《В конце концов люди просто тела: кости, плоть и кровь. Имеет значение только их собственное Я: эмоции, желания и мысли.》
Эндрю давно понял, что совершил ошибку, подпустив Джостена ближе, чем кого-либо. Он понял это с первым отчаянным, нетерпеливым поцелуем на крыше Лисьей Башни или ещё раньше, с откровенным и вульгарным признанием в Райских сумерках, хотя тогда и не осознавал весь масштаб трагедии. Миньярд ведь самолично на протяжении нескольких месяцев запускал его себе под кожу, забивал в лёгкие его запах и временами в уединении воспроизводил под закрытыми веками голубизну чужих глаз, а мысленно убеждал себя, что может остановиться в любой момент. Со временем увлечение переросло в необходимость, игра стала смыслом, чувства обернулись в зависимость; по итогу ошибка извратилась до самого правильного выбора в его жизни и приносила с собой столько мазохистского удовольствия, что, отказавшись от этого, пришлось бы в тот же миг проститься с жизнью от чудовищной ломки. Миньярд слишком поздно понял, что прошёл точку невозврата, сделав Нейла центром своей вселенной. У него появилась слабость, уязвимое место, удары в которое будут больнее, чем красочные воспоминания о прошлом. Он в очередной раз, после Балтимора, убедился в этом во вторую субботу июня, когда много часов в отсутствии Джостена сходил с ума от тревоги и травил себя алкоголем, чтобы заставить страхи и панику замолчать, а потом смотрел в безжизненные глаза, не получив ни одного объяснения, и почувствовал, как что-то внутри него с оглушающим лязгом развалилось на части. Правда, открывшаяся неделей позже, чуть не ввергла в безумие, понуждая слепо ринуться в бой и верным псом защищать то единственное немногое, что он выбрал сам. Нейл Джостен стал не просто ошибкой, а болезнью, от которой не избавиться ни с помощью лекарств, ни терапии; Миньярд и сам не стремился к лечению, уповая на чужое имя в графе причины смерти. Однако он тихо надеялся, что проживёт подольше с симптомами и побочками в виде трепетных поцелуев, теплых желанных прикосновений, долгожданного спокойствия во время бессмысленных разговоров и поделенных на двоих сигарет. Теперь, когда всё зашло настолько далеко, Эндрю трудно было принять, что это может рухнуть в один момент. Какое прикосновение может стать последним? Какие слова? Какой поцелуй? Размышлять на эту тему было больно, но Миньярд со своей безграничной тягой к саморазрушению продолжал это делать даже в машине по пути в Пальметто. Не успокаивали ни присутствие Нейла в этот момент на другом конце заднего сиденья, ни усталость после многочасового перелёта без сна. Перед закрытыми веками так и стояла страшная картинка, где его пальцы перепачканы чужой кровью, а в голубых радужках — таких до дрожи любимых — померкла жизнь. — Нейл, — Эндрю выдохнул имя неосознанно, а потом резко открыл глаза и понял, что всё же задремал. Поймал в зеркале заднего вида встревоженный взгляд Ребекки, но предпочёл его проигнорировать, поворачивая голову в сторону Джостена. В отличие от Миньярда, того сон сморил почти сразу, как они, попрощавшись в аэропорту с Кентой и Рётой, сели в автомобиль. И сейчас Нейл спал, прислонившись виском к стеклу. На своё имя тот не отозвался, и Эндрю обеспокоено прикоснулся к чужому запястью. Нащупав ровный пульс, он успокоился и принялся считать удары. Раз, два, три… Кожа под пальцами тёплая; если повести чуть ниже, можно будет узнать неглубокий шрам. — Эндрю, — тихо позвала Ребекка. — и часто ты проверяешь его? Миньярд громко вдохнул и убрал пальцы с чужого запястья, спрятал их в кармане толстовки и снова отвернулся к окну, даже не собираясь отвечать на вопрос. За последнее время он и так подпустил её слишком близко, а это немного напрягало. Доверять людям по-прежнему было чем-то исключительным, но Ребекка пока справлялась с возложенными на неё обязанностями, слово своё она держала, была полезной. — Сначала заедем в общежитие, чтобы Нейл забрал вещи. — решила сменить тему Ребекка, чтобы заполнить неловкое молчание, хотя таковым оно казалось только ей. — Ты свои тоже собери. Поживёте все пока у вашего тренера и медика. — И как ты объяснишь это Ваймаку? — бросил Эндрю, уверенный, что могут возникнуть ненужные вопросы. Он не рассказывал ему о приближающейся войне с Морияма, не рассказывал о контракте. Раскрывать карты и лишний раз беспокоить тренера не хотелось. — Тем, что охрана в кампусе — полный пиздец. Если Ичиро решит что-то выкинуть, у него это получится. А к дому Уинфилд и Ваймака я хотя бы смогу приставить своих людей. — Перефразирую. Как ты ему объяснишь, что им нужна охрана? — Это уже не моя забота, — на это Эндрю только фыркнул тихое ругательство. Перед тем, как они