Ничего нового

— Я не вижу ваших рук! — Гоша из 11 «Б» орал в хрипящий микрофон с таким упоением, словно находился не на школьной дискотеке, где в спортивном зале толпились его прыщавые потные сверстники, выдыхающие пары дешевого алкоголя, а в дорогом ночном клубе, в окружении обсыпанных коксом и хрустящими купюрами мажоров. Из динамиков полился грустный медляк «Because of you» Келли Кларксон. — Лиль, потанцуем? — Леша, успевший подойти к ней первым, заслонил собой менее расторопного Гайсинского. Она кивнула, чувствуя во рту привкус «Ягуара» пополам с водкой. В мужском туалете на втором этаже добрые люди угощали всех желающих. — Погоди, — сняв пиджак, под которым был блестящий топ, Лиля небрежно бросила его в руки Гайсинского. — Подержишь, Виталик? Гайсинский хмуро кивнул и отошел к стене. Макаров победно улыбнулся и накрыл ее оголенные плечи теплыми ладонями. I've learned the hard way To never let it get that far… Взгляд Лили бесцельно скользил по танцующим парам, а руки Макарова — по ее телу. Прижимаясь к широкой груди, она вдохнула запах мужественной уверенности, Hugo Boss и желания. Идеально. Ей нравилось ощущать себя притягательной и сексуальной. Разноцветные всполохи светофильтров, блуждая по лицам, выхватывали в толпе танцующих полуприкрытые глаза, челки, упавшие на лоб, сверкающие стразами заколки и сливающиеся в жадных поцелуях губы. Положив голову на Лёшино плечо, Заславская перемигнулась с Лизкой Никоновой, покачивающейся в объятиях Щербакова. Никонова светилась от счастья, и Лиля почувствовала легкий укол зависти: почему у нее все не так понятно и просто, как у других. — Because of you I learned to play on the safe side so I don't get hurt… Перед глазами все немного кружилось, но пьяной она себя не чувствовала. Наоборот, восприятие обострилось, стало резче и ярче. Возле дверей зала началось движение, дежурные учителя расставляли стулья, устраивая «контрольно-пропускной пункт». Лиля заметила, как Гордина с телефоном, прижатым к уху, пробирается к выходу. За неделю, прошедшую со дня юбилея гимназии, они друг другу и слова не сказали. Лиля на уроках демонстративно молчала, в подсобку ни ногой. Ждала, когда Марина сама к ней обратится, но та словно и не замечала больше ее присутствия в классе, равнодушно смотрела сквозь нее своими зеленовато-карими глазами. Иногда Лиле казалось, что она начинает ее ненавидеть. А иногда, что готова приползти к ней на коленях, вымаливая прощение. Маринино место рядом с Екатериной Александровной занял физрук. Он наклонился к Трейгер и зашептал что-то, улыбаясь. Кивая ему в ответ, Екатерина продолжала сканировать зал цепким взглядом дозорного на сторожевой вышке. Лизка с Щербаковым уже почти слились в экстазе прямо посреди танцпола под тоскующую Келли Кларксон. — Лильк, ты офигенная, — горячее дыхание Макарова обожгло шею, — ты самая офигенная девушка. «Только она так не считает!» — Лиля криво улыбнулась: — Лучше всех? — Лучше, — его руки с плеч сползли на талию. Губы скользнули от мочки уха к шее. Это заводило. Она откинула волосы назад, позволяя целовать свои открытые ключицы. Жаль, Марина так не вовремя вышла. — Because of you I find it hard to trust not only me, but everyone around me… Несомненно, Гордина сейчас болтает со своей Ритой. Лиля почувствовала, что ее щеки пылают. Она прижалась к Макарову всем телом. Покачиваясь в такт музыке, бедром ощутила, как он затвердел под джинсами. Все так просто у мальчиков, без всяких выкрутасов. Нравится — хочет. И никакого притворства. Сейчас она испытывала к Макарову почти любовь. Пьяную благодарную любовь. — Пошли посидим? У меня есть ключ от подсобки, — шепнула Лиля, дотрагиваясь до колючей щеки. Может хорошо, что он строит из себя грубоватого мачо и что он весь такой твердый, мускулистый, неуютный. Может, именно такой контраст ей и нужен, чтобы заглушить тоску по коварно обволакивающим нежностью объятиям, внушающим ложное чувство спокойствия. В коридоре Макаров не выпускал ее руки. Словно боялся, что она передумает. Гордина стояла в рекреации, разговаривая с Ермаковой. Дурацкое темно-красное платье совершенно ей не шло. Лиля нарочито громко рассмеялась в ответ на