в шкафу, под кроватью, в тени.

– Рози, клянусь, у меня дома что-то завелось! Оно... полностью выжить меня со свету хочет! Рози!.. Розария! – Девушка явно не была впечатлена его несвязным монологом, – погоди... Хлопок двери. Если до этого момента Господь Бог и приглядывал за ним, то сейчас он отошел по более важным делам. Возможно, будить одну из сестер их небольшой церквушки – не было лучшей его идеей. Возможно. Но ситуация стояла критическая. Поднималось солнце. По пустой улице пронесся бумажный пакет с логотипом какой-то забегаловки. Заманчивую мысль перекусить где-нибудь, пришлось с сожалением придушить: ни одно заведение в такую рань не работает. Запахнув лёгкий кардиган, в попытке собрать крупицы тепла, парень, одиноко стоящий у домика на колёсах, стремительно развернулся и неловко пошлёпал по протоптанной дороге. В спешке он не успел даже переобуться. Пушистые розовые тапочки смотрелись занимательно, но для длительной ходьбы приспособлены не были. Окна его квартиры выглядывали во двор. Пусто. Полупрозрачная голубоватая тюль, плотные тёмные шторы, не пропускающие свет. Около месяца Кэйя игнорирует их существование. Спать в темноте – опасно. Нет-нет, это ни в коем случае не паранойя, честно! Всё в порядке, даже если в это не верится, он и сам до сих пор ищет отговорки. Получается неплохо, например, вот: соседские животные, только следы от когтей появляются в его спальне, а вместо рычания слышится вкрадчивый шёпот; чья-то шалость, наверняка кому-то в удовольствие пробираться незаметным способом в его дом, переставлять небольшие вещи и оставлять пугающие послания; и его любимая теория! Сквозняк, очень сильный сквозняк, скользящий невесомо по его ногам, пока Кэйя старательно притворяется спящим, пытаясь не дрожать от липкого страха. Сколько себя не утешай, но от реальности не сбежишь, и его тёмные мешки под глазами – прямое тому доказательство. В его доме завелся Бугимен. Слишком многое указывало на это. Никакие галлюцинации не заставляли соседей по лестничной клетке жаловаться на странные шорохи по ночам. Никакие "Я просто измотался" не прятали все острые предметы в шкафчик над раковиной. Когда к ногам его посыпались булавки, канцелярские кнопки, складной ножик и маникюрные ножнички – Кэйя был на грани истерики. В тот же вечер запихнул пижаму, зубную щётку, документы и снотворное, а затем сбежал к коллеге по работе, под предлогом марафона кино. На протяжении всех фильмов тревожное чувство билось в груди, подкатывая к горлу. К пяти утра, так и не сумев сконцентрироваться на очередной комедии, он неуверенно сбежал домой. Альбедо лишь пожал плечами и скатал матрас обратно, ставя рулон к стене. Квартира встретила его тишиной и порядком. А наутро на столе появился бутерброд с воткнутым столовым ножом прямо по центру. Кэйя тихонько проскулил, по стеночке двигаясь в ванную комнату. Советы из интернета не помогали: его ночной монстр не боялся соли, молитв, пучков сушеных трав и приглашенного экстрасенса. Очаровательная Мона походила по периметру его жилища, проделала какие-то махинации с картами таро, в девятый раз уточнила дату его рождения, но и это не помогло. Сказав, что никаких духов в его доме не обитает, и на проклятие ситуация мало чем похожа – девушка выпорхнула за дверь, оставляя его один на один с чем-то. Сестра Розария не выслушала его и днём. " – Наш святой отец обоссытся со страху, если демоны существуют, нечего пугать старика". " – Я ссусь каждый день! Пусть и не буквально!" " – Всё будет хорошо, да пребудет с тобой Всевышний". Когда атеистка до мозга костей прибегает к аргументу в виде «защиты Бога», можно считать, что шансы сохранить