уехали в Японию, Хэтфорд уже наняла кого-то, кто приглядывал за другими участниками команды, но сейчас защиту нужно удвоить. Они оба это понимали, но поймут ли другие без должного объяснения или просто позволят им действовать так, как те посчитали нужным? Вскоре показалась знакомая Окружная дорога, кампус, чуть позже автомобиль остановился на парковке перед Лисьей башней. Летние каникулы подходили к концу, начали возвращаться другие спортсмены, а в окнах горел свет. Смог бы Ичиро что-то предпринять, когда вокруг столько свидетелей, или он настолько же безумен, как и почивший Рико? Хотя, учитывая его возможности, свидетелей бы не осталось. Нейл проснулся, как только заглох мотор и Ребекка скомандовала выходить. Сама же она осталась дожидаться их внутри. Эндрю обернулся, когда они едва отошли от машины, и увидел, как та уже поднесла телефон к уху, тут же что-то тораторя. Он подумал, что Хэтфорд решила предупредить Кевина, что они скоро подъедут к Эбби. — Ники ещё не вернулся, — задумчиво отметил Нейл, как только вошёл внутрь их блока и включил свет. — Он решил задержаться до августа. Несложно было догадаться, что Эндрю попросил кузена остаться в Германии из соображений его безопасности, и Джостен принял информацию только кивком, тут же отправляясь забивать сумку вещами. Они проговорили почти весь перелёт, а сейчас слова почему-то не находились. Тишина, нарушаемая лишь ворохом тканей, давила и напрягала. Из-за тишины мысли становились громче, и, как бы сильно Эндрю ни пытался их заткнуть, у него не получалось. Разве тишина должна быть последним, что они могли поделить на двоих? Миньярд сбросил наваждение и тоже стал собираться: пихал одежду в спортивную сумку с такой силой, что пару раз треснула ткань. Он ужасно злился, но никак не мог найти источник гнева. Дело было то ли в непривычке испытывать эмоции и терять над ними контроль, то ли в непринятии скорейшего расставания. Успокаивало лишь то, что между ними всё заканчивалось лишь понарошку, их ничего не изменилось, а привязанность только покрепче впиталась в кожу. — Если он завтра к тебе хоть пальцем прикоснётся, я буду убивать его долго и мучительно, — едва слышно процедил сквозь стиснутые зубы Миньярд и почувствовал спиной чужой взгляд. Застегнул молнию, перекинул сумку через плечо, поднялся на ноги и только тогда развернулся к Джостену, что смотрел на него как-то странно. В его глазах отражалось полное понимание этой отчаянной ненависти Миньярда по отношению к Ичиро, только дело было не в собственных травмах Джостена от надругательств. Когда Эндрю понял, почему он смотрел так, воздух из лёгких вышибло, а кожа заискрилась от призрачных грязных касаний прошлого. Он старался не думать и не вспоминать ни Дрейка, ни другие приёмные семьи, старался вообще забыть о них настолько, насколько это было возможно. Его даже временами отпускали кошмары, но этот взгляд заставил плотину внутри Миньярда прорваться. Джостен не должен был проходить через то же самое! Почему мир так отчаянно стремился набить ему столько шишек? И почему у Эндрю не было власти и сил предотвратить это? — Не подходи, — предостерёг Миньярд и выставил руку перед собой, когда Нейл уже сделал шаг в его сторону. Тот послушно остановился, и теперь его взгляд выражал только обеспокоенность. Эндрю задышал часто-часто, давя в себе рвущуюся наружу панику. Мысли больно и быстро роились в голове, вызывая тошноту. Погружённый в заботу о другом человеке, он почти не ощущал призраков своих детских травм и позабыл, как они могли накрывать. Внезапно, грубо, безжалостно. Миньярд попятился и, уперевшись голенями в ярус нижней кровати, осел на неё. Зарылся дрожащими пальцами в волосы и постарался успокоиться. У него нет на истерики ни времени, ни права. Ему нужно быть сильным, нужно быть сильными для Нейла. — Эндрю, тише. — чужой шёпот слышался сквозь пелену детских криков и стуков кровати о стенку. Миньярд покрепче стиснул зубы, зажмурился до мигающих пятен, будто это помогло бы вернуться в настоящее. — Ты в безопасности, Эндрю. Здесь только я. Миньярду захотелось придушить Джостена за догадливость, но он только открыл глаза и немигающим взглядом уставился на узор ковролина под ногами. Грудную клетку ломило от ударов сердца, а лёгкие жгло и резало, будто кто-то смешал воздух со стеклянной крошкой. Нейл что-то говорил, но вникнуть в сказанное не получалось, тем не менее, сосредоточенность на голосе отвлекала. — Вот так, дыши. Всё уже закончилось, тебе больше ничего не угрожает, — продолжал Нейл и медленно придвинулся ближе, заставляя Эндрю поднять голову. Паника отступала, стоило только увидеть мягкий взгляд, с которым Джостен изучал его лицо. В нём не было