Лешин шепот: «У меня косяк есть». — Супер! — выкрикнула она и снова расхохоталась так, словно уже обкурилась. Гордина повернула голову, их взгляды встретились. В зеленовато-карих глазах повисло недоумение и… неприязнь? Ермакова тоже пристально посмотрела на них из-под очков. — Тише, — Леша убыстрил шаг, крепче сжав ее ладонь. Ей стало больно. «Я не воспринимаю тебя как женщину!» Верхняя одежда была свалена прямо на парты — во время дискотек Марина разрешала, в виде исключения, раздеваться в классе, а не в гардеробной. Схватив несколько курток, Макаров принес их в подсобку и кинул на пол. Глупо хихикая, Лиля старалась подавить усиливающуюся тревогу. Распахнув окно, Лёша вытащил из кармана пиджака самокрутку и зажигалку. В тусклом свете уличного фонаря его лицо казалось бледнее обычного. Затянувшись, Макаров молча передал ей косяк. Ничего страшного, она уже пробовала как-то раз и никакого особого эффекта тогда не почувствовала. Лиля глубоко втянула дым в легкие и, даже не успев выдохнуть, повторила. — Оу, полегче, полегче, — Леша отобрал косяк, сделал тягу и тут же, аккуратно затушив его об оконную раму, спрятал в карман. — Хватит, это крепкая… иди сюда. Он притянул ее к себе и так, обнимая, довел до сброшенных на пол вещей. Мимо старого потертого кресла, на котором она не так давно сидела… на коленях у Марины. Лиля зажмурилась и часто задышала, воспоминание оказалось чересчур болезненным. Лёша снял пиджак и кинул его сверху на куртки, как покрывало. В жесте был оттенок пошловатого джентльменства, но Лилю это немного успокоило. Она порывисто поцеловала его, и он тут же судорожно накрыл своими большими ладонями ее грудь. Наверное, ей тоже надо было что-то делать? Нащупав пряжку ремня, она рывком расстегнула ее, чуть не сломав ноготь, и без колебаний потянула замок молнии вниз. Нащупав через плотную ткань боксеров вздыбленную твердую плоть, она как-то тупо, по-детски, смутилась и убрала руку. Горячо выдохнув: «Лил-я-я», Макаров снова впился в ее губы. Неожиданно она ощутила приступ дурноты. Отвернув голову в сторону, глубоко вдохнула воздух, пропитанный запахом травки, Лёши и морозного ветра, дующего из открытого окна. Влажные дрожащие руки освобождали ее от одежды. Она приоткрыла глаза и наткнулась взглядом на портрет Ковалевской, за стеклом в шкафу. Марина ее любила так же, как и Гипатию какую-то там… само собой — женщины. — Поцелуй меня, о-о-о, блин, о-о-о сейчас, сейчас… Лиля. Зашкаливающий восторг Макарова пугал и раздражал одновременно. Ей тоже хотелось переживать все эти эмоции: «Если бы Марина разрешила хотя бы…» — она застонала от бессильной досады. Лёша, очевидно, принял это за результат своих стараний и застонал в унисон. Прикосновение чужих рук к бедрам казалось странным, почти противоестественным. Но она не собиралась идти на попятный. Перед глазами все плыло и вертелось, в горле пересохло. Когда Макаров начал стягивать с нее колготки вместе с бельем, Лиля чуть было не оттолкнула его, но, взглянув в ненавистное лицо Ковалевской, стиснула зубы и с силой сжала его плечи. Мстительно подумала: «Хорошо, что это происходит именно здесь». Именно в этой долбаной подсобке, со старым креслом и допотопным письменным столом, среди шкафов, забитых дидактическими материалами и рулонами таблиц. — Лиля, ты, ох… — бессвязно пробормотал Макаров и застонал еще громче. Между бедер что-то скользко мазнуло. Зажмурившись, она раздвинула ноги шире, готовя себя к неприятному вторжению. Но ничего не происходило. — Лёш? — с тревогой окликнула Лиля вдруг подозрительно замолчавшего Макарова. — Сорян, — глухо произнес он, — это трава, видимо… Крепкая, сука. Ей дико захотелось рассмеяться. Но так жестоко поступить с ним она не могла. — Ничего страшного, — выдавила она, сдерживая рвущийся наружу истеричный смех. Неожиданный скрежет ключа в двери кабинета заставил ее позабыть о веселье. Щелкнул выключатель. Свет прожекторным лучом пробился сквозь замочную скважину, вычерчивая полосу на стене. Тишину рассекло знакомое цоканье каблуков. — Бля, Марина, — Лёша, вскочив на ноги, принялся судорожно застегивать джинсы. — Палево. Ты ведь закрыла? — яростно прошептал он. — У нее свои ключи. У меня запасные, — присев, Лиля на ощупь нашла трусы и бюстгальтер. Непослушными руками натянула их на себя. — Это пиздец, это пиздец, это пиздец, — как заведенный повторял Лёша. — Одевайся быстрее. Шаги приближались.  — Может, она не зайдет сюда? Просто возьмет что-то в кабинете и свалит? — со слабой надеждой спросил Макаров. Лиля мотнула головой. Комната кружилась все сильнее. Потянувшись за топом, валяющимся возле шкафа, она, не удержав равновесия, снова рухнула на кучу одежды. — Лиля, — Леша навис над ней, пытаясь поднять. — Лиль, ты в порядке? Ты чего легла? Вставай, — прошипел он. В ответ она промычала нечто бессвязное. Оставив попытки, он вытащил из-под нее свой пиджак и торопливо набросил на нее чью-то куртку. После двух скрежещущих поворотов ключа дверь распахнулась. Свет из кабинета широкой полосой разлился по полу. — Лёша? — голос Гординой звучал удивленно. — Что ты тут делаешь? Почему в темноте? — не дожидаясь ответа, она щелкнула выключателем. — Господи, что тут творится? Отойди. Лиля закрыла глаза, как маленький ребенок, который думает, что его не увидят. От куртки несло сладковатым Эйвоном. Ее начало тошнить. — Марина Викторовна, мы… Лиля просто прилегла. У нее голова болит. — Отойди, Лёша. — Марина Викторовна, честно, мы просто разговаривали, отдыхали… Куртку беспощадно сдернули, оставляя Лилю полуголой и беззащитной. Она вздохнула и беззастенчиво улыбнулась. — Мы ничего не… это не то, что вы думаете, — проскулил Макаров, беспомощно переминаясь с ноги на ногу. — Собери одежду и вынеси в гардероб. Скажешь всем, чтобы шли за ней туда, — голос Марины звенел металлом: — Встала! — сказала она, обращаясь к Лиле. Словно окатила ушатом холодной воды. Злость придала сил, Лиля поднялась на ноги и тут же пошатнулась. Макаров поддержал ее под локоть и довел до кресла. Очертания предметов казались расплывчатыми, а звуки приглушенными. — Что вы пили? — метнувшись к вешалке, Марина сняла с нее свое длинное темно-синее пальто и швырнула его в Лилю. — На, накинь. Пуговица отрезвляюще больно хлестнула по лицу. Туман перед глазами рассеивался. — Ягу она пила. Марина Викторовна, я же говорю, ей просто плохо стало, — зачастил Макаров. Откинувшись на спинку кресла, Лиля прикрыла глаза — в голове опять понеслась карусель. — Ты собрал вещи? Можешь идти. Макаров ретировался, напоследок промямлив что-то вроде извинений. Заперев за ним дверь, Марина произнесла: — Видела бы ты, на кого ты сейчас похожа. Тебе самой не противно? Лиля демонстративно закинула ногу на ногу и тут же, не удержавшись, поморщилась, почувствовав между бедер омерзительную липкость. Ее замутило с новой силой. — Ну почему же противно? — она вымученно ухмыльнулась. — Оказывается, секс с мужчиной — это прекрасно, тебе стоит попробовать. — Не смешно, — зеленовато-карие глаза зло сузились. — Ты сейчас ходишь по очень тонкому льду. — Пофиг, — в ответ Лиля тоже прищурилась. — Мне захотелось, и я трахнулась. Решила, что пришло время. — И именно здесь? — Марина сделала шаг вперед и нависла над креслом. С каким-то странным облегчением Лиля поняла, что она собирается ее ударить, и пожала плечами. — Ну а где ж еще? В туалете как-то не комильфо. Она смотрела в упор, с нетерпением ожидая пощечины. Пусть хоть так, только бы прикоснулась к ней наконец. Но Марина, отступив, молча подошла к окну. Достала из ящика стола сигареты и закурила, глядя куда-то в пространство. Обида выжигала желчью, острыми словами колола язык, требуя выпустить их наружу: — А что тебе не нравится? Ты просила оставить тебя в покое, — запах дыма вызвал у Лили новый приступ тошноты. — Я оставила и занялась сексом с мальчиком. К тебе не пристаю. Ты же этого хотела? — Я ничего не хотела, — Марина стряхнула пепел, и он закружился в свете фонаря, как бестолковая летняя мошкара. — Не впутывай меня в свои идиотские игры. Одевайся. К глазам подступили слезы. Лиля задержала дыхание — только бы не разреветься. — Сейчас, минуту. — Быстрее, пожалуйста, — Марина демонстративно отвернулась. Скинув с себя пальто, Лиля вышла на середину комнаты. — Ты можешь смотреть, меня это не смущает. Или боишься завестись? — она почувствовала, как во