Лето 1989
– Ну что, кареглазая, любовь-морковь? – Дунаев уселся на свободную скамейку возле курилки и раскинул руки на спинке. – С чего ты взял? – Женька присела рядом, задумчиво покрутила в пальцах сигарету. Она давно не курила, но эта сессия выжимала из нее все соки, нервы были ни к черту. – Ну как, после твоего дня рождения не зовешь никуда, сразу после института убегаешь. Явный показатель. – Дел много... – А, ну да, само собой, – усмехнулся Андрей и чиркнул спичкой. – А я думал, папа Андрюша свел два одиноких сердца тем дождливым майским вечером... – Слышь, лирик, ты с каких пор Купидоном заделался? – фыркнула Женька. Дунаев прищурился. – Так что у вас там? А Женька и сама не знала, что у них там. О чувствах они не говорили, просто после Женькиного дня рождения Пчёла пытался чаще появляться рядом с Филатовой. Она думала о том, как грань привязанности после ситуации на балконе перешла к какой-то новой грани, и ей было так смешно, и от того даже больно, что эта привязанность, которая была и к Космосу, и к Сашке, решила сменить курс именно на Пчёле. Как глупо, как нелепо, как предсказуемо. Мальчик-красавчик, бабник до мозга костей и - вдруг с ней. Об отношениях и речи не было, не то что о продолжении с уклоном на светлое будущее. А самое главное, Женька осознала, что это ей чертовски нравится. Ну какое будущее можно обсуждать в восемнадцать лет? – Просто проводим время вместе, Дунаев. Но это наш большой секрет, – Женька щелкнула Андрея по носу, – понял? – Ну да, а то твои друзья слепые, не поймут, – улыбнулся друг. – А ты за это не переживай, разберемся. Женька неспешно шагала по двору, доедая пломбирное мороженое. Жара сегодня стояла невообразимая, солнце нещадно жгло кожу, и даже легкий ветер никак не спасал. Филатова повернула к своему подъезду и остановилась, улыбнувшись краешком губ. Пчёла сидел на ограждении возле палисадника. – Меня ждешь? – поравнялась с ним Женька. – Да не, одну красивую девушку, а вам что, дамочка? Витя наклонил голову вниз, хитро прищурился, смотря ей прямо в глаза, а затем поднялся и приобнял Женьку за плечи. – Привет, мелкая. – Пойдем, – и они забежали в подъезд. Женька быстро скинула с ног босоножки, кинула сумку на тумбочку у зеркала и прошла на кухню, где из холодильника изъяла полторашку с холодной минералкой и кинула ее в руки Пчёлкина. – Как это у столь занятых людей нашлось время на простых смертных? – поинтересовалась она. – Ну ты сильно не обольщайся, – Пчёла сделал несколько глотков и довольно промычал, – на твоем месте мог быть кто угодно. – Чем я заслужила-то, – покачала головой Женька и проследовала в зал. – Где Космос? – Уехал по делу, не сказал, куда. Женька подошла к магнитофону, открыла на полке ящик с кассетами и, не снимая его, начала перебирать. Витя следил за ней. Порой он замечал за собой, что частенько ловит ее движения: вот Женька перебросила волосы на одну сторону и обнажила тонкую шею с созвездием родинок, вот закатала рукава рубашки, и взгляд наткнулся на выпирающие косточки на запястьях, вот улыбнулась, и эта улыбка отозвалась где-то глубоко в нем какой-то мягкой тянущей болью. Но больше всего поражали ее глаза. Такие золотистые, янтарные... Таких глаз Пчёла больше ни у кого не встречал. Или просто у него не было времени рассмотреть их у других девушек, разве это было его первостепенной задачей? Витя все думал и пытался вспомнить тот момент, когда это началось. Когда их Женька перестала вызывать в нем умеренные