Я хочу быть рядом с тобой ♡

Ханма стоит рядом с могилой своего друга в который раз. Он приходит сюда слишком часто, но старается не признаваться себе в том, что уже не может обходиться без этого. Что это уже, можно сказать, вошло в привычку. Ведь неужели ему так нравится видеть снова доказательства того, что Кисаки мёртв? Парню всё ещё приходится скрываться от полиции. На голову надет капюшон, а волосы сильно отрасли и закрывают один глаз. Под глазами залегли синяки от недосыпа. Но всё равно Ханма находит время для того, чтобы приходить на кладбище. Время около полуночи. Везде тишина, которую не нарушает ничего, кроме ветра, который гуляет между надгробиями и заставляет шелестеть листья на деревьях. Ханма старается её не нарушать и тихо садится на землю. Смотрит на надпись на могиле, перечитывает её снова и снова, будто что-то может измениться. В итоге шумно вздыхает и достаёт сигарету из пачки. Затем щелкает зажигалкой, чтобы зажечь. Из-за ветра получается не сразу, приходится одной рукой прикрывать огонь от него. Наконец получается и Ханма затягивается и выдыхает дым в холодный ночной воздух. Затем он достает из одежды металлическую банку пива. С щелкающим звуком открывает её крышку и ставит на могилу. — Ну вот, я снова здесь. Пришёл поговорить. Хотя, думаю, ты уже догадался, — парень вновь не спеша делает затяжку. — Иначе зачем мне тут быть? Хочется услышать какой-то ответ. Ветер гуляет по пустынному кладбищу, издавая своеобразное шипение и свист. В какой-то момент Ханме начинает казаться, что он даже слышит отрывки слов. Но парень зажмуривается и машет головой, пытаясь этим прогнать наваждение. Ещё шизы ему тут не хватало. — А ведь мне правда было весело с тобой, — в который раз говорит это Ханма с неким сожалением. А ведь это же он говорил Кисаки, когда тот был ещё жив. Говорил и тогда, когда ранее приходил на могилу. Говорит и сейчас. Готов повторять сотни, тысячи, даже миллионы раз. Повторять ради того, чтобы Тетта вернулся и начал его развлекать. Ведь как будет он, Бог смерти, обходиться без своего Клоуна? Ханма ухмыляется своим же размышлениям, его даже пробивает на легкий смешок. — Ну и кто из нас клоун в итоге? — он смотрит на безмолвную могильную плиту. Если бы Кисаки сейчас видел его, то назвал бы идиотом. И клоуном. Точно. Ведь кто, если не клоун, ходил бы на могилу человека, который называл его своей пешкой? Кисаки бы так не поступил. Он бы ушел, перед этим обязательно сказав: «Я ценю своё время». Правильно. Тетта ценит своё время. И он бы не стал его переводить на какого-то умершего человека, который для него никто. Ну, только если ему это не принесет выгоду. Так что Ханма сейчас действительно клоун. Но он не может по-другому. Кисаки для него стал важен, стал его другом. Он для него уже не никто. За столь короткий срок Шуджи успел привязаться к нему. Успел его… Стоп. Ханма легко тряхнул головой, пытаясь этим прогнать навязчивые мысли. Поднес тлеющую сигарету к губам. Затянулся и выдохнул дым. Затем поднял голову к звёздному небу. Некоторые из звёзд мигали, будто пытались передать какое-то послание. А что если… Кисаки смотрит на него оттуда? С неба? И действительно видит, и слышит его каждый раз, когда он сюда приходит? Да не, Кисаки бы точно не попал на небо. Но всё же… Ханма задавал себе эти вопросы не один раз. Но всегда отмахивался. И теперь тоже. Но так хотелось бы верить, что Тетта наблюдает за ним откуда-то… — А знаешь, у меня никого кроме тебя нет, — продолжил Ханма свой монолог. — Ты, наверное, удивишься, но ты мой единственный друг. Правда. Представляешь, мой единственный друг сейчас гниет в земле, на которой я сижу? Звучит как бред, правда… Ханма не спеша отмахнул светлую челку с лица, которая прилипла к мокрой щеке. Да неужели? Ну только не снова… Да, Ханма плакал. Уже давно. Он даже сам не заметил этого. У него просто не было сил сдерживать эти чёртовы слезы. Они скатывались