***
После воплей Хагрида перед замком воцарился хаос. Пожиратели окончательно испортили свой ровный ряд, придя в ужас от наступления кентавров. Великаны ревели и, носясь по территории, неизбежно сносили или едва не придавливали Упивающихся толстенными ногами. Под небом кружили, норовя изувечить, когтистые крылатые звери. Все пути отступления отныне были закрыты - волшебники начали отступать внутрь Хогвартса. Всех перемещений Беллатрикс упомнить не могла. После убийства Нагини она впала в абсолютную ярость. Ввязалась в бой с кентаврами, применяя к ним самые страшные заклинания, и одновременно наступала на защитников Хогвартса. Все окружавшее ее казалось каким-то кошмаром. Пожиратели были испуганы и разобщены, не ориентировались в пространстве и даже не пытались, в подавляющем большинстве, сражаться и наступать - просто падали как подкошенные, снося волной своих товарищей позади. Когда все они оказались внутри, всё стало только хуже. Беллатрикс была в строю, как и всегда, но она не могла не видеть, как позорно терпят поражения ее союзники. Один за другим они падали, задетые стрелами, оказывались обезоружены или ранены кем-нибудь из защитников школы. Причём не только волшебников - домовики оказывали не меньшее сопротивление, рубили и кололи Пожирателей, задевая их по ногам. Маленькие кровожадные ублюдки. Со всех сторон на Беллатрикс летели вопли и крики ее союзников. Враги нападали на них со спины, пользовались растерянностью и нещадно били. На ее глазах упал Яксли, схватившись за кровоточащую рану, и Рабастан, задетый режущим, упал на колени, а потом и на пол. Белла видела боковым зрением, как Родольфус оттащил его в сторону, пытаясь привести в чувства, но тщетно. Совсем скоро он склонился над раненым, почти не шевелясь. Белла не видела, когда и как он продолжил сражение. Но он продолжил, это бесспорно. Его помощь была нужна, и он держался достойно. Хотя хотел быть с братом в этот момент. Почтить его память так, как было должно, не оставляя его тело на промерзлой земле. Всё и у всех, казалось, выходило из-под контроля. Даже Долохов - Долохов! - не справился со своим оппонентом. Секо вылетело из палочки Флитвика, попав Пожирателю прямо в грудь. И он упал, издав громкий вопль, весьма быстро прекратив шевеление. Беллатрикс не могла поверить, что столь сильный волшебник пал жертвой ничтожной ошибки. Но так бывает. Люди часто недооценивают врага. Темный Лорд был прекрасен в своей исступленной ярости. Белла бросала на него восторженные взгляды - в моменты, когда могла себе это позволить, - но постепенно их становилось все меньше. Сразу три оппонентки наступали на нее, и она, хотя и сражалась весьма уверенно, постепенно теряла в своих показателях. Возможно, при других обстоятельствах. При другом положении дел, при другом настроении армии. При отсутствии саднящих ран на голенях и пятках, полученных от свирепых домовиков и причинявших ведьме боль при всяком ее перемещении. При всех этих условиях она одержала бы победу. Убила всякого, кто посмел бы бросить ей вызов. Но что-то пошло не так. Она заподозрила это ещё в начале, когда не попала в свою первую цель. С десяти метров? Авадой Кедаврой? О да. Но она собралась, посчитав это простым недоразумением. Такое бывало в ее жизни пару раз, в далёкой молодости. А значит, могло случиться опять. Благо, Темный Лорд не заметил, кажется, ее позорной оплошности. И у неё был шанс исправить свой промах новым ярким триумфом. При взгляде на старушку Уизли, которая бежала к ней, громыхая и скрежеща, Белла осклабилась, в душе ликуя. Оппонента лучше для сглаживания промаха было просто не найти в этом огромном зале. А какой чудный шанс избавиться от предательницы крови - закостенелой, позорящей имя волшебницы, да еще и обзаведшейся целым потомством вместе с выродком, подобным себе. Беллатрикс засмеялась, предвкушая быстрый конец. Но конец не случился. Вернее, не сразу. Молли Уизли была решительна как никогда и, хотя не имела особого опыта в дуэльной магии, теснила Беллу как настоящий маститый мракоборец. Они дышали друг другу в спину, бились насмерть, ни на секунду не ослабляли внимание. Беллатрикс не смеялась - теперь и улыбка пропала с ее лица. Она была напряжена и тяжело дышала, ее глаза метали молнии, а губы кривились. Все в зале, казалось, наблюдали только за ними в этот момент. И ещё за Темным Лордом, отбивавшимся от трёх соперников сразу. - Что будет с твоими детьми, когда я тебя убью? - прокричала Белла насмешливо, когда почувствовала, что Молли теряет выносливость, спустя несколько минут. Она почувствовала себя вольготно всего на несколько мгновений, и даже боль в ее ногах куда-то ушла, давая посмаковать страдания оппонентки. - Когда мамочка отправится вслед за Фредди? - издевалась она, надавливая на самые острые раны. Но реакция Молли оказалась бесконечно далека от той, что Белла рассчитывала получить. Обычно ее ядовитые, жестокие реплики ослабляли врагов и подавляли их разум - это означало моментальное поражение. Но Молли стала лишь сильнее от ее колких фраз. Теперь она была готова на всё, ведомая кровной местью. - Ты больше никогда не тронешь наших детей! - прокричала она, и зал тут же содрогнулся от громкого смеха - Белла явно имела другое мнение на этот счёт. Смешинки блестели в ее глазах, губы снова кривились в усмешке. Она упивалась отчаянием женщины, стоящей напротив нее. Смех залечивал ее душевные раны, восстанавливал силы после физического и морального измождения. Все это сказалось на внимании Беллатрикс. Позиция из твёрдой стала расхлябанной, глаза бегали, не фокусируясь на враге, палочка едва прощупывалась в расслабленных пальцах. Она думала, что поединок окончен, и что последний шаг отныне будет за ней. Предвкушала победу, оттягивая момент триумфа. Но… так и не воспользовалась им. Она среагировала на выпад Молли всего на секунду позднее - но заклятье уже никогда не сошло с ее уст. Ее дыхание сперло, сердце прекратило стучать. Всего секунда, доли секунды были у неё для того, чтобы понять, что она проиграла. И увидеть Его. Простите, Милорд, - прокричала она одними глазами, заметив на себе его неверящий взгляд. Она надеялась, что он услышит ее. Прочтет ее раскаяние по затуманенным омутам. Заметит его прежде, чем она упадёт. Тело Беллы опрокинулось назад, и Темный Лорд, видя это, зашелся в яростном крике. Его обуяла такая злость, такая неистовая ярость, что его оппоненты, все как один, взвились в воздух на несколько секунд. Ни до ни после он не создавал столь мощную стихийную магию. И осознание этого вызывало ещё больший гнев. Беллатрикс не была, конечно, просто преданной слугой для него, что бы он там не пытался себе внушить. И не просто талантливой волшебницей, и не просто боевым командиром. Она составляла его личный