братские чувства и праведное беспокойство? Может, в тот момент, когда они с Космосом застали здесь этого озабоченного придурка Игоря? Ведь тогда Пчёла так сильно навтыкал ему, будто тронули что-то его, собственное, за которое нужно убивать. Или когда увидел ее в том люрексном платье на выпускном? Ткань идеально подчеркивала всю тонкость девичьей фигуры, все изгибы, и эти стройные ноги на высоких шпильках. Она тогда выглядела так... Господи, и кто создал это чертово платье?! Или когда появился этот клоун Дунаев, который нервировал его на протяжении последнего полугода, как только Женьке взбрело в голову познакомить его с пацанами. Пчёла видел, что тот неравнодушен к Филатовой, но маскировал свое отношение сарказмом, подколами и шутками, и в какой-то момент Пчёлкин поймал себя на мысли, что Андрей ведет себя с Женькой точно так же, как и он сам. И, мельком вглядываясь и вслушиваясь в их общение, изнурял себя догадками – как к нему относится Женька и замечает ли она их с Пчёлой сходство? Филатова перекрутила найденную пленку на магнитофоне и включила воспроизведение. Понесся мощный, изысканный рок, с потрясающим вокалом Гиллана и неповторимым органом Джона Лорда. Женька уже извивалась в ритмичном танце. Пчёлкин сел в кресло напротив и стал внимательно следить за ее движениями. Минуты через полторы быстрая мелодия кончилась и началась медленная – «Lalena». Женька любила эту грустную, пронзительную песню. – Виктор Палыч, идите сюда, – жестом позвала парня Женька. – Виктор Палыч сегодня не танцует. – А если дама попросит? – девушка схватила его за запястья и потянула Витю на себя. – When the sun goes to bed, that's the time you raise your head… – подпевала она, положив ладони на плечи Пчёле. Чарующая песня текла дальше. Они танцевали, почти не сходя с места. Женька обвила руками шею Пчёлкина и плотно прижалась к нему. Ее тонкие пальцы путешествовали по его волосам, слегка задевая ноготками его кожу. – Ты специально меня дразнишь? – шепнул ей на ухо Витя. – Не понимаю, о чем ты, – невинно улыбнулась Женька, хотя она слышала, как учащается его дыхание, чувствовала, как твердый комок упирается ей в живот. Вдруг его лицо стало серьезным, хитрые голубые глаза сузились, и он легко, словно пушинку, поднял ее на руки и понес к дивану, где медленно, бережно положил на темное покрывало. Женька сама не поняла, как вцепилась в его волосы, выгибаясь ему навстречу, чувствуя, как сильные руки сдавливают ее талию, стягивают черную футболку. Женька дотронулась до его груди, провела ладонью по плечам, шее. Дыхание Пчёлы стало тяжёлым, грудь вздымалась при каждом вздохе, мышцы напряглись. Он навис над нею, посмотрел в золотистые глаза... И тут осознал, что он не может. Он не может так поступить с Женькой. В его руке были зажаты ее запястья, губы девушки горели от его поцелуев. Вдруг Пчёла лицом вниз рухнул на сиденье дивана рядом с Женькой. Лежал, не поднимая головы, молчал. – Paint your face with despair… – выводил голос Яна Гиллана. Женька ждала. Минуты тянулись. Не понимая, что происходит, она запаниковала. Хотела спросить, но не решалась. Наконец коснулась ладонью его затылка. – Вить, что-то не так? – Все так. Но лучше оденься. Он поднялся, поправил борцовку, мягко протянул Филатовой ее футболку и посмотрел на часы. – Прости, я побегу. Витя привычным жестом зачесал пятерней волосы назад и вышел в коридор. Женька наспех натянула футболку и выбежала за ним. – Вить? Он повернулся к ней и, взглянув