UnderFaith

      Пурга вставала перед глазами непроглядной стеной, сливая всякие очертания в единый белый ком. Санс точно не был готов к столь резкой смене погоды. Мужчина шел практически на ощупь, на ходу вспоминая путь к месту остановки. Благо, даже несмотря на сложившуюся ситуацию, единственная сильная сторона Санса - память, не подводила его. Лицо болезненно щипало, а руки тряслись и не повиновались, уже не из-за волнения, а больше от холода. Мужчина только усмехнулся про себя. Холод, что пробирает даже монстра как он, “забавно”. Санс опомнился, вновь переняв свое внимание на ребенка. Прижимая того как можно ближе к себе, мужчина старался придерживать все края куртки, скрывая тело мальчика от метели.       Следуя вперед, Санс продолжал с сожалением смотреть на спасенного у себя в руках. Сейчас мальчик был полностью скрыт под курткой, но мужчина отчетливо помнил его лицо - бледное, исхудалое, но не выражавшее боли, словно ребенок крепко спал. Счет времени был утерян. В спешке Санс осознавал только одно - прошло как минимум предостаточно для того, чтобы Папирус начал беспокоиться, как максимум - у брата к этому моменту уже созревала идея бы бросить все и идти на поиски.       Наконец, проявились знакомые очертания крупной несущей стены, пробивающейся сквозь снежнуюзавесу.       - Санс? - неуверенно выкрикивал парень, завидев приближающуюся фигуру.       Папирус стоял возле палатки, перебирая ноги от холода и волнения. Потирая ладони, парень старательно вглядывался на приближающегося, взявв рассмотрение возможность самообороны, но стоило ему расслышать в завывающем ветре знакомое “бро”, как прежний настрой бесследно улетучился.       - Ты, ленивые кости, Создатель тебя подери, - продолжал яростно голосить Папирус с неприкрытой радостью и волнением, - где тебя носило?!       Вырванный из неги пустующего разума, Санс, практически полностью пропустил сказанное в свой адрес, но подходя к палатке, возле которой ждал младший, мужчина посчитал чуть ли не своим долгом отпустить шутку в ответ:       - Фу, как некультурно.       Папирус всегда поражался этой черте брата. В самой паршивой ситуации этот самоназванный “комик” отшучивался и усмехался, словно показывая самой судьбе, кто ведет у руля в его жизни. И как полезно и замечательно это не смотрелось на первый взгляд, парня до дрожи раздражали извечный сарказм и каламбуры Санса. После этой же глупой фразочки, Папирус в очередной раз возгорелся навязчивым желанием придушить старшего брата буквально сейчас же, но сдерживался. Напомнив себе, что, если перестать реагировать на подколы - они и закончатся.       Пока же пришлось стоять с каменным лицом, но с явным “нервным тиком” и сжимать в рукахкрай палатки, придерживая егодля прохода.       Санс забрался в палатку первым, следом, сразу последовал Папирус, после чего своеобразное убежище от стихийной напасти было наглухо закрыто, закрепляясь застегиванием прочной молнии. Достигнув центра и присев на колени, наклоняя голову в бок, только от того, чтобы постоянно не биться о верхнюю часть, парень не стал долго церемониться или ждать, пока брат передохнёт или что-то в этом роде. Он сразу завел свой лекционный разговор на тему безответственности старшего брата:       - И ты наверняка всерьез думал, что я просто отпущу тебе подобную выходку?!       - Ладно тебе обижаться бро, - умиротворенно бубнил себе под нос Санс, - ты уже взрослый и то, что ты используешь в речи грубые слов...       - Да я вообще не об этом! - не дослушав, закричал Папирус, - ты ушел черт знает куда без какого-либо нормального предупреждения, заставляешь волноваться, а возвращаясь даже не пытаешься хоть что-то объяснить! И что ты такого важного тащишь в куртке?!       - Ну, здесь я могу сказать, что и сам подобного никак не мог ожидать, - высказался мужчина, осторожно кладя мальчика поверх спального мешка, раскрывая куртку и укрывая ребенка громоздким шерстяным пледом.       