комфорт, была неотъемлемой частью жизни. Такой же неотъемлемой как книги и артефакты. Как магия, в конце концов. Хотя нет, магия - и есть жизнь. Скорее, как волшебная палочка. Искусный инструмент в его руках, что методично вел его к главной цели. Сопровождал и в горе, и в радости, всегда был под рукой и кротко исполнял все его повеления. Лишиться палочки совсем не смертельно - да, это выбьет из колеи и вызовет растерянность, но эту проблему легко решить. Ее всегда можно починить, ну а если нельзя - можно найти себе новее, краше и лучше. Только вот как быть, когда нужна именно та сердцевина? Да и не только она - ещё и тот материал, тот изгиб, та пластичность. И чтобы все вместе, и чтобы с той же надежностью. Все остальное не подходит. Оно ломается, противится, выходит из-под контроля. Душит магию и неизменно подводит. Да, поменять палочку совсем не страшно, но только как жить без той, к которой ты однажды уже привык? Да, старой и несовершенной, но работавшей всегда безотказно, буквально на износ, не замечавшей ни царапин, ни трещин на себе, когда ты требовал ей выполнить сказанное. Все ради твоей отрады и безопасности, ради вашего общего дела. Молли Уизли обезоружила его сейчас, лишила его почвы под ногами. Он был разгневан и жаждал ее мучительной смерти. И вместе с тем не понимал - когда успел стать так зависим от своего оружия?.. Беллатрикс восемнадцать. Она стоит перед ним с неестественно ровной спиной, пока Он выводит на бледном предплечье ее выстраданную Темную Метку. Символ его негласного покровительства и ее безусловной преданности. Но по существу - всего лишь тайное и искусное средство коммуникации. Зачем все усложнять? Когда Тавро оживает у неё на руке, с уст Беллы сходит невольный вздох. Ее глаза загораются от восторга. Ох, девочка. Да, сейчас ты радуешься полученной метке и трепещешь от ожидания службы. Но вскоре все изменится. Тебя ждут боль, потери, испытания. И снова боль, и снова потери. Он убеждал ее, что это тяжёлая служба. Он уверял, что это не для неё. Но все попытки тщетны - она не понимает, не хочет понимать. Смотрит на него с решимостью, и в глазах ни капли сомнения - даже немного жаль. Хотя что это он, в самом деле? К чему эта напускная забота? Ему ведь нужны фанатики, нужны люди, верящие в него безоговорочно и самозабвенно. Ровно такие, как она, - которые пойдут на любые жертвы ради высокой цели. А до этого девчонка принесет ему немало пользы - магией она владеет лучше многих ровесников. - Поздравляю, Беллатрикс, - нарушает тишину Волдеморт. Отрывает палочку от тонкой руки и осматривает свое творение. Что ж, черный ей несказанно к лицу, а витиеватые узоры на черепе под стать буйным локонам. Даже удивительно, что прежде он не мог представить девушку в рядах своих слуг. - Отныне ты одна из нас, - произносит он торжественным голосом, вспомнив, что помимо них в зале есть еще двадцать человек. - Помни о данной мне клятве и носи свою Метку с честью, - говорит Темный Лорд, и Белла склоняется перед ним в глубоком поклоне. - Я буду, Милорд. Буду, до последнего вздоха, - отвечает она, сипя от радости и большого волнения. Беллатрикс сидит на краю постели, прижав к груди помятое платье, и с трепетом смотрит на мужчину, стоящего у зеркала к ней спиной. Девушка абсолютно обнажена, и лишь обручальное кольцо на ее руке выделяется, ослепительно сверкая в лучах раннего солнца, - словно нарочно привлекает к себе повышенное внимание. Так. С каких пор оно стало его раздражать?.. Игнорируя потерянный взор Беллатрикс, Волдеморт застегивает пуговицы камзола и приглаживает волосы, склонившись перед зеркалом. Пальцы, кажется, по-прежнему помнят ощущение бархатистой кожи, соприкасавшейся с его, а в воздухе витает запах женского парфюма - но не удушливого и едкого, вызывающего недомогание, а какого-то на удивление приятного, тонкого, едва уловимого. - Милорд? - Белла первой нарушает тишину, и волшебник поворачивается к ней, смеряя небрежно-снисходительным взглядом. «Наша встреча еще повторится?» - слышит он невысказанный вопрос, в то время как в ее глазах горит мольба и слабая, почти призрачная надежда. Его взгляд становится тяжелее. - Какой ответ ты рассчитываешь получить? - спрашивает волшебник, изгибая левую бровь. - Клятву в вечной верности? - предполагает он с усмешкой. Это даже звучит безумно. Он, Темный Лорд, никогда не имел и не может иметь никаких привязанностей. И эта девочка, как бы красива и умна и предана она не была, никогда не сможет тронуть его сердце. Никогда не выйдет за рамки плотского и телесного. В конце концов, он просто раскрыл ее преданность в еще одном, новом аспекте. Но, надо сказать, остался весьма озадачен. Нет, он знал, конечно, что в Белле сокрыта яркая, пламенная натура, и раньше прочих заметил в ней недюжинный потенциал. Но он и не предполагал, он и подумать не мог, что в ней заключена такая страсть, такой пыл, такое неистовое желание услужить ему. Пожалуй, держать ее при себе было бы весьма кстати. Так он думает последующие несколько лет, но что-то неумолимо выходит из-под контроля. Вот Белле двадцать два. Она стоит в Его кабинете, смиренно опустив глаза, и в волнении теребит рукава своей длинной мантии. Повелитель зол, необычайно зол, и ведьма каждой клеточкой чувствует это. Его глаза метают молнии. Она никогда еще не видела его таким. Она подумать не могла, что один синяк на ее запястье вызовет в нем такую бурю эмоций. Но он вызвал. - Ты никогда больше не будешь делить с ним ложе, - заявляет волшебник, чеканя каждое слово, и его голос, обычно бесстрастный, буквально дрожит от гнева. Он приближается к девушке и заставляет ее поднять глаза, обхватывая пальцами острый подбородок. С удовольствием оставляет отпечаток на ее щеке, сдавливая кожу до покраснения. - Ты поняла меня? - от резкого тона Белла вздрагивает и замирает, глядя на мужчину с несвойственным прежде страхом. - Д- да, Повелитель… - выдавливает она. - Я… скажу ему, мы… - лепечет девушка, но Темный Лорд, не давая договорить, сжимает ее шею своей рукой. За то, что посмела дать ему повод. За то, что заставила ревновать. Глаза Беллы расширяются от ужаса, но мужчина разжимает руку прежде, чем она начинает задыхаться. - Если ты ещё хоть раз прикоснешься к нему… - Волдеморт угрожающе смотрит ей в глаза, и ведьма часто и послушно кивает, не дожидаясь продолжения. - Простите, - скулит Беллатрикс, с трудом сдерживая слезы. - Я никогда не любила его, Милорд, вы же знаете, я никогда не хотела быть с ним… Но Темный Лорд отворачивается от неё, не желая слушать оправдания. Кладет ладонь на поверхность стола, сжимая ее в кулак. Мысленно желает завершить начатое. Она влияет на него слишком пагубно. Он никогда ещё не был так импульсивен. Пора избавиться от этой вредной привычки, и он