трава-светяшка

Перебинтовывая предплечье в третий раз за день, Кэйя морщится: слишком сильно порезал, так и рубашку испортить можно. Обычно он просто расцарапывал лезвием метку, которую никогда не хотел видеть, но вчера не смог сдержаться. Проклиная этот мир с его блядскими вторыми половинками, он грубо зачеркивал кинжалом траву-светяшку на своей руке, надеясь, что теперь она исчезнет навсегда. Но нет, сегодня цветок издевательски проступил снова, напоминая ему, насколько он неудачлив. Ведь из всех возможных людей на этом свете ему достался один угрюмый красноволосый владелец таверны, который, на минуточку, был ещё и его братом, пусть сводным, но все же. Ах да, а ещё у него не было ответной метки, вот забавно-то, правда? Альберих смирился с этим давно, ещё когда впервые заметил несуразную светяшку на предплечье и промолчал, боясь ответной реакции. И, как оказалось, правильно сделал, ведь Дилюк продолжал спокойно снимать перед ним рубашку, показывая абсолютно чистое тело без чернеющих пятен. В первый раз избавляться от метки было больно, и Кэйя тихо всхлипывал в подушку, жалея свою изрезанную руку. Он надеялся, что столь грубый способ перекрыть цветок подействует, а шрам легко можно списать на неловкость в обращении с оружием. Но светяшка никуда не делась, наполняясь нежным голубым светом каждый раз, когда Рагнвиндр находился рядом. Тогда пришлось срочно думать, как можно скрыть дурацкое свечение, и Альберих неожиданно открыл для себя рубашки с длинным рукавом, которые отлично скрывали и белоснежные бинты. И все наладилось: предплечье заживало, а свечение было совершенно незаметно под слоем одежды. Пока не умер их отец. Тогда, стоя перед Дилюком и рассказывая правду о своём появлении в Мондштадте, Кэйя был готов признаться и о соулмейте, показывая немного кривую из-за шрама, но светящуюся метку. Но Дилюк решил по-своему, нападая на него и желая отомстить за ложь. В тот день, сидя вечером в своём кабинете, смуглый парень резал траву-светяшку осколком льда, который сам и создал. Он потерял брата, но взамен получил крио глаз бога. Не самый равноценный обмен, однако жаловаться не приходилось. Спустя долгих четыре года, Рагнвиндр вернулся. Угрюмый, равнодушный и с чистыми руками. И Кэйя смеялся у него в таверне, напиваясь, слушая, как недовольно тот фыркает от вида рыцаря с бокалом в руке. А после методично перекрывал светяшку паутиной царапин, чтобы на утро покрепче замотать предплечье бинтом, и, улыбаясь, жить дальше.

***

Дилюк заметил краснеющий рукав быстрее, чем Альберих успел спрятать руку, и теперь нависал над ним карающей тенью. — Снимай. Кэйя упрямо поджал губы, качая головой. Столько лет хранить тайну, чтобы вот так просто спалиться? Через его труп, братец, но не по собственной воле. Рагнвиндр закатывает глаза, но все ещё спокойно повторяет: — Либо снимешь ты, — небольшая пауза, и единственный глаз смотрит скептически, — либо я. — Попробуй, — фыркает Кэйя, расслабленно откидываясь на удобное кресло в комнате Дилюка в таверне, и скрещивает руки. А потом вздрагивает от неожиданности, когда Рагнвиндр, цокнув, подходит ближе и силой разводит руки в стороны, а потом прижимает их к спинке кресла, открывая себе доступ к завязкам. — Эй, я же пошутил, — это не оказывает на Дилюка никакого влияния, и Альберих дёргается, пытаясь вырвать руки. Но безуспешно: парень будто не обращает внимания на движения сводного брата, быстро расправляясь с рубашкой. Миг — и она уже распахнута, а тёплая рука скользит вниз по телу, заставляя выгнуться. — Я же сказал, — красные глаза смотрят насмешливо, и Кэйя стискивает зубы, отворачиваясь, — что сниму её сам. Рука продолжает касаться смуглого живота, дразня лёгкими поглаживаниями, и Альберих сдаётся. — Ладно, — Дилюк замирает, — чего ты хочешь? — Чтобы ты рассказал, почему калечишь себя. Слова оседают в воздухе неприятным комком. Кэйя со свистом вдыхает воздух, распахивая глаз. Он... Знает? Знал все это время? Мысли беспорядочно мечутся в голове, обгоняя друг друга. — Ты серьёзно думал, что я не замечу? Шёпот Рагнвиндра обжигает, а красные глаза будто смотрят в душу, заставляя признаться во всем. — Отпустишь? — Кэйя смотрит жалостливо, хотя оба знают, что это лишь наигранные эмоции. Они слишком долго прожили бок о бок, чтобы пытаться обмануть друг друга. Но Дилюк отпускает и отходит, скрещивая руки на груди. Он все ещё ждёт ответа на свой вопрос, а Альберих пытается придумать очередную ложь, но что-то внутри шепчет "расскажи ему все, давай". Кэйя сомневается, но он слишком устал от этой игры. Слишком устал молчать и делать вид, что живой, хотя это не так. Поэтому рубашка скользит вниз, а следом за ней падают бинты. — Ты этого хотел? Любуйся. Рагнвиндр пораженно смотрит, как метка на предплечье светится, невзирая на глубокие порезы, и кажется, что это самое красивое, что он видел за всю свою жизнь. — Зачем? — Произносит он неожиданно, а Кэйя возмущенно переспрашивает. — Что "зачем"? Зачем я это скрываю? Дай-ка подумать, братец, — он прикладывает палец к губам и смотрит вверх, будто задумывается. — Ах, точно, потому что вселенная подарила мне тебя в качестве соулмейта, но забыла, блять, дать тебе эту чёртову метку! Альберих почти кричит, ненавидя в этот момент весь мир, а ещё больше — себя. — А с чего ты взял, — медленно говорит Дилюк, вновь подходя ближе, — что у меня её нет? Кэйя затихает, неловко потирая светяшку, что от близости соулмейта будто сошла с ума и сейчас горела, переливаясь всеми оттенками голубого. Как "с чего"? Ему никто не говорил, что на коже Дилюка есть цветок... Есть же, получается? Они стоят слишком близко, оба похожи на глупых мальчишек, которые однажды не смогли довериться и сказать правду. А в следующий миг уже переплетают руки, нежно касаясь губами до всего, чего можно дотянуться, не желая отпускать друг друга. — Идиот, — красные глаза горят щемящей сердце любовью, заставляя задыхаться от нахлынувших чувств. — Как и ты, — Кэйя трется носом о шею. — Покажешь метку?

***

Лилия калла светится приятным персиковым цветом на внутренней стороне бедра, и Альберих не может отказать себе в удовольствии целовать и прикусывать ее. Дилюк сжимает синие волосы чуть сильнее, но не выглядит недовольным. Они оба не выглядят недовольными, скорее немного уставшими после нежного секса и очень счастливыми. — Я все еще не понимаю, почему ты молчал, — тихо произносит Рагнвиндр. — А ты был самым разговорчивым, — парирует Кэйя и тянется выше, к губам. — Сейчас какая разница? Ему не отвечают, только целуют, и Альберих, в целом, не против. А через несколько месяцев в гардероб капитана Ордо Фавониус добавляется рубашка с коротким рукавом, а небольшой кинжал лежит где-то под кипой писем: свадьба — дело трудное.