***
Неожиданное появление Кагыра с подружкой в холле заставляет Леттенхоффа сбиться с шага и переждать пару долгих и томительных минут за безопасной колонной. Четверг и так выдался слишком длинным, чтобы хоть как-то контактировать с людьми. От привычек не так-то просто избавиться, и Лютик, прежде чем вывалиться на открытое пространство, осторожно высовывается из своего укрытия, а уже после решительно направляется к дверям. Шаги. Прямо целый марш… Так в школе передвигается только один человек. Единственный и неповторимый Муир-Мосс. Юлиан от греха подальше в два прыжка возвращается за колонну, жмётся к ней лопатками и задерживает дыхание. Сердце — что странно — с такта почти не сбивается, не выдаст барабанным грохотом разогнавшейся на адреналине крови. Обострившийся слух ловит каждое движение Лиама. Легонько, почти неразличимо скрипят дверные петли, коврик услужливо приглушает шаги… Леттенхофф решает нагнать юношу спустя минуты три. Держится, конечно, как можно дальше: его новоприобретённое геройство пока ещё не слишком успело оторваться от реальности, а получать по лицу от футболиста — так себе времяпрепровождение. Мыслей нет — только тишина, и даже чудище вскидывает белый флаг: окончательно свихнувшийся Лютик просто ни с того, ни с сего решает проследить за одним из самых опасных волков в шайке шакалов, здесь оно полностью бессильно. У семьи Муир-Мосса довольно приличный дом в респектабельном спальном районе, но направляется он, конечно же, в центр. Говнюки не могут после занятий пойти домой, верно? Не могут же они вести себя как обычные люди? Ладно, может, Леттенхофф немного утрирует, но чего-то злодейского он всё-таки ожидает. И потому даже не верит своему счастью, когда за весь путь тайт-энд оборачивается лишь однажды, но почему-то не замечает преследователя. В небольшой кофейне довольно людно. Лиам уверенно бросает сумку рядом со столом и устраивается на стуле, а Лютик падает на весёленький розовый диванчик в противоположном углу помещения и тут же хватается за распечатанный лист меню. Напряжение колет под лопатками, горчит на языке и ерошит волосы на затылке ледяными пальцами. Усталого вида официантка — ровесница матери с пустым взглядом и длинными алыми ногтями — слегка покачивая потерявшими изящность юности бёдрами проплывает мимо столика и замирает так, что Юлиан теряет Лиама из виду. Он торопливо брякает что-то смутно напоминающее заказ и с облегчением выдыхает, когда женщина покидает его уединенный наблюдательный пост. Теперь за столиком Муир-Мосса куда как оживлённее. Перед ним сидит незнакомый Лютику парень с довольно красноречивым выражением лица. Примерно такое же появлялось ни раз, ни два, даже ни тысячу на памяти Леттенхоффа. Злое, неправильное, корёжащее даже идеально вылепленные черты выражение, которое считывается как острое желание кому-нибудь что-нибудь отгрызть. С Лиамом они похожи как дальние родственники — у незнакомца черты лица не такие изящные, одежда сидит как-то неправильно, но, в целом, что-то общее есть. Нужно успокоиться. Пока он так пристально пялится, словно мышка, зачарованная змеем, то слишком рискует. Приходится отвернуться к окну. За стеклом ничего интересного — жизнь в центре несколько более торопливая, чем в излюбленных местах Леттенхоффа. Люди стремятся проглотить побольше впечатлений, впитать максимум удовольствий. Это природа людей, и кто Лютик такой, чтобы судить их? Лютик просто смотрит на мелькающие плечи, затылки, машины на перекрёстке — и дышит. Короткий вдох, а после — максимально длинный выдох. Простейшая вариация медитации. Это помогает сконцентрироваться на важном, отделить лишнее… И обычно помогает