предпринимает попытку. - Иди, - велит мужчина, не поворачивая головы, и Белла смотрит на него с нестерпимой агонией. Выходит из зала на дрожащих ногах и припадает к стене, согнувшись от беззвучных рыданий. Ему не избавиться от неё… только если убить, уничтожить физически. Но он не может. Она слишком полезна. Наблюдая за Беллатрикс из тени какой-то лачуги, Волдеморт вертит в руках волшебную палочку. Он думал лично поучаствовать в этом допросе, но в результате стоял в стороне, лицезрея процесс линчевания с эстетическим удовольствием. За те десять лет, что Белла носила Темную метку, Он ни разу ещё не пожалел об ее принадлежности организации. Каждое задание выполнялось ею с огромной самоотдачей, каждый рейд говорил об усердии и исключительной преданности. Вот и сегодня ведьма не изменила своей привычной кровожадности: два трупа - орденовца и его жены - лежали на полу в неопознаваемом виде. - Молодец, Белла, - раздается Его мрачный голос. - С Дирборном давно пора было покончить. Губы девушки расплываются в улыбке от его похвалы, глаза лучатся в безграничной признательности. - Сожалею, что отвлек тебя от семейного торжества, - он, может, и забыл бы об этой мелочи, - о том, как заявился на приём мрачнее тучи после провала с поиском Пруэттов и как выволок Беллатрикс на новое опасное предприятие в ее же собственный день рождения, наплевав на гостей и утвержденную программу, - но Белла по-прежнему была одета в праздничное платье и даже не сменила обувь на каблуке (лишь трансформировав шпильку в платформу пошире). - Я была только рада уйти оттуда, Милорд! - признается Белла с присущей ей прямотой. На ее испачканных кровью руках и шее по-прежнему висят драгоценности - подарки мужа. Вероятно, она предусмотрительно защитила их от грязи, без которой не обходилось ни одно боевое задание - но Ему хочется верить, что нет. Что забыла, или не сочла нужным. Но довольно. Он выхватил ее из рук семьи не только ради орденовцев в этот весенний вечер. У него было дело значительно важнее - дело, которое он откладывал уже много раз, но которое так славно переплеталось с их сегодняшней встречей… - Я, помнится, ещё не вручил тебе никакого подарка? - спрашивает он, словно только что вспомнив, и ставит Беллу в ступор своим вопросом. - Что вы, Милорд, мне вовсе ничего не нужно! - спешит откреститься она, розовея в щеках. - Я настаиваю, - усмехается Волдеморт. - Идем, - протягивая руку, он лишает ее возможности сопротивляться. И она, трепеща от волнения, вставляет в ладонь свою дрожащую кисть. Не спрашивает, куда и зачем они держат путь. Не допускает и мысли о подобных расспросах. Лишь рвано дышит и прижимается ближе, всецело доверяясь ему. Когда девушка открывает глаза, зажмуренные в процессе аппарации, то обнаруживает себя стоящей непозволительно близко к Повелителю. Зардевшись, отрывается от него и с интересом смотрит вокруг, не узнавая место их нахождения. Это чей-то дом, а точнее его передняя часть - маленькая прихожая. Она выглядит очень опрятно, но вместе с тем кажется совершенно нетронутой. Словно никогда толком не использовалась по назначению - для встречи хозяев или приема гостей - и это вызывает удивление. Рядом видна лестница, ведущая куда-то вниз. Чуть далее, похоже, гостевой зал, и тут же рядом выход в столовую. И снова все словно нетронутое, необжитое. Даже птиц не слышно за окном - очень странно для погожего дня. Где же они? В Его доме. Небольшом, тщательно скрытом от посторонних глаз поместье в Уэльсских лесах. Она ещё не была здесь ни разу - как и никто из его прочих слуг. Да и сейчас не могла ручаться за правдивость своих догадок. Боялась предположить, что Он оказал ей столь великую честь. - Нам нужно спуститься, - говорит, меж тем, мужчина, и Белла кивает, двинувшись вслед за ним. Они молча проходят два лестничных пролёта. И вновь она не спрашивает у него ничего. Ни где они находятся, ни куда идут, ни что ждёт их там, в глубине подземелий. Просто идёт, глядя на полы его мантии, не смея ни отстать, ни уменьшить дистанцию. Когда длинная извилистая лестница подходит к концу, их встречает кромешная тьма. Но Беллатрикс не боится - перед ней ее светоч и проводник, ее обожаемый Повелитель. Последовав его примеру, она зажигает на конце палочки яркий огонек. И тут же видит, как перед ними вырастает небольшая дверца. Напоминает склад для хранения продуктов или чего-то вроде того - она видела похожее помещение в своем родовом поместье. Но что хранит здесь Он? Если этот дом - то место, о котором она грезила. Сперва, ступив вслед за Волдемортом, Белла погружается в еще большую темень. Хлипкий пол под ногами скрипит громче, чем стая из пикси, а потолок настолько низок, что Темный Лорд едва не задевает его своей головой. Но, стоит Ему ступить вперёд всего на пару шагов, и комната вмиг оживает. Приветствует вошедшего вспыхнувшим светом и стремительно раздвигается и вширь, и ввысь. Невероятно. Нет, она, конечно, знала о расширяющей магии и сама владела ей весьма хорошо, но все же невольно раскрыла рот, оглядывая открывшееся великолепие. Малюсенькая комнатушка, в которую они вместе вошли, превратилась в огромную парадную залу, с потолками, простирающимися на десятки метров ввысь. По бокам были развешаны факелы, освещавшие комнату. Своды поражали своей красотой. И была здесь ещё одна любопытная деталь - наподобие потолку Хогвартса, который завораживал меняющейся погодой, в этом зале был весьма необычный пол. Под ним, - она была достаточно трезва, чтобы ручаться за это, - была вода. Причем не просто вода, с разными там водорослями или рыбками - по правде говоря, ни первых, ни вторых там вовсе и не было, - а с инферналами. Не распознать этих тварей было нельзя. Их тощие тела изгибались под водой, пугая своей неестественностью, а затуманенные глаза безучастно смотрели по сторонам - выглядело это, прямо скажем… эффектно. Впрочем, плавать буквально у них под ногами они никак не могли - это противоречило представлениям Беллы о расширяющей, да и вообще о какой бы то ни было магии, - а значит, это была своеобразная трансляция из их реального места обитания. Но из какого? Она не знала. Волдеморт шел впереди, не поворачивая головы. Но, слыша мысли Беллатрикс, усмехнулся уголками губ. Теперь он действительно был дома. В том смысле слова, который сам в него вкладывал, само собой. Он почти не проводил часы там, наверху - только спал и ел, - а в остальное время находился здесь, посвящая себя магии. Здесь у него было достаточно места для практически любой деятельности - различных экспериментов, допросов и пыток, наблюдений за верными подданными… Было здесь и нечто особенно ценное для него. Нечто скрываемое им с особой тщательностью от посторонних глаз, но нечто, что все же не находилось, в его представлении, в