Карельская мечта

Есть в близости людей заветная черта, Ее не перейти влюбленности и страсти, — Пусть в жуткой тишине сливаются уста И сердце рвется от любви на части. И дружба здесь бессильна и года Высокого и огненного счастья, Когда душа свободна и чужда Медлительной истоме сладострастья. А.А.Ахматова       Аня ложится в кровать в районе двух часов ночи, её начало клонить в сон ещё на стадии приготовления ужина. На кухне было пруд пруди народа, все ходили туда-сюда, помогали и мешали одновременно. Ещё заранее девчонки решили написать график дежурства по кухне, чтобы не только им вдвоём убиваться у плиты. Сегодня, как раз, был Анин черëд. После вкуснейшего пюре с гуляшом, под бокальчик красного, что так любезно Кучер со своей женой привезли им в подарок, стало окончательно рубить. Юра, сидевший напротив, заметил это, отправляя жену спать без него, как собственно и в остальные дни прибывания здесь. Обещал только, что сам недолго будет сидеть и постарается потише. Аня первые пару дней обижалась даже, что не идёт с ней спать одновременно, но что тут сделаешь, против нереального желания мужа творить музыку и днём и ночью. Пришлось мириться с таким его графиком и засыпать одной, только потом, сквозь сон ощущая, как Юра приносит под одеяло лëгкий мороз и запах сигарет. Прижимал обычно сразу к себе поближе, грабастая в объятия и обмениваясь температурами.  Вот и сегодня, Аня уже начала проваливаться в долгожданное марево, как острого слуха касается скрип двери. Даже сквозь несвязный шум с первого, слышит Юрины шаги в мягких тапках и как продавливается матрас под его весом.  — Спишь? — Ели различимым шëпотом, чтобы если да, то ни в коем случае не будить. — Нет, иди уже сюда.  Музыченко улыбается счастливо, скидывает с себя тëплую кофту и носки, оставаясь в одних штанах с футболкой и залазит под одеяло, не опасаясь теперь потревожить жену.  — Юр, ну задушишь ведь! — Он так крепко прижимает к себе, что, кажется, даже слышно хруст косточек.  — Я так соскучился, Анька… Всё музыка, музыка, друзья… Даже не пообнимать тебя нормально.  Девушка в ответ только смеëтся, утыкаясь носом в, пропахшую его парфюмом и табаком, майку и обвивает руками за шею.  — Только в два часа ночи самое время, да? — Так уже без десяти три. Прости, ты ведь сама всё понимаешь, ты же не обижаешься?  Юра отстраняется, пытаясь только в естественном ночном свете, льющимся из незашторенного окна, разглядеть что-то в глазах жены.  — Не обижаюсь, конечно! Так говоришь, будто мы первый год вместе, ну ты чего?  — Да переживаю просто, стараюсь везде успеть, а в итоге будто и не успеваю нигде.  Аня безусловно замечает изменения в голосе мужа и отстраняется окончательно, укладываясь на бок, чтобы свободно смотреть друг на друга. — Юрочка, снова ты слишком много на себя берëшь? — Ладошкой гладит его по плечу, а в глазах видит неприятную для себя тоску, так не хочется, чтобы он грустил сейчас.  — Наверное, Анют, я просто… Словно боюсь из-под контроля что-то выпустить, вдруг, что не так пойдёт, как мы хотели?  — Ну и пускай идёт себе, чего же теперь, загоняться из-за этого будешь? Давай так — не бойся где-то выпустить ситуацию из поля зрения, мы же с тобой не можем везде успевать — все взрослые люди, если вдруг и будет что-то не так, как мы хотели, то значит так оно и должно быть. Ты ведь и так уже много что делаешь для всех нас.  — Да, но ведь… Только сейчас понял весь груз ответственности, и тут даже не про дом, про альбом скорее.  —  А чего альбом? У меня уже в ушах гудит от ваших ежедневных репетиций и проб. Чтобы вы, да в такой обстановке, да под рюмочку и не написали чего-то стоящего — не верю.  — Кажется, ты как всегда права, а я что-то загнался опять, наверное вино так действует. И знаешь, пускай и правда всё идёт как должно, просто будем делать хорошую музыку. Ради этого же всё, а не чтобы голову ночами ломать. — Вот и молодец. Я не сомневалась, что ты придëшь к этому.  Юра улыбается, наконец успокоив своего внутреннего паникëра, целует мягко жену в лоб и переворачивается на спину, подставляя плечо для любимого Аниного спального места.  — Что бы я без тебя делал?  Кладёт руку на её талию, уже ощущая на своей груди мерное дыхание — утомил своими разговорами, время ведь и правда позднее.  — Спился бы ещё до Шляпников.  Аня отвечает еле слышно, уже погружаясь в сон, а Юра только смеётся тихонько — его жена, как всегда, не стесняется выдавать правду и это ещë одна из тысячи причин, за что он её так любит.  