Пливе кача

Гей, плине кача по Тисині, Плине кача по Тисині. Тихий парк с озером на окраине города – мучительное эхо его детства, воспоминание, похожее на приторно-мерзкую липкую карамель. Псих иногда доставал его из закромов памяти и быстро сжевывал; украдкой рассматривал, проживал заново и откладывал. До следующего раза. Во снах потом долго мелькали пузатые утки, арендованные велосипеды, комья сладкой ваты и счастливые родители: сияющая, смешливая мать и улыбчивый отец, пропахший табаком – символы прежней, не психовой жизни. Мамко ж моя, не лай мені, Мамко ж моя, не лай мені. Псих никогда не выпивал. Даже по праздникам. Алкоголь вызывал волну несмываемого отвращения и немного тяжелого, тянущего осадка из сожаления – ещё один отголосок прошлого. Такое отношение к спиртному появилось ещё в детстве – когда отец ушел насовсем, и мать с горя напилась в стельку. Поначалу она вела себя как-то заторможено, ласково и всё звала его; подойдя, Гоша сразу чувствовал фальшь. Было страшно и противно видеть всегда такую аккуратную и собранную маму полулежавшей на столе и обнимающей бутылку. Попытавшись избежать очередного мокрого поцелуя в щеку, он, видимо, разозлил её. Она оттолкнула его и визгливо приказала убираться. В тот вечер Гоша больше не выходил из своей комнаты; он был напуган и немного рад, что его прогнали и можно больше не сидеть с мамой. Через два месяца квартиру продали, и они переехали к сухому и ворчливому деду. Псих сразу заметил, что мать боялась своего отца, так что скоро бросила пить. Казалось, жизнь налаживалась. Гей, залаєш ми в злу годину, Залаєш ми в злу годину. Со смерти деда прошел год, и мать теперь лаяла на него из-за всего: если он опаздывал, гулял с новыми друзьями, забывал что-то сделать. Поначалу Гоша пытался защищаться: объяснял обстоятельства, оправдывался. Бесполезно. Мать только сильнее распалялась и, наоравшись от души, бросала коронное: - Хорошо, что ты скоро уберёшься отсюда. Вот закончишь ПТУ, катись куда хочешь! Скучать не буду! Гошу всегда это задевало, и он уходил в свою комнату с громким хлопком. К ужину не выходил – он же гордый! Квартира медленно-верно пропитывалась запахом алкоголя. Сам не знаю де погину, Сам не знаю де погину. Вопли из их квартиры было слышно на улице. Однозначно. Выспаться бы после выпускного… Сцена – такая же как сто раз до этого, но в немного других декорациях: Псих в синем костюме, в глазах ещё не потухшая радость, его мать – пьянее, чем обычно. И яростнее: в голосе ядом зависть к сыну, потому что он сейчас – радостнее, чище её, потому что у него ещё целая жизнь, а у неё – нет. И она со злым азартом старается влить в Гошу вину за его молодость и счастье, пытается найти её в глазах… Но, ловит лишь жалостливый, как будто понимающий взгляд. На неё, а потом на пустые бутылки. Что-то в голосе взрывается вулканом. - ДА КАК ТЫ СМЕЕШЬ! Я НА ТЕБЯ ВСЮ ЖИЗНЬ ПОТРАТИЛА! НЕБЛАГОДАРНОЕ… - заминка, а потом – с придыханием, и в голосе почти слышно наслаждение, - отцовское отродье. Как же я тебя ненавижу, ты мне всю жизнь сломал. Если бы тебя не было… Гоша спокойным шагом ушел в свою комнату, а мать ликовала. Победа, победа! Теперь он тоже страдает! А незачем было уходить тогда! Воинственно потрясла бутылкой над головой. Образы мужа и сына мешались, наслаивались друг на друга, и не понятно было, кого именно она только что победила..? Женщина заснула на столе. Пока Гоша ожесточенно собирал вещи, в уголках глаз закипали злые слезы – по их семье. Под утро он выходил на улицу и думал, что никогда больше не вернётся домой. Только если… Два дня он прожил у друга в каком-то подвешенном состоянии, но после СМС-ки «Если вернёшься – прощу», Псих захотел уехать из города навсегда. Он гордый – весь