абсолютной безопасности. Ради этого он пригласил сюда Беллатрикс, ради этого затеял их сегодняшнюю беседу. Проведя женщину через зал и позволяя ей доселе завороженно смотреть под ноги, волшебник останавливается у стены. Она кажется Белле весьма обычной (если не считать общей обстановки вокруг), но ведьма предполагает, что в ней, должно быть, есть тайный проход. - Не совсем так, - Волдеморт развеивает ее догадки. И, произнеся несколько слов на известном ему языке, направляет палочку на один из факелов. Тот моментально вспыхивает ярче прежнего и, издав лёгкое дребезжание (Белла так и не смогла понять, откуда шел этот звук, а Он не спешил давать объяснение), приводит в действие какие-то другие процессы. Сперва Белла удивилась, почему Темный Лорд не подошёл к стене вплотную, остановившись примерно в трёх метрах от неё, но теперь все стало понятно. Тайный ход был совсем не в стене - вместо этого он выплыл из-под пола. Волдеморт ступает внутрь своего тайника и исчезает во тьме. Беллатрикс же замирает напротив входа, чувствуя смущение и абсолютную растерянность. Не знает, может ли прошествовать внутрь вслед за ним и увидеть все то, что он скрывает там от посторонних глаз, - имеет ли она такое право? Эх, Белла... Будто он позволил бы ей увидеть хоть что-то, что было бы чревато для его безопасности. Да и вообще, хоть что-то кроме того, что было запланировано первоначально. Спустя минуту он возвращается к ней, трепещущей от волнения, и в руках его виднеется золотая чаша. Глаза Беллы загораются при взгляде на артефакт. Его блестящая окаймовка мерцает в ее черных омутах. Она видела эту чашу в книгах, она знала об ее исторической ценности. И не могла поверить, что лицезреет тот самый драгоценный предмет. Ее восторг и глубочайшее удивление, конечно, польстили ему. В конце концов, ради чего он выкрадывал (приобретал) этот артефакт, если теперь тот пылился в его старой коморке? Он должен был занять место более достойное - в Гринготтсе или поместье Лестрейнджей (последнее, пожалуй, было даже более надежным при жизни его нынешней хозяйки) - и он непременно займёт. - Ты, верно, знаешь, что это за вещь? - он обращается к Белле полунебрежным тоном, и та поспешно кивает. - Видишь ли, я всегда питал слабость к историческим реликвиям, - замечает он как бы невзначай, ловя на себе ее восхищение. - И с чашей Хаффлпафф нас связывает долгая история… - о да, особенно ярка в этой истории часть с убийством невиновной женщины. - Пожалуй, ее даже можно назвать жемчужиной моей коллекции, - добавляет волшебник с усмешкой на губах. Белла смиренно держит руки на уровне пояса все это время и обволакивает его благоговейным взглядом. Чувствует себя должной уже потому, что он привел ее сюда и дал прикоснуться к частичке своей биографии. Каково же оказывается ее удивление, когда он произносит следующие слова. - Я думаю, настало время определить эту чашу в надежные руки. И хочу отдать ее тебе под защиту, - говорит Волдеморт, и тут уж едва сдерживает смех - лицо Беллы меняется до неузнаваемости. От шока она не может даже найти в себе силы расплыться в благодарностях. Открывает и закрывает рот. - Но будь предельно осторожна, - наставляет он ее, посерьезнев, - Эта вещь очень ценна для меня. - Конечно, Милорд, это такая великая честь! - лепечет Белла, наконец, придя в себя. - Я буду беречь ее как зеницу ока! Волдеморт усмехается. Он ожидал такой реакции. Ее услуга стала его милостью - очень удобно. Беллатрикс в волнении смотрит на артефакт, готовясь принять его с максимальной осторожностью. Ее руки мелко дрожат, но остаются вытянуты, ждут того самого, ответственного момента. Но он все не наступает и не наступает, и Белла невольно краснеет, не зная, как лучше поступить. Опустить руки или оставить на том же уровне? Лучше опустить… Но тогда Милорд усомнится в ее намерениях. Или оставить… Но не сочтет ли Он такое поведение наглым?.. Волдеморт испускает смешок. Неужели и вправду перед ним его отважный боец, тот самый командир, что держит в страхе Ближний круг и выжимает максимум из их военного потенциала? Едва ли кто-то из Его Пожирателей мог представить Беллу краснеющей от смущения - если только от ярости или праведного гнева. Едва ли видел ее робеющей и запинающейся от волнения - разве что от переизбытка эмоций. А он лицезрел, причем неоднократно, и каждый раз сие занятие услаждало его необъяснимым образом. Наконец, удовлетворившись муками Беллатрикс, волшебник передает драгоценность ей в руки. Та крепко сжимает чашу за ручки, попутно обезопасив ее специальными чарами (вдруг та выскользнет из потеющих ладоней или выпадет из рук, когда Белла засмотрится в Его глаза?), но держит на небольшом расстоянии от себя - она обязана не просто найти для неё безопасное место, но и сохранить ее первозданный вид. “Не переживай, Белла, уничтожить ее будет не так-то просто…” - думает Волдеморт со смешком, но не смеет озвучить свои мысли. Ее щеки, меж тем, алеют от повисшей неловкости, зрачки и вовсе не знают покоя. Она то смотрит на него, то опускает взор на чашу - в смущении ли, или в озабоченности ее сохранностью. Золото ей очень к лицу. Но она не смеет отождествлять себя с ним. Не воспринимает его чашу как подарок - напротив, чувствует, что должна отплатить ему за щедрость и внимание. Не знает, чем заслужила такое счастье, и бесконечно благодарна ему за каждую минуту сегодняшнего вечера. Он тоже не прочь продлить их непредвиденное свидание. Но нет. Одного подарка на сегодня достаточно. - Я провожу тебя. Она смогла сохранить его крестраж, удержать его в целости и сохранности. Спрятать в семейный сейф, защитить древними чарами (потеря золота была несоразмерна с потерей его доверия), так, что его чаше ничего не угрожало. В отличие от самой Беллатрикс. Ее тоже надлежало бы спрятать, отгородить от внешней угрозы. Но он не успел, не смог, не предвидел тех ужасных событий. Сопровождаемая сестрой, Белла заходит в его кабинет, едва переставляя ноги. На ней обычное домашнее платье, на ступнях - туфли на малюсеньком каблучке. Когда ее судорожные, ищущие глаза встречаются с Его, лицо ведьмы становится невменяемым. Ее губы трогает широкая, лихорадочная улыбка, щеки краснеют, с уст срывается неконтролируемый счастливый смех. В тот же миг Белла высвобождается из рук сестры, отпуская ее, и устремляется Ему навстречу. Наплевав на подол платья, сковывающий движения, и на преследующую головную боль. Она заворожена; идёт, не замечая ничего вокруг, и внезапно чуть не падает, запнувшись о толстый ковер. Темный Лорд реагирует мгновенно, предотвращая ее падение волшебной палочкой, но вместе с тем, по совершенно необъяснимой причине, делает один резкий шаг ей навстречу. «Просто рефлекс», - оправдывает он сам себя и поспешно ступает назад, словно