Не смотря на тот факт, что все действия брата парень видел только со спины, но Папирус не мог отрицать и врать самому себе, что не видел детских израненных очертаний в руках Санса. И как же парень невзлюбил эти эмоциональные качели. Минутой ранее он кричал на этого недотепу, сейчас же оставалось перебивать подступы слез от простой неосознанности происходящего. Желание завести разговор в этот момент возникало меньше всего, но необходимость в нем выталкивала слова из горла:       - Э-это ведь ребенок, да? - произнес как можно тише Папирус, старательно рассматривая потолок, в надежде не столкнуться со столь печальным зрелищем.       - Угу, и отвечу сразу прежде, чем ты задашь этот вопрос, да - он человек, - словно заучив, несколько раздражено твердил мужчина, продолжая неподвижно сидеть.Он сложил руки на груди, и лишь украдкой поворачивая голову, продолжал бездумно смотреть на лежавшего рядом с ним мальчика.       Слишком много в жизни этих двоих стало затяжныхпауз в разговорах. Ведь не так уж и давно они могли без умолку говорить на абсолютно разные темы, не держа в себе и слова, не скрывая и единой мысли. Ответа на вопрос о том, что же могло стать камнем преткновения для подобной замкнутости в отношении братьев не было найдено и до сих пор неизвестно сможет ли это прекратиться когда-либо.       - Я нашел его во ... “впадине” недалеко от сюда, - окончив властвованиенад безмолвием, объяснял Санс, - не могу точно сказать, кто мог нанести такие ранения, но, как по мне, малого скосил холод, а не потеря крови или инфекция.       Мужчина замолчал так же резко, как и начал говорить. Сейчас Санс ожидал вопросов, споров, ругани или чего-нибудь от младшего брата, не желая оставаться в этой тишине. Поникнув, Папирус приблизился к мальчику, попутно выбирая из походной сумки некоторые медикаменты. Если бы парень мог прочитать мысли старшего… конечно, он бы осыпал Санса вопросами без промедления, но предостережения сковали его и выходило, что сам того не осознавая. Папирус, своим молчанием приводил мужчину к разочарованию.       Парень был обеспокоен высказыванием о ранениях ребенка и посчитал необходимым оказать помощь. Осторожно прикасаясь к крохотному телу, он медленными плавными движениями снимал верхнюю одежду, удерживая мальчика в руках. Накинутая поверх куртка Санса была отринута легко, тогда как личные вещи ребенка снимались с трудом, заставляя болезненно реагировать сквозь бессознательность, мальчика на каждое более усиленное прикосновение. Разорванное, словно зверем, мешковатое подобие толстовки на замке, темно-коричневого цвета, налипло к телу в местах ран из-за крови. В другом, с верхней одеждой не было серьезных проблем. Совершенно иной оказалась ситуация с серой кофтой мальчика, изорванная ткань попадала в рану. Вода помогла размягчить ткань и убрать ее. Помощь была оказана мастерски и не заняла много времени,на удивление внимательносмотревшего Санса. Мужчина даже и не сомневался в успехе младшего брата и в этом деле, уж слишком он был способен во многом.       Как итог, раны были обработаны и перебинтованы, но мальчик, за все это время не приходил в себя. Папирус, заботливо переложив ребенка со своих колен обратно на спальный мешок, поправил на мальчике одолженный у Санса вязанный свитер и укутал в плед.       - Думаешь, будет лучше, если мы доставим его в гор...       - О Создатель, Папирус, конечно нет, на счет подобного даже мысли и не возникло, - встрепенулся Санс, тихо усмехнувшись, - Король перебьется с подношениями.       - А может, все дело в том, что кое-кто наконец решился на переосмысление своих взглядов и подумывает о перемирии с людьми, м? - переползая на прежнее место, с блеском в глазах, играючи лепетал парень, изображая хитрое довольное лицо.       - Ма-а-агия, - улыбаясь, отвечал мужчина, прикрывая глаза и разводя руки в полукруге, - но не угадал, люди по-прежнему большая угроза, чем монстры-следопыты, так как мотивы вторых ясны, а что до первых - то люди действуют в волю своих прихотей.       - Так что даже не смотря на их изначально открытое дружелюбие, мы все равно должны быть начеку, - выдохнул папирус, заканчивая за братом, утверждая сам для себя, - из раза в раз ты говоришь что-то абсолютно другое и еще удивляешься, почему я часто переспрашиваю тебя об этом.       