по щекам так бесшумно. Словно боялись разбудить кого-то, кто заснул и вот-вот должен проснуться. — Я хочу быть рядом с тобой, — Ханма клянется, что в жизни не сказал бы никому такую фразу. Даже Кисаки. Слишком сентиментально. Он что, в какой-то дешевой мелодраме? Но тут, раз никто не слышит, можно и сказать… А может всё-таки слышит? Да не, снова бред какой-то приходит в голову. Слёзы всё ещё катились по щекам. Ханма выкинул догоревшую сигарету в сторону и стал вытирать их руками, не давая вырваться на волю. Ну вот опять… Как будто маленький ребёнок, который разбил коленку и из-за этого теперь ревет. Сам себя доводит. Но в итоге безуспешно пытается успокоиться. — Ты ведь помнишь, что я должен был тебе сказать после того, как ты помрешь? Ханма прикоснулся татуированной рукой к холодному могильному камню. Этот холод заставил руку дрогнуть, но Ханма удержал её на месте. — Сказать, почему я следую за тобой, да… — Шуджи повторял это вслух для себя самого, чтобы вспомнить тот момент. Чёртово Поднебесье. Он глубоко вздохнул, будто решаясь на что-то. Ну что за бред… — Просто ты мне нравишься, — улыбнулся Ханма. Да, это была улыбка. Но она была грустной и словно источающей боль. Ведь он не успел сказать это Кисаки при жизни. Тот бы конечно послал его, да и на ответные чувства рассчитывать не стоило. Ведь все планы самопровозглашенного антигероя создавались лишь для заполучения одной девчонки. Но попробовать всё-таки стоило бы. Он протянул вторую руку к могильной плите и как будто погладил её. Холод камня всё ещё приносил дискомфорт. А ведь Кисаки ему понравился с первого взгляда. И с каждым его действием он восхищался им всё больше и больше. Этот тринадцатилетний засранец… Да как в его голове могли умещаться все эти планы? И у Тетты были бы ещё новые выходки, которые развлекали бы его, но… Ханма не совсем понимал, что сейчас делает. Погрузившись в мысли, это произошло как-то само. Шуджи приподнялся и придвинулся ближе к могильной плите и аккуратно обхватил её обеими руками, словно пытаясь обнять. Это было таким бессмысленным действием. Холод чувствовался даже через одежду. Затем, не размыкая своеобразных объятий, парень легко прикоснулся губами к этой холодной глыбе камня с ненавистной надписью, перечитанной кучу раз. Рот обожгло холодом и в какой-то момент захотелось отдёрнуться, но Ханма продержался какую-то секунду и лишь тогда отстранился, вновь сев на землю. На его губах была лёгкая улыбка. Как хорошо, что его сейчас никто не видит. Ведь точно засмеяли бы. И он бы избил их до полусмерти за это. Ханма какое-то время сидел неподвижно. Руки безвольно повисли по бокам, а голова опустилась вниз. Длинные волосы свисают, абсолютно скрывая его лицо от окружающего мира, что сейчас очень кстати, даже если никого живого рядом нет. Глаза же пустые, не выражают никаких эмоций, словно смотрят в какую-то бездну и ждут оттуда ответа. Даже грусти не осталось. Через время Ханма встрепенулся, будто вспомнил про реальность происходящего. Посмотрел затуманенным взглядом на могилу. Да… Это правда. То тело в крови и с неестественно вывернутыми конечностями рядом с пешеходным переходом принадлежит Кисаки. Суровая реальность. — Какой же я идиот, — Ханма устало проводит рукой по лицу. Затем шумно выдыхает воздух, который своим холодом обжигает лёгкие. Словно этот чёртов камень. Какое-то время он ещё сидит у могилы в молчании, не удосужившись даже зажечь новую сигарету. На востоке начинает светлеть. Близится восход солнца. Скоро его лучи разбудят всё живое и оно нарушит сложившуюся идиллию. — Неужели так быстро? — наигранно вздыхает Ханма. Он встаёт с холодной земли, вытягивается во весь свой немалый рост и сверху смотрит на могилу. — Я буду скучать, — скользит взглядом по надгробию и машет рукой, словно на прощание. Словно живому человеку. — Я обязательно вернусь, — говорит Ханма, уже выходя с кладбища. Словно даёт обещание самому себе.