ничего не произошло. Когда Белла приближается к нему, волшебник придерживает ее за талию, помогая опуститься на кресло. Мерлин, как же легко прощупываются под платьем ее острые ребра… Она робко дотрагивается пальчиками до его холодной ладони и оставляет на ней несколько поцелуев. Сбивчиво шепчет что-то, благодаря за организованный побег. Ее лицо за годы заточения осунулось и покрылось морщинами, а волосы иссохли и огрубели. Она, черт возьми, была так слаба, что едва держалась на ногах, а ее взор был слегка затуманен, как будто после болезни. Но ее преданность, ее пугающая одержимость оставались при ней и впредь. Когда позади слышится громкое змеиное шипение, Беллатрикс вздрагивает, бросая испуганный взгляд на рептилию, кольцами извивающуюся в паре метров от них. Та явно ревнует своего Хозяина и подползает к его ногам, норовя лечь как можно ближе, но волшебник приказывает ей вернуться на прежнее место. - Тебе нечего бояться, - обращается он к Белле, и та кивает, сильнее сжимая его холодную руку. Он позволяет ей это. Позволяет сидеть совсем близко к нему, заглядывать ему в глаза, дотрагиваться до него. Впервые за много лет он может почувствовать на себе горячее трепетное дыхание, - пусть даже сбивчивое и свистящее, - и услышать ее приятный голос. А какое удовольствие касаться гладкой теплой кожи вместо змеиной чешуи! Ему не хватало этого. Не хватало и ее глаз, которые, как и прежде, не только ласкают его своей нежностью и любовью, но и горят неискоренимой решимостью оберегать ото всех угроз. С приходом Беллатрикс даже вычурный интерьер кабинета перестаёт раздражать своим безвкусием. Волшебник просто не замечает его. Он смотрит на бледные губы напротив, размышляя, изменился ли за годы разлуки их вкус... И словно оживает, словно возрождается вновь. Возрождается в полном смысле этого слова. Когда изящная женская фигура, словно тряпичная кукла, отлетает назад и падает замертво, волшебник смотрит на нее немигающим, неверящим взглядом. Он будто под гипнозом. Видит тело и черные кудри, разметавшиеся рядом с ним, видит потухшие, неживые глаза. Но не узнаёт Беллатрикс. Тонкие руки, распластавшиеся на земле - разве могут они лежать вот так, без движения - руки, которые с нежностью касались его столько раз? Руки, что всегда неизменно тянулись к нему, силясь поддержать, усладить, утешить? А эти губы - обескровленные, мертвенно-синие? Разве могли стать такими ее чувственные, податливые уста? Те, что так часто шептали ему что-то нежное и фривольное, когда вокруг не было ни души, или с трепетом касались рук, вызывая по телу приятную дрожь? Волшебная палочка - та, что он вручил ей две недели назад, - лежит подле хозяйки, буквально в нескольких дюймах. Но тонкие пальцы не дотягиваются до древка, не могут сомкнуться. Он смотрит на неё, и взгляд его натыкается на ее глаза. В них мигом проносится множество лиц. Мама и папа, сестра, Родольфус. Дельфини. И Он - последний, на ком задерживается ее взгляд. Высокий, замерший посредине зала и заставивший всех вокруг замереть вместе с ним. Внезапно он отмирает и бросает взор на свою правую руку. Ему кажется, он чувствует покалывание. Нет, все в порядке. Бузинная палочка по-прежнему с ним, он сам все так же силён и все так же могущественен. Но отчего тогда пальцы немеют на руках, а вокруг все плывёт, сливаясь в черно-белую массу? Отчего так зябко и тоскливо на душе? Дементоры?.. Спустя время он уже не задумывается о своём состоянии. Он поглощен поединком, а она лежит далеко - там, где прежде, - и смотрит на него сквозь толпу. Его мановения рук и движения робы отражаются как в зеркале в ее глазах, но, увы, не приводят к жизни. Ее взгляд - просто взгляд, потухший и совершенно пустой. Ее губы - просто губы, бледны и уже не разомкнутся. Ее руки - просто руки, безвольно лежащие на земле. В этот раз Он бессилен перед Смертью.***
Битва близится к концу. Волшебники безмолвно стоят в Большом зале, образовав идеальный круг, а в центре - два человека, скрестивших палочки в последней дуэли. Все окружающие их так похожи в этот момент… не шевелящиеся, молящиеся всем богам и талисманам о счастливом исходе для себя и своих родных, томящиеся в ожидании, сжимающие оружие до побеления в пальцах. Десятки пар глаз, словно два огромных зрачка, устремлены на центр круга - на тех двух волшебников, от которых зависит их жизнь. Упадёт мужчина - и половина из них окажется за решёткой, мальчишка - и другая часть окажется под землей.***
Родольфус стоял поодаль от круга все это время - в том месте, где еще недавно разворачивалось яростное противостояние. А Беллатрикс, распластав руки, лежала на каменном полу. Ее голова была наклонена вбок, а глаза, ещё распахнутые от шока, смотрели в ту сторону, где, за спинами грязнокровок и предателей, стоял Он. Тот, ради кого она жила эту жизнь и ради кого сложила голову в своём последнем бою. Ее левый рукав задернулся и на мертвенно-бледной коже виднелся образ Темной Метки, - такой же, как и на его. Лестрейндж склонился над женой, чувствуя, что ком застрял у него в горле. Она бы придушила его за жалость, видневшуюся сейчас в его глазах, но он не мог унять тех чувств, что испытывал при взгляде на ее бездыханное тело. Руки Беллы были заломаны и лежали так, что создавали ей явное неудобство (неудобство - мертвецу?!) - поэтому одну из них он положил ей на грудь, сгибая в локте. Вторую не посмел - та указывала на Темного Лорда. Склонившись ещё ниже, Родольфус трепетно опустил веки Беллатрикс, чувствуя в этом особую необходимость. И вместе с тем ощущая вину - он полагал, что этим жестом отрывает ее от того, к кому она хотела быть причастна. В тот же момент позади раздался грохот - Волдеморт упал навзничь, а его волшебная палочка отлетела в руки к Гарри Поттеру. Тут же люди вокруг последнего взорвались овациями и счастливыми возгласами. Только Пожиратели казались еще бледнее и испуганнее, чем во время последней битвы. Родольфус вздрогнул и пошатнулся. По коже у него прошла дрожь при виде его Повелителя - вернее, того, что осталось от этого великого темного колдуна. Он лежал не шевелясь, раскинув руки - примерно так, как Беллатрикс до этого момента, - и был лишь оболочкой того человека, которым когда-то являлся. Волшебник оголил свое левое предплечье - оно было пусто. Равно как и предплечье Беллатрикс. Сердце молотило в груди Пожирателя, взгляд стал невменяемым. Руки тряслись, а ноги, не слушаясь, никак не хотели выпрямляться. Тяжело дыша, мужчина снова посмотрел на жену. Она лежала перед ним неподвижно, но словно излучала какую-то неведомую, невидимую силу, сумевшую поднять его с земли и вселить решительность. Она словно с того света руководила его жалким существованием. Или он просто сошёл с ума? Там моя дочь, Лестрейндж! - мерещился ему ее яростный голос. Сомкнувшиеся веки распахнулись вновь, открывая ее гневный взгляд. Губы кривились от злости и упрямства. - Что ты сидишь? Чего ты ждёшь?! - требовала она, и в голосе ее слышалось отчаяние от собственного бессилия. - Иди и спаси мою дочь, Лестрейндж! Не вздумай медлить!***