За весь разговор Санс так и не поднял глаза на своего собеседника. Опираясь на руку, он только и делал, что бегло водил взглядом по тесной палатке, но сдавшись, откинулся назад, притворяясь спящим. Не возникало и желания отвечать за свои поступки, может, от того, что мужчина не смог найти оправдания для самого себя.       - Но все же, он ребенок, - тихо шептал Санс, - не важно - человек или монстр. Они последние, кто должны отвечать за наши ошибки.       - Значит, мы отнесем мальчика в поселение, где ему смогут помочь, так? - утвердительно спросил Папирус, не ожидая ответа.       - Дап, - не прекращая притворяться полусонным, пробубнил мужчина, - и будет гораздо удобнее, если это будет людское поселение.       Возможно ли было описать удивление Папируса от сказанного братом? Навряд ли. Даже если его и спросили, что парень чувствовал и думал в этот момент, Папирус всего лишь ответил парой уместных нецензурных слов. Шок. Непонимание. Парень был готов закричать о несправедливости и глупости слов Санса, но сдерживался, прокручивая в голове каждый отрывок, считая, что это хоть на долю поможет понять задуманное.       - Не понимаю, - раздражено твердил Папирус, - я перестал понимать тебя, Санс. Твои извечные ложь, недомолвки и перифразы просто омерзительны.       Папирус наконец смог почувствовать облегчение. Он смог точно выражать всю свою неприязнь к нынешнему поведению брата, мог сказать всю правду, не тая и понимать, что эти слова все же отразятся в сознании мужчины, а не будут пропущены между ушей, перебиты или вовсе забыты.       - Даже сейчас ты заврался, - продолжал парень, не придавая ни чему вокруг значения, - буквально с самого начала ты твердил, что люди жестокие чудовища, вредящие не только монстрам, но и друг другу. Подойти к поселению людей - равноценно смерти, так?       Парень на мгновение прервался, полный надежды, что ему и не придется более ничего говорить. Что Санс все-таки отринет гневные мысли, примет лояльную сторону в этом противоборстве, как и сам Папирус, но последующее молчание брата говорило о тщетности всех этих попыток.       - Но при всем этом ты утверждаешь, что человеческие дети ни в чем не повинны, - менее оживлено твердил парень, - опять же, что если мальчика оставили погибать именно люди, то не будет ли лучше, если мы отнесем его в поселение монстров, где его смогут принять и дать возможность жить лучше, разве нет?       - А ты так уверен в монстрах? - холодным металлическим тоном пробасил Санс, словно лезвием, медленно отсекая каждое слово, - настолько ли уверен, что ни один монстр, вздумав выслужиться перед “Королем”, без задней мысли не вырвет его душу, с “честью’ преподнеся ее на блюдце?       Мужчина был раздражен диалогом. Санс не желал оскорбить Папируса и даже одна его часть была всецело согласна с младшим братом, но вторая твердила о своей правде и ее отстаивании. Устало подняв взгляд на потолок брезентовой палатки, мужчина, после глубокого вздоха, укрываясь практически с головой вернувшейся ему курткой и тихим спокойным тоном произнес:       - Может, стоит оставить все разговоры на завтра? Каждый сегодня слишком многое взял на себя.       Слова Санса стали решающими в этой ночи. Папирус не стал противоречить в ответ или же просто давить на мужчину, заставляя продолжить разговор, ради терзающего любопытства. С минуту тишины, каждый из братьев ушел глубоко в себя. Старший быстро провалился в сон или же умело играл в спящего, оставшись в сидячем положении и упирая голову на ладони. Младший хотел осторожно приблизиться к ребенку, только что бы укутать того получше, но понимал, что тихо у него это не выйдет и Папирус лишь мягко улыбнулся, посмотрев на ропотно-спящего мальчика. В сердцах парень поклялся себе, что разыщет лучший исход в жизни этого малыша. Наконец успокоившись, Папирус затушил горящую от магии лампу, лег в углу палатки и, перевернувшись на бок, укрылся вторым одеялом. Парень и не ожидал, почему так быстро уснет сам, как глаза медленно сомкнутся под шум ветра снаружи.              

