Ночной сюрприз.

      Просто ссориться со светлыми — это ещё ладно, переспорить этих светлячков ещё можно, особенно, если ты Гробыня Склепова. Однако спорить с этой рыжей сучкой равносильно собственноручно наложенным на себя чарам мозготраханья, настолько сложно это было. Неудивительно, что её соседка, обучавшаяся на тёмном отделении (!), предпочла уйти, хлопнув дверью, и провести ночь где-нибудь в другом месте.       Но ближе к полуночи девушка подостыла, решила, что можно будет сделать какую-нибудь подлянку Тане, пока та спит, а не просто бесполезно заночевать на крыше Тибидохса. Например, облить её рыбьим жиром: он плохо отмывается, или еще что-то гаденькое и неприятное, чтобы больше рот свой не раскрывала. Это надо же: довести Гробыню до такой стадии гнева, когда она из комнаты уходит, как истеричка какая-то!       Потому Склепова и возвращается, чтобы закончить ссору каким-то розыгрышем. Уже перебирает в голове варианты, открывает дверь тихо, чтобы не разбудить рыжую, входит…       И вместо спящей Гроттер видит голую Гроттер. У иного бы челюсть отвисла, но Гробыня — не иной, и вместо того, чтобы подбирать нижнюю челюсть с ковра, раскрывает глаза пошире, маскируя свой шок, и с лёгким придыханием пялится на кровать Тани.       Решившаяся воспользоваться отсутствием соседки Таня решила, видимо, побаловаться самосвязыванием: зачарованные верёвки крепко стягивают её конечности к углам постели, вынуждая распластаться по чуть комканной простыни в позе звёздочки; чёрная повязка на глазах не позволяет сразу понять, что в комнате появился кто-то посторонний, а кляп того же цвета, с помощью которого рыжая решила заглушить свои стенания, чтобы не привлечь кого-нибудь, был плотно зажат между рядами зубов и весь испачкан слюной.       Уголки накрашенных губ Склеповой тянутся в недоброй улыбке, а сама она приближается, чтобы рассмотреть поближе заколдованные перья, снующие у напряженного тела Гроттер. Пара почти невесомых пёрышек нагло и вполне ощутимо щекочут её твёрдые от возбуждения, розовые сосочки, ещё парочка поглаживают впалый животик, мышцы которого то напрягаются, то расслабляются, а остальные орудуют прямо между ног. Прикосновения перьев слишком невесомы для горящего в возбуждении влагалища, чтобы удовлетворить желания Тани, но их вполне достаточно для того, чтобы разогреть хозяйку ещё сильнее и заставить в исступлении и неспособности самоудовлетвориться дёргать верёвки на себя, мычать в кляп и выгибаться.       — Я, конечно, предполагала, насколько неподходящие у тебя мысли для светлой, но чтобы настолько… не думала, что ты такая извращенка, — усмехается Гробыня, со злорадством замечая, как девчонка вздрагивает от испуга и начинает метаться в разные стороны, громче мыча. — Ох, что такое? Не можешь выбраться из-за собственных же чар? Бедненькая…       Испуганная Таня сжимает кулаки, но сделать правда ничего не может. Мечется, ёрзает, негодуя и злясь на саму себя за наивность. Неужели она правда думала, что Склепова уйдет на всю ночь? Полный наивняк! Теперь, наверное, приведёт сюда всех своих друзей поглумиться над глупой извращенкой Гроттер…       Однако та вместо того, чтобы уйти, забирается на кровать.       — Ты меня сегодня взбесила, Гроттер. Была плохой девочкой, — ехидничает торжествующая Гробыня, взмахом руки отгоняющая перья от аккуратных грудей рыжей. — А плохие девочки заслуживают наказания, согласна? Мычание — знак согласия!       Таня мычит громче и более недовольно, когда чувствует, как девушка сжимает её грудь. Кожа у Склеповой нежная, ноготки чуть остренькие, и тискает её она очень бесстыдно и нагло: сминает, зажимает чувствительные соски между пальцами. А после, усевшись на рыжую верхом, наклоняется ближе и обдаёт кожу на шее и ключицах тёплым дыханием, легонько дёргая за сосочки и с удовлетворением отмечая реакцию Тани.       — Давно хотела проучить тебя, — произносит Гробыня, а когда Гроттер приподнимается, выгнувшись в пояснице, чтобы уйти от неожиданно приятных прикосновений, то просовывает руки под ягодицы оной и сжимает их. — А твой драконбол не такой уж бесполезный… Чего вертишься? Не нравится?       Под смешок Гробыни Таня лишь мычит, кажется, срывая потихоньку голос: настолько рыжая была возмущена поведением Склеповой, своей беспомощностью и тем фактом, что сопротивляется она чисто из принципа.       — Ничего, скоро ты будешь умолять меня не останавливаться… Хотя, как? Ты ведь не можешь говорить, — ехидничает девушка дальше, опускаясь ниже и щекотно ведя ноготком от грудины до пупка.       По местами веснушчатой коже Гроттер бегут мурашки. Она надеется, что Гробыня закончит свои издевательства на этом и просто оставит её. Кто же знал, что эту стерву привлекают девчонки!       Однако Тане приходится чуть ли не вскрикнуть, когда пальцы девушки проскальзывают между её половыми губками прямо по набухшему в возбуждении клитору, собирая смазку и поддразнивая более ощутимыми в сравнении с перьями, но всё ещё недостаточно насыщенными ощущениями. Гроттер упирается затылком в подушку, дёргает ноги к себе, натягивая до лёгкой боли верёвки, и представляет, с какой довольной ухмылкой на неё смотрит сейчас Гробыня. Этой тёмной наверняка приятно видеть, как Таня ворочается под ней, как тяжело, сбивчиво дышит через нос, как дрожит, как вздрагивает, когда в неё погружается два пальца, как она эти пальцы сжимает в себе…       — Нравится? — спрашивает Склепова, чуть сгибая два средних пальца и потихоньку двигая ими, а большим пальцем аккуратно растирая смазку по клитору. — Такая мокренькая…       Таня и правда мокнет, истекает смазкой и начинает самостоятельно двигать тазом навстречу ласке. Внизу живота тянет, жарко, и девушке безумно хочется кончить. Только вот даже пальцев для этого мало, из-за чего ранее недовольные стоны приобретают скорее неудовлетворённый характер.       Гробыня удивительно молчит, низко наклонившись над гладенькой, аккуратной промежностью рыжей, и ждёт, не сбавляя напора, чтобы не позволить Тане отдохнуть, но и не добавляя, чтобы не дать ей кончить. Она просто ждёт.       А Гроттер уже просто хочет, чтобы это закончилось, чтобы напряжение спало, чтобы взорвалось и потухло. Она мычит, хнычет, скулит и умоляюще стонет, ведя бёдрами то влево, то вправо, то тазом — вверх, и, не будь кляпа, Таня бы заумоляла на словах. Но и этого хватает для того, чтобы понять её посыл.       Склепова слышит разочарованный выдох, когда вынимает пальцы, расстегивает пару пуговиц воротника, потому что ей самой стало жарко в этой атмосфере, и склоняется над промежностью рыжей. Приникнув к влажной плоти губами, девушка проходится по ней языком и тут же давит самым кончиком на вход, проталкивает язык внутрь и активно работает им. Таня едва не задыхается, удивляясь тому, насколько у Гробыни длинный язык, и напрягает мышцы живота, постанывая, вздрагивая… Находившаяся на грани Гроттер вскоре доходит до пика, содрогается в бурном оргазме, задерживает дыхание на несколько секунд, а после тяжело, шумно, удовлетворённо выдыхает.       Но её неожиданная любовница останавливаться не планирует. Ощутив сокращение мышц лона, Склепова чуть улыбается, просовывает руки под упругие ягодицы Тани и продолжает трахать истекшее соками влагалище языком. Гроттер яростно дёргается в верёвках, едва не кричит от слишком ярких ощущений из-за того, что после оргазма и минуты не прошло, а стимуляция чувствуется слишком агрессивно. Плюсом к этому Гробыня касается подушечкой большого пальца клитора рыжей и, растирая его, трахает приподнявшую таз от напряжения Таню языком, от чего та волей-неволей кончает ещё раз, затем ещё и ещё.       От таких ярких ощущений Гроттер мычит громче, умоляя партнёршу остановиться, дёргается, в то время как сама Склепова с удовольствием вылизывает истекающее соками влагалище рыжей и ухмыляется, крепко держа её и без того хорошо зафиксированные ножки. Таня чуть не плачет, жмурится, выгибается и чувствует, как мокнут ресницы. Это оказываетсся слишком приятно, просто невыносимо. Гробыня прекращает лишь тогда, когда Таня и дёргаться то перестаёт время от времени, затем вылизывает мокрые, пульсирующие половые губки, и чувствует, как связанная вздрагивает в последний раз, когда тёмная касается языком её чересчур чувствительного клитора после нескольких принуждённых оргазмов.       Пока та пытается отдышаться, отходя от всего этого, Склепова поднимается выше и, щекотнув кончиков языка губы Гроттер, целует её. Целует грязно, влажно, развязно и будто бы лениво, касаясь языком и губами и без того покрытого слюной кляпа. Таня же, не имея даже сил сопротивляться, совсем не против такого странного поцелуя. Весь вечер выдаётся каким-то бредовым: постоянно в шоке.       