в мать. Бесит, когда люди виноваты, но ждут извинений! Гей, погину я в чужім краю, Погину я в чужім краю. Псих дремал, прислонившись к стеклу междугороднего автобуса, и огни фонарей – золотистым и гибким драконом – блистали ему своим убожеством. Прошло около года с начала его новой, свободной и ЗАМЕЧАТЕЛЬНОЙ жизни, и если что, он ни разу не жалел о своем уходе из дома. Механики всегда нужны, так что найти работу оказалось легко. Труднее – подыскать съемную квартиру и накопить денег на переезд. Стоя на остановке, Псих решил, что его отъезд – не бегство, а новый жизненный этап – взросление. Город встретил его равнодушно, а Псих быстро стал его частью, влившись в неожиданно бурный поток улиц. Ему даже понравилось – вымокнув и слившись, он как будто стал частью чего-то большего. Он был ПРИЧАСТНЫМ. Работа в мастерской отнимала много сил, но Псих упорно старался жить интересно. Бесплатные концерты и выставки, занятия спортом, книги, свидания – всё чистое и здоровое, чтобы жизнь была правильной, насыщенной. Пообжившись, он даже нашел себе девушку – милую, улыбчивую и понимающую. Хотел бы он, чтобы мать его теперь увидела: она бы, наконец, поняла, что проблема НИКОГДА не была в нем, что он нормален и достаточен. Хто ж ми буде брати яму? Хто ж ми буде брати яму? И через полгода он приходит к осознанию, что он неплохо справляется: находит более прибыльную работу, когда его сокращают, снова мирится с Дашей и знакомится с её родителями. Ему действительно нравится, как он живет, и от этого становится страшно. Страшно – потому что всё не может быть настолько хорошо, и он уверен, что скоро его жизнь обязательно разрушится. Снова. Псих честно старается ЖИТЬ, но с каждым днем всё тяжелее от мысли, что его счастье однажды просто закончится. Мысль раздражает и мешает. Почему другие могут жить нормально, а он нет? Несправедливо. Гей, виберут ми чужі люди, Виберут ми чужі люди. Тротил копился медленно. Сначала была эта разгромная ссора с Дашей. Потом – бессонная ночь и поломанные стрелы «Почему?». Закончившийся кофе. Соседи сверху, решившие поиграть в боулинг. Снова Даша, но приехавшая за вещами. Её холодно-жалостливое «Я тебя не люблю». Пустые сериалы по телеку. Слишком громкий звонок будильника и пустая банка кофе. Криворукий водитель автобуса. Отсутствие чувств. Последняя капля – тупой, упертый клиент с бараньей рожей. Псих, потративший около получаса на этого придурка, снова услышал «Но, может быть…» и азартно подумал, что чувства к нему вернулись. Взрыв. Он не помнил, что именно он наговорил этому барану, но ему однозначно понравилось. Дело помог замять коллега и приятель – Максим. Он же взял с него честное слово пойти к психологу. – Я знаю одного: нормальный мужик и принимает рядом. Дам визитку? Там первый пробный сеанс – бесплатно. Макс неплохой, но какого черта он лезет в чужую ЛИЧНУЮ жизнь? Своей нет?! Ци не жаль ти, мамко, буде? Ци не жаль ти, мамко, буде? Выйдя на улицу, Псих подумал, что ему стало немного лучше. Чуточку. Психолог оказался не настоящим доктором, а Доком – раздражающе-отвлеченным, но неуловимо приятным, и говорить с ним было всё равно что встретить старого друга. Удивительно было, как спокойно он слушал Психа, который, крича и размахивая руками, пытался доказать всем, и особенно себе, что поход к психологу – это глупая, ненужная трата времени. Больше всего Гоша боялся, что к нему начнут лезть в душу, расспрашивать о прошлом, которое он просто хотел забыть, но Док выслушал и ничего не сказал – значит, понял. От этого Психу очень захотелось рассказать о своей глупой работе в офисе: после мастерской он все никак не мог отделаться от мысли, что занимается ерундой. На пороге они немного задержались. – Я не могу обещать быстрого