***
Утро полностью вступило в свои права, когда Энакин Скайуокер спустился в тренировочный зал, встречать группу учеников, ведь сегодня именно ему принадлежал первый урок. Старшие юнлинги были уже готовы и стояли посреди зала, выстроившись в линейку, ожидая учителя. Энакин вошёл ровно в положенное время, при том заметно волнуясь. Вчерашний разговор с Асокой и предыдущий, с Магистром Винду, не оставил его равнодушным, он просто заставил его посмотреть на ситуацию под другим углом. Раньше он воспринимал Люка и Лею лишь как детей своих врагов - Лорда ситхов и его любовницы, своей бывшей предательницы-жены. То есть, как потенциальных будущих врагов, в то время, как на самом деле они были просто детьми, которые хотели жить и состояться в своём призвании. Дети, понятия не имевшие о том, чего хотели их родители и сами преследовавшие в этом мире совсем иные цели. И имевшие совсем иные души. Плюс ко всему, эти двое были ещё и несчастливы от самого рождения. Они были зачаты в ненависти, служили инструментом достижения цели. Их зачали не потому, что хотели их рождения, а ради того, чтобы те помогли в грязных делах родителей. И потом, как только эта цель рухнула, дети резко стали не нужны своей матери и тем более, погибшему отцу, смерть которого они наблюдали в материнской утробе. Должно быть, малыши ещё там в этот момент ощутили, что стали не нужны и тихо смирилась со своей участью, а когда родная мать окончательно предала их, отказавшись, молча приняли это и почти не плакали, когда та отворачивалась от них и не кормила. Конечно, потом близнецов забрали родственники, но всё равно, даже любя их, они ни на секунду не забывали о том, кто они есть и чьи они дети. Люк и Лея это чувствовали и всю жизнь существовали с мыслью об этом, желая только того, чтобы хоть кто-то из встреченных в жизни людей увидел не их наследственность, а их самих, такие, какие есть. И он, Энакин, поступил не лучше других, если не ещё хуже, едва не повторив одну из ошибок своей юности. Перенёс личное отношение к родителям на детей и подсознательно ждал того, что те повторят их судьбу, не допуская возможности иного развития. Как хорошо, что он понял это сейчас и сегодня же постарается исправить это, начав относится к детям Падме только как к своим ученикам. Но каково же было удивление Скайуокера, когда среди стоящих перед ним учеников он не обнаружил Люка. Обычно тот бывал прилежным и не пропускал уроков, даже когда болел. И первым делом, забыв сказать тему занятия, Энакин, найдя среди учащихся Лею, спросил у неё: - Лея, что с твоим братом? Почему его нет? Девочка глянула на наставника своими огромными карими глазами, точной копией глаз матери, но с совершенно иным выражением. В них были печаль и сострадание. После чего сказала, отведя взгляд: - Странно, что вы не в курсе, моего брата ещё три недели назад сослали в агрокорпус, я даже не могу с ним связаться. - Как же так? Ведь к этому не было никаких оснований, - с искренним недоумением сказал Энакин, не в силах поверить, что такого способного парня сослали в этот отстойник, где от его таланта в скором времени не останется ничего, его уничтожат тяжёлый, отупляющий труд и нездоровая обстановка. Скайуокер хорошо знал, какая там атмосфера, Оби-Ван успел рассказать достаточно о том времени, когда его самого, такого же юного, как сейчас Люк, сослали туда по причине провала на смотре. И такой судьбы Энакин не пожелал бы даже врагу. - Так решили в Совете, никто не хотел брать сложного ученика, - конкретно выразилась Мара Джейд - Как жаль, что я не могу полететь за ним и вернуть. - За то я могу! - принял неожиданное решение мужчина - И сделаю это прямо сейчас! Товарищи юнлинги, можете быть свободны, тренировка отменяется. Высказавшись таким образом, Энакин вылетел из зала и бросился к ангару, где его ждала "Степная дева", которая тут же взяла курс на Бендомир, устремляясь вслед "Золотой тени" - любимому кораблю Рыцаря Ша Кун.***