жалости, только искреннее желание помочь, убедить в безопасности и заглушить кричащие воспоминания. Потребовалась пара минут, чтобы сердечный ритм выровнялся, а паника отступила. Эндрю, полностью успокоившись, вдруг яснее стал чувствовать усталость и яркое желание покурить. Вытащил из кармана пачку сигарет, сунул одну меж зубов и чиркнул зажигалкой. Нейл поднялся с пола и открыл окно, впуская ещё тёплый ночной воздух внутрь, а потом вернулся обратно вместе с пепельницей. Миньярд делал неспешные глубокие затяжки и пересчитывал редкие веснушки на лице напротив. Цеплялся глазами за каждую, точно если позволит себе отвести взгляд, то снова вернётся в объятия тревоги и страха. Эндрю неумышленно оттягивал момент расставания, доставая из пачки ещё две сигареты, одну из которых протянул Джостену. Было всё равно на то, что на парковке их ждала Ребекка, им обоим требовалось ещё немного времени наедине. Окутанные тяжёлым сигаретным дымом, они воспроизводили в памяти моменты, когда не нужно было платить за свою свободу и право на жизнь, бояться смерти и прощаться. Пускай в этом году одна проблема следовала за другой, но в конечном итоге они справились с каждой. Вместе. И у Ичиро не получится разлучить их.***
Была почти полночь, когда ауди Ребекки остановилось на подъездной дорожке дома Эбби. Ваймак первый сошёл с крыльца на выложенную щебнем тропинку и испытующе смотрел прямо на Миньярда, ожидая объяснений. Кевин тихо переглядывался с Хэтфорд, что тоже вышла из машины и стояла, оперевшись об открытую водительскую дверь локтём. Аарон, как и командный медик, только наблюдали за происходящим. Джостен из салона автомобиля не слышал то, о чём Эндрю говорил с Ваймаком, но судя по тому, как последний хмурился, он был явно недоволен очередной передрягой, в которую вляпались его Лисы. В конечном счёте один Миньярд плохо справлялся с тем, чтобы убедить тренера действовать так, как ему говорили, поэтому Хэтфорд пришлось вмешаться. За ней же подошёл Кевин, хотя по большей части выражал только тихую поддержку. Нейл снова испытывал это горькое чувство вины, тонул в нём с головой и мысленно просил прощения за всё, во что он опять втягивал команду. Но вместе с виной к горлу подступала злость, заставляя кулаки сжаться сами собой и тихо проклинать семейство Морияма за свою поломанную жизнь. Джостен, ведомый каким-то несвойственным чувством несправедливости, вышел из машины, обращая на себя внимание громким хлопком двери. Он не знал, о чём шёл разговор до его появления, но тем не менее вмешался: — Тренер, в общежитии небезопасно. Вы должны помнить это по прошлым нападкам. Полицию и охрану в кампусе усилят только с началом учебного года, поэтому будет проще, если вы просто согласитесь на защиту, которую предлагает Ребекка. Ваймак устало потёр переносицу: очевидно, уже слышал это от Миньярда. — Во что ты опять вляпался, Нейл? — Чем меньше людей знают, тем лучше же будет для вас. — Тренер, давайте поговорим завтра, на свежую голову. А сейчас на боковую, — спустя полминуты молчания и немого диалога между Джостеном и Ваймаком вклинился Миньярд. — Учти, завтра я устрою тебе такой разбор полётов, что, — начал было тренер, но решил не продолжать, когда Хэтфорд предостерегающе сделала шаг вперёд, готовая вмешаться. Она была на целую голову ниже, хрупкой комплекции, но имела такую стальную угрозу во взгляде, что не стоило сомневаться: она с опаской относилась даже к тем, кому доверяли её подопечные, и может более доходчиво попросить не лезть туда, куда не просили. Ваймак громко вздохнул и смирился с тем, что ответов он не получит. По крайней мере пока. Ему не впервой находиться в неведении. Кивнув, он прошёл в дом и махнул рукой Эбби с Аароном, чтобы те шли за ним. Медик ещё раз обвела компанию взглядом и, неодобрительно качая головой, скрылась за дверью. — Ни одного спокойного дня. — многозначительно отметил Аарон и локтями опёрся на перила. — Не жалеете вы нашего тренера. — Всё будет в порядке, — заверила Ребекка и повела плечами, стряхивая усталость. — Ага. В марте нам Джостен так же говорил, а потом исчез, вляпался в историю с похищением и расследованием при поддержке федералов. Нейл заметил, как напряглись плечи Эндрю, потому осторожно потянул за рукав толстовки, прося не поддаваться на провокацию. — Я кажется уже проводила с тобой профилактическую беседу. Повторить более доходчиво? — Ребекка тоже выходила из себя: сказывалась усталость и стресс. Однако опеку над ней взял Кевин: мягко прикоснулся к плечу и отвёл к машине, что-то нашептывая на ухо. — Вали в дом, если из твоего рта, кроме желчи, больше ничего выйти не может, — спокойно попросил Нейл, хотя и сам начинал закипать. Аарон с