исподлобья, улыбнулся. – Все пучком, мелкая, – он притянул ее за шею к себе и чмокнул в лоб, – на связи. И вылетел за дверь. В тот день победила дружба. С того самого мига, когда губ Пчёлы коснулись губы Женьки, ему до дрожи, до обморока хотелось овладеть ее телом, но проснувшаяся звериная осторожность, сработавшая на уровне инстинкта, сопротивлялась отчаянно: опомнись, Пчёлкин, она же как сестра, это девчонка, которую ты с детства знаешь, воспитываешь и защищаешь. Что их могло ждать впереди? Хрен его знает. Они только на какой-то путь встают, начинают развиваться, ей учиться еще столько лет, а вдруг не сможет, не выдержит, что-то пойдет не так и что, придется разбивать ей сердце? Приключений захотелось? Плюнь и забудь! Но плюнуть и забыть не получалось, Женькино личико в опушке каштановых волос так и стояло перед глазами, задорно подмигивало, уходить не собиралось. Трепетал, как мальчишка, дожидаясь ее сегодня, а ведь поклялся себе, что не пойдет никуда. А что перечувствовал, пока ждал ее, неведомым богам молился, чтоб не пришла и – чтобы пришла поскорее! Надо было пресечь интерес в тот же день, когда он поцеловал Женьку в качестве эксперимента. Какой должен был быть исход? Не почувствовать ничего, и тогда бы он выиграл спор с Дунаевым. Но вышло все иначе, и переключилось на следующий день, и вот уже второй месяц Пчёла все никак не может оторваться от этой авантюры. Он чувствовал, как с каждым днем Женька раскрывается перед ним, в ее словах и поступках проскальзывает мягкость по отношению к нему. Для чего? Портить жизнь Женьке не хотелось. Если бы совершил сегодня эту глупость, сам себе бы морду набил. Нет, срочно надо отходить, пока не поздно. А Женька? Где-то в глубине души она надеялась на продолжение, и резкий перепад настроя Пчёлы ее напугал и даже обидел. Но с другой стороны - такой исход был бы равнозначен поражению для них обоих, ибо низвел бы ее в собственных глазах с пьедестала блистательно-холодной Артемиды, превратив в обыкновенную, смертную женщину, а Пчёлу - из умеющего подняться над сиюминутным позывом и подчинить себя себе (а заодно уж и ей) в заурядного похотливого самца. Женька знала, что в этом случае ей останется только одно - расстаться с ним навсегда.***
– Жека, – Фил зашнуровал второй кроссовок и потоптался на месте, – ты идешь? – Я бы дома повалялась, – Женька показала голову из двери и сделала страдальческий вид. – Эта сессия меня убила... – Терпи, казак, – улыбнулся ей брат. – И давай обувайся, пойдем развеемся. Вон, бледная вся, в гроб и то краше кладут. – Да тьфу на тебя, – закатила глаза Женька. – Давай-давай, я два раза повторять не буду. Филатовы миновали многоэтажки, посадки и вышли к небольшому пустырю, на котором разместилась их деревянная, немного покосившаяся от времени беседка. Там уже восседал на ограждении Пчёла, щелкая семечками, и когда Женька и Валера подошли к нему, у беседки с шумом затормозил старенький коричневый «Линкольн», из которого выскочил Космос. – А! А! – развел он руками, приблизившись к друзьям. – Зацените! – Кос, откуда тачка? – ребята стали с интересом обходить вокруг машины. Старенький «Линкольн» по бокам был расчерчен огненными всполохами, и было видно, что машина недавно после помывки. – Такая только у меня и у Майкла Джексона, – со знанием дела изрек Космос, наблюдая за интересом Фила и Пчёлы. – Прикольно, – Женька провела рукой по огню на крыльях. – Чье художество? – Энди Уорхолла. Пацаны стали наперебой