И Фактор Два. Первое время Арсений думал, что тот просто хочет дружить и придуривается. Потом подозревал розыгрыш, какой-нибудь тупой жестокий спор — ему приходилось сталкиваться с такими в универе и в офисе. Он пытался избегать Антона, заскакивал в кабинеты, однажды просидел полдня в подсобке с швабрами, обедал во время уроков, уходил с работы через запасный выход и все время куда-то спешил. Но путь к библиотеке Антон запомнил быстро, и Арсению пришлось смириться. К середине октября, когда выпал и тут же растаял первый снег, сомнений в том, что Антон действительно в него втюрился, втрескался, вкрашился и врезался, не оставалось. Проблема заключалась в том, что Арсений не мог ответить взаимностью. Антон был слишком молодым, слишком навязчивым и слишком похожим на натурала, ударившегося в эксперименты. Еще он был физруком, а хуже них только трудовики. Макаров напоминал папу Венди из Гравити Фолз на минималках, и Арсений его неиронично боялся. Сначала подкаты в духе пикап-мастера бесили до звездочек в глазах, сейчас Арсений перебрался на стадию принятия, и происходящее его веселило. Кто-то сказал бы, что Арсений бессердечная сука, но ведь он не давал надежд. А слова «нет» и «нельзя», если верить книгам по психологии, дети начинали понимать с шести-восьми месяцев — удивительно, как Антон дожил до тридцати без этого навыка. Арсений отодвинул тарелку с пирожком и вернулся к учебнику по литературе за девятый класс, дописал замазанное корректором «шо» к «лохов» и стер карандашный член с щеки. — Правила существуют для всех, Антон Андреевич. — Так и знал, что нужно было брать мини-пиццу. Арсений поправил очки, уголки губ дергались. Во вздохах Антона слышались пятьдесят оттенков разочарования. Он взял тарелку, и масляный пирожок пожелал суициднуться с нее, но был остановлен в последний момент. В двери вошел Булаткин, разулыбался, будто увидел пони, радугу и лепрекона с горшочком золота, сказал: — Здрасьте! Подвигал своими красивыми бровями и уплыл в отдел поэзии. — Тогда я пойду? — уточнил Антон. — Идите-идите. Арсений проводил его взглядом. Для учителя физкультуры Антон сильно сутулился, лопатки натягивали ткань олимпийки, и столько в этом было драмы, что не хватало только звука дождя на фоне, как в песне Дайдо. *** — Вот! — Туть, — Арсений приложил ладошку к груди. Хотел съерничать, что «вот туть» у меня ваши визиты, но вовремя припомнил смысл мема. Он как раз дошел до порно в яойной манге, которую кто-то засунул в анатомический справочник, варварски вырезав середину. Антон положил перед ним стопку книг. — Я принес подарок от меня библиотеке. Чем больше книжек, тем лучше? — Ого. Это было правда «ого»: авантовская биология, увесистый томик уроков игры на гитаре и все книги Гарри Поттера в переводе «Росмэн». — Только не говорите, что не можете принять такой дорогой подарок, это не вам, а детям. А вам вот. Он запустил руку в карман спортивок и вытащил сувенирную книжку-малышку со стихами Тютчева. — Молчи, скрывайся и таи и чувства и мечты свои, — продекламировал Арсений, и скулы Антона залило краской. Арсений любил Тютчева — интересно, Антон стрелял наугад или кто-то подсказал. Он бы поставил на Суркову. Неделю назад, когда Арсений выкинул преподнесенные Антоном сосиски в тесте в отходное ведро, она назвала его бессердечной не сукой, но сволочью. — Спасибо, — Арсений погладил корешки томиков и улыбнулся. — Это замечательный подарок. Шах и мат, бессердечность. Антон расправил плечи, и буквы на футболке и олимпийке сложились в «рососсисию». — Может, по булочке с компотом между пятым и шестым? — Я не ем булочки, пора бы уже запомнить. — А надо бы, вы такой худой! То есть, — Антон неловко потер «рососсисию» ладонью, — фигуристый. Тогда, может, по компоту? От полок с зарубежной литературой донесся булькающий звук, будто кто-то задыхался. Арсений рванул туда и обнаружил очкастого старшеклассника с книжкой в одной руке и членом в другой. — Фанни Хилл? — Любовник леди Чаттерлей, — простонал книголюб. — Так что насчет компота-а... А-а-а-а… Книголюб сунул томик на полку и в спешке подтянул