справиться с подступающей и совершенно ненужной паникой. Но сегодня не срабатывает. Один из силуэтов, проскочивших мимо окна, вдруг останавливается и оборачивается. Издав что-то среднее между болезненным стоном и малоразличимым ругательством, Леттенхофф заставляет официантку надменно хмыкнуть. Она, однако, всё ещё ждёт своих чаевых, а потому от комментариев воздерживается. Запах свежего капучино немного приводит Лютика в себя. Осторожный и быстрый взгляд касается Лиама и его визави. Из-за шума невозможно понять, о чём они разговаривают, но Лютик практически уверен, что может догадаться. Не успевает. После короткого мелодичного «дзынь» от дверного колокольчика в помещении становится слишком много футболистов на квадратный метр. Разноглазый Кот со слегка виноватой улыбкой опускается на диванчик напротив и практически мурлычет: — Какая встреча, Юли. Ты же не против моей компании?.. Кстати, шикарно выглядишь, — частит Шрёдингер и взмахом руки подзывает уставшую официантку обратно. Леттенхофф уже хочет открыть рот и сказать чёртовому Коту, чтобы тот катился отсюда хоть куда-нибудь, но вместо этого он улыбается. Да, Лютик и сам прекрасно знает, что во взгляде нет ни искры естественности, но ему вдруг приходит в голову, что незваный гость послужит прекрасным прикрытием, если Муир-Моссу вдруг захочется осмотреться и наткнуться на свою излюбленную грушу для битья. Лиам слишком сука для того, чтобы лезть на рожон. — Спасибо… Значит, это действительно ты мимо окна проскочил, и мне не показалось, — Лютик проговаривает фразу спокойно и уверенно. Цепляет пальцами ручку чашки и прячется в капучино, давая своему измочаленному последними событиями мозгу передышку. Ситуация критическая. Ему совершенно не улыбается приобрести себе ещё одного отбитого наглухо футболиста в качестве верного врага. Пока что Шрёдингер, конечно, ведёт себя слегка странновато для страдающего от чешущихся кулаков спортсмена — делает комплименты, ищет возможности встретиться и даже зовёт на кофе, но доверять ему лучше не стоит. Он — не Кагыр. На этом всё. Без пост скриптума. — Как сам? Что нового? — Ничего выдающегося, — признаёт несколько холодно Кот. — Знаешь, Сезон только начался, нужно как-то совместить тренировки, игры и учёбу… Это похоже на жонглирование, если ты понимаешь, о чём я. А у тебя что нового? Если после первой фразы Юлиан ещё мог что-то предугадывать в этом разговоре, то вторая врезается в него не успевшим оттормозиться экспрессом. Футболист не так прост. Приходится ещё раз себе повторить: осторожнее, это не Кагыр. Шрёдингер может говорить всё, что ему нравится, но это не доказывает его искренности и чистоты намерений. — Даже не знаю, — Леттенхофф возвращает чашку на столик. На его счастье официантка возвращается с ещё одной порцией капучино, позволяет немного обдумать собственные слова. Лютик ей благодарен, правда. И явно не меньше, чем его визави, который даже походя делает женщине какой-то комплимент. То ли улыбка красивая, то ли обслуживание как в мишленовских ресторанах — думать становится сложно. Хочется себя ущипнуть. — Всё по-старому. Конечно же, из всего многообразия ответов Леттенхофф играючи выбирает самый хреновый. Над их столиком повисает несколько неловкое молчание, которое футболист разбивает как хрустальную вазочку — без лишних реверансов и бессмысленных сожалений. Он просто отодвигает немного капучино и кидает на стол локти. И не выглядит при этом угрожающе или Боги знает как ещё — скорее немного разочарованно и грустно. — Слушай, я понимаю, после знакомства в клубе тебе кажется, что я либо алкоголик, либо кобель, либо полностью отбитый… — перечисление и так выходит