***

             В этом уходящем дне, словно на злобу, каждое событие, с которым приходилось столкнуться, только ухудшало настрой. Начавшаяся еще вечером пурга, наконец, пошла на спад и путь к излюбленному месту был освобожден.       Высокая девушка с растрепанными огненно-рыжими волосами, спускающимися до локтей, устало опиралась на каменные перилла балкона.Наблюдение за столь омрачающим видом неба, поглощаемого черными тучами, оказалось довольно любопытным занятием для нее. Внешний вид девушки отчетливо выдавал, что придаваемая воинственная строгость не являла собой обманку.Крепкие руки, сплошь осыпанные нежно-синими чешуйками, были словно украшены, нежели изуродованы, множественными шрамами, что затянулись благодаря времени. Уши, схожие с рыбьими плавниками, были оборваны в нескольких местах, правый глаз скрывала повязка. Само атлетическое тело, не менее покрытое былыми ранениями только и давало понять, что способно выдержать тяжесть стальной брони воина. Проскочивший холодный ветерок заставил поершиться, натягивая сильнее на плечи легкое одеяло. Сжимая камень опор, девушка, не отдавая себе отчета, вернулась к тем мыслям, что гнала с самого начала.       - Лучше, если вы больше никогда не попадете мне на глаза, - шепотом, полным надежды, призналась она безмолвному небу.       Пропадая в себе, девушка, пренебрегла внимательностью. Она смогла заметить, как кто-то, украдкой, подобрался и прижимаясь всем телом, нежно обнял за талию со спины.       - Андайн, почему т-ты здесь? - уткнувшись лицом в спину возлюбленной, беспокойно вопрошала миниатюрная, светлая во всех смыслах, девушка в тонкой ночной сорочке и одеялом на перевес, - ты же можешь п-простудиться.       Вопреки всему дурному, Андайн только и хотелось, что искренне улыбнуться и залиться смехом. Повернувшись к обнимавшей, девушка схватила ту за пухловатые щеки и стала легонько теребить их, сбивая с глаз запотевавшие очки.       - Альфис, ты заботишься обо мне, - опрометчиво утверждала Андайн, осторожно подняв девушку-ящерку и унося вглубь комнаты, - только вот сама же замерзнешь быстрее.       Стыдливо краснея от близости, Альфис послушно держалась в руках воинственной леди, неуверенно цепляясь коготками на руках. Трудно было оторваться от ее крохотных ручек. Даже в слабом освещении они, так завораживающе, переливались золотом. Положив голову на плечо, девушка прикрыла глаза, чувствовала тепло и умиротворение в сердце, но это были лишь ее чувства. Альфис отлично понимала тревогу Андайн, от чего она не спит этой ночью. Все-таки желание помочь высказаться близкому человеку перебороло неуверенность в этот раз и “ящерка”, шепча практически на ухо, решилась поднять неуместную тему:       - В-ведь из-за ситуации с н-ними ты не м-можешь уснуть?       Сдержанный рык и менее прилично вырвавшийся возглас мог знаменовать всю полноту гнева Андайн. Свойственно ей, валькирия, прорычав, высказывалась, зарываясь носом в мягкие волосы Альфис:       - Эти идиоты хоть понимают, что творят?! Нет, тут скорее Санс ни черта не понимает. Папирус - он же настолько... невинный, мягкий, добрый, а этот мудак своей выходкой выставил его в неловкое положение. Конечно, поэтому-то этот “ребенок” и пошел за ним...       Девушка не думала останавливаться и могла высказывать гневные речи в адрес старшего брата-скелета еще невесть сколько, но “ящерка”, спохватившись, осторожно перебила возлюбленную, тихо и так сладко произнося слова утешения:       - Ты же з-знаешь этих двоих, с ними все будет х-хорошо, ведь оба уже не дети и могут постоять за себя.       Дойдя до кровати в спальной комнате и остановившись перед ней, продолжая держать на руках девушку, став тщательно обдумывать, как слова Альфис, так и свои, Андайн унимала свой пыл, больше огорчаясь, вспоминая некоторые аспекты.       - Конечно, ты права, Альф, только эта “крыса” слишком упорно старается услужить Азгору, - менее рьяно, но стой же злостью говорила валькирия на единственном выдохе.       Мягкая улыбка, которую Альфис к сожалению, не смогла увидеть, сменилась ехидной ухмылкой на лице Андайн и наконец “ящерку” неаккуратно уложили на кровать с характерным звуком промявшегося матраса.       - Но знаешь, сейчас это не столь важно, - словно не замечая выклика и смеха, утробным голосом, отчеканивая произносила валькирия, нависнув над девушкой, приближаясь все ближе, опаляя ключицы горячим дыханием.       Подобное действие со стороны Андайн, разносило алый румянец по всему лицу Альфис и когда расстояние между обоими оставалось ничтожно малым воинственная леди с прорвавшимся смешком, резким движением сократила оставшиеся сантиметры. Сжимая в крепкой хватке, обнимая и щекоча слабые места, Андайн не давала и возможности на отступление пыхтящей под ней "ящерке". Последней каплей было сильное щипание за кончик мягкого хвоста Альфис. Громкий возглас и последующий смех заполонил спальную комнату. Валькирия, сама, по-детски хохоча, неумолимо продолжала свою "пытку". Еще долго стены лаборатории ловили ребячество этих двоих: как, закидываемые в самые неожиданные места, разбрасывались подушки, как шумно включались разно-жанровые аниме. Лишь встречая первые, тусклые лучи солнца, девушки, наконец уснули под гнетом усталости, и в стенах королевской лаборатории воцарила тишина.