трезвый рассудок окончательно тают. Если битва со страхами неизбежна, нужно атаковать первым. Перетащив прикроватный коврик в центр комнаты, он просто ждал. Чего конкретно? Сложно ответить... Наверное, знака, как бы забавно не звучало. Перед глазами плыло и тело ломило от нагрузки, последний раз он спал позавчера. Всего три часа, до того, как что-то влажное не коснулось его уха. Ожидаемо, тогда он проплакал весь остаток ночи, явившись на работу в ужасном состоянии. Небо стремительно темнело, но он был умнее! Во всех комнатах горел свет, что не сладко скажется на его счетах в конце месяца. К полуночи не спасал даже крепкий кофе без сахара. Кэйя бездумно глядел то под кровать, то в узкую щель его шкафа, то украдкой зыркал в сторону коридора. Ничего. Абсолютная тишина. Желанная, умиротворяющая. Он не помнил как засопел, заваливаясь на прихваченную заранее подушку. Не помнил и то, как чьи-то сильные руки поднимали его, точно перышко, и укладывали в прохладную постель. Мягко и свежо, словно бескрайнее цветочное поле обнимало его со всех сторон, убаюкивало. На утро возле его подушки обнаруживается длинный огненно-рыжий волос. Кэйя, в попытке выпутаться из одеяльного кокона, сваливается с кровати. Невыносимо. Как выяснилось, у его Бугимена был неплохой эстетический вкус и огромный потенциал в сфере дизайна. После загадочного путешествия с коврика на кровать, существо осмелело, вовсю пользуясь благами кэйиного дома. Он почти перестал удивляться башенке из карандашей и ручек на его столе, или вылитому (судя по запаху) в раковину алкоголю. Даже в запечатанных бутылках оказывался виноградный сок. В бутылках с ромом. И даже в бутылке водки. – Какое ты заботливое, Господь милостивый, может по доброте душевной оставишь меня на недельку?.. Упиваясь виноградным соком, вкус которого уже начинал вызывать неприятные ассоциации, Кэйя понимал, что просьбы его ни до Бога, ни до монстра не дойдут. Ночью приходилось зарываться в одеяло и плед, вот так, прямо с головой. Душно, жарко, противно, но тканевая преграда, спасавшая его от внешнего мира – стала последней надеждой. Наутро болела голова, а прическу можно было бы крутить в рекламе швабр для мытья полов. На что только не пойдешь, лишь бы пережить очередную ночь. Почему-то не возникало сомнений, что ночной мучитель в конце концов сожрет, или утащит под кровать, или ещё около сотни вариантов, которые пришли в его плохо соображающую от усталости голову. В один момент Розария предложила просто продать квартиру. Кэйе в спальном районе нравилось, даже очень. Рядом сквер, искусственный ручеек, цветочные клумбы. Всё это место полюбилось ему с первого взгляда. Своё жилище изначально радовало больше всего. Бывший хозяин отдавал всё почти за бесценок, удивительно, что объявление висело на рынке недвижимости больше двух месяцев. Как выяснилось позже, дядечка, заверяющий, что оставляет вещи по причине ненадобности, покинул город с концами, передав все договоры новоприбывшему. На звонки тот больше не отвечал, но вскоре и это отошло на задний план. В доме творилось что-то странное, пугающее. Начали поступать первые жалобы от соседей, как ни странно, на шумы из его квартиры. Вот только шумели днём, пока Кэйя сидел в офисе, выполняя свою работу. И теперь дела обстоят как-то так: терроризирующее его сон и психику существо буянит и мешает спокойно функционировать. Не выдержав, Кэйя сдается, списывается с риелтором и даже клеит объявление на доске у входа в церковь. Но время шло, потенциальные покупатели как один отказывались от копеечного предложения, после первого же осмотра вживую. Кэйя понимал, чувствовал тяжелую атмосферу, плотно