Первый стратилат

Выпитая бутылка лимонада дала о себе знать довольно скоро. Пришлось ненадолго оставить Валеру и отлучиться из читального зала, хоть ему страшно не хотелось отходить даже на шаг. На душе кошки скребли, и Лёва сам не мог объяснить себе своего состояния. Торопливо возвращаясь по полутёмному коридору, он услышал откуда-то сбоку: — Подойди! Единственное слово прозвучало как приказ. Он вздрогнул и начал лихорадочно озираться по сторонам. На фоне прямоугольника окна стоял неизвестный. Свет падал так, что невозможно было разглядеть лица человека. — Вы это мне говорите? — неуверенно уточнил Лёва. — Тебе. Подойди. Ноги стали тяжёлыми и неповоротливыми. Во рту пересохло. Приблизившись вплотную, Лёва увидел: перед ним находится тот самый библиотекарь. Весьма странно… Зачем парень вышел в коридор? Неужели только ради того, чтобы поговорить? — Ты в огромной опасности, но вероятно считаешь, будто опасность невелика, — заговорил черноволосый. — Я хотел предупредить, чтобы ты не нырял с головой в колодец, из которого не выбраться самостоятельно. Да и с чьей-то помощью вылезти будет тяжело. — Не понимаю, о чём вы, — Лёва изобразил широкую глуповатую улыбку. — Какая опасность? Какой колодец? — Не прикидывайся. Ты всё знаешь. Рука библиотекаря так сжала его плечо, что Лёва зашипел от боли. Он резко оторвал от себя чужие пальцы. — Я ведь и сдачи дать могу, — чеканя слова, предупредил он. — Не смотрите на то, что я младше вас! — Можешь сколько угодно давать сдачи, — в глазах парня горел яростный огонь, но он тоже разговаривал вполголоса, чтобы никто из случайно проходящих мимо посетителей библиотеки не услышал их беседы. — Проблема в другом: ты отлично знаешь, с кем дружишь. Наблюдая за тобой, я убедился в этом окончательно. — Конечно! — усмехнулся Лёва. — С Валеркой Лагуновым дружу. Дальше что? — Оставь его, — припечатал библиотекарь. — Просто — оставь. — С какой стати? — запальчиво воскликнул Лёва, гневно прищурившись. — Разве вы решаете, с кем мне дружить? Вы мне никто! — Дурак, — коротко и с какой-то непонятной горечью бросил парень. — Лезешь в самое пекло! Пренебрежительно фыркнув, Лёва развернулся, сделал несколько шагов и собрался уже взяться за ручку двери читального зала, но рядом с ним снова вырос библиотекарь, оттесняя его от входа. — По-хорошему говорю — уходи. Твой друг в надёжных руках. О нём позаботятся. Лёва сам не понял, что случилось. Он начал действовать даже раньше, чем его разум, осознав смысл сказанного, забил тревогу. Лёву ожгло, пронзило молнией, он с силой отпихнул от себя библиотекаря и вихрем ворвался в читальный зал, напоролся на пустой стол, стоявший на пути, сшиб его, но не остановился. Перескочил через опрокинувшиеся с грохотом стулья и ринулся дальше. Вовремя успел… Валера со школьной сумкой через плечо медленно удалялся в сторону служебного выхода, оставив на столешнице раскрытый атлас и книги. За его спиной шёл седовласый старик, держа правую руку на уровне затылка мальчика, словно незримо управляя перемещениями Валеры. Никого не было поблизости. Ни души! Все посетители куда-то испарились. Некому было даже заметить, что подростка похищают. — Стоять!!! — заорал Лёва, подскакивая к старику и обхватывая его по-медвежьи поперёк туловища. — Кто вы такой? Отвечайте! Поднятая на уровень чужого затылка рука упала вниз. Старик обернулся и пронзил Лёву страшным взглядом. Никогда мальчику не доводилось видеть таких глаз! Ни у кого из живущих, ни у кого из мёртвых… У Серпа Ивановича такого взгляда точно не было. Глаза Иеронова гипнотизировали, обещая все удовольствия мира. Они привлекали, затягивали, а эти провалы, ведущие в бесконечную бездну, словно мгновенно выкачали воздух