Мантия путалась у него под ногами, пока он бежал по аллее в сторону ворот. Темный Лорд позаботился о сохранности Мэнора с особенной тщательностью - к тому было просто не подступиться. В его голове, вероятно, возвращение выглядело как триумфальнее, торжественное шествие. Вальяжно и неспешно он снял бы с поместья свои древние чары, с небрежной ухмылкой взмахнул бы палочкой, купаясь в восхищении той же Беллатрикс. Но в реальности все было иначе. Как минимум потому, что в ней не было Его. Зато был Родольфус, но он справлялся неважно. Запинаясь и еле дыша, он водил волшебной палочкой из стороны в сторону, путаясь в заклинаниях и чертыхаясь всякий раз, когда язык его его подводил. Его руки дрожали от паники и растерянности. Его, человека исключительной собранности и терпения, буквально трясло от страха не выполнить то, что было так важно. Несколько раз Родольфуса с силой отбрасывало назад, когда он умудрялся-таки ошибиться в последовательности заклинаний. К счастью, только одно из них прошло чуть дальше его одежд, оставив на коже саднящую рану. Время поджимало. Он торопился как мог. Оказавшись на верхнем этаже Мэнора, Пожиратель моментально услышал плач из той самой комнаты. Черт. Только бы все было хорошо, - пронеслось у него в голове. Один лишь факт того, что наложенные на комнату чары канули в небытие, вызывал большой повод для беспокойства. Хорошо? Серьезно, Родольфус? Твой Хозяин пал, твои брат и жена лежат мертвые в Большом зале, пока толпа грязнокровок отплясывает у них на костях, а ты уже сегодня окажешься в Азкабане, где проведешь остаток жизни! Хорошо?! Когда, долетев до детской, Лестрейндж распахнул ее дверь (сначала избавившись от защитных чар, которые сам же и оставил несколькими часами ранее), первым, что он увидел, были глаза. Большие детские глаза, полные страха и абсолютной растерянности. - Ма! Ма! - звала Дельфи тонким голоском, но, окружённая защитным куполом, не могла выбраться из кровати, натыкаясь на опору и одергивая то левую, то правую ручку от плотного слоя магии. С ее стороны он был безобиден, если, конечно, не учитывать главной цели - удержать девочку взаперти. В целости и сохранности, - убеждал себя Лестрейндж, но его сердце болезненно сжималось, когда он смотрел на потуги Дельфи избавиться от своей защиты. Увидев возникшего в дверях Пожирателя, она заплакала пуще прежнего и стала карабкаться еще более рьяно, не сводя с него глаз. - Все хорошо, Дельфи, - произнес Лестрейндж, запинаясь после быстрого бега. И мигом подлетел к ней, вызволяя из оцепляющих чар. - Все хорошо... Ещё одну (будь я проклят) минуту... - говорил он, избавляясь от последнего защитного блока, и наконец притянул Дельфини к своей груди. Та отчаянно цеплялась руками за его мантию, шипя что-то на Парселтанге, и прерывала это протяжными всхлипами, от которых у мужчины щемило сердце. Говорить по-английски она еще не умела, издавая разве что некоторые слоги, вроде «ма» или «Ми». Разобрать же речь Дельфи на змеином мужчина не мог. - Ма? Ма! Ма, - затвердила Дельфини вновь, поняв, что Родольфус не понимает ее. То ли спрашивала, то ли звала, то ли утверждала, а может и все разом. Моргана, где еще эти мелкие засранцы?! - мысленно ругался Пожиратель, оглядываясь по сторонам в поисках домовиков. - Ах, ну да, стало быть, уже получили приказ от хозяев. Уничтоженные артефакты в обмен на убитую или покалеченную племянницу - таков оказался твой выбор, Люциус? Кто бы сомневался! - Тише, Дельфи, - шептал Лестрейндж, держа ее на руках и слегка покачивая, пытаясь успокоить. Но это было тщетно. Дельфини отлично чувствовала его нервозность и заводилась от этого только сильнее. Пришлось прибегнуть к помощи извне - использовать погремушки. К девяти месяцам у Дельфи накопилась уже целая коллекция из этих чудных инструментов. Дракоша, лукотрус и хамелеон были ее любимцами. Эти бравые воины уже не единожды помогали им преодолеть самые разные неприятности: от коликов до режущихся зубов - и всегда работали безотказно. На этот раз Родольфуса выручил последний, усыпив ещё сытую Дельфи за какие-то пару минут. Его объятия тоже оказывали на девочку благотворное действие. Хотя, наверное, то был запах ее духов, задержавшийся на нем после их последнего соприкосновения. Укачивая Дельфи, Пожиратель судорожно обдумывал свои дальнейшие действия. У него было время обдумать что-то по дороге сюда и, само собой, ещё до финальной битвы. Темный Лорд, конечно, об этом не знал, ибо посчитал бы сомнения в победе чем-то сродни измене. Но Родольфуса не покидали дурные предчувствия... ещё с того дня, когда год назад Гарри Поттер сумел уцелеть после прямого столкновения с Ним. С того дня, когда он, Родольфус Лестрейндж, сам оказался на краю смерти. О, у него было время все обдумать. Запасной план был необходим, но, Мерлин, речь шла максимум о необходимости переждать временные трудности где-нибудь в глуши или, на самый худой конец, о потребности прикрыть Милорда в случае событий, аналогичным восемьдесят первому году. То же, что произошло сегодня, у него на глазах, никогда не всплывало в его голове. Он мёртв, Родольфус. Ты можешь признаться, - мрачно напомнил ему внутренний голос. Хорошо. Всплывало. Но не задерживалось дольше, чем на доли секунды! Темный Лорд был бессмертен. Да. Был. А Родольфус был свободен и был готов воспитывать Дельфи как свою наследницу. Только авроры, очевидно, внесут в его планы некоторые коррективы… То, что он задержится на воле ненадолго, было очевидно. Вероятно, даже на этом свете - хотя ждать смертного приговора от всех тех ангелов во плоти, что вот-вот придут к власти, ему, пожалуй, не стоило. В любом случае, его будущее было повязано с Азкабаном. Но тащить с собой Дельфини он просто не мог. Девочка должна была жить - и жить на свободе. Чтобы в один день вернуть все на круги своя. Завершив все приготовления, Пожиратель трансгрессировал с Дельфи прочь из Мэнора.***