сгущающуюся вокруг каждого прибывшего клиента. Мало было, нечисти, доводить его денно и нощно, он ещё и отпускать отказывался! Перебивать посуду не хотелось, да и что это за односторонняя ссора такая? Услышали бы соседи – чудесный номерок, и принудительно-санаторное лечение, в течение трёх недель, ему обеспеченно. Вечерело, а он упрямо сидел на кухне, сжимая пустой уже не первый час стакан. Не пойдет он в спальню, пусть это чудище себе её забирает, пусть хоть поселится тут, только отстанет! В гостях, на ночевке, даже задержавшись на работе Кэйя чувствовал тянущее домой необъяснимое чувство. И тревожно, и холодно внутри, но он упрямо шёл, ощущая облегчение лишь на пороге. Затем тело вновь сковывал неприятный коктейль, словно льдинки покрывали каждую его клеточку. На часах девять часов тридцать шесть минут три, четыре... пять секунд, за окном темно. В стакане по прежнему ни капли, кончился даже виноградный сок. Поставь кто перед ним сейчас зеркало, Кэйя ужаснулся бы, весь свет в его глазах стремительно потух. Из-за недосыпа испортилась кожа, отдавая серым, начали ломаться ногти, заметно ухудшились слух и зрение. Сил совсем не осталось. – Налил бы чаю, хоть какая-то польза от тебя будет. – Не сдержавшись, нервное хихиканье просочилось из напряженной груди наружу. Слова отлетают от стен кухоньки, тонут в отблесках огня ночного города. Завороженно он тыкает куда-то в скопление огней, произнося название торгового центра вслух. Неоновая вывеска недавно построенного бара мигает всеми цветами радуги, а на глаза беспричинно наворачиваются слезы. Как же он устал. Где-то сзади, на столешнице, рядом с холодильником, щелкает электрический чайник. – Два кубика сахара и лист сушенной мяты. Шуршится по шкафам. Замолкает. Кэйя дрожит всем телом, цепляется за столешницу, до побеления в костяшках, но всё же смеется. Сошел с ума. Он наконец сошел с ума. Шуршится снова, на этот раз поагрессивнее. – В банке с надписью "Шоколадные гранулы". У стенки, за открытой пачкой лимонных конфет. Стеклянное дно встречается с поверхностью деревянной столешницы. В окне, том самом, за которым город, с баром и торговыми центрами, пляшет чья-то тень. Неясная, бесцветная, незаметная. Льется вода, глухо бьется о ложку кубик сахара, второй опускается бесшумно. У Кэйи шея болит от напряжения, а когда ладонь ложится на его плечо, становится ясно – шею точно защемило. Рука, божечки, чья-то рука ставит его любимую кружку, с дурацкой красной птицей из "Энгри Бёрдс", на стол. Он взглядом вгрызается в чужую конечность: бледная, крепкая, вместо нафантазированных смертоносных когтей – аккуратные, но заострённые ноготки. Если б он был в лучшем расположении духа, то обязательно присвистнул бы. – Ха... – В глазах мутнеет, а в нос забивается ненавязчивый аромат мяты, залитой кипятком. Сознание покидает его быстрее, прежде чем он поднимает голову, в попытке рассмотреть своего Бугимена. Жаль чай так и останется покрываться ледяной корочкой до самого утра, не рационально это – переводить продукты. Что-что, а просыпаться в своей кровати классно. Невообразимое чувство уюта: только ты и твоё, почти королевское, ложе. Ну, пока не вспомнится, что до кровати он не добирался, и постельное бельё вчера тоже не менял. На прикроватной тумбе лежит шоколадка. Молочная с лесным орехом. Кэйя шоколада не покупал. Отчего-то отрезвляет. Вместо "доброго утра", он желает незаконному обитателю его хором поесть говна. – Раз можешь выходить на улицу, так пиздуй и ищи себе другое жильё! Схваченная шоколадка в полёт не отправляется, но от долгого держания начинает подтаивать, деформируясь под оберткой. Без разницы, пара минут в