Влюблённые наполовину

      Люси читает про себя вопрос и думает о том, что он лёгкий ровно на столько, насколько тяжёлый. О её мечте стать писательницей знают близкие друзья, как и о начатом романе, спрятанный надёжно (от Нацу, от греха подальше). А вот раскрывать это перед предводителем громовержцев... Такая себе ситуация, но ведь деваться всё равно некуда. И кроме того, все прекрасно знают, где она работала, пока в течении года их гильдия моталась по свету и искала себе угол в ожидании возвращения домой. К слову, работа заклинательницы в журнале не шла ни в какое сравнение с тем, чем занимался сам Лексус в Синих Пегасах. Святые угодники! Хартфилия ощутила, как жар приливает к щекам, стоило только представить, как он удовлетворял особей женского пола разных возрастов. Непонятна только причина этого жара в щеках. Смущение? Или ревность? Люси очень хочет верить, что первое, но покалывание в пальцах которые едва не потянулись к хлысту говорят об обратном. Она ревновала. И ревновала настолько, что готова была найти каждую кого обслуживал Дреяр и показать им, что посягать на чужое чревато последствиями. Чужое? Хартфилия едва подавила истерический смешок.       "Очнись, Люси. Тебе реальнее прожить год в мире духов, чем приблизиться к нему", — настроение летит в Тартар от собственных мыслей.       — Хотели бы вы быть знаменитым и в чём? — Хартфилия делает глубокий вдох, отвечает сдержанно, словно она даёт интервью:       — Да, — собирается с духом, отвечать нужно в любом случае. — Я хотела бы стать писательницей, — от того, как он выгибает бровь после ответа Люси становится дурно.       Вот сейчас он посмеётся, и она вновь ощутит себя букашкой. Ничего нового или сверхъестественного, но на душе начинают скрести кошки, потому что именно от него такое отношение ранит. Только Лексус не смеётся, лишь смотрит изучающе, словно впервые её увидел и у Хартфилии сердце словно сошло с ума. Заколотилось с бешеной скоростью и только, когда она уловила лёгкое подозрение в глазах мужчины напротив, Люси опомнилась. Драконий слух. Интересно, в который раз за последние несколько минут она хочет дать самой себе затрещину? Прикрывает на мгновение глаза, так, словно моргает и пытается успокоиться. Нет никакого желания ещё больше падать в глазах Дреяра.       Однако, пока на вопрос ответила только она. Только Лексус не торопится, что-то обдумывает. Это заклинательница понимает по его мимике и наверное, не наблюдай она за ним столько времени, хоть и тайком, то не заметила бы. Ей интересно услышать ответ. По коже даже пробегают мурашки от предвкушения и в какой-то мере, Хартфилия даже испытывает благодарность по отношению к Мире. Если бы не вся эта ситуация, то ей бы никогда не удалось узнать настолько личную информацию о Дреяре. А учитывая количество вопросов впереди, можно смело предположить, что информации этой будет ещё больше. Вот только было бы ещё это в одностороннем порядке, чтобы отвечал только Лексус. В противном случае, Хартфилия легко может сдать сама себя со всеми потрохами и терпеть после пожизненные насмешки. Нет. Мира совершенно точно получит взбучку и не важно, что по силе она порядком выше. Люси будет обязана получить компенсацию за всю эту нервотрёпку.       — Писательницей, значит? — задумчивый голос Лексуса не звучит как вопрос, скорее константация факта. Хартфилия не понимает зачем он тянет, почему не отвечает на вопрос, дабы скорее перейти к следующему. — Писателей в нашей гильдии ещё не было, — мужчина рассуждает, всё время ловит расстерянный взгляд Люси и даёт знак Мире. Выпивка.       Если письмена сейчас изменят, чтобы принести заказ Лексуса, то может она сможет сбежать и спрятаться? Потом попросит сходить Локи за заданием и поминай как звали единственную заклинательницу Хвоста Феи. В конце концов, она не по своей воле во всё это вляпалась и не обязана... Надежды рушаться, когда напитки просто появляются на столе. И к её великому удивлению, на столе стоят две чашки с ароматным фруктовым чаем. Непроизвольно вдыхает аромат, прикрывает в наслаждении глаза и обхватывает свою чашку обеими руками, потому что напряжение холодом гуляет по венам и горят только щёки. Сперва от ревности, после от смущения. И так хочется крикнуть ему, что он самый натуральный змей-искуситель, но язык точно прилип к небу.       — Я не хотел быть знаменитым, но я довольно популярен в особых кругах, — ох зря это он. Конечно популярен, в Пегасах очередь выстраивалась к великому и прекрасному громовому убийце драконов. Люси не выдерживает, хмыкает и чувствует, как привитые отцом манеры пробуждаются.       Заклинательница максимально сводит ноги, чуть поворачивает их влево и выравнивает осанку, позвоночник натягивается точно струна. Взгляд карих глаз становится холодным, с лёгким налётом надменности. Делает аккуратный, бесшумный глоток ещё горячего чая и ставит чашку. Так же бесшумно. Деловито складывает руки на коленях, подавляет в себе любые эмоции и теперь уже сама не стесняясь смотрит в глаза мужчине.       — О, я была наслышана о твоей популярности, Лексус, когда работала в журнале. Хорошо, что в моих полномочиях не было обязанности брать интервью, — из неё сочится желчь, Люси себя не узнаёт. Но ревность подобно яду отравляет изнутри.       Лексус же от подобного только веселиться, его смех на пару секунд сбивает с Хартфилии всю спесь, но она берёт себя в руки. Наверное, отец каким он был прежде, сейчас бы гордился ей. Только вот мужчина на это лишь ухмыляется, перегибается через половину стола и Люси даже страшно на мгновение становится. Но Дреяр не источает неприязни или злости, он расслаблен и заинтересован. На таком близком расстоянии заклинательница это видит отчётливо.       — Выключи стерву, болельщица. Хвостатой, ты мне нравишься больше, — у Люси на слове "нравишься", сердце замирает.