улучшения, Георгий: всё зависит от частоты наших встреч и Вашего желания работать над собой. Сейчас могу дать Вам только один совет – не бегите от своего прошлого, Вы уже взрослый человек и… – Можно на ты, и я думаю, что ещё приду, – перебил Гоша. - Сейчас мне нужно идти, но спасибо… Спасибо. До свидания. – Хорошо, Гоша. До свидания, – Док смотрел на него так, как будто знал, что ему нужен только предлог для ухода. Вечером Псих сидел за столом: думал, вспоминал и писал. Очень долго. Итогом вечера стало письмо с адресом старого Гошиного дома и робкая надежда. Гей! Як же ж мені, синку, не жаль? Як же ж мені, синку, не жаль? Псих понимал, что не заслужил прощения после того концерта, что он закатил дома у Дока, но тот, кажется, даже не злился на него. Напротив, пригласил в пятницу в гости на ужин «без всякого психоанализа». Гоша согласился. Атмосфера была удивительно теплой: Док и его жена не вспоминали о вторничном инциденте и непринужденно расспрашивали его о погоде и самочувствии. Гоша, успокоившись, рассказывал, как встретил Кота, и показывал сотню милейших его фоток; Док с женой были покорены. Когда Док вышел из комнаты, его жена ответила на вопрос быстрее, чем Гоша успел спросить. - Мой муж считает тебя своим другом – ради него я согласилась на этот вечер. Пауза. - Хотя… должна признать: общаться с тобой, когда ты не кричишь о том, что тебя бесит, приятно. - Оу, ясно. Спасибо? - Пожалуйста. Повисла пауза – свободная и не-неловкая. Звеня стаканами, вернулся и всё понял Док и, разливая сок, задорно начал рассказывать какую-то древнюю смешную историю. Весь вечер в доме не смолкали разговоры, иногда раздавался искренний смех. Гоша сидел уже совсем довольный и разомлевший от уюта – счастливый, и чувствовал себя причастнее, чем когда-либо ещё. Внезапно гениальная мысль появилась, и Псих взмолился, чтобы все сработало. Подождав подходящую тему для разговора, он, слегка волнуясь, с надеждой проболтался о своем грядущем дне рождения и смолк, как будто ничего особенного не сказал. - Здорово! Придумал, где и с кем будешь отмечать? – женский голос из-за дверцы шкафа. - Нет. Вообще никаких вариантов. – стараясь не смотреть в глаза жене Дока, вынырнувшей из глубин шкафа с постельным бельём. В гостиную вошел Док с одеялом и подушкой, и его жена смешливо и по-доброму поделилась: - А у Гоши скоро день рождения! И он – ты не поверишь – будет праздновать его совсем-совсем один. Грустно, правда? И Док как обычно, в очередной раз всё понял. - Неужели? – притворно удивился он. – Надеюсь, Гоша знает, что может прийти к нам, если захочет. И это уже честно и прямо, а жена Дока улыбнулась Гоше так понимающе, как и её муж. Из ступора вывела тоже она– передавая ему постельное бельё. Ночью Псих коротко порадовался, что миска у Кота всегда полная, а матери можно написать, что день рождения он будет праздновать со своими близкими друзьями. Ти ж на моїм серцю лежав, Ти ж на моїм серцю лежав. Удивительно, но рядом с домом Дока есть маленький, заросший пруд; ему рассказали, что по весне сюда прилетает целая стая уток, и что пожелтевший лес в получасе ходьбы – это заброшенный парк. Гоша сам не заметил, как однажды воспоминания и желание подумать в одиночестве завели его туда. Гуляя, он со смутным узнаванием вспоминал своё детство и всё сильнее чувствовал умиротворение. Облаком проплыла мысль – обязательно надо поехать к маме на Новый Год: окончательно помириться, рассказать о своей жизни лично, а не через письма и звонки, с отчимом познакомиться, в конце концов. Кота можно взять с собой или попросить Дока за ним присмотреть. Гоша принял идею благосклонно. Жизнь налаживалась, и это его ни капли не пугало. Гей, плине кача по Тисині, Плине кача в по Тисині.