Оставь борьбу Не усмирить эту силу Оставь борьбу В ловушке кошмара. Оставь борьбу Мы в ночном кошмаре? Оставь борьбу Не усмирить эту силу Оставь борьбу
Сдавайся же искажению!
***
Поднявшись на возвышение, представляющее собой огромную груду бетона, железных прутьев и расплавленного стекла, некогда являвшихся одним из сотен зданий, гордо упирающихся шпилями в небо, а теперь покоящихся на выжженной и испещрённой глубокими воронками земле, девушка, с черными как смоль волосами, беспорядочно спадающими на плечи, наконец остановилась, переводя дух и бросая взгляд на огромный, тянущийся на несколько десятков километров к горизонту, и чёрт знает на сколько вглубь, разлом в земле, преграждающий ей путь. Над головой, прожигая густые тёмные тучи, смешивающиеся с клубами чёрного дыма, светила, пульсируя, больше похожая на чёрную дыру (или это она и была?) звезда, заливая мёртвым красным светом бесконечную пустыню, усеянную остовами машин, покрытых густым слоем серого пепла, хлопья которого иногда взмывали вверх, подхваченные сильными потоками воздуха; засыпая глаза, мешая дышать даже через плотную ткань на лице. Она уже не помнила как долго она блуждает по этим бесконечным просторам разрушенного мира, так жестоко наказанного за свою алчность, за свою злость, за само своё существование. Она даже и не помнит как давно этот самый мир был разрушен. Может неделю назад, может месяц, может уже как несколько лет.***
Она помнит только, как в одну из таких, светлых от почти полной луны, спокойных и слегка прохладных, ночей, она стояла с ней на балконе, пила горячий кофе и смотрела на ночное небо. - Не люблю звёзды. - тихо шепчет Моа. Судзука отодвигает от себя чашку с кофе, смотрит на девушку с короткими тёмно-каштановыми локонами вопросительно, будто прося расшифровки и объяснения столь неожиданно сказанных слов. - Знаешь... - немного помявшись продолжает младшая, опуская взгляд. - В детстве я любила звёзды, ведь они напоминают нам, что там, наверху, так много бесконечной красоты, которую мы почти никогда не видим, потому что слишком сильно ослеплены тем, что находится у нас под носом. А потом я узнала правду. Все эти бесконечные звёзды, которые мы видим, мертвы уже миллионы и миллионы лет. Все они - ложь, иллюзия, просто искажение такого же мёртвого, как и они сами, космоса. - она осекается на полуслове, а по белой, от прохладного ветра с моря, щеке медленно катится слеза. Су уже начинает беспокоиться за девушку. За те несколько лет, что они знакомы, на Моа и раньше накатывали волны тоски и меланхолии, обычно не несущие с собой ничего хорошего. В такие дни Моа прекращала ходить в институт, ссылаясь на болезнь и всё время проводила в своей маленькой съёмной квартирке с зашторенными окнами, лежа на кровати, почти с головой укрывшись одеялом и беспорядочно, в сотый раз переключая каналы на телевизоре, даже не фокусируя взгляд на происходящем на экране. В такие моменты её спасала только Судзука, приходившая к ней и приносившая каких-нибудь сладостей, чая, а вместе с ними спокойствие и ощущение дома, в котором Моа так нуждалась и в котором чувствовала себя только рядом с Су. - Но даже если так, они ведь не становятся от этого менее прекрасными, верно? - Судзука пододвигается чуть ближе к девушке, желая согреть её. - Я просто думаю, - продолжает она, слегка приобнимая замолчавшую младшую за плечи. - Что кому какое дело, что звёзды мертвы? Пока мы сами живы, пока мы видим их, они живы для нас. Правда? - Правда. - шмыгает носом Моа, берёт руку Су в свою и кладёт голову девушке на плечо, закрывает глаза и медленно вдыхает запах лавандового шампуня. Кажется, она готова простоять так целую вечность, слушая отдалённый треск цикад, смотря на эти мёртвые звёзды и обнимая самого дорогого человека в её жизни. Яркая вспышка освещает ночное небо, ночь становится днём. Луна, до этого мирно освещающая городские крыши своим бледным светом медленно лопается как мыльный пузырь, на долю секунды загораясь на небе вторым солнцем, выплёвывая в чёрную бесконечность космоса свои сгорающие внутренности. Девушки резко прижимаются к стене спиной прикрывая глаза и оседая на пол, пытаясь укрыться от этого ослепительного света, что кажется просачивается даже через закрытые ладонями глаза. Наконец, свет становится менее ярким. Су медленно убирает от лица руки, без возможности что-то сказать или даже просто пошевелиться от охватывающего её тело ужаса, она смотрит на небо. Моа тоже обращает взгляд туда, где раньше был спутник земли. Они смотрят. Смотрят на то, как огромный взрыв, будто в замедленной съёмке, начинает принимать контур огромного кольца с чёрной бездной по центру и окрашиваться в кроваво-красный цвет, начиная медленно пульсировать всё увеличиваясь в размерах. Ярче. Больше. Страшнее. Этой ночью они не спят. За окном паника, слышны сирены и крики обезумевших от страха людей, на улице горят машины и в закрытые окна двенадцатого этажа изредка заносит редкие клубы чёрного дыма от горящих шин. Связь во всём городе пропадает. Нет ни интернета, ни телевидения, ни мобильной связи, половина электроники вообще вышла из строя. Они не знают, так только в их префектуре или во всей стране или даже... по всему миру? Они не знают. Да и что вообще можно знать и в чём можно быть уверенным, когда происходит подобное событие, для которого даже слова придумать нельзя, потому что нет просто слов таких. Катастрофа? Апокалипсис? Конец света? На следующий день появляются ОНИ - ни на что непохожие огромные существа, закрывающие собой пол неба; крылатые левиафаны, будто созданные из каменных глыб, дождя, огня и ветра. Чудовища из ночных кошмаров которых даже не может себе нарисовать сознание. Сознание не может, но глаза не лгут. Вот они - демоны (или же...