Андерс вздохнул и кинул за спину очередной скомканный лист бумаги. За окном перед ним бушевало море — зрелище, уже ставшее привычным за несколько лет, проведённых здесь, в Исландии. Солнце узкой щелочкой прокралось меж облаков и роняло свои лучи в пенистую воду. Чёрный, влажный песок и скалы чуть поодаль — вот и весь исландский пейзаж. А дом... Что ж, за столь долгое время Андерс уже успел сделать в нём ремонт, и теперь потрескавшиеся когда-то голубые стены стали белыми. «М-да, раньше было лучше», — подумал норвежец, безучастно глядя на них. Одна только эта мысль уже который день вгоняла всё его существо в тоску. Что же, придётся отвлечься. Он взял ручку и новый лист. Он пытается писать. Много писать. Но идей у него, в конце-концов, не осталось.
С остервенением отшвырнув ручку в окно, Андерс встал и размялся, после чего вышел из хрупкого, буквально шатающегося на ветру домика. Шторм стихал. Северное солнце уже скрылось под навесом рыжих туч, и в воздухе встал запах влажной травы. На песок, разбиваясь, брызгали барашки седых, тяжёлых морских волн. И чайки. Их было так много, что их возгласы практически сливались в один крик. Кричал бы и одинокий Андерс, глядя туда, где небо, такое широкое и такое бескрайнее, обнимало море, как родное своё дитя. Совсем скоро на его лице появятся первые звёзды, но юноше всё было не до сна. Он несколько раз пытался закурить, но всё бросал, обжигаясь о сигареты. Внутри него ворочалось неподъёмное обычно — но разве для души есть хоть какой-то вес? — и горькое, чёрное. Он моргнул пару раз, сбрасывая слёзы с ресниц на щёки. С долей злобы смахнул их мокрым рукавом. Хоть и было не очень жарко, вода была на редкость тёплая, уютная. Может, стоит доверить ей свои слёзы? Примет она их за своё, родное...
Андерс особенно много вспоминал в этот день. Особенно то, как ему было тяжело жить без отца в Норвегии, рядом с безнадёжно больной женщиной. Уже тогда ему хотелось выть, захлёбываясь в своём отчаянии, лишь бы не ощущать то, что он чувствовал тогда. Как здоровая, жизнелюбивая женщина загибалась от страшной болезни, хоть и не без поддержки своего сына. Но Андерс был один на один с этим. Школа, поступление в университет. Это время он словно проспал. Он не помнил, например, как сдавал экзамены, но точно помнил результаты всех последних анализов матери и понимал, что он ничего не может сделать. Только быть тем, с кем его матери не будет стыдно, не будет так одиноко и паршиво. Юноша мужественно держался и был с матерью до самого её последнего вздоха. А потом он разрыдался у самой её постели, сжимая холодную тощую руку. Скорее всего от облегчения и мысли, что самое страшное уже позади, как для него, так и для неё.
Когда Андерс думал, что он теперь совершенно один, ему пришло известие с далёкого материка: там осталась без кормильца его сестра, о которой юноша и не догадывался. И он приехал туда к ней, ведь она тоже, как и он, теперь была без родного плеча рядом. Эта новая история на его жизнь легла так, как на винил кладётся музыка. Интересно, какой бы была эта музыка?.. Шум морского прибоя, скрип песка под ногами, какое-то тоскующее, тихое пение рядом? Так иногда пела Кристин, гуляя по пляжу и играя с водой. Кто бы мог подумать, что у них один общий отец?.. Андерс тоже не знал. Но по сохранённым записям это было восстановлено, и норвежец оказался даже рад этому — он искренне считал, что отец был последней паскудой, которая оставила его с матерью на попечительство судьбы.
Недавно был день его рождения, который он хотел отпраздновать здесь, вместе с любимой сестрой. Это был бы абсолютно его, их день. Но не всё было так просто.
— Андерс?
Кристин наконец нашла его и присела рядом, шурша своим любимым синим платьем и жёлтой курточкой. Девушка даже не успела причесать волосы, и поэтому они быстро растрепались из-за ветра, как кусочки парусины путаясь на лице. Андерс невольно засмотрелся на это. На приоткрытые обветренные губы, сощуренные внимательные глаза и пальцы со свежими следами ранок. Неужели снова?