ядовитой усмешкой поднял руки вверх, развернулся на пятках и, хлопнув дверью, ушёл. Джостен смог наконец-то выдохнуть и отпустить Эндрю. Этот день казался просто бесконечно долгим и вроде наконец подходил к завершению. Внутри были смешанные чувства. С одной стороны он ужасно хотел спать, даже если всю ночь будут мучить кошмары, а с другой — расставание с Миньярдом по-прежнему казалось чем-то немыслимым. Они провели слишком много времени вместе, чтобы сейчас разойтись и чтобы позже душа не начала скулить от тоски. Нейл посмотрел в непроницаемое лицо напротив, попытался разглядеть в нём те же мысли и чувства, что заполняли его самого, но Эндрю держался со стойким спокойствием. Джостен бегал от родинки к родинке, от губ к глазам, от щёк к волосам, запечатляя черты, чтобы помнить, почему он должен выжить и потерпеть ещё немного. — Если есть, что сказать, говори, — Эндрю перевёл взгляд с пары за спиной Нейла на него самого и немного склонил голову вбок. Слова же как назло не хотели выстраиваться в предложения, потому Джостен только покачал головой. Постояв в тишине ещё пару минут, Кевин наконец прошёл мимо, молча приглашая Миньярда следовать за ним. Тот и пошёл. Нейл смотрел, как блондинистая макушка постепенно отдалялась, и сам тихонько попятился назад. Расстояние в пару метров казалось километровой пропастью, пришлось поджать губы, чтобы случайно не окликнуть и не попросить вернуться. То, с какой решимостью уходил Миньярд, пугало, внушало неверие, ранило. — Поехали, Нейл, — голос Ребекки звучал так далеко, хотя между ними было небольше двух шагов. Он замотал головой и остановился, не отводил глаз от Эндрю, который почему-то тоже остановился, встав на первую ступеньку крыльца. Миньярд развернулся и сократил расстояние между ними так быстро, точно Кевин мог оттащить его обратно. Нейл с печальной улыбкой выдохнул, глядя на то, как горели карие глаза даже в полумраке улицы, как они отражали жёлтый свет фонарей. Его эгоистично утешало, что не ему одному тяжело давался этот фарс с расставанием. — Ничего не закончено, слышишь? В воскресенье в восемь вечера я буду ждать тебя на автобусной остановке около дома Ребекки, ясно? Кивни, если понял. — Эндрю цедил через зубы, мешая злость с решительностью, и Нейл, не в силах сказать ни слова, кивнул. — И не твори глупостей, не позволяй ему делать, что заблагорассудиться. Нейл поднял руку и остановил ладонь в сантиметре от щеки Миньярда, тот в свою очередь прильнул к ней, прикрыв глаза лишь на секунду. И больше не волновало, что на них обращены две пары глаз и что страх сковывал душу так же яростно, как желание остаться. Всё, что имело значение, уже было у Джостена, теперь осталось только это сохранить. — Уезжай, — приказной тон не вязался с тем, с какой неохотой Эндрю сделал шаг назад. Но Нейл послушно сел на заднее сиденье, дождался пока Ребекка заведёт машину и неотрывно смотрел в окно на удаляющийся силуэт. Только когда улицу сменила другая, Джостен перевёл взгляд на ладонь, где ещё теплилось прикосновение.***
Джостен проснулся от того, как щёлкнул замок на входной двери. Поднявшись на локтях, он оглядел гостиную и работающий с ночи телевизор. Дотянулся до пульта, выключил повтор матча по экси между сборными Южной Кореи и Китая, и спустя всего минуту в комнату заглянула Ребекка. — Доброе утро. Хорошо, что ты проснулся. Иди в ванную, а потом на кухню. Есть разговор, — и Хэтфорд снова скрылась за дверью. Нейл откинул одеяло, поставил ноги на пол и потёр глаза. Вчера он бездумно лежал на диване, слушая комментарии к матчу, и точно не знал, в какой момент отключился. Однако ночь прошла удивительно спокойно, без кошмаров и панических атак, поэтому сейчас он чувствовал себя относительно бодро, хоть и не готовым к очередному субботнему испытанию. После душа Нейл долго-долго всматривался в отражение на запотевшем зеркале, давя желание отвернуться. На теле ещё остались метки Ичиро: желтовато-зелёные пятна спускались от шеи к торсу, обводили собой контуры шрамов. Морияма не избивал его до синяков, но целовал и кусал так жёстко, что под кожей скапливалась кровь; он не резал его, но прижимал к жёсткому ковру так, что появлялись ссадины. Ичиро как-то высказывался по поводу уродливых шрамов, которыми пестрил весь Нейл от плеч до голеней, и с тех пор не оставил ни одного нового, предпочитая залазить в самую душу и кромсать там всё живое, подстраивая под себя, лишая воли и принуждая к подчинению. Когда Джостен вошёл в кухню, Ребекка кивнула на стол, не отрываясь от приготовления завтрака. От запаха жареного бекона разыгрался аппетит, потому он послушно сел и любопытно поглядывал за действиями кузины. К слову об этом, они так и не