довольно знаменательное, но Шрёдингер всё равно подытоживает. — Либо всё вместе взятое. Правда, Юли, понимаю. Первое впечатление два раза произвести невозможно, так ведь? Но, если честно, я вообще не такой. Спроси у кого угодно из команды, Эрвин де Виар — скучнейший книжный червь, помешанный на комиксах. Лютик чувствует, как резко забастовавшие мышцы лица складываются в истерический смешок и торопится утопить эту эмоцию в кофе. Получается. В принципе, он даже готов перевести разговор в более нейтральное русло и спровадить Кота парой-тройкой намёков, но в кофейне происходит сразу несколько вещей. Во-первых, около их столика материализуется куда более радостная официантка с аппетитным кексом на тарелке. Во-вторых, Юлиан переводит на неё взгляд и заглядывает в глаза повернувшемуся в его сторону Муир-Моссу. В-третьих, Лиам замирает, а сердце Леттенхоффа пускается в галоп. Застывшее на секунду время возвращает себе привычную скорость. Тайт-энд отворачивается, скользнув безразличным взглядом по Шрёдингеру, а Лютик провожает его взглядом до дверей. — Комплимент от заведения. Хочешь кусочек, Юли? Единственное, чего Юлиан действительно хочет, так это чтобы Кот перестал мимикрировать под нормального, а Лиама поразила внезапная амнезия. Единственное, что он получает — половину действительно вкусного кекса с вишней и номер Эрвина.***
Кто-то не любит понедельники, некоторым жизненно необходимо плевать на среды, а Геральт пожизненно ненавидит пятницы. Его угнетает вся эта суета перед уик-эндом, кажется, с рождения. Каждую пятницу, неважно, чем он занимается, где находится и насколько прекрасен был предшествующий четверг — всё катится в задницу. Он разбивает любимые кружки, обливает кофе единственные чистые брюки и обязательно режется при бритье. Психолог давно уже привык не ожидать от этого про́клятого Милетэле дня ничего хорошего. Так что, когда чёртова машина отказывается заводиться, он вообще не удивляется, только отправляет Цири на школьный автобус. Его воспитанница изрекает что-то вроде: «Это у тебя просто образ мыслей пессимистичный, Геральт», и ему приходится одарить её довольно холодным взглядом, не предвещающим ничего хорошего. Девчонка в ответ только показывает язык и сматывается побыстрее: одно дело злить Ржезника издалека, и совсем другое — получить головомойку. Убив четверть часа на бесполезнейшие попытки воскрешения чёртова ведра с болтами, психолог вдруг отмечает, что начисто запорол не только последние чистые брюки, но и единственную чистую рубашку. После экстренной смены костюма на совершенно неприемлемую футболку и чуть менее неприемлемые джинсы, Геральт захлопывает дверь дома, направляет мысленные мольбы всем Богам, что наверняка сейчас потешаются над ним и направляется на работу. По пути — ну конечно же — начинается не просто ставшая уже привычной лёгкая прохладная морось, а самый настоящий ураган. На пороге школы Ржезник оказывается вымокший до нитки, злой как стадо оголодавших нильских крокодилов и с ритмичным нервным тиком сразу обоих глаз. А ведь сегодня даже не тринадцатое число… Он сворачивает в первую подвернувшуюся уборную, тщательно изучив табличку и убедившись, что она действительно мужская. От чёртовой сраной пятницы ждать можно просто чего угодно. Промокшая одежда неприятно липнет к телу, да и в целом Геральт просто ненавидит выглядеть непрезентабельно. Благо, здесь есть сушилка для рук. Ржезник без лишних размышлений стягивает футболку и выжимает её в раковину. И, конечно же, ничего не может просто пойти так, как надо! Посетителя уборной выдает сначала звук открывшейся двери, а потом уже тихое «ой». Геральт зажмуривается и стискивает зубы, сжав