из его лёгких. Он пытался дышать, но это удавалось с трудом… А потом случилось и вовсе невероятное: неизвестный старик и пальцем его не тронул, но Лёва физически ощутил удар по темени, словно сверху бревно рухнуло. Он обмяк и потерял сознание. *** Очнулся он от того, что Валера тормошил его, пытаясь привести в чувство, и растерянно повторял: — Хлопов, ты чего? Вставай! Промычав нечто невнятное, Лёва проморгался и поднялся на ноги. Ощупал голову. Шишки нет, кровоточащей раны тоже. Тогда отчего так гудит в ушах? Прямо настоящий улей с пчёлами. — Ну даёшь, — зашептал Валерка. — Взял и свалился… Я за помощью хотел бежать! — А где старик? — спросил Лёва. — Кто? — не понял Валера. — Старик, который вёл тебя к выходу отсюда. И ещё вот так сзади рукой водил, — Лёва изобразил, как старик держал ладонь, будто кукловод, дёргающий за подвязанную невидимую ниточку свою куклу. — Меня никто не вёл, — растерялся Лагунов. — Я сидел и читал, а ты ворвался, стол опрокинул… Теперь очнулся, но несёшь бред. Головой, наверное, ударился? Здесь никого не было, кроме нас. Ну, и ещё кроме него, — Валера указал в сторону стойки, где по-прежнему сидел черноволосый с непроницаемым лицом и читал журнал. — Правда, на наше счастье, он выходил ненадолго, когда ты столы сшибал. Лёва, прихрамывая и потирая виски, побрёл к своему стулу. Механически сел. Некоторое время молчал, о чём-то раздумывая. — А всё-таки был старик, — задумчиво изрёк он, запнулся и покосился на библиотекаря, погружённого в чтение. Потом поднялся с места и медленно, но решительно двинулся к стойке. — Ты куда? — бросил ему в спину Валера. — Сейчас вернусь, — отозвался Лёва, даже не оглянувшись. Он не спускал глаз с библиотекаря, которому явно было известно о происшедшем здесь намного больше. Приблизившись, Хлопов перегнулся через стойку и склонился к парню, твёрдо промолвив: — Я не знаю, кто ты, и кем был тот дед, но предупреждаю: если ты или тебе подобные будут пытаться похитить Валерку, я вам глотки за него перегрызу! Черноволосый недоумённо посмотрел на разгневанного школьника и дёрнул плечом — мол, не понимаю, о чём ты, — и снова уткнулся в журнал. *** Присутствие Лёвы помогло. Давящая тёмная сила, мучившая Валерку в последние дни, сдулась, как продырявленный шарик. Чернота, тянувшаяся щупальцами к сердцу, отступила. — Ты как? — шёпотом спросил Лёва, внимательно наблюдавший за Валерой со своей раскладушки. Ему позволили войти в квартиру, и это главное! Случись что — он убережёт Валерку от необдуманного поступка. — Нормально, — коротко откликнулся Валера. — Я вот думаю: родители не заметили никакой странности в том, что я всегда теперь ношу галстук и пионерский значок, но очки снял. Одноклассники тоже не задают вопросов… Все видят изменения, но никого это не волнует! Не пойму, в чём причина? — Так того, — косноязычно пояснил Лёва. — Сила твоя так работает. Никто тебя ни о чём и не спросит, ничего не заподозрит. Что-то понять может только другой стратилат, либо бывший пиявец. На других твоя сила морок наводит. Если что и заподозрят, через секунду забудут. Можешь не волноваться. — Всё равно бежать надо, — подытожил Валера. — Понятно, что за оставшуюся неделю ничего не найти в библиотеке. Начну завтра складывать рюкзак и думать, в какую сторону двигать. Десять рублей скопил. Несколько безлюдных мест нашлись. Надо уходить. — Я с тобой! — Лёва вдруг вцепился в него, словно утопающий в спасательный круг. — А с матерью твоей что будет? Подумал? — услышал он и ощутил, как Валера, помедлив, вытягивает ладонь из его захвата. Лёва шумно сопел носом и молчал. — Так подумай. — А ты подумал о своих?! — вдруг сжал кулаки Лёва. — Да. Им будет трудно. Тем более, они ещё не