поговорили насчёт своей родственной связи. Нейл пытался разглядеть в ней что-то от Хэтфордов, но, не найдя, пришлось поставить на то, что она, как и сам Джостен, пошла в другого родителя. — Ребекка, — позвал Нейл и та на секунду обернулась, как бы говоря, что вся во внимании. — как так вышло, что ты моя двоюродная сестра? Почему мне никогда не рассказывали о тебе? — Мэри никогда не говорила обо мне? — голос девушки звучал почти оскорблённо. На чужой кивок она усмехнулась и всплеснула руками. — Может отец просил не трепаться, а может и сама она меня не долюбливала. — За что? — Моя мать не принадлежала ни к одному преступному клану, а была обычным репетитором по французскому языку. Их связь с моим отцом можно было бы назвать растлением: ей было двадцать, а ему шестнадцать. Так что я, в своём роде, была связана с Хэтфордами лишь наполовину, а значит меня, как твою мать, не могли выдать замуж по расчёту. К тому же, я была единственным ребёнком, девочкой — меня не подпускали к делам, связанным с криминалом. — Ребекка ненадолго замолчала, чтобы вытащить с навесного шкафчика две кружки и поставить чайник. — Но где-то в девятнадцать я подсела на наркотики, это ты знаешь. Меня отправили в Киото незадолго до того, как вы пустились с матерью в бега. Кстати, — Хэтфорд вдруг нахмурилась и повернулась к Нейлу. — почему вы не остались у нас? Мой отец смог бы защитить вас. — Возможно, мама не хотела сбегать из одной преступной семьи в другую, — он выдал то объяснение, к которому пришёл сам. Они редко говорили с матерью, особенно о чём-то настолько важном, несмотря на то что безразлучно прожили в бегах восемь лет. — Всё могло быть иначе, останься ты в Англии. — Не могло. — почти зло выплюнул Нейл. — Контракт, Ичиро, долг. Это достало бы меня на любом конце света. Может не при таких обстоятельствах, но я бы всё равно не смог убежать от него. Ребекка поджала губы и вернулась к готовке. Резала хлеб так, будто старалась его выпотрошить, размешивала сахар в кружке с таким лязгом, что Нейл удивился, как та не разбилась. Выложив на тарелки яичницу с парой ломтиков бекона, поставила их на стол, но напротив не села. Ребекка бегала глазами от окна до хлебницы и дышала тяжело, злилась. — Что у вас с Кевином? — решил перевести тему Джостен и почувствовал облегчение, когда плечи девушки расслабленно опустились. Она ещё пару раз вдохнула и выдохнула, окончательно успокаивая негодование, и всё-таки заняла стул у окна. — А на что это похоже? — Не отвечай вопросом на вопрос, — не то, чтобы Нейлу так важно было узнать ответ. Он просто не понимал, как они смогли так легко довериться друг другу. А ещё не понимал, как Кевин, выбрав Тею, смог заинтересоваться кем-то ещё. — Всё сложно. — Хэтфорд взяла вилку и заткнула себя едой, но этот способ помог ненадолго. Очевидно, ей нужно было выговориться. — Ты же знаешь, что я встречалась с Кеиичи. Так вот он был похож на костёр, у которого можно согреться и ненадолго отогнать тьму, что гналась за мной в то время. Кевин же, — она осеклась, прикусила нижнюю губу, а потом тяжело вздохнула. — тихая гавань, куда приятно вернуться, чтобы почувствовать свободу и покой. Нейл удивлённо вскинул брови, замер с вилкой у рта и не мог поверить, что рядом с Кевином кому-то могло быть спокойно. Его одержимость экси порой доходила до абсурда, и как в его сердце могло появиться место для того, кто не разделял его фанатизма? Тея была подстать ему, и они оба в каком-то смысле выходцы из тирании Гнезда. С Ребеккой же не было никаких точек соприкосновения, но Дэй всё равно заинтересовался ей. Или дело было в водке? — Я знаю, что опять вляпалась в запретные отношения. — Хэтфорд приложила одну ладонь ко лбу и посмотрела так, точно Джостен мог бы помочь ей разрешить конфликт в душе. От такого взгляда стало неуютно, потому Нейл поспешил спрятаться за кружкой, делая большой глоток горячего кофе. — И я знаю, что могу подвергнуть его опасности, но и не хочу отказываться от тех чувств, что он вызывает во мне. От такого откровения Нейл поперхнулся, закашлялся, и Хэтфорд почти испуганно привстала и нагнулась над столом, чтобы похлопать его по спине, облегчая пытку удушьем. — Прости, прости. Я не знала, что ты так чувствителен к таким разговорам, — защебетала над ухом Хэтфорд, а Нейл махнул рукой, мол всё в порядке. — Просто не могу поверить, что Дэй может вызывать в людях не только злость или раздражительность, делая постоянные замечания из-за непрофессиональности. Может он не только перед камерами весь такой белый и пушистый, — Нейл усмехнулся, и Хэтфорд с неловкой полу-улыбкой села обратно. — Ты его протеже — он будет к тебе строг. Нейл кивнул, принимая такой ответ. Разговоры ни о