Особенный

Леша всегда думал, что людей на самом деле очень мало, а все те существа, наполняющие нашу землю — пластиковые. Просто игрушки для того, чтобы людям было не так скучно. Он не мог точно сказать, как их отличать, но мог сказать, кто, по его мнению, больше похож на живого. Сам по себе парень мало, что чувствовал. Он просто был отстранен от этого мира так сильно, что не всегда мог понять, что творится в его голове. Иногда Макаров думал, есть вероятность, что он тоже пластиковый, просто запрограммирован так, чтобы мог ощущать в себе то немногое, что описывают в рассказах и книгах по психологии. Парень был не уверен в себе, но никогда бы не смог сомневаться, что те настоящие рядом. Например, Кирилл Гречкин. Он был настолько раздражающий и не вписывающийся в рамки этой серой жизни, что не оставалось и сомнений, что он особенный. Да, он определенно раздражал. Они виделись всего пару раз в жизни, и то по чистой случайности, но этого хватило, чтобы начать завидовать его способности быть таким простым, что казаться непременно мерзким. Еще Леша мог сказать, что Лиза настоящая. Точно настоящая. Просто не могла не быть счастливицей. Она была слишком живой для этого мира. Наверное, поэтому мир и избавился от нее… Какой-то урод сбил ее. Такой же пластиковый, такой же отвратительный манекен, наряженный в фирменные шмотки. Тут до Леши дошло, что он человек. Ну не может программа так сильно ненавидеть все те сочувствующие слова, и глупые попытки поддержать. Наверно, именно поэтому он и отстранился от всех, никому не позволяя себя трогать. В восемнадцать он получил государственную квартиру, при первой возможности съехал туда. Выходил крайне редко, телефон заряжал только для того, чтобы наблюдать как сыплются бесконечные звонки от Грома, которого просто не хотелось видеть. Может показаться, что на таких моментах и заканчивается жизнь. Человек в странной квартире, утопающий в пустоте и сигаретном дыму. Не может ни напиться, ни обкуриться. Вот такой парадокс, жить не хочется, умирать тоже, а сократить срок жизнь сложнее из-за детства. Леша почти как наяву видел своего отца, запивающего какие-то таблетки алкоголем. Леше было пять, когда он обнаружил серое холодное лицо, лежащее на столе. Так что, оставался только рак легких. Но самое странное, жизнь не закончилась. В один из дней, в дверь очень настойчиво долбились. Конечно, не хотелось никому открывать, но смутно знакомы голос прокричал, что выбьет дверь. Пришлось спрыгнуть с полюбившегося подоконника, зажав в зубах все еще тлеющую сигарету, и открыть. На пороге стоял парень в нелепой рубашке, держа в руках два больших пакета. — Впустишь или как? Руки щас нахуй отвалятся — говорит Кирилл, без приглашения проходя в помещение. — Ндааа. Я конечно все понимаю, но видимо не все — снова проговаривает парень, брезгливо оглядываясь вокруг. Направляет в сторону кухни. Квартира маленькая, здесь не потеряется даже дебил. — Ты как здесь? — спрашивает Макаров, совсем охрипшим голосом. Он не разговаривал ни с кем уже порядка полугода. Ну, с собой бывало иногда, но это был шепот. — Да вот, соскучился. — звучит совсем неправдиво, но у Леши нет сил, чтобы искать правду. — А адрес твой там помогли найти. Макаров только сильно, последний раз, вдыхает густой дым, туша бычок о деревянный стул, тут же падает на него, позволяя пришедшему человеку заполнять тишину своей нескончаемой болтавней. Казалось, Кирилл никогда не подходил к плите, а еще вероятнее, не знал о ее существовании, но как оказалось, готовить он умел, и довольно неплохо. Гречкин все еще оглядываясь на окурок на полу, доставал продукты, параллельно рассказывая о том, что приходило в голову. Как говорится, о погоде, о природе. Хозяину дома было нормально, он почти не слушал, но ощущение чужого голоса выводил из состояния одиночества. Это продолжалось на протяжении двух недель, и признаться честно, Леша привык к этому разговорчивому парню. Привык настолько, что перестал замечать, как уголки губ неосознанно тянулись вверх, когда дверь с шумом открывалась. Макаров перестал запирать ее на ключ уже давно, за что уже несколько раз ему прочитали лекцию — Вот украдут, где я потом такую принцессу искать буду? — говорил Гречкин, подходя к парню Пару раз заходил дядя Игорь. Они почти не разговаривали, но это все равно было лучше, чем ничего. Мужчине определенно не нравилось новое знакомство этого веснушчатого парня, но он молчал, потому что ему, как минимум, через раз начали отвечать на звонки. Леша не особо запоминал, что ему рассказывал Кирилл. Информации было много, и вся она имела совершенно разный характер. Хорошо запомнил монолог о звездах, и то, потому что этот придурошный притащил гирлянду в виде звезд. Она не придавала никакой атмосферы, но как только Макаров оставался наедине с собой, он садился на свою кровать, передвинутую прямо к окну, чтобы курить было легче, и втыкал вилку в розетку. Мерцания отражались в стекле, и холод, шедший с улицы, приобретал желтоватый цвет. Это была такая маленькая привычка. Говорят, если твоя жизнь стала налаживаться, жди новый пиздец. Нет, так, конечно, не говорят, но Леша так сказал. Ночью ему снилась она. Он видел ее маленькой и живой, улыбающейся, той самой улыбкой, которая так часто заставляла парня чувствовать себя особенным. Ее маленькое тело было белое, но от многочисленных ушибов и переломов, смотрелось почти синим. Она молча