штаны. Лицо его было точь-в-точь красный комплект с «россосией» или как там ее, «соси» точно было. А у Арсения давно не было. Отсюда нездоровая фиксация, знаки повсюду и интерес к яойной манге. Скоро тоже заляжет на диване с Энн Райс или еще чего решит, что ему нравятся топорные комплименты от Антона. — Простите, — буркнул книголюб, смываясь с места преступления. — Ага. — Отлично! — Антон попятился следом. — Тогда я зайду за вами после пятого. Арсений хотел было возразить, но не успел, дверь за Антоном прикрылась и прозвенел звонок. *** На следующий день после компотопития Антон не явился. Может, дело было в том, что Арсений все пятнадцать минут перемены тупо мешал сухофрукты в стакане, а когда Антон спросил «почему вы такой грустный?», ляпнул «пил компот невкусный». Грубовато вышло. На самом деле компот был отличный, просто сквозь большие окна столовой заглядывал погожий день, и солнце красиво подсвечивало кудрявую челку Антона. Пылинки в воздухе кружили, вырисовывая нимб. И Антон так счастливо улыбался, что Арсению очень надо было все испортить — красивый Антон шатал его картину мира. В обед по служебному позвонил Дима и сказал, что отправил к нему двух крепких мальчиков за тридцатью двумя экземплярами «Генетики для начинающих». Через пару минут на пороге возник один Усович, сказал, что Славка по пути подавился конфетой и свернул в медпункт. Так что Арсений понес половину учебников сам, чтобы не тянуть время. В кабинет химии и биологии путь лежал мимо спортивного зала. Двери были нараспашку, и сквозь стук мячей по паркету прорывался высокий смех Антона — над чем он там ржет? Арсений резко затормозил, и стопка учебников поехала, он попытался их удержать, но едва не врезался носом в стенд «наши победы». Антон выглянул в дверь: — Кто тут шумит? Усович! — Конечно, сразу Усович… Антон опустил взгляд на Арсения, собирающего с пола учебники, рванул на помощь и смачно врезался подбородком в лоб. — Ай! — Прости! Ну прямо сцена из романтического фильма. Сейчас Арсений обязательно поднимет взгляд, потеряется в глазах Антона и захочет прожить с ним до старости и завести много маленьких собачек. Хотя глаза у Антона и правда были ничего, как подсушенная на солнце трава, такая бывает жарким августом на обочине дороги. И ой, а это грязь или родинка на носу? — Давайте помогу, Арсений Сергеевич. И, не дождавшись ответа, он сгреб всю «генетику» и утащил ее вслед за Усовичем. *** На форзаце Онегина кто-то нарисовал целующихся Ольгу и Татьяну, Арсений сфотографировал на память и наклеил сверху чистый плотный лист. Булаткин читал очередной девятикласснице стихи собственного сочинения, которые напоминали переделанного Лермонтова. Мягкова периодически вылезала из-за крепости словарей и кидала в его сторону взгляд «боже, ну какой милый дурачок». Рабочий день неумолимо приближался к концу, Арсений игнорировал коробки с новенькими наборами учебников для седьмого-восьмого классов, которые они ждали еще к началу учебного года. Нужно было освободить под них место, а остатки старых отнести в кладовку. Антона он не ждал, тот последнее время стал заходить реже. Арсений сперва выдохнул, а потом заскучал. Без дурацких подкатов с пирожками его серые будни разбавляли разве что писичные шедевры на страницах. — А у нас есть «Спортивная медицина» Миллер? — Надо посмотреть. Антон сегодня был в модном, совсем не физручном костюме, и на фоне салатовой куртки глаза его казались еще ярче. Арсений встал из-за стола, споткнулся об эту мысль, потом о коробку и чуть не осквернил храм мудрости и культуры непотребным «блядь». — Пойдем, если нет, может, другое подойдет. По спортивной медицине целая полка. — А что за коробки? — Учебники новые. Никак руки не дойдут разобрать. Нет, Арсений не напрашивался, всего лишь отвечал на поставленный вопрос. Антон прошептал на грани слышимости: — Могу помочь. Среди книжек по футболу и хоккею мелькнул корешок «Пятьдесят оттенков серого», Арсений сунул его подмышку — ей-богу, будто в Интернете не осталось ни одного порно, чтобы читать вот это. — Миллер нет, забрали. Есть спецлитовское