Коалвилль, ещё не знавший об уготовленном для него вторжении, мирно спал, нежась в тишине майского утра. Но его покой был нарушен аппарационным хлопком, раздавшимся у местной церквушки. Родольфус знал примерное местоположение дома, в который они направлялись, но сейчас, в душащей мантии и с ребёнком в довесок, не мог ориентироваться в пространстве так же быстро, как всегда. Он шёл по петляющей пыльной дороге и осматривал маггловские жилища, выискивая то, которое было им нужно. Он нашёл ее несколькими месяцами ранее, когда власть над Министерством перешла к ним в руки. Кроме неё у Беллы не было больше никого: все друзья прошлого были давно мертвы - так что идти ему было некуда. Но она могла бы взять девочку. В память о давних школьных годах, когда у неё ещё не было смертельной обиды и разочарования в подруге юных лет. В знак сочувствия, возможно. Если сама она не была той «эгоистичной и помешанной фанатичкой», коей когда-то окрестила Беллатрикс. Достигнув нужного дома и крепче прижав Дельфини к себе, Родольфус постучал в его бежевую дверь. Девочка была спрятана на его груди заклятием хамелеона. Впрочем, это никак не спасло бы ее от атаки какого-нибудь аврора. Лестрейндж оглянулся по сторонам. От волнения ему показалось, что ожидание затянулось на несколько минут, хотя на деле секундная стрелка проделала максимум пол оборота. Глазок на двери ожил, забегав из стороны в сторону, потом изнутри послышалось ворчание. И вот, наконец, дверь приоткрылась, являя взору Родольфуса свою хозяйку. Статную женщину плотного телосложения, с пшеничными локонами, уложенными на затылке. Потухшие, но все столь же красивые небесно-голубые глаза уставились на волшебника с немым ужасом. Видимо, глазок на двери не работал, а ворчание относилось ровно к этой проблеме (разобрать бормотание на немецком Лестрейндж не смог). - Родольфус, - вымолвила волшебница, замерев на месте и не предпринимая более ничего. Не отворяя дверь, но и не захлопывая ее. Замерла в страхе и нерешительности. - Юфимия, - ответил он поспешно, пропуская допустимые в такой ситуации драматические паузы. Они не виделись почти тридцать лет с того момента, когда мисс Роули, по сугубо личным и довольно веским причинам, была вынуждена бежать на материк. - У меня мало времени. Ты впустишь нас внутрь? - голос мужчины оставался ровным, но в душе он предвещал возможный отказ. Просить ее о таком после того, как все они когда-то расстались, было верхом безрассудства. А впрочем, выбора у него не было. Глаза женщины упали на кулёк на груди Лестрейнджа, который она, ввиду его маскировки (что теперь была отброшена), ранее не замечала, и в глазах ее промелькнул еще больший страх. Чьим бы этот ребенок ни был, он не сулил ей ничего хорошего. И все же женщина ослабила хватку на двери и приоткрыла ее, пропустив его внутрь. Коротко склонив голову в знак признательности, волшебник вошел в дом. Но не стал заходить дальше прихожей, готовясь трансгрессировать обратно на территорию Хогвартса. Пара минут - все, что оставалось у него на объяснение ситуации. - Темный Лорд пал, Юфимия. Мы проиграли, - проговорил он порывисто, боясь потерять хоть одно мгновение. - Авроры наверняка уже прочесывают Уилтшир и соседние графства, так что скоро доберутся до сюда, - сулил он, вызывая в мыслях женщины панику. Она ожидала такой конец, в глубине души грезила о нем. Но осуществившиеся мысли оказались не так уж прекрасны в суровом настоящем. - Меня обвинят во многих преступлениях, в том числе в тех, что я никогда не совершал, и посадят. Возможно, убьют. Но Дельфини, - волшебник повернул девочку так, чтобы миссис Роули могла видеть ее лицо. - должна жить. Она будет жить. Она ни в чем не виновата, - голос волшебника звучал уверенно и твердо, но в душе его терзали сомнения о будущем этого маленького кулька. - Беллатрикс не выжила в этой битве, - произнес он после небольшой паузы, и Юфимия приложила руку к лицу, повинуясь необъяснимому душевному порыву. Слёзы не появились в ее глазах, но женщина явственно чувствовала сожаление. - У неё не осталось других родственников, - продолжал Лестрейндж, бережно сжимая в руках свою драгоценную ношу. - Они все либо мертвы, либо оказались трусами и скотами, - заметил он без обиняков. Роули продолжала держать руку прижатой к лицу, не в силах прийти в себя. Она слушала волшебника, затаив дыхание. - У нас достаточно денег, чтобы вырастить ее и дать образование. У неё будут все накопления Лестрейнджей, если понадобится, - ни ему, ни Рабастану уже не удастся обзавестись детьми. Так что Дельфи - единственная, на чью долю придётся все ими нажитое. - Но ей нужен рядом кто-то, кто воспитает ее и защитит, - он озвучивал то, что и без того уже витало в воздухе. - Я знаю, что ты по-прежнему привязана к Белле, Юфимия. И в память о ней я очень прошу тебя помочь, - Пожиратель старательно искал с женщиной зрительного контакта. Но та избегала его. Вновь уставилась на девочку, лежащую на его руках. Она отчетливо видела в крупных карих глазёнках ее глаза, и даже вздернутый носик Дельфини казался ей до боли знакомым. Но она отогнала от себя этот приступ ничем не обоснованной нежности. Мало ли карих глаз и вздернутых носов у детей британских аристократов… Вдобавок, ее одолевали сомнения. - Это твой ребёнок, Родольфус? - она спросила его прямо, и даже как-то бесцеремонно, но у неё было право это сделать. Было право узнать, чьё дитя ей собираются передать. У него же было право оставить ее вопрос без ответа - но он не воспользовался им. - Родольфус? Скрывать было бессмысленно - его дитя не умело бы говорить на Парселтанге и не обладало бы той колоссальной по силе стихийной магией, напору которой Роули вскоре предстояло противостоять. - Нет, - ответил он. Юфимия содрогнулась. Ее надежды на избавление подруги от больного увлечения юных лет - которое она видела ещё зарождающимся - рухнули в один миг. - Вопрос отцовства имеет какое-то отношение к делу? - спросил Родольфус с явной неприязнью. - Это ребёнок Беллатрикс - не это ли самое главное? - мужчина вновь перешёл в наступление. Нелюбовь (мягко говоря), которую питала Юфимия к его Повелителю, могла испортить весь его план. А запасного у него не было. - Конечно имеет! - выпалила волшебница, немного придя в себя. - Как ты можешь просить меня об этом после всего, что он сделал с моей семьей? После того, как он убил Эдварда, дядю Эйвери, теперь наверное Торфинна! Все мои родственники погребены под вашим проклятым знаменем! А ты предлагаешь мне воспитывать его ребенка? - волшебница была на грани. - Ее отец мёртв, - напомнил Родольфус, мрачнея все более. - А сама она ни секунды не виновата в том, что стало с твоей семьей. И да, Торфинн действительно был мертв. Но об этом она узнаёт из газет на следующее утро. В глазах Юфимии появилась боль. Женщина боролась с собой, пыталась наступить себе на горло. Да, ей было очень жаль Беллатрикс, которую она по сей день сильно уважала. Любила, хотела бы она сказать. Но она слишком ненавидела ее за то, что в своё время Белла сделала неправильный выбор. Она была помешана на своём Господине. Больном садисте и психопате с явной манией величия (хотя и очень талантливом - тут не поспоришь) и приняла его сторону, когда Юфимия ожидала поддержки и сочувствия к своей тяжелой утрате. Для Беллы не было ничего святого, когда