подкалывать Космоса, но было видно, что «Линкольн» им пришелся по душе. Во всяком случае, лучше, чем старая «семерка», убитая за год. До Женьки донесся звон велосипедного звонка, и она вовремя отскочила в сторону, когда к компании подлетел на велике сосед – мальчишка лет тринадцати – и быстро протараторил: – Саня Белый вернулся! Рубль гоните! Ребята быстро запрыгнули в машину, оставив крайним Пчёлу, а затем старый «Линкольн» довольно резво рванул с места. – Сейчас по пути в одно место и к Белому, – расписал план Космос. – Ну, нажремся сегодня, прям жопой чувствую. А потом на бл... Он не успел договорить, как Фил с заднего сиденья прописал ему щелбан прямо по макушке. – Я ж за рулем, балда! – Кос пригнулся, сворачивая влево. – Ты давай свои базуки прибереги, разобьемся – твоя вина будет, ты учти. – Я тебе че говорил, а, Космик? – Да ладно! Ладно! Оксфордское образование, тоже мне... «Линкольн» остановился около гаражей, Холмогоров быстро выскочил из машины и постучал по железным дверям. Ему открыли, запустили вовнутрь, и через минуту Космос вышел, держа в руках мегафон. – Это еще зачем? – с интересом спросила Женька, когда он вручил ей громкоговоритель. – Чтобы лучше слышать тебя, дитя мое! – пробасил Космос, и машина полетела к дому Беловых. Через пять минут они припарковались прямо у подъезда так, чтобы было видно Сашкины окна, выгрузились и с нетерпением ждали друга. Оставалось только вызволить его из заботливых рук Татьяны Николаевны. Космос взгромоздился на капот «Линкольна», принял из рук Женьки мегафон и, откашлявшись, заголосил, подражая своеобразным интонациям диктора на вокзале: – Пожалуйста, внимание! Военнослужащий Александр Белов, просьба спуститься вниз, вас ожидают! Повторяю!.. – Левитан, блин, - заржал Витя. Космос дурачился, от нетерпения немного подпрыгивая на машине, а внизу Пчёла, Женька и Фил свистели и улюлюкали, задрав головы и выжидающе глядя на пятый этаж. Наконец, окно рывком распахнулось, и показался Саша, который всем корпусом высунулся наружу и поднял руки вверх. – А-А-А! САНЯ-Я-Я! БЕЛЫЙ! – ребята так громко закричали, что проходящие мимо бабули и мамаши с детьми с опаской отпрянули. – Братья!!! Жека!! – казалось, что Белов хочет обнять всю четверку. – Давай сюда!! – Спускайся, Белый! – Шевелись, капитан! Саня сначала отвернулся, затем вновь посмотрел вниз и замахал полотенцем: – Я лечу! Ловите меня!!! Он скрылся из поля зрения, а через минуту чуть ли не кубарем слетел по лестнице, распахнул дверь и оказался в объятиях друзей. – Как же я скучал, чертяги! – протянул Белый, пока компания его тискала, щупала и хлопала по спине. Наконец, высвободившись из массовых объятий, помятый, но довольный спросил: – Ну, что, пивка для рывка? – Не, Белый, программа у нас другая, – скривился Космос. – Сейчас пошатаемся, потрындим немного, забросим Жеку домой, а потом по... – он осекся, с опаской смерив взглядом Валеру, который уже потирал крепкий кулак, – по девушкам. – Прикинь, Сань, – поспешил добавить Витя, – у нас тут предложение поступило – за каждый мат прописывать в лобешник Косу. Я уже все пальцы отбил, а Филу нравится. Космос скривился, изображая обиду, но это выглядело так смешно, что остальные ребята не выдержали и разразились смехом. – Давайте сперва на смотровую, пацаны, – попросил Саша. – Хоть к звездам, брат! – Космос первый уселся в «Линкольн» и махнул рукой: – Уважаемые пассажиры, просьба не пристегивать ремни, но до набора высоты не покидать