пособие для вузов. Возьмешь? Те. Он прикусил язык, вырвалось. Антон тогда над рассыпанной «генетикой» назвал его на «ты», и это засело в голове. В яойной манге, которую он дочитал, переход на «ты» считался чуть ли не круче первого секса и следовал, что забавно, после него. Антон шагнул ближе, достал с полки два красных томика и ткнул локтем. — Так что насчет учебников? Могу прислать кого-нибудь из пацанов за лишнюю пятерку или сам. Арсений застрял в растегнутом воротнике куртке, кадык Антона дернулся под бледной кожей, справа от него тоже была маленькая родинка, и еще одна ниже. В отличие от раскрашенного ими Арсения, родинки у Антона показывались, только если внимательно присмотреться. — Ладно, — выдавил он онемевшим от такого откровения ртом. Через минут десять Антон втащил в библиотеку стремянку, установил ее, залез, проверяя на прочность, и жестом пригласил Арсения наверх. Арсений задней мыслью подумал, что сегодня на нем достаточно узкие брюки, и наверняка Антон будет пялиться, а может, даже поддержит его за бедра, чтобы не свалился. Низ живота ошпарило неуместным возбуждением, а в голове заиграла Ники Минаж. Он потоптался на узкой лестнице, взял стопку учебников и подал Антону. Полки они освободили в два счета, протерли пыль и начали выгружать красивые, еще пахнущие типографией томики. Несколько раз их пальцы сталкивались, точнее много-много раз, щекотно и приятно. Из читалки вдруг донеслось громогласное: — Ну ебать-копать! Арсений вздрогнул, стремянка пошатнулась, но прежде чем он успел представить хруст своей шеи, Антон подхватил его своими ручищами и бережно поставил на пол. Нужно было скорее найти нарушителя правила номер четыре — не материться, — узнать, кого же он там хочет ебать и копать, и в какой последовательности, но руки Антона на поясе грели и ощущались так правильно, что Арсений завис не дыша и отмер только с хлопком двери. — Соррян, — Антон сделал шаг назад, упираясь в сборники ЕГЭ. — Понимаю, что вам неприятно было, но это лучше сломанной спины. Может, я туда залезу? Когда они расправились с учебниками, библиотека уже опустела. Солнце сливалось с вечеринки, раскрашивая тесное помещение в рыжий беличий цвет. Арсений ослабил галстук и оперся на подоконник, хотя правило номер семь запрещало на них сидеть. — Сейчас бы того компота. — Невкусного? — грустно усмехнулся Антон. — Ага, из, сука, фруктов. Арсений бы и беспощадный пирожок съел, и сосиску в тесте, и мини-пиццы с колбасным сыром, которые придумал сам Сатана, лишь бы чем-то занять рот, который хотел нести всякую чепуху вместо «спасибо и пока». Дверь со скрипом приоткрылась, и в проеме показалось лицо Макарова: — Че кого, братишка, сколько можно тебя ждать? Антон протянул «бля-а-а-а», в котором при желании можно было услышать разочарование, махнул рукой и ушел. *** В учительском туалете кто-то написал на оконной раме «Макар зе бест», а в левой кабинке «Суркова коза». Говорили, это ученики взламывают запертую на ключ дверь и занимаются вандализмом, но Арсений искренне считал, что все, включая графичный член под подоконником, дело рук коллектива. Учителя тоже люди, им тоже иногда хочется написать «хуй» или обвести чье-нибудь имя в сердечко. Зеркало висело высоко, поэтому сколько бы Арсений ни крутился и ни вставал на цыпочки, не мог рассмотреть себя ниже пояса. Утром он, конечно, выглядел отлично до носков лакированных туфель и вряд ли сильно изменился. Почему его вообще вдруг обеспокоил его внешний вид? Не в Антоне же в самом деле дело. Арсений провел ладонями по ягодицам. Господибожеблядь, конечно, в нем. С того дня в библиотеке минула неделя, за которую Антон пару раз очень мило таскал книги, дважды держал стремянку, а вчера после уроков помогал стирать и замазывать писичные рисунки. Фальцетный смех нарушал правило номер один «не шуметь», но все правила существуют, чтобы их нарушать, разве нет? Перед осенними каникулами назначили футбольный турнир, так что Антон носился с самого утра как в жопу ужаленный. Арсений искренне не понимал, с чего такая паника. По его мнению, для игры в футбол