Часть 1
1 января 2012 г. в 18:49
В глубокой тишине квартиры, залитой мягким дневным светом, раздался внезапный звонок в дверь, оторвав ее хозяина от прочтения сценария и заставив его поспешить впустить гостя.
— Спасибо, что пришел, — сказал Осаму Адачи, открыв входную дверь.
— Я не мог не прийти, ты ведь просил меня, — ответил Хироки Сузуки, зайдя внутрь. — Зачем ты меня позвал?
— Поговорим в гостиной? — предложил Адачи, уклонившись от ответа. Он направился в соседнюю комнату.
Сузуки хватило нескольких секунд, чтобы понять, что его друг чем-то расстроен. Обычно открытое и беззаботное лицо сейчас выражало глубокую задумчивость, тревогу о чем-то. И тревога эта закралась и в его сердце, создавая предчувствие неприятного разговора.
Молодые люди сели на диван, готовые к беседе. Несколько мгновений прошли в полной тишине.
— Как ты думаешь, я подхожу на роль Кикумару? — наконец, начал Осаму.
— Конечно, походишь… — растерянно ответил Хироки. — А почему ты сомневаешься?
— А Юичи-сан сказал, что для этой роли мне не хватает ловкости и пластики, — с горечью сказал он. — То ли дело Аиба-чан — он двигается так легко, изящно. Наверное, у меня никогда так не получится…
— По-моему, он занимается танцами. А они ведь улучшают координацию, — Хироки задумался на секунду и продолжил, чуть улыбнувшись: — Может, тебе тоже стоит начать? — он поднялся и протянул руку, приглашая на танец. Он лукаво посмотрел на Осаму, в глазах которого промелькнуло удивление. Спустя несколько секунд тот взялся за протянутую руку своего друга.
Это был вальс под музыку тишины, звучавшую единым ритмом в их сознании, а красноватый свет закатного солнца стал естественной заменой прожекторам, которые освещают сцену.
И хотя выходило довольно неплохо, Осаму все сильнее смущался, ощущая рядом тепло другого человека, его сердцебиение. Это было так непривычно для него.
— Я не уверен, что мне это поможет… — прошептал Осаму, когда они остановились. Голова чуть кружилась. Может, от того, что они слишком долго вальсировали по кругу, особо не отличавшемуся большим диаметром, а может, от того, что все тревоги исчезли, а на сердце стало легко и тепло, как не было очень давно. Его щеки начала заливать краска, отчего он опустил глаза.
Хироки хотел возразить что-то, но тут же передумал и нежно приподнял лицо Адачи за подбородок, посмотрев в честные светло-карие глаза. Казавшаяся раньше такой четкой грань между дружбой и чем-то большим теперь стала размытой, зыбкой, она затягивала переступить себя. Подчиниться ли этому манящему зову?
Когда их губы все же соприкоснулись, эта грань бесследно растаяла золотой дымкой, поделив их отношения на «до» и «после».
Эта дымка охватила их обоих, одурманила, заставив забыть об окружающей действительности, докучающих повседневных проблемах, потаенных страхах, сомнениях. Наверное, это было неизбежно, рано или поздно дружба должна была превратиться в нечто иное, и дальнейшие действия получались уже сами собой, словно по чьему-то наущению. Но решиться на такие действия стоило определенных усилий.
Осаму озадаченно посмотрел на своего друга и после минутного колебания, приподнявшись чуть, обнял его за шею. Одновременно с этим, почти синхронно, Хироки обнял его за талию, запустив руки под футболку, отчего по спине Осаму пробежали мурашки. Их губы слились снова, и это уже не напоминало то легкое, почти не осязаемое прикосновение, это был поцелуй, полный страсти и нежности, лишавший их возможности вернуться и забыть с легкостью все это.
Остановившись на половине пути, направление в котором было только вперед, никогда нельзя будет узнать, что же будет дальше. Когда же продолжить движение вперед, если не сейчас? И продолжение не заставило себя ждать. Не разрывая поцелуя, ведь расставаться только что обретшим друг друга людям вовсе не хотелось даже на секунду, Осаму начал расстегивать пуговицы на рубашке Хироки, медленно одна за другой, с трудом отважившись. Несмотря на нежелание обоих размыкать объятия, все же пришлось это сделать, чтобы раздеться окончательно, ведь одежда все больше и больше сейчас казалась лишней, вовсе не нужной.
Осаму сел на диван, притянув Хироки к себе. Прикосновением тот попросил парня лечь и накрыл его тело своим. Слова были не нужны, все красноречиво могли сказать движения. Ласки, поцелуи, прикосновения, жаркие вздохи, срывающиеся с губ — все это было чертовски приятно, это уносило сознание куда-то за грань, делившую реальность и сказочную страну удовольствия, куда все стремятся попасть, но мало кому это удается. Но вдруг этого стало недостаточно, совсем мало, чтобы полностью ощутить друг друга. Ласковым прикосновением Хироки заставил Осаму раздвинуть ноги. Тот со смущенной улыбкой подчинился, отбросив неуверенность, утонувшую в жидком красном золоте солнца, которое было единственным незамеченным свидетелем происходящего. Стараясь причинить как можно меньше неприятных ощущений, Хироки, облизнув пальцы, осторожно подготовил Осаму, заставив его отвернуться стыдливо и смотреть куда-то в сторону, неважно куда — главное не видеть глаз, в которых все больше и больше разжигался необузданный, обжигающий огонь. Наконец, Хироки вошел в нежное тело семнадцатилетнего парня. Осаму закусил губу от боли, никогда не испытываемой ранее, чужой и казавшейся грязной. Такого ли можно было ожидать от друга, всегда помогающего, поддерживавшего его неоднократно, совсем недавно предложившего станцевать, чтобы доказать свою веру в него? Но спустя некоторое время и сам Осаму перестал отдавать себе отчет в своих действиях, вцепившись ногтями в гладкую кожу Хироки. Все неосознанные, но такие необходимы движения вызывали у них учащающиеся волны удовольствия, такого неконтролируемого, что оно заставило обоих тихо застонать. Все более невыносимые чувства наслаждения вырвались наружу наконец, и их накрыло с головой неземное блаженство, нега, за продление которой можно было бы заплатить очень дорогую цену.
— И все-таки, я думаю, из тебя выходит отличный Кикумару, — несколькими минутами позже сказал Хироки, крепче обнимая парня.
— А из тебя — отличный Ойши, — ответил Осаму, сонно улыбаясь.