Я мечтаю представить свою жизнь без тебя

Билли лежал на диване, выводя пальчиком на спинке замысловатый узор. В таком положении он пребывал уже около недели. Взрослый Билл работал из дома, продукты заказывал доставкой, поэтому выходить не было нужды. И к лучшему: Билли существовать-то не хотелось, не то что вынужденно следовать за своей взрослой версией. Тяжело вздохнув, мальчик прикрыл глаза. Он, наверное, поспал бы, если б данная возможность тоже не зависела от другого «его». Почему? Крутился в голове один-единственный вопрос каждый день, нет, каждую секунду на протяжении почти двадцати семи лет. Почему в одночасье ему пришлось стать невидимым наблюдателем собственной жизни? Ответа не было. Когда это только произошло, Билли был вне себя от ярости. Начал докучать видимому Биллу, ведь отойди не позволяла невидимая стена. Он намеренно мешал на занятиях, не давал возможности нормально вести разговор, воздействовал физически, ставя подножку или слегка толкая, ведь на людях ответить тем же Билл не мог. Зато, оказавшись дома, они громили всё. Билли иной раз задумывался, как это смотрится со стороны, если для остальных видим лишь другой «он». Долго война между ними продолжаться не могла. «Настоящий» Билл не замечал, но родители были сильно обеспокоены его поведением. Подмечали странности и частые разговоры с «собой». Билли хоть и был зол, подставлять его не хотел. Да и от себя в образе засранца было тошно, хоть всё было ради возможности рассказать о произошедшем неудачникам и ещё раз вернуться в канализацию. Билли был уверен: причина кроется там. Он первым пошёл на примирение, стараясь досконально объяснить и изложить, о чём думал. Впервые после нескольких месяцев раздвоения — или как назвать подобное состояние — они вели более-менее спокойный разговор. Первые пять минут. — И ч-что я неудач-чникам скажу? «Р-ребят, я тут внезапно стал вести д-дискуссии сам с соб-бой, но вы не подумайте, я не спят-тил. Моё второе «я» просто х-хочет прогуляться по канализации, поискать то, не знаю что. Вы же составит-те нам к-компанию?» Слова Билла были пропитаны ядовитым сарказмом, что аж уши с мылом захотелось промыть. Была ли то провокация или нет, Билли повёлся и вспылил. — Да хотя бы так! — зло выплюнул он. — Но не с-сидеть сложа руки, не д-делая ничего! П-почему ты не хочешь со всем р-разобраться?! — Да потому что к-клоуна видели все неудачники! А кто из них видел теб-бя?! Хоть кто-нибудь! Ты думаешь, я просто так доставал к-каждого из них воп-просом «нет ли во мне каких и-изменений»? — Тогда п-пошли в дом на Н-нейболт вдвоём! — Неееет! Билли пробрала дрожь от вопля. Он уже пожалел, что первым начал разговор, да ещё и вспылил. — Н-нет никаких «вдвоём»! Судя по тону, зацепило его весьма чувствительно. И состояние переходило к вполне пригодному для полноценного припадка бешенства. — Есть только я и какой-то ш-шизофренический приход! Ты с-существуешь только в моей гол-лове! Я прид-думал тебя! Билли передёрнуло. Пусть и сказанные в порыве гнева, слова били точно в цель. Но он старался сохранить самообладание. Ведь больше пугало состояние «оригинала». Мальчик не мог припомнить, чтобы сам он когда-нибудь впадал в подобное помешательство из-за неконтролируемой злобы и вот так бушевал вовсю. А Билл всё не унимался и напирал: — Если з-заявляешь, что реален, почему не помнишь… Он вдруг осёкся. Взгляд его настолько почернел, заставив отступить Билли на несколько шагов, — казалось, дело закончится самой гнусной поножовщиной и прочими надругательствами. — Сгинь нахрен! Не мешай мне жить! — заорал вновь «настоящий», попутно швыряясь попавшими под руку предметами, посудой в том числе. — Н-но это и м-моя жизнь! — ответил Билли, старательно уворачиваясь от летящих снарядов. Он не был уверен, стоит ли продолжать спорить с припадочным «собой», но и сдержаться не мог, слыша в собственный адрес подобное. — Это я б-был там, когда разыс-скивал Д-джорджа! Это я с неудачниками п-победил Пен… — Заткнииись! Не с-смей упоминать имя этого демона! Он подох! Там, внизу! И ты съебись к нему! — Я не п-понимаю, почему ты такой к-козёл?! Мы же, по идее, должн-ны мыслить одинаково! — Потому что н-настоящий здесь лишь я! Я! А ты плод моего воображения! Он так вопил, что, казалось, в доме тряслись окна и стены. Лицо его побагровело, вены на шее вспучились. Билли всерьёз стал опасаться за его здоровье — и своё заодно. Но неожиданно… — Билл! Тревожный голос прозвучал позади. У Билли пол ушёл из-под ног. Они не заметили прихода Зака. Как долго он наблюдал со стороны? Судя по неверящему, испуганному взгляду, достаточно, чтоб