рту скапливается горькая слюна. Затушив сигарету, Марина обернулась: — Я стараюсь не смотреть, — ее губы презрительно скривились, — потому что ты мне отвратительна. Горло сковало мучительным спазмом. Бросившись к окну, Лиля перегнулась через подоконник. «Лиля!» — окриком сдавило виски. Ее вывернуло наизнанку. Пока она, корчась в рвотных позывах, выблевывала из себя обиду и стыд, Марина, собирая ее волосы в хвост, гладила по спине. Не выдержав, Лиля расплакалась в голос. — Ну что ты? Не реви, ну прости, прости, что я так сказала. Господи, ну зачем ты все это сотворила… — накинув на нее пальто, Марина обняла ее за плечи. — И главное, с кем? С Макаровым! Ты сама сколько раз говорила, что он дурачок. — Ну и что-о? Ну и пусть… — прорыдала Лиля в ночную тьму. — Тебе же все равно-о-о на меня наплевать. От Марининых прикосновений ей становилось тепло и спокойно и еще больше хотелось плакать. Но уже не от обиды, а от какого-то другого чувства, переполняющего ее сейчас. — Детский сад. Не наплевать мне, конечно, — Марина взяла с подоконника пластиковую бутылку, в которой отстаивалась вода для цветов, и вылила немного на ладонь. — Дай хоть умою. Вода оказалась холодной, с неприятным затхлым запахом, но Лиля безропотно подставляла подбородок и щеки, ловя ртом мягкие ладони. Они скользили по ее лицу, все медленнее, все чаще касались ее губ. В сумке, брошенной на стол, зазвенел мобильный. Взяв трубку, Марина одновременно достала пачку салфеток. — Да! Кать. Нет, все в порядке. Просто кое-что тут…. Мне надо уехать, — вытерев ей лицо насухо, она повернулась спиной. Поддавшись внезапному импульсу, Лиля обняла ее сзади. Прижалась всем телом, нервно дрожа от холода, и чуть не застонала от ощущения накрывшего ее блаженства. Марина не оттолкнула, оставаясь абсолютно неподвижной, продолжила ровным голосом: — Нет, ничего не надо. Нет, все нормально. Я потом объясню. Присмотришь там за моими? Если Ермакова спросит, скажи… ну не знаю… придумаешь? Да блин, траванулась чем-то. Да, ага, ягой. Лиля прыснула. Марина отсоединилась и, мягко разъединив руки, сомкнутые у нее на талии, развернулась к ней лицом. — И чего смеемся? Ключи мне, кстати, верни. Твоя бурная сексуальная жизнь может проходить где угодно, но уж точно не в моем кабинете. Марина отошла, нагнувшись, подняла с пола колготки. — Давай одевайся. Я отвезу тебя домой. Лиля почувствовала, что ее нижняя губа снова начинает дрожать. — Какая сексуальная жизнь?! Зачем ты так говоришь? Можно подумать, ты не понимаешь, почему я это сделала! — Хватит! — подобрав с пола топ и юбку, Марина прижала их к груди. — Это ты не понимаешь. Я не свободна. Но даже если бы и была. Между нами не может быть ничего, кроме дружбы! — она нервно швырнула собранную одежду в кресло. — Ты моя ученица, и тебе всего семнадцать. Я не могу! — Но скажи хотя бы честно, что ты этого хочешь! — Лиля шагнула, сокращая расстояние между ними до опасно близкого. — Скажи, что чувствуешь это… — Неважно, чего я хочу. Это невозможно. Или ты это принимаешь, или мы перестаем общаться! — Марина вдруг взяла ее лицо в свои ладони. — Выбирай. В прохладной зелени глаз плескалась отчаянная решимость, перед которой невозможно было устоять. — Хорошо, — тихо сказала Лиля, слизывая с губы соленую каплю. — Я принимаю. — Так правильно, Лиль, — Маринин голос звучал не столько уверенно, сколько устало. — Ты позже на все посмотришь под другим углом и поймешь, что так правильно. Пальцем проведя по ее щеке, Марина убрала руку. Лиле хотелось крикнуть, что нет ничего в этом правильного, но она лишь безжизненно кивнула. Из нее будто выпустили воздух. Сил не осталось вовсе — больше всего ей сейчас хотелось поскорее добраться до дома и лечь спать. Она сняла пальто и вернула Марине. — Ты моя умница, — слабая улыбка скользнула на губах. — Одевайся. — Я оставлю ключи у себя? — натягивая колготки, спросила Лиля. — Оставь, — Марина отвернулась к вешалке и сняла с нее шарф. — Вы хоть предохранялись? Мозгов хватило? Лиля скривилась, чувствуя, что ее снова начинает тошнить. — Все нормально, — она сделала глубокий вдох. Хорошо, что Марина не видела ее лица. — Давай больше не будем об этом. Пожалуйста.