чём скрасили завтрак, позволили на секунду другую забыть, какой сегодня день недели и с кем сегодня предстояла встреча. Нейл вдруг вспомнил вечера в кругу Лисов и тот почти забытый покой от их улыбок и счастливых лиц. Хэтфорд воодушевлённо рассказывала о Кевине, и тот открывался для него с другой стороны, прежде незнакомой и казавшейся несуществующей. Но она также не раз упоминала, что из этой интрижки ничего дельного не выйдет, и Нейл очень хорошо понимал эти сомнения. Помнится, Эндрю говорил так же, но вопреки всему оставался и остаётся рядом. Может и у Ребекки получится стать для Кевина такой же особенной. Однако весь флёр безмятежности спал, как только Хэтфорд глянула на часы и резко замолчала. Собрала со стола грязную посуду, загрузила их в посудомоечную машину и осталась стоять у кухонного гарнитура. — Мне нужен Натаниэль. — Ребекка произнесла это осторожно, без тени приказа, но у Джостена всё равно по спине пробежали мурашки. — Однако я не хочу снова подставлять к твоему горлу нож или угрожать иными способами. Натаниэль был как бык, вырывающийся наружу тогда, когда начинала мельтешить красная тряпка, ознаменующая приближение опасности, потому Нейл не знал, есть ли иные способы вмешательства его альтер-эго. — А ты думаешь в очередной раз этот трюк прокатит? — скептически предположил Джостен и откинулся на спинку стула. Он не видел в Ребекке угрозы, и тогда за завтраком скорее сработал эффект неожиданности. — Я только выгляжу безобидной, Нейл. Ты не знаешь на что я могу пойти, ради выполнения целей, — Хэтфорд неодобрительно покачала головой, точно была разочарована наивностью кузена. —Тебе доверяет Эндрю; он знает, что ты не причинишь мне вреда. Аргумент был сомнительный. Хэтфорд выполняла любой приказ Ичиро в отношении Нейла, прожила в японской мафии почти десяток лет, и, Бог знает, каких ещё дел коснулись её руки. Были ли они настолько же в крови, как у братьев Морияма или Натана? В защиту ей можно было отметить заботу о Нейле после каждого надругательства, помощь в поиске связей и активное дипломатическое участие в переговорах. Таким образом, следовало, что доверие к Хэтфорд-младшей было палкой о двух концах, где на одном — союзник, а на другом — неоднозначный противник. — Мне нужен Натаниэль, — чуть твёрже повторила Хэтфорд, и Нейлу пришлось постараться, чтобы отыскать ниточки, за которые можно подёргать, чтобы появился тот, кого ждали. Джостен самостоятельно прокручивал в голове моменты, где грань между ним и Веснински стиралась, вспоминал те чувства отчаяния и ужаса, пытался ощутить то снова. Каникулы в Эверморе, избиения и шестнадцатичасовой рабочий день с бесконечной болью в теле, возможность откликаться только на имя Натаниэль и очередные издевательства за непослушание. Пытки Лолы, автомобильный прикуриватель и остриё ножа, огромное количество тёплой крови и запах жжённой плоти. Липкие касания Ичиро, вкус наркотика и бешенная круговерть чувств от отвращения до эйфории, вид измученного насилием тела и присутствие клейм на коже, рассыпающиеся неровными засосами и укусами в знак непринадлежности самому себе. Нейл чуть не подавился от подступившего к горлу кома, зажал дражащие пальцы между бёдер и зажмурился, сгоняя морок. Но вдруг почувствовал чужое негодование, которое врезалось в грудную клетку резким ударом. Казалось, альтер-эго недовольно тем, что Джостен вспоминал всё то, что Веснински пытался взять на себя. — Как же нагло. — прошипел Натаниэль, неприятно морщась от мелькающих кадров насилия. — Ребекка, мне ведь ещё вечером отдуваться. Зачем я тебе сейчас? Хэтфорд даже замерла на секунду от резкого тона и негодующего взгляда. Веснински на это замешательство только фыркнул и демонстративно отвернулся. Он всё ещё держал руки между бёдер, чтобы скрыть тремор, и давил неприятную желчь в горле. Ему не прильщал мазохизм, которым вдруг решил увлечься Нейл, от этого им двоим не лучше. — Ичиро сегодня снял номер в Колумбии. Далеко ехать не надо, но у нас в запасе ещё часа четыре. — прочистив горло, ответила Ребекка. — Я хочу поговорить, обсудить всё, если точнее. — Ладно. — протянул гласные и кивнул. — Хочешь дать мне тезисный план того, как должен буду вести себя с Госп… — Натаниэль запнулся, поджал губы и поспешил исправиться. — Ичиро? —Да. Веснински представил себе картину, как в моменте, когда чужие ладони потянуться к его телу, он будет судорожно вспоминать, как на это должно реагировать. Разве у него будет время на то, чтобы думать? Будет ли у него вообще возможность мыслить трезво или его снова накачают препаратом? Либо Ребекка действительно не понимала, каким человеком — нет, монстром — был Ичиро, либо слепо верила, что в этот раз обойдётся