несчастную футболку так сильно, что при чуть большем усердии мог бы вывихнуть и пальцы. Сейчас восемь тридцать. Осталось немногим больше пятнадцати часов… Надо потерпеть… Посетитель, кажется, вообще теряется от происходящего и начисто забывает, зачем вообще сюда пришел. Отжав футболку ещё раз, Ржезник закидывает мокрую вещь себе на плечо и, развернувшись, складывает руки на груди. Леттенхофф, замерший недалеко от двери, никогда не видел у Геральта такого впечатляющего оскала. А Геральт никогда не видел у Леттенхоффа такого придурковатого выражения лица. Что, Лютик, новый рычаг давления? — Под дождь попал, — проговаривает, наконец, Юлиан. И почему-то начинает краснеть. Геральт, продолжая улыбаться — скалиться — взмахивает рукой. Взгляд мальчишки, переметнувшись на оголённый торс, с большим трудом возвращается к лицу. Интересно… — Попал. Неудачный день, в общем. Мокрый до нитки, — Ведьмак не торопится развивать беседу. Ему это, во-первых, не нужно, а, во-вторых, куда интереснее наблюдать за реакцией Леттенхоффа. Конечно, потом Геральт обязательно скажет себе, что так провоцировать юношу вообще-то было непрофессионально, но сейчас ему просто нужно отыграться из-за череды несчастливых пятниц, только и всего. — Поможешь мне выжать джинсы? Лютик на секунду чувствует себя разорвавшейся атомной бомбой. А потом, выдохнув, вспоминает про Йеннефер. Удивительно, как ничем не обоснованная ревность может придать сил. Он улыбается — даже отчасти нежно — и произносит: — Мокрые джинсы куда лучше смотрятся на заднице, Геральт. Оставь так. Я на урок опаздываю. До встречи, — Леттенхофф покидает уборную решительно, но без спешки и с высокого поднятой головой. И чёрт его знает, кто удивлен после произошедшего больше: нервно хихикающий мальчишка или замерший каменным изваянием психолог.***
— Только не говори мне, что слухи, которые про тебя пустил сегодня Муир-Мосс правда, — Кагыр, стыдливо подтягивающий серую тонкую водолазку, произносит это, не отвлекаясь от книги. Цири, примостившаяся по левую руку Леттенхоффа, шикает на него в ответ, но бывший капитан реагирует на происходящее только приподнятой бровью. Да, когда Лютик выдернул товарища с экономики, он не вполне рассчитывал на встречу с Цири в библиотеке. Кеаллах, стоит отдать ему должное, с девушкой поздоровался, даже не пряча глаз и не постарался ускользнуть по надуманному поводу. — Мы же не поэтому здесь? — Какого рода слухи? — И всё-таки Эмрейс не может удержать своё любопытство в узде. Она даже отодвигает от себя конспекты и с огромным интересом вглядывается в лицо Лютика, словно у того должна была как минимум случиться помолвка с Рейне. — Я их ещё не слышал, — аккуратно отмахивается Лютик. Он вообще-то собирался выговориться Кагыру, никакой Ласточки в планах не было. Рассказывать девчонке по поводу своих взбунтовавшихся гормонов при виде полуголого психолога почему-то не хочется. — Что нового рассказывают? — Про Шрёдингера, — Кеаллах отрывается от учебника и внимательно смотрит. Вот только до взгляда Геральта ему ещё далеко — опыта в рентгеновских исследованиях маловато. Юлиан выдерживает взгляд, отмалчивается, неопределённо дёрнув плечами. — Сказал, что вы на свидание ходили. — Это была моя личная разведывательная миссия. Следил за Лиамом. — Зачем? — Цири хмурится. С явной неохотой переводит полный пренебрежения и плохо скрываемой обиды на Кеаллаха, когда не получает от Леттенхоффа никакой реакции. — Что вы замутили? — У Юлиана период геройствования, — скучающим тоном заявляет Кагыр потолку, уже успев поставить стул на две ножки. — Или период джеймсобондирования. Я не специалист по этой части… — Зато тебя вообще