оправились от смерти Дениса… Но у меня выхода нет. Себя не прощу, если загублю хоть кого-то, особенно маму и папу. А у тебя футбол, друзья… Длинная, счастливая жизнь. — Но без тебя? — неожиданно выпалил Лёва и сам испугался своего вопроса. — Без меня, — честно ответил Валера. *** Вероника Генриховна выловила его после уроков, когда Валера стоял возле школьной ограды, размышляя, сделать ли последнюю попытку отыскать что-то в книгах или пора идти в магазин и запасаться провизией в дорогу. Он уже склонялся ко второму варианту, когда его негромко назвали по имени. — Валер, — волосы вожатой растрепались, лицо было озабоченным, — ты как вообще? Лагунов опешил. Он мог ожидать чего угодно, но только не заботы о себе со стороны Вероники Генриховны. Как ему казалось, та должна была забыть о его существовании, покинув летний лагерь, как забыли все прочие, включая Анастасийку. Уплывая на «Вергилии», Вероника Генриховна выглядела, словно оживший труп. Ей было точно не до Валерки. Да что там, она даже на Горь-Саныча не обращала внимания, а ведь скажи она ему хоть слово, он бы порвал своё «чистосердечное признание» в клочья. Ради неё Горь-Саныч что угодно бы сделал! Услужливый Плоткин, частично потерявший память, сновал по палубе возле Вероники, предлагая горячий чай, и она не отталкивала его, не просила уйти. Словно в другой жизни всё случилось… Нет, то действительно была иная жизнь. Валера молчал и отстранённо смотрел на неё. Да, он всё помнил о тех днях, когда его сердце стучало, а Вероника Генриховна укрывала его в комнате вожатых, и он слышал рядом стук её бьющегося сердца. И он также помнил о времени, когда Вероника Генриховна перестала быть живой, а Валера всё ещё оставался таковым. И вот жива она, а его сердце способно сокращаться лишь по мысленному приказу. Редко и недолго. — Почему молчишь, Валер? Прохожие странно косились на них: взволнованную, разрумянившуюся и запыхавшуюся от быстрой ходьбы девушку-комсомолку и бледного пионера с отрешённым взглядом голубых глаз. — А что сказать? — он бесстрастно смотрел на неё. — Всё хорошо у меня. — Не лги, — она перешла на шёпот. — Вот мне не лги! Я вспомнила. Понимаешь? Игорь написал, что теперь не сможет позаботиться о тебе. Идёт расследование по его делу… Он израсходовал единственный шанс передать письмо на свободу, чтобы связаться со мной и попросить за тебя. А у меня словно в голове что-то взорвалось, когда я то письмо читала. Вернулись все воспоминания, весь этот ужас и мрак! Лучше бы не возвращались… — Вероника Генриховна всхлипнула и зажала рот трясущейся рукой, но быстро совладала с собой. — Как он? — безразличие мигом слетело с Валеры. Он схватил обеими руками ладонь Вероники Генриховны. — Расскажите, что с Горь-Санычем?! Она растерялась и неуверенно посмотрела на него, сомневаясь, стоит ли говорить. Быстро огляделась по сторонам. Никого рядом… И она рискнула. — Тело сторожа не нашли, — одними губами проговорила вожатая. — И не найдут. Саша обещал, что позаботится об этом. Если улики всплывут, они немедленно исчезнут. Значит, Игоря рано или поздно отпустят, но… — голос её наполнился болью. — Саша воспользуется своими связями, чтобы помочь, не просто так. Я дала слово выйти за него замуж, и я выполню обещанное. Саша сделал очень много для меня. И многое вытерпел по моей вине. Предать его я не смогу, а значит между мной и Игорем всё кончено. — Но вы любите Горь-Саныча, — убито пролепетал Валера. — И он вас. — В жизни всё, к сожалению, случается не так, как мы того хотим, — Вероника дотронулась с печальной улыбкой до щеки мальчика. — Вот к примеру, Анастасийка попыталась встретиться с тобой? Или, может, написала письмо? — Нет, — сумрачно отозвался Валера. — Она