— Неужели ты снова?.. — начал Андерс, мягко взяв в руки её ладошку. Кристин поняла его с полуслова:
— Прости. Я слишком волнуюсь за тебя.
— Не стоит. Но, пожалуйста, не надо так делать. Это же больно.
— Тебе неприятно на это смотреть?
— И это тоже. Но не в этом даже дело. И даже не в боли... Ты будто хочешь мне сказать, что всё хорошо, но самом деле скрываешь это. Но я вижу: они тебя тоже оттолкнули своим поведением, так?
— Наверное?.. — неуверенно прошелестела Кристин, сжимая в руках ладонь брата, словно пытаясь так его согреть. — Я не знаю... А ты?
— А что я? — удивлённо поднял брови норвежец. Морская волна обдала его щеку брызгами, и вокруг Кристин и Андерса разлился солёный, свежий аромат.
— Ты же сорвался на них и выгнал из дома...
— А какого черта они пришли? Их никто не звал и не заставлял сюда ехать. Сделать мне одолжение? Спасибо, не стоило. Лучше бы остались у себя дома и попили чай с тортиком, если уж так неймётся.
— А дядя был рад тебя видеть... И, кажется, был очень расстроен.
Андерс вздохнул.
— Тогда мог бы без этих двоих приехать. Ему-то я всегда рад. Единственный адекват из моего окружения. Но знаешь что? В последнее время я чувствую себя каким-то... Одиноким? Брошенным? Будто море выплюнуло меня на берег, как обглоданный камешек.
— Это странно, — подумав, сказала Кристин. — Ведь я же с тобой.
— Да, я знаю, сестрёнка. — Андерс потрепал её длинные волосы. — Практически все меня покинули или стали чужими. Я не чувствую, что каждый раз, возвращаясь домой, я буду чувствовать себя там тепло и уютно. Хотя я прожил с тобой под одной крышей уже несколько лет.
— Может, ты просто скучаешь по своему дому?
— Мой дом здесь, Кристин.
— Нет-нет, я про тот, где ты родился. Может, тебе стоит побыть там вместе с дядей?
Андерсу часто казалось, что его сестра гораздо умнее и проницательнее его. Он положил ладонь на её хрупкое плечо в знак признательности и подумал немного.
— Нет, Кристин. Там меня мало что связывает с домом. Да и дом уже продан... И не могу же я оставить тебя здесь одну. Как ты тут будешь без меня, милая Кристин?
— Я же жила как-то до тебя... Я попробую жить как раньше.
Иногда она была по наивности своей жестокой.
— Это было грубо, Кристин. — Норвежец обнял её, прижимаясь лицом к её пропахшим морской солью волосам, и чуть не заплакал от разрывающего его чувства обречённости перед выбором.
— Прости.
Андерс был готов простить ей всё, что угодно. Ведь это была она, его маленькая, всегда невинная и немного наивная Кристин. Она никогда по своей воле не сделает ему больно. А если и сделает — немедленно попытается всё исправить, загладить. Не за это ли он её любил?.. Кто знает.
— Я тут подумал, Кристин. Почему бы нам не проехаться по твоей родине? Я хотел бы узнать это место лучше, чем каждую неделю, когда мы ездим за покупками. Да и вдохновение мне нужно позарез. Как думаешь? — Андерс посмотрел Кристин в глаза, и та смущённо отвела взгляд.
— Это хорошая мысль. Мы можем использовать нашу машину. И карту... Карту я поищу на чердаке.