без притязаний на тело Натаниэля. Ребекка вышла из кухни всего на минуту, а, когда вернулась, поставила на стол коробку, перевязанную чёрной атласной лентой. Веснински знал, что в ней скрывалось, потому нет нужды в дополнительной примерке. Он даже скривился, показывая своё отношение к странному фетишу. — Открой. — Я и так знаю, что там бельё. — Там не бельё. А вот сейчас даже стало интересно. Только интерес был настораживающий. Может под картоном скрывался латексный костюмчик с вырезами на причинных местах? Ичиро же не нравились его шрамы, и таким образом он решил их спрятать их. О, а может там платьице горничной? Ники как-то предлагал нарядить Нейла в такое на Хэллоуин. Каким бы ни был вариант, Натаниэлю стало мерзко и стыдно даже от одной мысли, чтобы видеть его на себе. — Слишком громко думаешь. — вздохнула Ребекка, и Натаниэль удивлённо пару раз хлопнул глазами. — Просто открой уже. — В чём проблема просто сказать мне, что там? Хэтфорд устало покачала головой и сама стянула ленту, сняла крышку с коробки и откинула слой тишью. Это оказался самый обычный костюм с шёлковой рубашкой оттенка тёмного рубина. — Теперь понимаешь, почему я хочу поговорить о том, как ты должен себя вести, чтобы всё прошло гладко? — Натаниэль, всё ещё поражённый тем, что его догадки не оправдались, кивнул. В основном Ребекка повторяла те же правила, что и в их первую встречу: не смотреть в глаза, общаться уважительно и только тогда, когда обращаются, беспрекословно подчиняться и не звать по имени. Проинтруктировала касательного того, как ему себя вести, если Ичиро начнёт его подозревать, и что делать, если всё выйдет из-под контроля. Когда речь зашла про то, что Натаниэль всеми правдами и неправдами должен убедить Морияма в том, что сломался, стало неуютно. Актёр из него никакущий, а вот лжец вполне себе, но одними словами в доверие не втереться — придётся импровизировать. В итоге обсуждение различных вариантов развития событий заняли почти два часа, потом телефон Ребекки ожил с мелодией звонка и ей пришлось удалиться, оставляя Натаниэля на волю самому себе.***
Важно помнить, что ты потерял всё. Важно помнить, что тебе причинили такую боль, после которой не оправиться — только сломаться. Важно помнить, кого предстояло обмануть. И важно знать, что всё может пойти не по плану в любой момент. Натаниэль вошёл в номер с этими мыслями и послушно опустил голову, как только за спиной захлопнулась дверь, оставляя двух телехранителей по другую её сторону. Занавес раскрылся и спектакль начался. Натаниэль затаил дыхание, прислушиваясь к шороху, и не отнимал взгляда от рисунка на паркете, когда шаги становились ближе. Ичиро встал напротив, носками ботинок попадая в поле зрения и запахом парфюма — в лёгкие. Он коснулся пальцами подбородка, заставляя поднять голову и сосредоточить взгляд на лацканах пиджака. Притворно нежный, медлительный, он всегда начинал их встречи с ласки, а потом заканчивал хищником, нещадно растерзавшим добычу. — Значит, перебрался в Колумбию? — голос бархатный, со стальной властной нотой, от которой невольно поджались губы, чтобы не выдать их дрожь. — Что же вынудило тебя сбежать? Ладонь скользнула к щеке, большой палец мазнул по круглому шраму. Ичиро ждал ответов, а Натаниэль готов был играть. Он опустил голову с трагичным, но тихим вздохом, облизнул пересохшие губы, смазывая их для лжи, что вот-вот должна с них соскользнуть. — Я ушёл из команды. — Вот как? — Эндрю, — чужое имя больно царапнуло голосовые связки, и Натаниэль поморщился, запинаясь на секунду. — сказал мне убираться. Пальцы Господина забрались в волосы на затылке, а потом осторожно потянули, заставляя снова поднять голову. Веснински всё же встретился взглядом с чёрными глазами, которые сверкали недоверием. Натянул печальную улыбку на губы и тяжело сглотнул. — Он сказал, что я ему не нужен, что я доставляю одни проблемы, — голос дрожал, вот-вот грозился перейти в шёпот, потому что грудную клетку саднило от этой лжи, будто она была правдой. — И ты так просто ушёл? — В августе мой контракт будет расторгнут, я хочу лишь попрощаться с остальными, когда они вернутся. Вы позволите? Ичиро отнял руку от чужих волос, сделал шаг назад, оглядел Натаниэля, а потом развернулся и отошёл к окну, распахнул шторы, впуская в комнату лучи закатного солнца. Голубые глаза внимательно следили за тем, как Морияма достал из портсигара сигарету и поджёг её спичкой. Он выдохнул сизый дым в потолок, а потом уселся в кресло, сложив одну ногу на другую. — Мы не с того начали. — Ичиро с холодной полу-улыбкой махнул рукой, призывая встать ближе, и Натаниэль подчинился, остановился напротив всего на расстоянии двух шагов. — Как ты