Дуэт
9 сентября 2021 г. в 00:08
У Венти прекрасный мелодичный голос, и Кейе кажется, что идеальнее голоса не существует ни у одного человека в этом мире. Пение Венти будто бы само олицетворение музыки. Что бы он ни пел, навряд ли можно найти более подходящий песне тембр, даже не смотря на то, что голосок у парнишки высокий и почти девичий, хотя, может, именно в этом и секрет. Он не сфальшивил ни разу. За все те бесчисленные недели, что Кейа слушает его, он не совершил ни одной ошибки, не было ни одной осечки. Порой он берёт не те ноты, что берут другие барды, исполняя ту или иную песню, но даже при такой очевидной оплошности звучит всё правильно. Венти отлично знает музыкальные хитрости, и, кажется, является единственным, кому они доступны.
Он знает все мотивы и напевы в мире. Играет музыку из Ли Юэ, Сумеру и даже Снежной. Конечно, эти звуки не подходят его лире так же идеально, как песни Мондштадта, но всё ещё звучат до ужаса красиво. И эта необычайная красота и тонкое мастерство барда сводят с ума всех его слушателей. Даже капитан, как бы он ни был предвзят, чувствует, что он сдаётся, очарованный этой музыкой и этим ангельским пением. Чувствует, как сердце тает и прямо-таки подмывает его попросить парнишку сыграть ноты родных мелодий Каэрни’ах. Но, конечно же, этого Кейа делать ни за что не станет.
Голос Венти музыкален настолько, что даже обычная речь звучит, словно самая настоящая баллада. Всё в его интонациях расставлено на свои места, его невозможно поддеть неожиданной фразой или правильным взглядом. Кейа хочет услышать, как его голос срывается от удивления или, быть может, дрожит от смущения, но что бы он ни делал, это остаётся только его несбывшимися желаниями. Даже если Кейе и удаётся вызвать в пареньке необходимую эмоцию, его речь всё ещё звучит плавно и свободно, как и всегда. Не промахивается ни на полутон, не выпрыгивает за рамки нотной тетради. Либо бард овладел мастерством владения голосом на каком-то поистине божественном уровне, либо это дар архонтов. Третьего не надо.
Потому что на лице парня не видно даже и тени сосредоточенности, какой положено быть, когда ты стараешься управиться со звучанием своих слов. Ни когда он поёт, ни когда просто говорит. Его брови не хмурятся, в глазах не мелькает целеустремленный блеск, его шея не напрягается и на ней не выступают ни вены, ни едва заметные рёбра костей. Он словно бы совершенно не напрягается тогда, когда все прочие барды города выглядят так, словно с последним аккордом из их горла выйдет не только окончание песни, но и сама жизнь. Из его рта звуки вылетают спокойно и словно бы сами собой. Словно где-то внутри него установлен какой-то аппарат, передающий музыку, а он просто выпускает его волны из своего тела, размыкая губы. Спустя немалое количество вечеров в его компании, Кейа может сказать, что, наверное, аппарат в нём всё-таки какой-то есть: наверное, либо его сердце, либо его душа, потому что во всей фигуре парня видно, что, пусть он и не работает физически, но всё ещё отдаёт всего себя в абсолютно каждой песне. По его умиротворенному лицу видно, что этими песнями он живёт. Неудивительно, что всего за парочку другую дней он стал пользоваться славой лучшего барда в Мондштадте. Всем бы такую отдачу и преданность своему делу.
Когда Венти поёт про любовь, Кейа понимает, почему. Он нежен и чарующ, от него исходит предельно мощная сила, природу которой капитан разгадать не может, но знает, что на людей она работает так же хорошо, как и его собственная аура. Вот только Кейа напорист и прям в своём флирте только чтобы скрыть за этой уверенностью и игривостью все тёмные стороны своей души, а Венти влечёт сам по себе. Мощь, что в нём покоится, настоящая, должно быть, данная ему с рождения, умело пронесённая через всю жизнь, чтобы этот цветок не увял, но и не превратился в вульгарность, погрязнув в путах наигранного и бездушного кокетства.