— Будь осторожнее, там дыра ещё с того раза, как я провалился, — рассмеявшись, криво улыбнулся Андерс и встал, отряхнулся. Кристин тем временем побежала домой, готовиться к поездке, а Андерс направился к гаражу, но на полпути остановился, задумавшись. Почему такие радикальные меры? Ради чего это, зачем? Чтобы просто произвести на самих себя впечатление и вдохновить жить дальше? Неужели больше нет никаких других способов? Неужели одна близость брата и сестры была недостаточно вдохновляющей? Почему так вышло, что эти отношения больше не такие крепкие, как раньше? Так много вопросов, на которые Андерс не может найти ответа. Он уже стоял в гараже, в этой пропахшей деревом и резиной уютной пристройке, и смотрел на повидавшую виды машину. Если эта старая колымага сможет выдержать намеченный план, то это было бы просто замечательно. Заводится? Чудесно. Андерс осел на некоторое время на своём сидении, поглаживая обтянутый кожей руль. А впрочем, поездка не казалось такой уж абсурдной идеей. Просто Андерс не был к ней готов. Да. Не сейчас.
Прежде чем тронуться в дорогу, Андерс решил немного подготовиться к поездке, и поэтому зашёл в ванную комнату — настолько маленькую, что больше двух человек здесь едва ли уместится. Грязное старое зеркало, но отполированная до блеска ванна, такая же раковина и стиральная машина у стены сзади. Самодельные полки на стене и лампа над зеркалом. И белые стены со следами отслоившегося дерева и краски.
Оглядывая ванную, Андерс взял в руки бритву. Хоть он и пришёл к тому здравому решению, сидя в машине, резонные вопросы всё ещё мучили парня. Почему не предупредил Кристин? Почему ты всё делаешь втихаря? Это не забота, это самоуправство. В конце-концов, Андерс злился на самого себя и на этот слишком умный голос, его движения становились всё резче, что и привело к закономерному результату — на его щеке заалела царапина. Глубокая. Но мысли исчезли. Юноше не стоило большого труда сопоставить эти два явления. Боль и душевный покой, который он с недавних пор стал искать.
— Андерс, что ты делаешь?
Андерс дёрнулся и уставился на внезапно вошедшую в ванную Кристин. Внутри него так всё и перевернулось — вид крови на лице не оставил бы равнодушным никого, а тут ещё и близкий человек решил поиздеваться над самим собой во имя того, чтобы голос совести хоть ненадолго заткнулся. Андерс открыл было рот, чтобы оправдать себя, но не нашёл никаких слов. И куда они деваются, когда это особенно нужно?!..
— Кристин, я... Я не знаю, — только и смог сказать он.
Кровь окрасила белую пену на его лице, и Андерс вообразил это морем, о которое разбился какой-нибудь бедолага, как он. Пока девушка вытирала с его лица кровь влажным полотенцем и обрабатывала порез, Андерс почувствовал приближавшиеся мысли по поводу этой заботы, и он не выдержал их напора, сорвавшись на сестру:
— Почему ты можешь так делать, а я нет?
Кристин легонько отшатнулась от него, глядя с удивлением и обидой, и покачала головой. Это означало абсолютно точно, что в этот вечер поездка откладывается. Да и поздно было — на берегу уже всё стемнело.
И еще это означало,что Андерс сегодня спит один.
Но глубокой ночью он всё же вернулся к сестре на кровать. Он тихо прошёл в тёмную комнату, улавливая и в ней соловато-сладкий запах волос Кристин. Так всегда пахло в их спальне, и этот запах порой сводил с ума всю сущность Андерса. Он знал, что его сестра не спит. Он мог определить это по неровно вздымающейся груди. Но Кристин почему-то молчала. Она ждала оправданий? Андерс встал совсем рядом с кроватью, вглядываясь в блестящее лицо девушки. Та отвернулась, уткнувшись лицом в подушку. Андерсу стало стыдно, и он неспешно лёг рядом, стараясь не вспугнуть сестру. Но она лежала, беззвучно всхлипывая.
«Это ты виноват, довёл сестру до слёз!», «И это твои любовь и ласка?» Нет, чёрт возьми, нет! Андерс вытянул руку и осторожно приспустил с хрупкого, подрагивающего плеча рукав ночной сорочки. Он так хотел коснуться её в этот момент, и он знал, что она не будет против даже сейчас. Этот трепет на кончике языка, но он благополучно сглатывается — слова сейчас совсем не нужны. Пальцы скользнули от плеча к шее, к ключицам — и Кристин послушно приподняла лицо, позволяя Андерсу ласкать её. Она обернулась и практически тут же встретилась с губами брата — нежными и мягкими, какими сейчас были его прикосновения к груди Кристин, её талии и бёдрам. Она так хотела чувствовать себя любимой, нужной в этот момент, что это невидимым шифром дошло до Андерса. Он крепко обнял её, положив одну ладонь прямо у сердца Кристин, а потом просто прижал её обнажённое тело к своему под шум прибоя. Тени ровно ложились на юные тела, причудливо изгибались, пока луна за окном наблюдала за ними. Она была единственным свидетелем их близости.