смотрела на него совершенно взрослый и осознанным взглядом, как будто одобряющим. А потом она помахала ручкой, и испарилась, оставляя только мерцание звезд, ранее не выключенной гирлянды. Слезы катились по щекам, а шум открытого окна совсем потерялся, как потерялся чужой голос. — С Вами снова совершенный… — проходя в комнату голос остановился на середине фразы. — Эй Леш. Леша, ты чего? — начиная немного трепать плачущего парня за плечо, спросил Кирилл — Я чувствую себя медленно разлагающимися. Если это подростковый возраст, если это чувствует каждый подросток, тогда я не понимаю, как мы все еще не вскрылись? — сжимая зубы проговорил парень. Тогда Гречкин впервые остался у него ночевать. Хотя ночевкой это сложно назвать. Он просто был рядом, слушал все то, что говорил Леша, а говорил он много. Молча слушал, аккуратно поглаживая голову. Раньше бы мажор, никогда в жизни не смог бы представить себе такой ситуации, что он лежит рядом с плачущим сиротой, в его обшарпанной квартире и слушает его, стараясь помочь хотя бы просто присутствием. Когда Леша замолчал, по тихому сопению стало понятно, что он уснул. Кирилл только вставал закрыть окно, потому что уже минут двадцать ощущал как зубы отбивают дрожь, и не мог понять, как этого холода не замечает его собеседник. «Жить» под открытым окном было совершенно плохой идеей, потому что времена года имеют свойство менять теплую погоду на холодную. Этот вечер принес Макарову гайморит и курс уколов. — Да не древь ты — сказал Гречкин, набирая в шприц жидкость из ампулы. Чтобы он не говорил, а у самого руки тряслись. Вообще было забавно наблюдать за Кириллом, смотрящим в интернете, как правильно делать уколы. Он готов был пойти на это, чтобы Леше не пришлось каждый день гонять в больницу. Макаров подумывал, что лучше бы ходил. Еще через неделю, когда парню порядком надоело вести затворнический образ жизни, он попросился в магазин вместе с другом, и точно не пожалел об этом. Сначала было тяжело, казалось, что все люди смотрят на него, но Кирилл отчаянно забирал его внимание на себя, чтобы он не думал о других людях. В этом был настоящий Кирилл Гречкин. Все внимание должно было быть у него, пошлые шутки обязательно должны были вылетать из его уст, а люди близкие с ним должны были чувствовать себя на одном, обязательно высоком уровне. — Ты между прочем вчера так укол сделал, что я теперь сидеть не могу. Не доверю я тебе больше свою попу — тихо посмеялся парень — Ну это спорное утверждение — опять намеком ответил Гречкин — А вообще, мой друг, жопу, как и книгу, не доверяй никому, а то порвут. — с максимально серьезным лицом произнес мажор. А Леша просты пытался не засмеяться. Теперь они почти жили вместе. Почти, потому что Кирилл смог вынести спать в этой халупе, но вот один раз зайдя в ванную комнату, понял, что просто не сможет помыться здесь не блеванув. — Слушай, может ты все-таки хочешь пожить у меня? — с надеждой в голосе, спросил Гречкин уже раз пятый. Они лежали на одной кровати, держась за руки. Хоть об этом и не говорилось вслух, но они давно перешли черту дружбы. — Ну понимаешь, у тебя дома — твои правила — начал было Леша, но был перебит — Мы установим наши правила — А еще переезд обозначает переход в новый этап жизни. С одной стороны — это очень хорошо, но с другой… Я очень боюсь, что забуду ту боль, которую мы испытываем теряя близких Кирилл поднялся на локтях, и очень серьезным выражением лица, которое можно было наблюдать не часто. — Боль не должна оставаться с тобой. Должна оставаться память о близких, но никак не боль. Думаю, Лиза хотела бы видеть тебя счастливым. Тогда началось прекрасное время. Такое, когда мы ощущаем себя героями романа. Они не испытывали тягости быта, только разность предпочтений, но это было не страшно. Это время они проводили по-настоящему счастливо. Улыбаясь по-настоящему, обнимаясь в большой кровати, после тяжелых военных действий подушками, вместе готовили, шутили. У Леши появилась привычка обнимать сзади, тихо прижимаясь в накаченной спине своим хрупким телом. Он наконец-то сумел снова начать радоваться жизни, снова смог без зазрений совести улыбаться, смог наладить отношения с Громом, который продолжал ворчать. Он смог веселиться в барах. Но забыл рассказать Кириллу об отце. Кажется, какая мелочь. Не рассказал, значит не надо было, но нет. Парень просто петардой взорвался, когда знакомый его сожителя, протянул ему сверток, похожий на сигарету. Леша не глупый, он видел такое. От неожиданного прилива отвращения, он просто убежал. Отвращения не к парню, к ситуации. Он не хотел возвращаться сейчас домой, поэтому направился в ту самую квартирку. — Але, ты у себя? — спросил запыхавшийся Гречкин, в трубку телефона, примерно через пол часа — Да — коротко ответил Леша, попивая кипяток, так как не смог найти заварки — Выйди, пожалуйста — просит парень — Ты трезв? — спросил Леша. Сейчас ему было важно это знать — Да — Я имею в виду не только алкоголь — уточнил Макаров — Да, Леш, да. Я полностью трезв — немного волнующимся и раздраженным голосом проговорил парень. Макаров только натянул ботинки, спускаясь на улицу. Так его ждали… Ждали теплые объятия и теплый человек. — Больше никогда — загадочно сказал парень — Больше никогда — подтвердил Кирилл — Поехали домой. Теплый салон дарит уют, заставляя глаза закрываться. Да, Кирилл Гречкин особенный. Особенный, как минимум для Алексея Макарова.