Утром просыпаются от долбëжки ударных на первом этаже. Настенные часы с неработающей кукушкой показывают всего десять утра, а это значит, что проспали всего около семи часов.  — Блять, и что Вечеринину не спится то? — Аня отворачивается от матерящегося мужа и накрывается с головой толстым одеялом.  — Это не он, Пашка, падла, мстит нам, что вчера спать ему днём не давали.  Юра уже узнаёт своих коллег по манере игры на любом инструменте, так они притëрлись друг к другу.  — Так, а зачем вы ему не давали?  — А нехуй ночью с Анькой кувыркаться, а во время работы мух считать.  Девушка уже понимает, что зря Личадеев решил козни такого рода строить, Юра с утра — это, наверное, самое опасное на что можно наткнуться по неосторожности. И знает, ведь, что потом фронтмэн пол дня злой ходить будет, всë равно играть не прекращает, как на барабанах, так и на нервах. А из-за него потом всему коллективу Юрины закидоны терпеть.  — Лучше бы ты ночью с Анькой кувыркался, только не с той, а которая рядом лежит.  Решает пойти на крайнюю меру сглаживания углов и подбирается к, собравшемся уж было вылезать из одеяла, мужу.  — Ничего себе, какое предложение! Юра аж замирает на месте, боясь порыв её спугнуть. Последняя близость у них была ещё в Питере, перед самым отъездом, а тут всё никак не доходило. То ложились глубокой ночью, то напивались, а ещё и куча людей вокруг совсем романтики не добавляли, только, разве что, адреналина.  Девушка ничего не отвечает, только запускает руки под его майку, а губами шеи касается, ведёт выше — целует кадык, скулы, пальцами уже резинку штанов цепляя. Так давно не делала мужу приятно, не получая ничего взамен, а только кайфуя от того, что доводит до  удовольствия…  Узел накатившего возбуждения резко завязывается внизу живота, когда Юра вдруг не выдерживает и перекатывается, подминая под себя.  — Чего бы ты хотела? — Смотрит затуманенным взглядом, тянет вверх её майку и открывает себе чудесный вид.  Тут же губами накрывает вздëрнутый сосочек, сминая в ладони вторую грудь.  — Хотела тебе сделать приятно, но… и так хорошо. — Аня еле слышно шепчет, томно выдыхая от такой сладкой ласки.  Одной рукой Юра уже пробирается под кромку штанов, тут же ныряя в трусики, на что Аня поражëнно выдыхает.  — Заманчивое предложение, но давай сегодня по моим правилам… — Он дразнит, касается приоткрытых губ в лëгком поцелуе, а внизу уже вставляет один палец, не забывая проходится по клитору.  Девушку выгибает от тягучего наслаждения, оно словно резко прошибает, а затем расползается по телу кляксой. Руками прижимает Юру ближе, ластится к нему, старается поймать губами, чтобы поцеловал наконец нормально. Но он в ответ лишь ласкает шею, периодически касаясь щëк, оставляет мокрые следы, тут же смазывая их.  Когда в неё проникает второй палец, снова выбивая тихий стон, в дверь настойчиво стучат.  — Музыченко, хули вы спите то?! Кто коров доить будет?! — Мустаев со своим непревзойдëнным и, порой, бесячим чувством юмора, решает поработать глашатаем.  — Тише, тише, мы ещё спим… — Юра наклоняется к Аниному ушку и жарко шепчет, вдвое ускоряя движения пальцев. Трахает её ими, выбивая жалобные всхлипы и тут же закрывает её рот поцелуем.  Языком глубоко, мокро, чтобы не посмела ни звука лишнего издать, а ладонь с пальцами уже все мокрые, что аж неприличные звуки слуха касаются.  — Он услышит, Юра, я почти…  Девушка уже не особо контролирует речь, только выгибается дугой с немым стоном в руках мужа.  — Да, вот так, кончай, Анечка…  Он доводит её до пика, выжимая весь оргазм до последней капельки. Останавливается, только когда она его руку своей накрывает, чтобы прекратил мучить и сладко откидывается на подушки.  — Стоит спасибо Паше сказать, что разбудил так рано. — Аня тихо смеëтся, всё ещё боясь выдать их пробуждение.  — С тебя должок.  Музыченко ухмыляется, целует жену напоследок и выходит, наконец, из комнаты. Только не к остальным, а в душ — надо же следы утренней страсти убрать, а то со смазкой на пальцах и каменным стояком как-то не комильфо играть.  Аня же, позволяет себе поваляться ещё пять минуточек, кайфуя от лëгкости в теле после неожиданного удовольствия — проверяет уведомления в телефоне, интересуется у мамы, как там им с Лизой сидится, лайкает пару постов, бегло читает новости и, наконец, заставляет себя подняться. Хорошо бы сначала в душ, а потом и поесть — в животе уже урчит. Как назло, забыла кто сегодня дежурит по кухне, чтобы оценить степень съедобности предстоящего завтрака.