морозилке и придёт в себя. В ванной комнате что-то гремит, и Кэйя бесстрашно топает на шум. Ручка двери поддается моментально, пропуская внутрь. На зеркале, выведенное ярко-красной помадой, красуется дерзкое: "Мне и тут неплохо". – Н-неплохо!.. Да чтоб ты!.. Чтоб!!! До работы он добирается пешком, движимый гневом и впервые за долгое время отдохнувший. Спросонья Кэйя чувствует чужое тёплое тело позади и руки, скользящие по его бокам. Внутри ёкает, так же неожиданно, как и подбородок, примостившийся на его плече. Не дышит. Не человек. Но тёплый. Он не паникует, лишь настораживается, и то по привычке. Уже месяц, как на его тушку нагло посягают! Сначала были касания, от которых приходилось сонно отбиваться локтями, затем поглаживания по голове, смутно чувствуемые во сне, и теперь вот объятья. Дожили. Оборачиваться смысла не было: Бугимен всегда исчезал прежде чем взгляд привыкал к темноте. До самого утра его оставляли в покое. Подобную схему можно было проворачивать хоть каждую ночь, но... Время шло, а вместо удушающего страха в груди расползалось тепло. Не совсем правильное чувство, оттого и столь волнующее. Тёплые руки появлялись почти сразу же, стоило ему только опуститься на подушку. Ненавязчиво, но ощутимо тянули поближе, успокаиваясь лишь когда Кэйя оказывался в плену одеяла, пледа и не дышащего гостя позади себя. Зима пришла противная. Минимальное количество снега, частые дожди и слякоть, из-за постоянной влаги. Легкие болели, слишком тяжело было передвигаться, особенно закутавшись на манер капустки. С утра мучал кашель, но таинственным образом, на тумбочке в прихожей оказался блистер с мятными леденцами. Рабочий день прошёл гладко, не считая отдышек, от путешествия по двум лестничным пролётам туда-сюда. Стоит поблагодарить его Бугимена, как вернется домой. Добраться до кровати получилось лишь к полуночи. Сначала пришлось задержаться в кабинете Джинн, обговорить пару деталей. Затем ближайший продуктовый расстроил своим закрытием, из-за слабого отопления. Пока незнакомый кассир пробивал воздушное печенье и набор губок для мытья посуды, Кэйя зачарованно глядел в панорамное окно. На холодной улице плясали дождевые капли, попадая точно в пищание сканера. Пакеты вышли тяжелее, чем он рассчитывал изначально, но пройти мимо макарон по акции "купи две – третья бесплатно"? Кэйя, конечно, не хвастается устойчивой психикой, но из ума не выжил (спорное утверждение от человека, что добровольно нежится в кровати с Бугименом), чтобы отказаться от любимых рожек. К будущему ужину пришлось взять половинку от головки мягкого сыра. А к сыру какую-то зелень. В итоге собрался полноценный список для приготовления лучших сырных макарон. Правда, готовить сил уже не осталось, но на этот случай он захватил небольшую замороженную пиццу. Прихожая встретила полумраком, зато из кухни доносилось пыхтение электро-чайника. Рядом с ним стояла та самая нелепая кружка с уже засыпанным сахаром. – Я очень люблю свою жизнь. – Признался он, обхватывая подрагивающими от холода пальцами горячую поверхность кружки, как только кипяток залил пакетик чая до верху. Из темноты коридора, кажется, послышался смешок. Утро предсказуемо встретило резью в районе груди и выше по горлу. Как дополз до туалета оставалось загадкой, но на остальные телодвижения сил не было. Мутило. Неприятно. Болел редко, зато крайне тяжело, в детстве даже чуть не помер, отвозили на машине скорой помощи в больницу. Воспаление лёгких. Послышалось журчание воды, затем шипение полупустого туалетного бачка. Стало как-то стыдно, показываться кому-то в столь жалком виде. Да ещё и после... Фу. – Не открывай глаза. Даже желудок, за секунду до этого предательски сжимающийся, резко перестал беспокоить. Не очень низкий, но глубокий голос мягко окутывал теплом. Лихорадка смягчилась, ну или он просто убедил себя в этом. В любом случае, чужая рука со смоченным водой полотенцем, творили настоящие чудеса. – А ты... не показываешься? – Как-то невпопад вставил он, прежде чем влажное полотенце прошлось по уголку губ. – Только говорю. – Ответил обладатель самого шикарного голоса, который Кэйе доводилось слышать. – Красивое...