нужны были всего-то люди, мяч и свисток. Последний всегда болтался у Антона на шее, и, наверное, если потянуть, врезался бы в кожу и оставил красную полоску на ней. О как Арсений мечтал потянуть за этот шнурок... В обед в библиотеку влетела Высокова и заявила, что если она сейчас не раздобудет цветной картон, ее песенка спета. Оказалось, Антон Андреевич не мог найти судейские карточки, а началка категорически отказывалась жертвовать Клаве пару листов, потому что у них все под счет и куплено на деньги родителей. Арсений, черт его дернул, предложил сам нарезать карточки и принести их Антону Андреевичу, чтобы и эти не потерялись. Загуглил, какими они должны быть, сложил листы пополам, промазал клеем и вырезал — получилось вполне ничего. Небо хмурилось, но снегом рассыпаться не спешило. Арсений влез в пальто на ходу и протиснулся сквозь толпу к полю. Антон размахивал своими длинными руками, что-то объясняя восьмиклассникам. Заметив Арсения, он улыбнулся. Даже мама не улыбалась каждый раз, когда его видела, а вот Антон да. — Я карточки принес. — О-о-о, — губы Антона округлились, и в холодный воздух вырвалось облачко пара. — Ты нас спас. — Ну, я пойду. — Смотреть не останешься? — Не фанат. Антон, похоже, не слишком расстроился, забрал карточки и бесстыдно лапнул его большим пальцем по запястью, надавил и пошло закусил нижнюю губу, глядя прямо в глаза. По спине пробежал электрический разряд, волосы встали дыбом везде. Вокруг была куча людей, а Арсений думал, что он втюрился, вляпался, втрескался, и пусть бы пальцы Антона погладили каждый сантиметр его тела, можно даже под Фактор два. Рот Антона заслуживал красную карточку, пожизненную. В животе самоубилась целая армия бабочек. Арсений сморгнул наваждение, сунул трясущиеся руки в карманы, отошел, обернулся, чтобы взглянуть, не оглянулся ли Антон, и не успел сообразить, что случилось. Мимо уха просвистел мяч, а Антон растянулся перед ним на земле, испуганно глядя снизу вверх. В воцарившейся тишине раздался голос: — Ну, блядь, извините. Антон попробовал встать, но споткнулся и повис, обняв Арсения за колени. — Нога… *** Арсений был рад, что ему по классике не прилетело в голову. Оказалось, он вовремя ушел от мяча, а Антон, бросившийся его спасать, мяч даже не задел, зато растянул связки. Соревнования перенесли, школа ушла на каникулы, Арсений закончил все библиотечные дела за пару дней и неделю провалялся дома, практически не доставая руку из штанов. Похоже, подростковая любовь к дрочке передавалась воздушно-капельным, иначе Арсений не мог объяснить такого подъема либидо. Он начал с фантазий о тихом петтинге в библиотечных рядах, а к субботе перешел к тому, как Антон привяжет его скакалками к шведской стенке и трахнет. Если бы мифы были правдой, его ладони уже соревновались на конкурсе причесок с Рапунцель. Он нашел инст Антона, но подписаться не решился, его вдруг начало загонять, что он все испортил и проебал шанс. Что Антону он уже не очень интересен, а тот эпизод на поле был интимным только в глазах смотрящего, то есть Арсения. При личной встрече он бы понял сразу, оставалось этой встречи дождаться. А пока Арсений открывал фото крупным планом, доставал из тумбочки флакон смазки и растягивал себя пальцами, представляя, как Антон Андреевич раскладывает его на холодных и скользких клеенчатых матах, а потом кормит с ложки компотом из, сука, фруктов. После окончания каникул Антон так и не появился. И будни потянулись, как стремный столовский кисель. Арсений вздрагивал на каждое открывание двери, а члены на щеках русских классиков и графики функций в виде сисек не приносили прежнего удовольствия. Без Антона все было не так, даже стихи Булаткина казались какими-то печально бессмысленными. В четверг пошел снег с дождем, а какая-то скотина — Арсений бы выпорол, если поймал, — переставила половину зарубежки местами, сбив алфавитный порядок. Дима задал своим какие-то хитровыдуманные проекты, и в библиотеке было непривычно людно. Основная масса собралась в читалке, а кто-то уселся прямо на полу в разделе естественных наук. Зарубежка