не беспокоит, что Юлиан следит за твоими бывшими товарищами по команде? — Елейно интересуется Цири. Лютик чуть отодвигается от стола, чтобы перехватить девчонку, если она решит выцарапать строящему из себя высокомерного козла Кагыру глаза. — Может, хватит, Кагыр? Вы, блядь, решили всё-таки заставить футболистов очистить твою репутацию? Блядь — хорошее слово. Ёмкое, прекрасно краткое. Леттенхофф и моргнуть не успевает, а два его друга синхронно, на высший балл, подскакивают со стульев. Две зверюги, жаждущие крови. Приходится придушить в зародыше собственное малодушное желание юркнуть под стол и отсидеться там, подняться. — Тихо вы, оба! Я вообще не понимаю, зачем сейчас… — Лютика прерывает Кагыр. Просто его пальцы сжимаются на капюшоне и без каких-либо усилий отволакивают подальше. Цирилла вскидывает голову, бесстрашно глядя в лицо Кеаллаха, чуть склонившегося над ней. — Мы, Цири, ничего не решали. А если бы и решали, то по-дружески, — он переходит на очень едкий тон. Хоть металл растворяй. — Тебе бы сообщили. Но здесь дело совершенно не во мне и даже не в Юлиане. Ясно? — Ясно. Кстати, Кеаллах. Приложи компресс к засосу, побыстрее разойдётся. — К какому из трёх, Эмрейс? — Произносит Кагыр таким тоном, что даже Леттенхоффу хочется ему врезать. Цири, видимо, в этом солидарна. Удивительно, как быстро она умеет двигаться в критических ситуациях. Всего за пару ударов лютикова взбесившегося сердца девчонка успевает схватить со столешницы учебник и наотмашь влепить книгой по надменно-красивому лицу бывшего капитана. Отшатнувшийся от неожиданного и подлого удара юноша едва не сносит Юлиана, а девчонка, схватив сумку, демонстративно громко хлопает дверью. — Знаешь… Предложение о виски всё ещё в силе, — с неожиданным смешком добавляет Кеаллах. Юлиан поневоле задумывается о возможности получения сотрясения после удара учебником, потому что Кагыр улыбается.***
Впервые Юлиан не торопится пересекать коридор и стучаться в дверь кабинета школьного психолога. Он стоит, привалившись плечом к стене и раздумывает над тем, как теперь разговаривать с Геральтом. Тот сегодня явно не в духе… Но это не главное. Главное — его удивительно прекрасный оголённый торс. Сколько там кубиков пресса?.. Шесть? Просто «Плэйбой» для не совсем гетеросексуальных представителей человечества. Йеннефер повезло, кто бы она ни была. Лютику — нет. Впрочем, ничего нового, верно? Чудовище внутри сидит притихшее. Его помощь сейчас нерелевантна, Леттенхофф в состоянии сам себе нервы вытянуть… Но идти всё равно придётся, сколько бы он здесь не стоял, верно? Нужно быть честным хотя бы с самим собой — можно сколько угодно разглядывать солнце или ещё что-нибудь подобное, великое, недостижимое… Но адекватные люди на разглядывании и останавливаются — если банальная логика говорит о том, что нет ни единого шанса, значит, шансов действительно нет. И пусть после этого нехорошо горчит на языке, а горло предательски сжимается. Это правда. Истина. Непоколебимый колосс, атлант, что держит на плечах небо. Лютик выдыхает, набрасывает на лицо лёгкую улыбку и решительно преодолевает коридор. Он, в принципе, даже не удивляется, увидев Лиама, направляющегося ему навстречу. Да и на лице Муир-Мосса нет и следа шока. Тайт-Энд чуть замедляет шаг, и, поравнявшись с Леттенхоффом, хмыкает: — Давно нализываешь яйца Шрёдингеру? — Не ревнуй, Лиам. Попроси лучше Рицци или Флави, они тоже неплохо справятся. Обычно после таких язвительно-колких фразочек спина Леттенхоффа встречалась с какой-нибудь твёрдой поверхностью, а рёбра — с ботинком Муир-Мосса. Но сегодня футболист только кривится, окидывает Лютика взглядом, полным презрения и, вздёрнув