меня боится, и я её в этом не виню. Не уверен, что она вообще когда-либо захочет меня видеть. — А ты наверняка ждал весточки от неë. Ждал? Валера неуверенно кивнул, хоть сам был не уверен сейчас в собственных ожиданиях. — Редко в жизни всё получается гладко, — повторила Вероника Генриховна и, помолчав немного, добавила. — Игоря отпустят. Когда это произойдёт, он придёт и позаботится о тебе, а моя задача — не позволить тебе наделать глупостей прямо сейчас. Ведь ты задумал что-то! По лицу вижу, — жёстче заявила она, заметив окаменевшее лицо Валеры при упоминании о «глупостях». — Признавайся, что затеял? — Ничего. Вам кажется. Простите, я опаздываю! Валера развернулся и собрался уходить, но его снова поймали за руку и сунули в ладонь клочок бумаги. — Возьми. Здесь номер телефона Саши Плоткина. Он предупреждён о том, что ты можешь оказаться в беде. Пусть и не знает подробностей, но он поможет тебе связаться со мной. Звони из дома или из автомата, если случится дурное, станет тяжело или просто поболтать захочешь. Ведь кроме меня тебя никто по-настоящему понять не сможет! «Лёва сможет», — неожиданно мелькнуло в мыслях у Валеры, и он сам удивился, зачем вдруг вспомнил про настырного «спасителя» Хлопова, навязавшегося на его шею. Валера снова рванулся, чтобы уйти, но Вероника Генриховна опять не отпустила. — Игорь не простит меня, если с тобой что-то случится. И я себе не прощу. Умоляю, не закрывайся! Я помню, каково было мне, и вот что скажу: иметь рядом родную душу важно. Присутствие близкого человека заставляет биться даже мёртвое сердце. — Обещаю, я позвоню, — торопливо согласился Валера, чтобы Вероника Генриховна поскорее оставила его в покое. Когда это случилось, он едва совладал с желанием скомкать и выбросить листок с номером в ближайшую урну. Звонить Плоткину, который воспользовался случаем и разлучил Горь-Саныча и Веронику Генриховну, он точно не собирался! Однако, повертев бумажку в руках, всё-таки не выбросил, а небрежно сунул в карман, потому что на миг ему подумалось: это последняя ниточка, связывающая его с Горь-Санычем, и порвать её собственными руками он не рискнёт. *** Искривлённая тень нависла сверху. Черноволосый вздрогнул, уронил на пол журнал и вскочил на ноги, почтительно складывая руки в намастэ. — Вы? — Сиди уж, — старик по-отечески потрепал его по волосам. Библиотекарь быстро сел на место. — Я разочаровал вас, учитель, — он поник головой. — Я не сумел отговорить второго мальчика. Лёву. Сейчас они вместе, и одному Вишну известно, что дальше случится! — А ничего не случится, Бала, — старик смотрел в стену библиотеки, но, казалось, его глаза проникают сквозь неё, и он видит нечто, недоступное взорам остальных. — Может, к лучшему, что ты не отговорил его. Завтра побеседуй с ними откровенно. С обоими. Этот Лёва интересный… Был пиявцем, сейчас защищает стратилата, который планирует медленно убить себя, лишь бы не навредить людям. Кажется, зря я был настроен скептически. Эти двое справятся. Я принял решение: расскажи им всё. — Мне придётся достаточно надолго уйти с рабочего места. При свидетелях нельзя, — заметил Бала. — Тебя подменят. Никто не заметит, что ты уходил. — Я всё сделаю, учитель, — Бала снова поклонился своему наставнику. — Но что если они используют против нас те сведения, которые я им открою? Что если причинят вред? — Сомневаюсь. Они либо согласятся, либо откажутся. В любом случае, перестав быть наблюдателем здесь, ты уедешь из Куйбышева, и твой след затеряется на просторах страны, — спокойно промолвил старик. — А меня им не выследить. Я умею оставаться невидимым. Ты слишком много беспокоишься, Бала, — старик тепло улыбнулся. Бала ответил учителю смиренной улыбкой.