Он тянет к себе, словно оазис посреди пустыни. Нечто светлое и непостижимое, ярко сияющий светлячок, затерявшийся в толпе этих чёрных людей с их мрачными историями и мыслями. А Кейа уже слишком давно не видел света, чтобы винить его в том, что он инстинктивно тянется ко всему, что может его даровать. И надо же что-то делать, когда солнце, которым был для него Итер, начинает ускользать из его рук.
Он не думает об этом, когда его голова ясна. Но напившись он с упоением рассматривает личико барда, пока его пение ласкает слух. Он ловит каждую его улыбку и каждый дерзкий взгляд, и ему так нравится этот мальчишка. Верный собутыльник и хороший собеседник — чего ещё можно желать?
Ему кажется, что они с бардом прекрасно понимают друг друга. Конечно, в плане предпочтений и развлечений — до той бездонной пропасти, захламлённой болью и чувством вины, парнишке далеко, и это и отлично. Поверхностного сходства вполне достаточно, чтобы хорошо проводить время вместе.
— Не очень умно с твоей стороны, — отвечает на планы капитана бард, — завтра на утёс придёт сильный ураган.
— Спасибо, мой юный метеоролог, — Кейа не знает, откуда Венти берёт эту информацию и почему никогда не ошибается, но его это мало волнует. Потому что после третьей бутылки что-то очевидно уже бушует в нём самом. — Тогда как предлагаешь провести завтрашний день?
Венти хочет ответить, но замолкает, когда Альберих тянется рукой к его колену. Поднимает на капитана глаза, и в них пылает огонь откровенного желания. И Кейе не нужно больше намёков, чтобы потащить его вон из таверны.
Когда бард пьян, он всё ещё на удивление внятно говорит и, уж тем более, божественно поёт, но вот ногами передвигает с большим трудом. А когда Кейа, отпирая дверь своего дома, на пороге вцепляется в него требовательным поцелуем, он и вовсе чуть ли не падает, спасённый лишь тем, что вовремя успевает коснуться стены своей спиной. Кейа отцепляет его от неё, настойчиво двигаясь к спальне, и бард стискивает в кулаках ткань его плаща, чтобы удержаться в вертикальном положении. О, ну ничего. Кейа сейчас его уложит.
В своей белоснежной рубашке он выглядит так, словно его купили вместе с простынями. Распластывается на кровати в такой позе, что мог бы работать моделью, из-за соблазнительности которой люди скупали бы рекламируемое им бельё пачками. Прижимает руки к матрасу, как послушный мальчик, упирается пятками в край кровати, сгибая колени и разводя их всё шире с каждой секундой. Приглашает и заигрывает, пьяно улыбаясь. Кейа проводит ладонью в воздухе, касаясь его тела лишь кончиками пальцев, но он всё равно вздрагивает и выгибается навстречу.
— В обуви на кровать? — усмехается капитан, обхватывая тонкие лодыжки. Тянет вверх, и Венти не сопротивляется: удерживает их в воздухе — одному Барбатосу ведомо, сколько трудов это ему сейчас стоит, — позволяя мужчине стянуть с себя туфли, попутно поглаживая голени.
— Накажи меня, — самодовольно отзывается бард, а Кейа щипает его за ногу, оттягивая белые колготки вместе с кожей.
Он хочет нагнуться и достать губы парня, но тот сгибает ноги прямо перед его грудью, заигрывающе качает ими вверх-вниз поочереди, нахально улыбаясь. А через секунду ойкает, почувствовав, как Альберих грубо опускает их вниз, надавив на коленные чашечки, и всё-таки тянется за своим поцелуем.