подбородок, уходит. Юлиан провожает взглядом его напряжённую спину. Боится справедливого возмездия?.. Что же, де Виар, видимо, заслужил искреннее «спасибо». Под золотистой табличкой обнаруживается записка. Леттенхофф забирает её с предвкушением пополнения собственной коллекции, но мрачнеет, стоит ему развернуть бумагу. «Ты сильно расстроишься, если с ней что-то случится?» Что же, Лиам себе не изменяет. Геральт сегодня не на машине, но ничего не мешает подбросить ему угрозы по другому адресу. Лютик сминает послание, не глядя суёт в рюкзак, к всему мусору, что скопился там за неделю. Встряхивается, привычно цепляет пирсинг зубами и уже после стучит. Привычное, короткое и спокойное «войдите». Вызывающий мурашки лёгкий шлейф Версаче. Геральт, что-то сосредоточенно выстукивающий по клавиатуре. Печатает вслепую, внимательно смотрит в экран своего ноутбука. Клац, клац, клац… Отщёлкивает кнопка электрического чайника. Леттенхофф, оставив рюкзак у дивана, протискивается мимо стола ведьмака. Клац, клац, клац — психолог даже не поворачивается. Кипяток, заварка, керамический чайник… — Задница, значит, в мокрых джинсах выглядит лучше. — Лютик прикусывает язык, продолжает копаться, отцеживая отвар в чашки. Уже бы закончил, но повернуться и смотреть Геральту в лицо совершенно не хочется. Клацанье обрывается. — Юлиан? — Ага. Такая… Ну, я бы сказал… — Приходится заткнуться. Собраться. Леттенхофф забирает чашки и, развернувшись, едва не утыкается в психолога, тут же отступает на полшага назад. И когда мужчина вообще успел встать?! Впрочем, размышлять вообще некогда. Только что заваренный чай выплескивается на бедро и пах. Горячо. Лютик, зашипев, едва ли не швыряет чашки на подоконник. — Чёрт. — Вот и всё, что говорит психолог. Он практически мгновенно оценивает ситуацию и сразу же сует Лютику салфетки. Да, знакомая коробка… Матрикария, кажется. — Снимай. В любой другой момент Юлиан бы точно обрадовался такому предложению, но сейчас ему вообще не до подтекстов. И даже не до шуток насчёт локализации пятна. Он уже готов содрать с себя джинсы, но замирает. Нет. Нет, чёрт возьми, лучше потом ходить в шрамах из-за неправильно обработанных ожогов, чем оголиться перед психологом. — Нет. — Идиот, — пальцы психолога стискивают предплечье. Лютик не находит в себе сил на сопротивление. Может, у него шок, верно? Именно из-за шока он позволяет психологу выволочь себя, как собачонку, в коридор и протащить до кабинета медсестры. Геральт впихивает его за ширму и довольно скупо обрисовывает ситуацию миссис Дермотт, а после покидает помещение. Лютик не слишком любит медперсонал, есть у него к представителям этой профессии несколько вопросов, но от помощи не отказывается. Миссис Дермотт заключает, что всё обошлось малой кровью — Леттенхофф с ней полностью согласен. Он клятвенно обещает обработать кожу какой-то сложно выговариваемой мазью и прощается. В целом, Юлиан — прекрасный актёр. У него было достаточно времени для практики… Вот только он никак не ожидает увидеть в коридоре психолога, ожидающего чёрт знает чего, а потому не успевает скрыть удивление за каким-нибудь другим выражением лица. Геральт, получается… беспокоится? Всё, что зависело от него, он уже сделал — мог бы спокойно вернуться к себе, верно? — Жить будешь, — как можно более безразлично констатирует психолог. Лютику почему-то становится очень тепло. Почти как от текилы, только пьянит по-другому. — А ты надеялся на противоположный исход? — невинно интересуется Юлиан. Взгляд Геральта подтверждает эту догадку, но верить ему совершенно необязательно. Ржезник, помедлив, кивает мальчишке на коридор. Видимо, и правда — цугцванг.