дело доходило до Него. И она была непреклонна (она была ужасна!), когда отстаивала его правоту. Юфимия ненавидела Его. Она ненавидела их обоих, по правде говоря. И основания у неё для этого были. Она помнила время, когда они с Беллой были очень дружны. Когда мисс Блэк ещё не была увлечена Пожирателями Смерти и лично Волдемортом (вернее, не транслировала своё увлечение при каждом удобном случае), она была ее близкой подругой. Непохожие по характеру и прямо противоположные внешне (и в цвете волос и глаз, и в комплекции, и даже в оттенке кожи), они умудрились построить теплые отношения. В них было и немало общего, впрочем. Обе напористые и смелые, обе умеющие добиваться цели. До выпуска из школы все шло относительно хорошо, но после - многое изменилось. Беллатрикс не ставила подругу в известность ни о чем, что казалось ее сердечных дел (и вступление в ряды Упивающихся, как выяснилось, относилось ровно к тому же), поэтому новость о ее «включении в клуб» стала для Роули абсолютным шоком. Однако, она отнеслась к этому скорее положительно. Была искренне рада за подругу, которая нашла себе достойное предназначение - тот исключительный магический потенциал, которым обладала Беллатрикс, было грешно не применять и не совершенствовать. К ее Хозяину Юфимия относилась с уважением. Но не без трепета, само собой. Сама она никогда не мечтала о вступлении в его ряды, но ее брат, напротив, горел этой идеей. И, поскольку был ровесником и Юфимии, и Беллатрикс, удостоился этой чести буквально парой месяцев позже последней. Все начиналось хорошо, но продлилось недолго. Оба сильно отдалились от мисс Роули после того, как стали Ему служить. Священный долг и все такое. Да. Но самым страшным оказалось не это. Перед глазами Юфимии по-прежнему стояло бездыханное тело брата, который так и не вернулся домой после одного из заданий. И что услышала она тогда от Беллатрикс? Что сказала ей та, от которой Юфимия ожидала сочувствия и поддержки в такой тяжелый период времени? Они спорили на повышенных тонах в тот день, едва удерживаясь от начала дуэли. «Он использовал его как живую мишень! Дал аврорам убить его, чтобы захватить какой-то несчастный дом!» - кричала Юфимия, убитая горем. Но Белла смотрела на неё с презрением и злостью. «Твой брат - Пожиратель Смерти. Он исполнял свой долг и умер как герой. Твоя семья должна быть благодарна Милорду!», - говорила она стальным голосом. Юфимия не могла ее слушать. Белла пугала ее своим фанатизмом, доводила до белого каления. С ней невозможно было спорить. Какую чушь она несла! Какой сущий вздор! Их общение оборвалось на этой трагической ноте. Будучи британкой с немецкими корнями, Роули эмигрировала в Германию через несколько месяцев после похорон. Но сбежать от реальности не получилось, построить семейное счастье - тоже. Ее супруг был достаточно мил и обходителен с ней, но она не любила его. Вдобавок, история ее материнства так и не обрела счастливый конец. Все попытки зачать ребёнка оказались бесплодными, а та, что дала ей надежду - закончилась ужасной трагедией. Уже к тридцати годам женщина смирилась со своим диагнозом, так и не узнав, что причина была вовсе не в ней. Вернее… это был особенный случай. Спустя двадцать лет брака она овдовела. Это было новое, необычное состояние. Она не скорбила в душе, но, находясь в обществе, обязана была скорбить. Облачалась в чёрное, изображала безутешную вдову, притворялась и играла. Вскоре ей надоело. В начале девяностых она вернулась в Туманный Альбион, ожидая обустроить здесь счастливую старость, но ее жизнь сложилась совсем не так радужно, как она того хотела. Пять лет прошли вполне терпимо, но за ними последовали странные события. Она уже тогда предчувствовала дурное, но не находила силы уехать. Потом умер отец, потом мать, а потом вернулся Он. Уезжать стало опасно. В девяносто седьмом, когда обстановка накалилась до предела, женщина поняла, что оказалась в ловушке. Уехать из Британии стало невозможно, все легальные и нелегальные каналы связи с внешним миром были полностью подконтрольны им. Их, а по-другому Пожирателей Смерти Юфимия давно не называла, она всегда сторонилась. Ее жизнь, между тем, была неразрывно связана с ними, и разрушена она была, во многом, тоже из-за них. И особенно - из-за тех, чьё дитя ей хотели отдать на попечение… - Вам обязательно нужно уехать, - голос Лестрейнджа прервал ее раздумья. По затянувшемуся молчанию он понял, что переговоры близки к завершению. Он убедил ее, или она убедила себя… неважно. Главное - она была уже готова к своей ответственной миссии. - Мракоборцы пройдутся по семьям всех Пожирателей, и по Роули - одними из первых. Наличие годовалого ребёнка вызовет вопросы, - произнес он, посмотрев в ее растерянные глаза. - К-как? Куда? - пролепетала Юфимия со страхом в голосе. Она была совершенно потеряна. - В Европу. В Германию. У тебя наверняка остались там знакомства? Дом, куда вы могли бы поехать? - Родольфус нервно посмотрел на часы, вытащив их из кармана мантии. Он уже вышел за выбранные рамки. Проклятье. - Д-да, у меня осталось небольшое поместье… от мужа, - голос женщины был тихим и едва разборчивым. - Н-но- - Вам нужно отправляться немедленно, - перебил Лестрейндж. - Здесь пятьсот галлеонов, на первое время, - он достал увесистый мешочек с золотыми монетами, который успел прихватить в Мэноре (разумеется, речь шла о его собственных средствах, а не о мести радушным хозяевам). - А, но- - пробормотала Юфимия, не поспевая за происходящим. - На некоторое время наш счет в Гринготтсе точно заморозят, будут разбирательства. Но до конца года все должны восстановить, - мужчина говорил очень быстро, не давая ей прийти в себя. - Но как мы пройдём через границу? - в ужасе спросила Юфимия. - Я даже не представляю, что с нами сделают после всего того, что сегодня произошло! - Вздор, препятствовать женщине с ребёнком никто не станет. Скажешь, что боишься и бежишь от войны, - говорил Лестрейндж с максимальной сосредоточенностью. Его голос все время оставался твёрдым - мысленно он уже был там, где твёрдость духа была жизненно необходима. - Собери все, что нужно, и перемещайтесь к Доверу. Оттуда недолго и до материка. Оторвав Дельфини от своей груди, он передал девочку ее новой опекунше. Та смотрела на дитя со смесью страха и неверия, судорожно сжимая бежевое одеяльце. - Береги ее как зеницу ока, - напутствовал Лестрейндж, прежде чем покинуть их на ближайшие пятнадцать лет. Вышел из дома, запахивая мантию на ходу, и аппарировал за сотни миль. Когда Юфимия приблизилась к окну, Родольфус уже исчез. Путей отступления у нее больше не было - его ответственное задание отныне лежало на ней. Причем лежало, черт возьми, в буквальном смысле слова. Она представить не могла, что теперь ее ждет.