— Мерзавец, — шепчет капитан в губы мальчишке, и тот смеётся, а Кейа улыбается. Они играют друг с другом, и им обоим это определённо нравится. Венти загнанно дышит, жмуря глаза, пока Кейа гладит его бёдра, в неожиданных местах дергая плотную ткань вверх, резко отпуская её, и звонкие хлопки эхом отдаются в ушах Альбериха, вместе с выдохами барда превращаясь в симфонию. Он опускается к груди мальчишки, тянет край банта зубами, развязывая ленту, и чувствует, как возбуждается от этих действий бард. Цепляется зубами за пуговицу, и Венти не пытается его остановить, лишь прикусывает губу и жадно провожает взглядом каждое действие мужчины. И пуговицы летят в стороны одна за другой, абсолютно все: от горла вплоть до того места, где рубашка юркает под корсет. Венти дёргается, очевидно, намереваясь снять его, но Кейа прижимает его руки к кровати, вытягивая белый хлопок из плена на божий свет. Сил на раздразнивание остаётся всё меньше, так что мужчина не хочет затягивать, рывком расцепляя полы рубашки. И словно по велению Барбатоса лопнувшие пуговицы пролетают мимо его лица и тела.
На груди у Венти голубые символы. В целом, Кейа может поверить в то, что он мог сделать с собой нечто подобное, учитывая его озорной характер. А впрочем, он мог и просто напиться.
Альберих на пробу проводит языком по рисунку, и бард стонет, вцепляясь в простыни. Ровно в центре символа Кейа ставит засос: Венти чертыхается, захлебываясь в удовольствии, вьётся, не зная, куда себя деть. Капитану безумно нравится эта реакция.
— Какой чувствительный маленький бард, — мурлычет он парнишке на ухо, а тот скулит, то ли потому что дыхание мужчины невыносимо щекочет его милое розовое ушко, то ли потому что он уже начинает откровенно течь.
С помощью Кейи Венти выныривает из рукавов изрядно настрадавшейся рубашки. Их не особо волнует, куда деваются его вещи, — они просто разлетаются в разные концы комнаты, без какого-либо порядка. Кейа тянет вниз его шорты, скатывает колготки, и бард расслаблённо выдыхает, спокойнее укладываясь на кровать. И, конечно же, тут же напряжённое выражение покидает его красивое лицо.
— Должно быть, в этих колготках очень туго, — догадывается мужчина, проводя ладонью по паху мальчишки. Всё, что может выдавить из себя Венти — это короткое «да». Короткое, но всё равно мелодичное. У него даже нет воздуха, чтобы возможно было протянуть буквы так красиво. Кажется, у него и впрямь просто идеальный голос.
И Кейа хочет слышать, как он будет стонать без передышки. Наверняка, он найдёт какой-то темп, и споёт целую песню только из всхлипов и вздохов. А если не получится, то Кейа ему в этом поможет.
— Покажи мне себя, — шепчет мужчина. Венти снова повинуется, пару раз моргая, чтобы вернуть себе ясность зрения и хоть крупицу возможности мыслить. Приподнимается на кровати, стоит на коленях, смело распрямив позвоночник. Кусает губы, проводит руками вдоль всего тела, призывно качая бедрами, опускает до забавного строго оттопыренный палец на головку своего члена, выводит круги одной подушечкой. Кейа не мог и подозревать, что он такой мастер соблазнения, а в одном корсете он выглядит уж чересчур сексуально.
И он, хиличурлы подери, знает это. Он прекрасно видит, что он делает с Кейей, и ему это несказанно нравится. Он дразнит его, выпуская наружу кончик языка, проводя им по нижней губе, поднося палец ко рту и невзначай облизывая и его. Прогибается в спине, наматывая косу на палец. Улыбается хитро, сверкает голубыми глазками.
— Хочешь, чтобы я повернулся? — заговорчески предлагает он, оттопыривая свою задницу, и, да, Кейа хочет, чертовски хочет. Хочет увидеть эти два белоснежных холма и дырочку, что нетерпеливо пульсирует. И видит. Венти приставляет смоченный собственной слюной палец ко входу, крутит им вокруг отверстия. Опускает голову на постель, выше поднимая попку. Альберих наскоро скидывает с себя вещи, а он смотрит, наблюдает за этим, уткнувшись лбом в кровать, и ему, кажется, наплевать, что картинка перевёрнута.