— Прости, — тихо произнёс Андерс, зарывшись носом в волосы Кристин. Та молча кивнула и взяла его за руку. Эта ночь была тепла и свежа, и вдохновляла на душевные разговоры. Поэтому Андерс, приобняв Кристин, признался:
— Понимаешь, я чувствую себя сейчас настолько счастливым, что я позабыл про прочие чувства. Странно, но мне хочется плакать. Я хочу выплеснуть свою боль в текст, но и здесь я терплю неудачу — мне не хватает слов, чтобы даже описать то, что внутри меня происходит. Всё слишком хорошо, мне больше ничего не надо, и в то же время мне нужно слишком много, мне нужно буквально всё, что я вижу, слышу или пытаюсь прибрать к рукам. Я могу взять тебя к себе на колени, но я же не могу овладеть тобой так, как хочу. Я хочу впитать тебя в себя, как пыль, как воду. Но это невозможно. Это невозможно... — повторяет Андерс, глядя в тёмный угол комнаты, нервно стуча пальцами по девичьему плечу, а Кристин оборачивается, шепча:
— Это значит, что нам точно нужна поездка. Возможно, ты узнаешь получше то, что хочешь объять. И давай больше не будем себя ранить, хорошо?
Андерс улыбнулся ей в ответ, и, хоть в комнате было достаточно темно, Кристин это поняла.
***
Утро выдалось на редкость светлым и приятным. Оставляя следы на всё ещё влажном прибрежном песке, Андерс вместе с Кристин вышли вместе в гараж. За завтраком они оба молчали, не зная, о чём поговорить. А Андерс ещё больше запутался в себе, и «голос совести» всё больше досаждал ему, хотя он не делал ничего предосудительного. Вчерашняя ночь давила на него больше всего. Вот так помощь обиженной сестре! Хотя, когда Андерс поинтересовался у Кристин, держит ли она ещё на него обиду, она ответила, что нет. Да и, как знал Андерс, его девочка не была настолько злопамятна.
Кристин не смогла найти карту среди кучи прочего барахла на чердаке, и они с Андерсом договорилась, что поедут наугад, но сначала навестят необычные, по мнению Кристин, места, где она когда-то была с отцом. Машина долго не заводилась. Вот такой упорный нрав оказался у этого железного коня. Но стоило Андерсу только стукнуть от души по рулю, как старый драндулет громко храпанул, вздрогнул и двинулся с места, едва не снеся «мордой» переднюю стену гаража. Кристин захохотала, улыбнулся и Андерс, глядя искоса на её щёки и улыбку. Наконец, они выехали из гаража на пляж, немного постояли на месте и двинули на проезжую часть. Андерс включил магнитолу и попал на песню группы АВВА.
— Что-то часто они мне попадаются, — проворчал Андерс, глядя туда, где кажущаяся точка дороги пересекается с горизонтом, и наблюдая, как стелются над горизонтом свинцовые облака. С одной стороны их притесняли горы, невысокие, но величественные, с травянистой кромкой у основания и тёмной полосой поперёк. С другой же стороны острыми зубьями из моря выступали скалы, чернел пляж и шумела вода. Здесь явно не было места для жизни, но отец Андерса и Кристин нашёл, где обосноваться, даже здесь, в этом богом забытом местечке. Надо признать, выбрал он очень удачно. Правда, теперь требовался ремонт всему дому, и не раз...
— Здесь просто не ловят другие радиостанции, — посетовала ему сестра, держа на коленях корзинку с продуктами. — Как тебе спалось?
— Да знаешь... Мне снился странный сон. Будто я пишу очередной очерк, но в нём устраиваю самоличную индульгенцию и признаюсь во всём, что мне не понравилось самому себе в поведении.