своих мест. Сейчас узнаете всю мощь Космосилы! Друзья запрыгнули в машину, и Холмогоров вдавил на газ. «Линкольн» сначала проехал по подворотням и дворам, затем свернул на проспект. Сегодня было не до правил – хотелось выжать из машины все оставшиеся в ней силы. Лавируя между другими автомобилями и пару раз проскочив на красный свет, под зажигательную Си Си Кетч ребята с гоготом и веселым свистом неслись к смотровой площадке у Университета. Наконец, добравшись до места назначения, компания высыпалась на площадку и, как дети, бросилась к перилам наперегонки. Саня быстро взобрался на высокое старое дерево, где хотел скорее увидеть такие заветные слова «Саша + Лена». Он улыбнулся и похлопал по стволу, осознав, что не был здесь ровно восемьсот дней. – Ты че там, гнездышко вьешь? – крикнул ему Космос. – Ага, яйца-то надо куда-то откладывать, – вторил ему Пчёла. – Фаберже, – одновременно заржали они. – Давай, приземляйся, разговор есть, – похлопал по гранитному парапету Космос. «Ну все, – подумала Женька, – сейчас и его будут обрабатывать». – Мелкая, принеси пиво, – обратился к ней Пчёла, затем мягко добавил: – пожалуйста. Женька молча направилась к машине, даже обрадовавшись, что не услышит хотя бы начало разговора ребят. – Ну, я весь во внимании, – Белый спрыгнул с дерева и уселся на каменную изгородь. – Что у тебя по планам дальше? – Космос положил ему руку на плечо и присел рядом. – Выпить пиво и к Ленке, кстати... – он хотел, было, продолжить, но парни переглянулись, и Кос оборвал его, рассмеявшись: – Не, ты не понял. Я про дальнейшую жизнь на гражданке. Женька принесла каждому по бутылочке, Саня откупорил крышку и быстро залил в себя несколько глотков. – А, так пару месяцев погуляю, а потом в горный поступать, думаю. Но сначала - женюсь. Друзья как по команде засмеялись. – В горный?!. – Ну да, я в армейке всю библиотеку прошерстил, прям загорелся вулканы изучать... – Белов беглым взглядом прошелся по компании, попутно задумавшись, что все игнорируют его планы относительно Елисеевой. – Да, Саня, отстал ты там в своей армейке от жизни, мещанские проповеди толкаешь. – Ну ты поучи меня еще, – усмехнулся Саша, но Женька заметила, что он уже напрягся. – Если надо – базара нет, – Космос тоже отхлебнул пива, – поэтому спрошу еще раз – знаешь ли ты, что у нас самое главное на сегодняшний день? – Скажешь «деньги» – пропишу тебе в лоб похлеще Фила, – Белый попытался еще раз улыбнуться. – Не угадал, – отрицательно закачал головой Холмогоров и вдруг, неожиданно для Сани и Женьки, вытянул из-за пояса ТТ-шник и наставил на Сашино лицо. – Вот, Сань, что главное на сегодняшний день!.. Женька тихо вскрикнула, подавившись хмелем, из-за чего Пчёла обхватил ее под локоть и успокаивающе погладил большим пальцем по коже, а лицо Сани приобрело каменное выражение. Он отвел от себя пистолет и холодным тоном выдал: – Запомни – никогда не наводить оружие на товарища. Но Космос был доволен произведенным на друга впечатлением, а затем убрал ствол обратно. – Вот тебе и вулканы. – Сань, Кос немного не так начал, – подключился Витя, поддерживая Холмогорова: – но он прав. Я сейчас в день столько поднимаю, за сколько мой батя на фабрике своей месяц горбатиться. В день, братан! Так на кой хер мне институт? Саша взглянул на Филатовых, ища поддержку, но Фил виновато опустил глаза, а Женькин взгляд говорил «Бесполезно». Белов покачал головой, нервно усмехнувшись: – Пацаны, вы че, по воровской, что ли?.. Космос