сделать свои выводы. — Ты… — мужчина аккуратно сделал пару шагов вперёд, тщательно осматривая комнату, — с кем ты… ругаешься? И Билл истерически засмеялся, словно окончательно потерял рассудок: — С соб-бой, блядь! Не видно, что ли?! Он хохотал и хохотал, а Билли смотрел со стороны на своё тело и не мог поверить. Его бросало то в жар, то в холод. Язык онемел, но даже если бы он и мог в данную секунду хоть что-нибудь произнести, объяснить, его бы всё равно никто не услышал. Глаза и нос защипало. И тут наступила пугающая тишина: Билл замолк. Билли молился, чтобы тот так и продолжал молчать, пока ситуация вконец не вышла из-под контроля. Но увы… Когда Билл заговорил вновь, его голос был пугающе хриплым и тихим, а покрасневшие глаза смотрели на отца. — Не твоё дело. Уб-бирайся и не строй из себя заб-ботливого папашу. Билли зажмурился и прикрыл уши. Он бы в жизни подобное отцу не сказал, каких бы разногласий между ними не было! От стыда и страха затошнило. Потом всё было как в тумане. С тех пор как они разделились, Билли порой думал, что рассудок «настоящего» не совсем в порядке. Вечно угрюмый, он пребывал в хроническом состоянии хандры, которая время от времени взрывалась приступами сумасшествия. Точка невозврата наступила, когда это заметил отец. Зак, как обычно, был радикален в своих решениях. Психиатрическая больница Дерри была не самым приятным местом. С этого момента Билл больше с Билли не разговаривал, не смотрел, делал вид, что того действительно не существует. Билли мрачной тенью молча следовал за ним. Его спутниками, в свою очередь, стали скука, одиночество и тоска. Страшное чувство заброшенности, беззащитности теперь потихоньку сводило с ума и его. «Ты не настоящий. Лишь плод моего воображения!» — навязчиво крутились в голове слова, сказанные собственным голосом. Через пару месяцев Билли вновь сдался первым. В темноте он подошёл к кровати, где лежал Билл. Чувствовал, что тот не спал. Долго не мог сказать ни единого слова, но всё-таки решился: — П-п-поговори со м-мной. Я з-знаю, ты мен-ня слышишь, — спокойно попросил он. — Я тоже не пон-нимаю, почему это произошло. Я тоже ж-жертва, как и ты. Я… Держать себя в руках не получилось. Голос дал петуха, а слёзы непроизвольно брызнули из глаз. Хотелось топать, кричать и биться о пустые стены их общей палаты от несправедливости, но кто бы его услышал, заступился и пожалел? — П-прош-шу тебя. Это н-невыносимо. Я ведь тоже живой. Ну пож-жалуйста. С-скажи мне хоть что-ниб-будь. Как же унизительно реветь и просить о, казалось, такой малости. Понуро стоять и ждать, ответят ли из жалости или с презрением оттолкнут в сторону. Была лишь тишина. Всхлипнув, мальчик отошёл. Лёг на пол в другой половине пустой комнаты. Шмыгая носом, отвернулся к выбеленной стене и от нечего делать начал выводить на ней пальчиком узоры. Была уже глубокая ночь, Билл до сих пор не спал. Он вообще стал чаще обычного испытывать проблемы со сном, особенно после встречи с Пеннивайзом. Вот только какие кошмары его терзали, Билли не знал: сам он снов больше не видел. Напряжение нарастало. Билли всем телом ощущал. Даже не оборачиваясь, чувствовал, как Билл закипал, с трудом сдерживая себя. Вертелся в постели, накрывал голову подушкой, но вскоре сдался — так и лежал с открытыми глазами, буравя ненавидящим взглядом потолок. Будто мольбы и слёзы щёлкнули в нём некий переключатель, заставив скрипеть зубами от злобы. — Л-лучше исчезни до того, как мен-ня в-выпустят отсюда, — желчно выплюнул он. Билли прикусил язык. Из-за страха остаться одному, буквально стать призраком он готов был вытерпеть неуважение и издевательство. Исчезнуть? Да он бы рад. Давно б ушёл. Проблема заключалась в том, что он не мог отойти он Билла дальше пяти метров. Словно невидимая цепь не позволяла это сделать. А стоило приложить усилие и попытаться вырваться, невыносимая боль пронзала всё тело, будто тысяча игл. Билли не стал ничего отвечать. Не был уверен, что другой «он» не нападёт вот так, в открытую. Не хотелось ещё на несколько месяцев застрять в психушке, даже как сторонний наблюдатель. Ведь скоро их должны были выпустить. Так и вышло. По возвращении домой Билли рассчитывал, что станет лучше. Но ошибся. За пребывание в психиатрической лечебнице Билл Зака не простил. Выяснять отношения не стал. Просто не разговаривал ни с ним, ни с матерью, став фактически недружелюбными соседями. А после, немного придя в себя, собрал вещи и под покровом ночи покинул родной дом так быстро, как только смог, обрывая связи со всеми. Билли следовал за ним. И так Дерри оказался далеко позади них.