Странный сон... Будто бывают другие, ха!
— Ты можешь рассказать мне, что тебя гложет? Рассказывай всё. А я буду слушать, — предложила Кристин, доставая из корзинки кусок хлеба.
— Я просто стал слишком много себя винить. Жду от себя большего, но не знаю чего. А остальное тебе рассказал вчера.
Кристин промолчала и погладила плечо Андерса свободной рукой, тот слабо улыбнулся, и черты его лица заметно смягчились. Он не отрываясь смотрел на дорогу, а Кристин рассматривала проплывавшие мимо исландские пейзажи. Зелёные могучие холмы, по снежные макушки покрытые туманом, седые облака и пастбища с овцами. Изредка путешественникам попадались жилые деревушки, где люди занимались своими делами и, казалось, не замечали проезжавших мимо машин. Воздух вокруг словно сгустился, было прохладно и одновременно душно, как перед грозой. На дороге они были едва ли не одни, но порой мимо проезжали и автобусы, грузовики и джипы. Самое то для путешествий по Исландии, не то что их старенький Ford.
Вдруг Андерс резко дал по тормозам, и машина, противно заскрежетав, остановилась. Кристин, чуть не рассыпав содержимое походной корзины, глянула в окно. Прямо перед машиной стояла, видимо, заблудшая овечка, во взгляде которой ясно читались испуг и непонимание происходящего. Андерс цокнул языком:
— Что она здесь забыла... Вроде вокруг нет пастбищ и... — Он осёкся, глянув в окно машины справа. Видимо, его привлекла заброшенная деревня метрах в двухстах от них. Кристин прикусила губу.
— У нас такое часто бывает. Сегодня есть, а завтра нет... И бывает непонятно, почему, — сказала она, взяв корзину за ручку и покинула машину вместе с Андерсом. Пахнуло свежей травой и влагой. Кажется, начинался дождь. Но это не остановило норвежца — он, как зачарованный, направлялся прямо к деревушке, и Кристин шла вслед за ним.
— Что тебя так привлекло? — не понимала она. Для Андерса это покинутое поселение выглядело как понимающий человек, который хочет забыть своё прошлое, но для которого, как казалось, не существовало будущего. И оно смотрело на него огромными черными глазами-окнами. Натянутые, но уже не работавшие линии передачи, пустые верёвки для белья сплетались в его сознании в единую паутину отчаяния. Такие же хлипкие деревянные домишки, наскоро покрашенные дешёвой краской, брошенные корзины, вёдра, корыта и прочие предметы быта в песке. Всё это произвело на Андерса неизгладимое впечатление.
Он долго бродил по пустым дорогам вместе с Кристин, взяв её багаж к себе и даже не обращая внимания на то, что дождь становился всё сильнее с каждой минутой. Они заглядывали в каждый дом и везде видели одну и ту же печальную картину — запустение и беспорядок. Видимо, до них тут кто-то был, но они не трогали почти ничего, что было внутри. Наконец, совсем мокрые и обессиленные, Андерс с Кристин спрятались от ливня в одном из домов, где сохранились стол и несколько крепких стульев. Там, под хлипкой крышей, они расположились с относительным удобством, и Андерс достал свой блокнот и очки.
— Вдохновение пришло? — участливо спросила его сестра.
— Не то чтобы, но какие-то идеи появились. Думаю написать об этом статью.
Кристин хотела умолчать про то, что подобные заброшенные деревни были обыкновением, но посчитала, что с братом нужно быть честной:
— Андерс, это обычно. Я думаю, что статья получится хорошей, но большого успеха от неё ждать не нужно.
— Ты так думаешь? Что ж, напишу её для себя. И для некоторых моих читателей, — кивнул ей Андерс, не отвлекаясь от блокнота.
Дождь тем временем не затихал. Отовсюду слышался грохот капель о крыши, о землю, и аромат влажной земли крепко встал в воздухе, заглядывая в ближайшие дома. Побывал он и в доме, в котором нашли кров Андерс с Кристин. Они, перекусив, некоторое время сидели молча. Андерс закурил. Скорее всего от нервов. Ведь его до сих пор мучили те самые мысли, которые появились тогда, на входе в гараж. Теперь они слились в одну, самую важную для него:
«Почему эти отношения больше не вдохновляют?»