уже не улыбался, сделал серьезную мину и наклонился над другом: – Сань, сейчас такие дела творятся, пацаны со всех районов приезжают лохов бомбить, а мы с Пчёлой, – он кивнул на Витю, чтобы тот поддакнул, – не последние люди там. Так что – давай с нами, будем полноценной бригадой, Фил тоже подключиться... Женька озадаченно взглянула на брата. Тот тяжело вздохнул. – Ты вперед паровоза-то не беги, я не решил еще ничего. Валера встретился глазами с Саней, словно ждал от него совета или поддержки. Тем временем Пчёла повозился рукой в кармане и, вытащив нехилую пачку, протянул Белому несколько купюр. – Сань, возьми, тебе нужно по первой. Женька видела потерянный и расстроенный взгляд Сашки, у которого за эти пять минут мир уже начал переворачиваться. Он ответ руку Пчёлкина и отставил бутылку с пивом. – Оставь себе, Пчёл. И вообще поехали, мне к Ленке надо. Друзья с встревоженными лицами переглянулись и замолчали, и это конкретно напрягло Белова. Да что вообще происходит? – Кос, заводи... – Саня направился к «Линкольну», но Космос ухватил его за рукав рубашки. – Да погодь, ты, Белый! – он притянул его обратно к перилам. – Поговорить надо... – Да ты уже начал, хоть стой, хоть падай, – буркнул Саша. – Ну? Холмогоров посмотрел на Женьку, взывая к поддержке, пока Пчёла и Фил отошли в сторону, и взглядом указал Филатовой на друга, мол, давай лучше ты. Женька выпучила глаза, поджав губы, покрутила пальцем у виска, и Белов, глядя на этот немой театр, начал закипать: – Вы долго тут в пантомиму играть будете? Говорите, что хотели. Женька не знала, как начать, опять думала, что лучше было бы написать – письмом как-то лучше. Хотя бы, наверное, потому, что не смотришь в эти исполненные надеждой и доверием глаза, бесстрастно сообщая горькую правду. – Сань, ты только спокойно, ладно? – осторожно начала она, заблаговременно накрыв его руку своей ладонью. От этого ее тона Белому стало не по себе, и он начал думать уже о самом худшем. – С ней что-то случилось?.. – Ну, не с ней конкретно... Отец умер, и они с матерью переехали... – Так вот почему не отвечали, – понял Саша. – А куда? – Понятия не имеем. Да и не в этом проблема. – А в чем? – терпение друга уже было на исходе. – Ребят, ну вы чего кота за яйца тянете, ну?! Что ты хотела сказать? Женька хотела объяснить помягче, что «не дождалась», но Космосу самому надоело оттягивать, и он вставил: – Что шлюха она. Женька даже пискнуть не успела, поскольку в эту же секунду над ее головой просвистел кулак Белова и угодил Косу в челюсть. Тот, не ожидав такого поворота, растерялся и, потеряв равновесие, перевернулся с парапета, рухнул на траву, а сверху на него налетел Саша, и они кубарем полетели вниз, награждая друг друга тумаками. – Валер! – крикнула брату Женька, и Филатов с Пчёлой сорвались к друзьям, пытаясь расцепить их. – Саня! Ты че?! – Филу пришлось приложить максимум усилий, чтобы скрутить разъяренного Белова, но тот еще пытался дотянуться до Космоса ногами. – Успокойся, блять! – Ну ты и псих, Белый... – Космос оперся на руку Пчёлы, медленно поднимаясь. – Я то в чём виноват? Ты б еще Женьку зацепил! Совсем крыша поехала?!. Саша похлопал Фила по предплечью, дав понять, что успокоился, и, поднявшись, посмотрел на Женьку. Та стояла, скривив лицо от досады, осознавая, что сейчас мир, в который друг верил и к которому стремился эти два года, рухнул, как карточный домик. И Саша, упав на колени, в отчаянии закрыл лицо ладонями и сдавленно зарычал.