скучала в отсутствие искушенных любителей Леди Чаттерлей. Арсений переставлял томики, заодно проверяя следы вандализма, но очевидно, Остин и Бронте попортили меньше крови, чем Толстой и Достоевский. Из читалки доносился галдеж, кто-то доказывал, что зеленый кудрявый щенок с короткими ногами и длинными ушами не может родиться у рыжей длинноногой суки. За спиной что-то упало. Арсений обернулся и застыл. В проеме стоял Антон в любимой арсеньевской «рососсисие», и вместо «привет» Арсений дернул за шнурок свистка и врезался в этот охуевший красивый рот, который за пару дней истрепал ему нервы хуже, чем «Война и Мир» одиннадцатиклассникам. — М-м-мр-м, — Антон отодвинул его за плечи, и сердце Арсения ухнуло вниз, пробивая все три этажа. Опоздал? — Подожди. Те. То есть подожди. Мы же в библиотеке! И, ну… Арсений шагнул ближе, встал вплотную и сильнее накрутил шнурок на кулак. — Целуй! Антон хлопнул ресницами, переместил руки на спину и подтолкнул к стене, шепнул: — Ну и долго же вы выебывались, Арсений Сергеевич. Но я так счастлив. Его губы коснулись переносицы, века, щеки, подбородка, и Арсений поплыл, как тот самый пирожок в раскаленном масле. То, что он не выебывался, можно было доказать как-нибудь потом. Он толкнулся языком в чужой рот, а бедрами навстречу, сбил с полки пару книг, и Антон зашептал: — Ш-ш-ш, первое правило — правила для всех. Тихо вжикнула ширинка, и ладонь легла на возбужденный член, Арсений облизал родинки на шее, потерся, ощущая чужой крепкий стояк. Их определенно ждал второй круг ада по Данте, хотя сейчас тут было как на седьмом — в пустыне с огненным дождем. Антон приспустил треники вместе с трусами, и от вида тугой яркой головки рот наполнился слюной. Арсений пополз было вниз, но Антон остановил его, вжал в стену, подцепил ляжку, закидывая себе на бедро. Он попытался избавиться от тесных брюк, но те застряли где-то на середине ягодиц. Антон обслюнявил палец, так грязно, с похабным «хлюп» и скользнул им в ложбинку. Пришлось укусить красную ткань олимпийки, чтобы не стонать в голос, все тело трясло, будто оно вот-вот разорвется, не выдержит, разлетится на клочки, и следующий библиотекарь будет оттирать остатки Арсения с корешков. И добавит в правила еще один пункт: не трахаться — удивительно, что никто не догадался до этого раньше. — Я вообще думал, что первый раз будет у меня. Думал он! То есть пока Арсений морозился, Антон уже думал, и как далеко интересно он зашел? — Боже, просто заткнись и… Договорить Арсений не успел, Антон обхватил оба их члена, и контакт кожа к коже выбил последнее из головы. Арсений сейчас даже не вспомнил бы английский алфавит, по которому нужно было расставить книги. Палец надавил сзади, и мышцы послушно пропустили его на две фаланги. Внизу живота разлило горячечное нетерпеливое желание. Они неловко стукнулись зубами, Антон повернул голову, и языком достал до нёба, выдохнул, двинул кулаком, у Арсения по подбородку побежала слюна. Где-то на заднем плане скрещивали гладкошерстных трехцветных кошек с лысыми серобуромалиновыми котами. Арсений скулил, подавался вперед в руку Антона и назад, сильнее насаживаясь на палец. Остро пахло потом и смазкой, сознание отъезжало в другую страну со всеми вещами. Он накрыл ладонь Антона своей и ускорил, быстрее, ну, он же столько терпел, что лишние пара минут просто прикончат. Антон наклонился к его уху, лизал и нашептывал: — Сука, а-а-а, блядь, ну какой же вы охуенный, то есть ты, ты, Ааарррсений. И эти длинная с придыханием «а» и мурчащая «р» стали контрольными. Арсений сорвался, выплескиваясь в кулак, и все же простонал достаточно громко, когда Антон медленно додрочил, не выпуская его. В голове стучали остатки возбуждения, но тело было мягким, как разогретый в руках пластилин. Антон пялился на него с таким ошарашенным видом, словно не принимал в этом участия. — Я так-то поздороваться зашел, просто поздороваться. Арсений нашарил пачку бумажных платков в кармане, подал несколько Антону и вытер себя. Застегнул ширинку и потянулся клюнуть родинку на кончике носа. — Ну, добрый день, Антон Андреевич.