* Его небрежно сгребли с кафельного пола. Кэйя про себя хихикнул, будет забавно открыть глаза и шлёпнуться обратно. Проверять свою теорию не решился, и так настрадался, а ведь с пробуждения прошло чуть меньше часа. Тошнота постепенно отступала, но температура и не думала сбиваться. Метаться по кровати с жаром – просто ужасно. Волосы выбились с низкого хвоста, прилипая ко лбу. Он хотел было приподняться, но тут же с полу-стоном рухнул обратно в нагретую подушку. Тело наливалось свинцом, казалось каким-то не своим. Кэйя сложил руки на груди, на манер египетских мумий, и собрав всю свою драматичность, прошептал: – Умираю... Ожидаемо, где-то рядом с постелью фыркнули, а затем чужая рука скользнула под лопатки. Приподнявшись повыше, в губы ему ткнулась тёплая поверхность чашки. Нос заложило, так что о её содержимом оставалось только гадать. – А если открыть глаза? – Спросил он поживее, после глотка, как оказалось, крепкого чёрного чая. – Останусь, и буду преследовать до конца жизни, если попытаешься уехать. Предложение отчего-то показалось до жути заманчивым, особенно в состоянии беспомощности, когда тебя заботливо отпаивают чаем. На пробу он приоткрыл один глаз, но из-за температуры и серого неба за окном, комната поплыла, вместе с фигурой напротив. Протерев глаза как следует, Кэйя вновь повторил попытку поразглядывать своего ночного гостя, но на глаза легла тёплая ладонь. Вот так фокусы. Нахмурившись, он заставляет себя накрыть своей рукой чужую, невесомо погладив костяшки (что следовало бы высоко оценить, в его-то состоянии было непросто даже дышать!!) – Брось... ты явно не для этого запугивал меня четыре месяца подряд! Первое, что бросилось в глаза – невероятного цвета волосы. Пышные, огненные, крупные волнистые пряди лежали на плечах и скользили назад, за спину. Далее светлая, точно прозрачная кожа. На изящной шее проступала венка, поднимаясь всё выше, пока не исчезала за линией подбородка. Лицо у незнакомца оказалось... очаровательным. Кэйя таких никогда не видел, хотелось коснуться, щипнуть за щеку на пробу, чтобы убедиться, что перед ним не кукла. Мысленно он себя пристыдил, до этого нафантазировал пугающий образ, и теперь аж неловко стало. На груди небольшой вырез, старательно прикрытый кружевом белоснежной блузы. Его блузы. – Давно ты заимствуешь мою одежду, ангел? Ангел изогнул бровь, на мгновение стал ехидным и ещё более привлекательным. – Хватает сил на флирт? Тогда напиши начальнице, она звонила с утра. – Он ловко выцепил из висящих на спинке стула брюк телефон, и передал его Кэйе. – Дилюк. С этого момента избавиться от меня не получится и после смерти. – С легкой улыбкой завершил он, исчезая в направлении кухни. Кэйя поклялся сам себе выздороветь как можно скорее и вызывать улыбку Дилюка ежесекундно. Розария ни за что не поверит, но кажется, он замутил с не-совсем-подкроватным-монстром. Прекрасным монстром, стоит заметить. На ужин были сырные макароны и пара жаропонижающих таблеток. Но даже с ними, плечо, на котором покоилась ярко-рыжая голова, просто плавилось. Он позволил себе приобнять Дилюка, и сгореть окончательно, пряча робкую улыбку в его волосах.