А Кейе, кажется, наплевать вообще на всё. Он хватает мальчишку за живот и грудь, поднимает с кровати, прижимает его тело к себе. Жадно вдыхает аромат сессилий, которыми бард пропах настолько, что запах этот стойкий и сильный, даже когда берет с цветами покидает его голову. Он не может удержаться, чтобы уткнуться носом в грациозный изгиб шеи, не может убедить себя не давить так сильно на хрупкое тело, потому что хочется обнять его так, словно больше никогда возможности не представится. Венти не мешает ему и ничего не говорит, не жалуется на этот внезапный порыв нежности, и просто покорно ждёт. Ждёт, пока Кейа не начнёт целовать его плечи и спину, пока не станет водить ладонью по низу живота. Тогда он и показывает, насколько сильно ему не терпится: сам толкается в чужую руку, шепчет на ухо пошлые комментарии о том, как он хочет его член. И когда тонкие пальцы касаются этого самого члена, Кейа готов признать, что он и сам уже не в силах терпеть.
Он разворачивает Венти, целует, грязно, страстно, валит его обратно на постель. Отпускает сладкие губы только, чтобы смочить пальцы. Венти так и не вошёл, оставив эту привилегию мужчине, и тот с радостью воспользуется ей. Он вводит палец, и бард сжимает его плечи, охая. Совсем не выглядит, как человек, которому больно, хотя и тугой ужасно. Даже один палец еле помещается, однако вскоре вполне способны втиснуться и три. И, возможно, вполне способен будет втиснуться и член Кейи.
Он входит. Медленно, осторожно. Так, как в последний раз делал это с Итером. Вообще-то, если подумать, в постели они похожи. Конечно, Венти более опытный и умеет подыграть, в отличие от путешественника, но млеют от прикосновений они абсолютно индентично. И оба отлично принимают его в себя.
Венти стонет, вдавливает ногти в его руки, сам начинает двигаться навстречу. По-началу, размеренно, тягуче, осторожно. На его лице капли пота и выражение истинных мук. Кейа убирает растрепавшиеся пряди с его лба, оглаживает щёки. Они у него такие красивые. Он никогда даже и не задумывался о том, что с ними Венти выглядел так мило. Так очаровательно, так притягательно, так…
Резкий толчок выбивает из лёгких Альбериха весь воздух. Венти вскрикивает, пытается повторить это движение, и Кейа находит в себе совесть сжалиться. Почти полностью выходит из него и резким быстрым хлопком возвращается назад. И тогда вечно неудовлетворённый парень решает, что темп слишком медленный. Не то, чтобы Кейа злится, он сам только рад ускориться, но хочется хоть немного отдышаться посреди всего происходящего. Жаль, что ему не позволяют. Наверное, жаль.
А Венти и впрямь очень певуче стонет. Может быть, Кейа мог бы кончить, только слушая эти прекрасные звуки. По-началу ему отчего-то интересно попробовать найти в этой «песне» припев, но он быстро забывает об этом, теряясь в ощущениях. Внутри Венти слишком хорошо, и его руки на спине капитана чувствуются так правильно, и расстрепавшиеся волосы выглядят так очаровательно мило… Может быть, это всё секс, но Кейе кажется, что он пропал. И особенно сильно кажется, когда короткие ноготки вдруг с силой вонзаются в его кожу, а их хозяин издаёт такой звук, который не сможет воссоздать ни одни музыкальный инструмент в мире. И Альберих кончает вслед за ним, утыкаяясь лицом в матрас, совсем рядом с головой барда.
Они оба загнанно дышат. Почти в унисон, словно дуэтом, но всё же не могут идеально попасть в темп друг друга. Кейа думает, что он просто не певец. Гладит белоснежное тело с бархатной кожей, целует хрупкое плечико. И, засыпая, почему-то хочет проснуться всё ещё рядом с ним.