Когда Гробыня стягивает повязку, девушка разлепляет влажные глаза и может, наконец, посмотреть на свою мучительницу, которая избавляет её и от кляпа тоже. Гроттер всё ещё тяжело дышит, но не так, как минуту назад, а более расслабленно. В таком состоянии она будет готова буквально на всё, и Склепова, даже не зная об этом, пользуется данным фактом: раздевается и нависает над рыжей.       Чувствуя новые приятные прикосновения к промежности, Таня охает и оглаживает красивые ягодицы соседки, обхватывает их и раздвигает упругие полушария в стороны, чтобы разглядеть фронт работ. Она никогда не думала, что когда-нибудь будет вот так лежать под Гробыней, стона ей в промежность и активно, старательно ласкать её язычком, чтобы удовлетворить очевидно неугомонное либидо любительницы фиолетового цвета.       Бледная кожа Склеповой отдает синевой, в то время как светлая кожа Тани отдаёт, скорее, розовым, и обе девушки жмутся друг к другу, стона и лаская. Они трутся о животы друг друга твёрдыми сосками, сжимают в ладошках то ягодицы, то бёдра, то вылизывают, то трахают языками, желая довести друг друга до состояния, в котором невозможно говорить. И Гробыня успокаивается лишь тогда, когда кончает сама, и тогда, когда Гроттер кончает ещё раз.       Отдышавшись, Склепова поднимается и облизывается.       — Утомилась? — злорадствует снова, решив пожалеть рыжую и всё же развязать её.       — Да как ты могла вообще…! — задыхается Таня теперь в стыде и возмущении. Жаль, в темноте её красных щек не было видно.       — Ну тебе же понравилось? — скорее утверждает, чем спрашивает Гробыня томным шепотом, навалившись на рыжую и выдохнув фразу ей в горящие после поцелуев и орального секса губы.       Гроттер кажется, что она смело может сыграть краснющего синьора Помидора, и запоздало кивает:       — Это было… нечто.       — Так значит, повторим? — с хитринкой улыбается неугомонная Анна, черт бы её побрал, Морозова.       В итоге она удивляет Таню в очередной раз за этот долгий вечер. Только не принуждением к сексу, а необычным заклинанием…       Гроттер пугается, когда между ног чувствует нечто горячее и твёрдое, и до неё быстро доходит, что именно упирается в её внутреннюю сторону бедра. Стояк.       — Ты что, с ума сошла? — испуганным шепотом спрашивает Таня, когда Склепова выпрямляется, и на низ живота рыжей ложится нешуточного размера член.       — Потрогай, — пожимает тёмная плечами. — Тебе понравится.       Гроттер выдыхает решительно и опускает руку, обхватывает ствол ладонью и мягко надрачивает. Однако, когда Гробыня утыкается головкой в её мокрую дырочку, чуть напрягается, и они синхронно охают от нахлынувших ощущений, когда орган оказывается внутри туго стиснувших его стенок. Приходится потерпеть, пока Таня не привыкнет к доселе неизведанным ощущениям, а её любовница понимает, почему парням порой сложно держаться — приятно же, но без трения никак…       Когда Склепова выскальзывает и входит на пробу, Гроттер шипит, но не останавливает её. Десяток толчков — и становится легче, ещё десяток — и она уже втягивается в процесс, постанывая сквозь закушенную губу. А когда сама Гробыня закатывает глаза от чувств, так отличающихся от привычных девушке, но всё равно безумно приятных, Таня вдруг опрокидывает её на подушку, самостоятельно насаживаясь на временный член и оттого выстанывая менее сдержанно.       Теперь уже Гроттер заставляет Склепову лежать и получать удовольствие: уперевшись руками в постель у её шеи и плеча, коленями — в матрас по обе стороны от таза партнёрши, скачет на стояке, находя это дополнение в и без того привлекательном тебе Гробыни весьма приятным и нелишним.       Они целуются, стонут, Гробыня держит рыжую за талию и подмахивает бёдрами вверх, чувствуя напряжение в пояснице, и кусает светлую любовницу за губы.       — Я… сейчас… — сквозь частое дыхание оповещает Таня, сжимая член в себе сильнее, стискивая в кулаке простынь, в ладони — грудь Склеповой, пропустив сосок между пальцами.       Они кончают практически синхронно. Склепова толкается резко, глубоко, вынудив на последних толчках Гроттер замереть и покорно принимать её, а после с развратным хлюпаньем и стоном выплёскивается в пульсирующее, мокрое лоно.       Пожалуй, Гробыня кончила так скоро из-за новизны ощущений, а Таня… Ну, просто так. Но останавливаться на одном оргазме они не собирались.       В итоге обе натрахавшиеся девушки засыпают вместе, залитые соками и спермой, безумно уставшие и довольные. Пожалуй, Таня будет не против, если Гробыня ещё раз застанет её врасплох, как и сама Гробыня. А еще Таня будет не против выучить то заклинание…