Люк даже не подозревал о том, какая буря разыгралась сегодня в храме джедаев благодаря его персоне. Уже несколько дней ему было не до новостей из большого мира, ведь туда, где тот находился, любые новости доходили с трудом. Началось всё с того, что в тот день он, как обычно, после скудного завтрака, отправился работать на огород. Люку ужасно не хотелось туда идти, в этот день особенно, поскольку накануне ночью он почти не спал. Оба его соседа вечером хорошо повеселились и всю ночь продолжали пропускать бесконечные рюмки, походя горланя песни и сотрясая стены громкими криками. На Люка внимания они не обращали, давно смирились с тем, что тот не их поля ягода и молча терпели присутствие неугодного. Но терпели не значит создавали пригодные условия, поэтому с утра Люк проснулся с гудящей головой и совершенно разбитый, он то и дело зевал и притормаживал, изо всех сил пытаясь не отставать от других работников. Сегодня ему выпало насыпать удобрения на грядки и смешивать с землёй при помощи вил. Повезло ещё, что это был не навоз, а просто перегной, уже не так страшно. Однако, всё равно невыспавшийся Люк работал крайне медленно, чем вызывал раздражение товарищей и командира. - Мелкий, хватит копаться, - говорил ему тот или иной - Давай быстрее, а то на обед из-за тебя опоздаем, тогда устроим тебе сладкую жизнь! Люк, может, и был бы рад выполнить их требования, но глаза продолжали слипаются, а голова отчаянно кружилась, заставляя почти терять сознание. Это не могло закончится хорошо и завершилось тем, что в особенно острый момент недомогания, Люк размахнулся вилами и глубоко воткнув их в землю не смог сдержать крика от резкой боли, пронзившей левую ногу. И почти сразу пришёл в себя от другого крика, изданного уже командиром: - Быстрее, мать твою! Без обеда оставлю! Кое как он смог доделать последнюю грядку, стараясь не обращать внимание на то, что боль в ноге становится сильнее, Люк поплелся в столовую, отчаянно хромая. Аппетита совсем не было, но мальчик заставил себя проглотить водянистый суп и безвкусные овощи. Больше всего хотелось прийти в комнату и лечь на кровать, но до этого счастья было ещё далеко и предстояли вечерние часы. Они стали для Люка настоящей пыткой, ведь боль не утихала, становясь только сильнее час от часа, подойти же к командиру не позволяла субординация и мальчик надеялся только на то, что к вечеру боль сама утихнет. Но когда он перед сном принимал душ, Люк заметил, что левый ботинок был весь в крови, а на ступне, с внешней стороны, виднелось четыре глубоких отверстия, кровь из которых уже не сочилась. Однако, кожа вокруг них покраснела и немного припухла, отчего ступать на ногу было тяжело. По-хорошему надо бы как следует обработать раны и сделать стерильную повязку, но условия, бывшие в общежитии, позволили только промыть их с мылом и приложить марлевую салфетку, прижатую надетым носком. Этого было мало и это уже ночью станет понятно и Люку, когда на утро ступня распухла и начала неприятно пульсировать при малейшем касании. Тут уже было не до стеснений и едва командир оказался в поле его зрения, Люк подковылял к нему и сказал, стараясь на него не смотреть: - Сэр... Простите... Я не могу выйти на смену... У меня болит нога... - Это ещё, что за новости? - сурово сдвигая брови сказал Джонсон - Только членовредительства мне тут не хватало, оно тебе не поможет, так и знай! Поэтому, быстро пошёл и работай! Люк уже понял, что человечности тут не дождаться и потому не стал спорить, а молча поковылял дальше, стараясь поменьше хромать, ощущая при этом неприятную дрожь во всём теле и странный холод. Товарищи так же не обратили внимания, лишь только тогда, когда Люк, в ответ на очередной тычок командира, совершенно обессиленный, повалился на землю, тот наконец принял меры и оттащил юного работника в медицинское крыло. Там его ждали не очень хорошие новости, сказавшие о том, что Джонсон совершенно зря не поверил Люку и не привёл его сюда после первой жалобы. Оказалось, что колотые раны, полученные им вчерашним вечером, в виду несвоевременной помощи, успели воспалиться, повлеча за собой некоторое заражение крови и общую интоксикацию организма и теперь юноше требуется основательное лечение в стационаре. Джонсон тихо негодовал о потере работника, но репутация была дороже и потому он промолчал и дал добро на госпитализацию. Он смолчал, но джедаи не стали, застав своего юного коллегу в подобном состоянии.