Он взглянул на Кристин. Бедная девушка. Она пережила потерю единственного кормильца и как-то справилась с этим. Но как?
— Кристин, как... как ты справилась с этим? — спросил он её вслух. Та обернулась, непонимающе глядя ему в глаза.
— Ты про что?
— Ты пережила гибель нашего отца и сейчас сидишь здесь как ни в чём не бывало. Как ты так смогла?
— А. Я... — Она опустила глаза и с силой прикусила губу. Холодный ветер растрепал её пепельные волосы; она долго молчала. — Я и не смогла.
Эти слова буквально перевернули его осознание происходящего.
— Почему я тогда не знаю об этом?
Молчание.
— Кристин, почему я тогда об этом не знаю?
— Зачем про это говорить, если рядом с тобой эта боль исчезает? Знаешь, папа всегда говорил, что страшна не сама утрата, а если её не с кем пережить. Он до конца своих дней не мог смириться с тем, что больше никогда не увидит твою маму. Ты же знаешь это...
Андерс замолчал, пристыженный. Затянувшись, он протянул руку и обнял Кристин, поцеловав её в макушку.
— Прости. Я слишком слеп. Всё загоняюсь со своей работой, но совершенно не знаю, что происходит рядом со мной, с моей семьёй. У отца были ты и твоя мама. У тебя же, получается, никого и не было...
— Был. И есть. Просто... Я не хочу об этом говорить. Я не хочу про это забыть, нет. Мне необходимо помнить об этом, чтобы знать, кто я. И тебе это тоже нужно. Помнить, что ты здесь не один. Что здесь твой дом, но...
— Но? — спросил её Андерс и выглянул из дверного проема — ливень, кажется, приостановился. Он потянул сестру наружу. — Пошли в машину, пока есть время.
В машине разговор продолжился не сразу. Они сидели, мокрые насквозь, и молчали, глядя на то, как растекаются по лобовому стеклу редеющие дождевые капли. По магнитоле теперь крутили песни группы А-ha. Кристин услышала, как Андерс шумно выдохнул и вдохнул, и продолжила:
— Но тебе всегда рады и там, в Норвегии.
— Нет, — категорично ответил Андерс, положив голову на сложенные на руле руки. — Меня там ничто не держит.
— Может, тогда ты поедешь со мной?
— Почему ты так хочешь, чтобы я всё-таки уехал отсюда?
— Потому что они твои родные, и они же принимали участие в твоём воспитании. Ты важен для них.
Губы норвежца криво выгнулись, и Кристин это заметила:
— Разве дядя Кнут не пытался вам помочь?
— А что он мог сделать... Только писал письма, звонил иногда и слал СМС. Помню, он навещал нас втайне от своей Маргарет. И на похороны тоже пришёл втайне. Аргх.— Андерс зажмурился, сжав переносицу пальцами, и помотал головой. — Я напишу ему и позвоню. Хорошо?
— Не делай этого потому, что я на тебя надавила.
— Ни в коем случае нет. Ты мне в который раз глаза открыла. Я тоже всё ещё не справился со смертью матери. Но, возможно, твоё участие делает мою жизнь несколько проще. А я поступаю так грубо с человеком, который видел моё взросление, помогал мне и моей матери, — слабо улыбнулся Андерс и, взяв в свои руки слабо исчерченые ладошки, поцеловал острые фаланги пальцев. Он целовал их снова и снова, в знак благодарности, в знак того, что она всё ещё с ним, вернее, что они есть друг у друга, как два одиноких дерева, у которых ветви плотно переплелись между собой. Кристин, посмеиваясь, ласково касалась кончиками пальцев холодных от дождя щёк Андерса. Они смеялись друг другу, ради друг друга, и на тот момент не было никого в целом мире счастливее их.
Старый мотор снова взревел, и машина тронулась по угольной, блестящей черноте вдоль могучих холмов прямо. Прямо домой.