ангелы?) что пришли обрушить свой гнев, свою ярость, свою безудержную силу пламенем на землю. Пришли, чтобы уничтожить, стереть с лица земли этот прогнивший до костей мир.***
Она не помнит, как оказалась тут. Помнит только то, что когда она открыла глаза Моа рядом с ней не было, не было её и в остальных двух комнатах полуразрушенной квартиры, от которой осталась лишь пустая бетонная коробка. Четыре стены и потолок (обвалившийся правда). Что ещё нужно для жизни? Моа, Моа нужна! Но её нигде нет. Судзука разгребает, ослабевающими от душащих её рыданий, которые она пока сдерживает, сохраняя ещё трепещущийся в душе огонёк надежды, руками обломки упавшего потолка. Наконец, обыскав всю квартиру, лестничную площадку, больше напоминающую место боевых действий (что по сути не далеко от правды) и рискуя упасть на торчащую с этажа снизу арматуру осматривает, те немногие, не подвергнувшиеся обрушению лестничные пролёты и этажи, но так и не найдя ничего ложится на пол, закутывается в обрывки обоев, не обращая внимание, на лезущую в глаза цементную пыль и тихо плачет без слёз. Её худые плечи содрогаются всё тише и тише, и наконец, девушка проваливается беспамятство. Приходит в себя она только утром. Утро такое же серое как и она сама сейчас, вся в пыли, грязи, с исцарапанными в кровь от разбора бетонных завалов, руками. Она тихо встаёт, пошатывается и опираясь на стену с облезшими обоями, направляется к окну, находящемуся на уровне земли, вернее того, что теперь является ей. Судзука медленно ступает на груду обломков и медленно, ежеминутно спотыкаясь, на ослабевших ногах спускается вниз. На засыпанной обломками зданий дороге на боку лежит перевернувшийся военный грузовик; шины расплавились, а краска слезла, хотя следов того, что он горел нет. Девушка подходит, осматривает машину, пытаясь найти людей. Уже не важно, живых или мёртвых. Никого. Она подходит к кузову, двери открыты. Нервная улыбка через плотно сжатые губы пробегает по её лицу. Нет, ей к сожалению уже давно не смешно, просто нервная система постепенно начинают сдавать окончательно. Ей везёт. Она находит среди разбитых от падения деревянных ящиков консервные банки, на которых красуется: «годен до 2035 года» «Ну, хоть с голода не умру... - грустно усмехается девушка, параллельно складывая провизию в обнаружившийся рядом военный рюкзак с разгрузкой.» Через пару часов блужданий она набредает на ещё один военный грузовик, который уже не столь щедр с ней, но Судзуке кое-как удаётся отыскать в нём военную обувь и некое подобие походной формы. Одежда предательски велика, но это в тысячу раз лучше, чем бродить по осколкам стекла в кедах на тонкой подошве и куртке на полуголое тело. «И как я вообще умудрилась выжить в этом аду? - мелькает в голове на секунду.» Вот уже как несколько часов, девушка безуспешно пробирается через городские развалины, крича давно сорвавшимся голосом только одно имя, которое готова повторять снова и снова и ещё миллион раз и так до конца жизни, лишь бы сейчас его обладательница оказалась рядом с ней, лишь бы вновь взяла её за руку, положила голову на плечо и сказала что-нибудь милое и глупое. Но чуда не происходит. Бетон и голые остовы машин глухи к мольбам девушки и ей отвечают только эхо, да ветер, треплющий обрывки газет. «Я не нашла её тело...значит она жива...значит она жива...я найду тебя...я не нашла её тело... значит она жива... я найду тебя...обязательно найду... - тихо, монотонно повторяет она про себя раз за разом. - Я знаю, что ты жива, просто дождись меня...»***
Судзука открывает глаза. Вновь перед ней всё тот же огромный, тянущийся на несколько десятков километров к горизонту, и чёрт знает на сколько вглубь, разлом в земле. Разлом, который хочет преградить ей путь, остановить её. Но ему это не удастся. Девушка медленно поднимается на ноги, спускает тканевую повязку с лица и делает глоток воды из уже почти пустой фляги. «Просто дождись меня. - она сжимает кулаки пока костяшки не становятся белыми. Такими же белыми, как тонкий седой локон, что затесался среди её чёрных как смоль волос» Она убирает рюкзак за спину и медленно спускается с груды бетона, туда, где перед её взором открывается бескрайняя, опалённая красной звездой пустошь. Её ждёт её новый мир, её ждёт её новое будущее. Будущее, в котором она не собирается жить одна.***
Даже когда искажённые узы порвутся, Не забывай нашу искажённую клятву, Даже если разрушен будет этот мир...