себя чувствуешь? Мне стоило бы извиниться за прошлый раз. Веснински вдруг вспомнил, как обострились чувства и обнажились нервы, как даже циркуляция воздуха была интенсивной лаской, а касания почти прожигали кожу, как путались мысли и искажались желания. Наркотик тогда с такой силой отравил разум и организм, что потребовалось промывание и много часов для отходняка. Та ночь осталась короткими вспышками особенно ярких моментов: пол, комод, стена, кровать, грязные клички и неестественные мольбы. Натаниэль вдруг почувствовал, как к горлу вместе с рвотой подкатила злость. — Как я себя чувствую? — глупо повторил Веснински, а Ичиро уловил в вопросе короткую истерику, отчего поспешил стереть с лица тень улыбки. — После унижения, попытки суицида и промывания? Спасибо за беспокойство, сейчас я чувствую себя хотя бы трезвым. Когда Морияма нахмурился, Натаниэль прикусил язык, мысленно ругая себя за несдержанность. Он уже приготовился к тому, что кошмар начнётся снова, но Ичиро вдруг начал смотреть на него по-другому, с беспокойством и тихим, едва уловимым ужасом. — Попытку чего? Веснински даже опешил. Ему рассказала Ребекка о том, что он разбил лампу и угрожал вспороть запястья, если та сделает одно неосторожное движение, и он совсем не ожидал, что именно этот факт произведёт на Ичиро такое впечатление. Натаниэль был игрушкой, вещью, собственностью Ичиро Морияма. Конечно, возможность потерять нездоровую ценность, не успев претворить в жизнь все намеченные планы, напугала его. Это дало зацепку к тому, в каком направлении нужно двигаться, чтобы успешно манипулировать человеком, у которого, на первый взгляд, не было слабых мест. Натаниэль сыграет на чужих эмоциях и одержимости, чтобы убедить Ичиро в своей безвыходной верности и покорности. — Мне казалось, от меня ничего не осталось, — совсем тихо признался Веснински, зажмурился на секунду, точно воспоминания причиняли физическую боль. Ичиро немного подался вперёд, прищурился так, что тёмная радужка создала иллюзию полностью почерневших глаз, и, глубоко затянувшись, выдохнул серый дым в сторону. Только запах всё равно коснулся рецепторов в носу. Обычные сигареты пахли смолой, пеплом, костром, те, что подороже, тлеющим табаком, но то, что сейчас курил Ичиро, отдавало жжённой травой, чем-то свежим, но всё равно тяжёлым. — Когда я вернулся в Пальметто, Эндрю больше позволил остаться рядом, чтобы собрать себя по частям. Мне больше некуда пойти, я снова один. — продолжал заполнять тишину Натаниэль дрожащим, надломанным шёпотом. Пытаться вызвать к себе жалость было для него внове, он привык отмахиваться от переживаний, но от него ждали откровенности. И Веснински отдаст всё до последней капли. — От того Нейла Джостена, что я отвоёвывал на протяжении двух лет, больше ничего нет. Ичиро выглядел бесстрастным, но Веснински с детства научился считывать язык тела. Тогда это нужно было, чтобы успеть среагировать, если возникнет угроза, а сейчас в этом скрывался удивительный интуитивный талант, помогающий понимать людей и их истинные состояния. Напряжённые плечи, кусание щёк изнутри и покачивающаяся нога выдавали волнение Ичиро, его бурный мыслительный процесс по определению правдивости сказанных слов. Морияма снова сделал затяжку, медленно поднося к губам, как оказалось, самокрутку, подержал дым в лёгких, а потом выдохнул его, снова расслабленно откланиваясь на спинку кресла. Поверил. — Ты всегда был Натаниэлем, им и должен остаться в конце. — наконец подал голос Морияма, самодовольно подняв один уголок губ вверх. Что-то опасное блеснуло в его чёрных глазах, отчего пол под ногами Веснински чуть пошатнулся. — Ты всё ещё помнишь мою правду? Помнишь своё место? В груди всё похолодело, и этот холод стал ползти по телу во все стороны. Натаниэль не хотел, чтобы проклятье суббот повторилось сейчас. Нет, только не после того кошмара с наркотиками, лживыми чувствами и желаниями, с агонией и боли от удара о бетон после падения на немыслимых скоростях. И чем дольше Веснински смотрел в хищные глаза напротив, тем отчётливее к горлу подкатывала тошнота вместе с горьким комом — предвестником слёз. Пришлось приложить усилия, чтобы сглотнуть сладкую слюну и отвести взгляд. — Тебе некуда больше пойти, кроме как ко мне. Я единственный, кто тебя ждёт, — грубый бархат голоса Ичиро почти дезориентировал, заставлял поверить в ложь и вцепиться в неё, как за спасение. Натаниэль сходил с ума, тьма окутывала и окутывала его с каждой секундой всё больше. Он мысленно повторял снова и снова, что всё, что сейчас происходит, — цирк и не более того. Но, как доверчивый зритель, Натаниэль клевал на это дешёвые фокусы, проглатывал наживку вместе со словами Господина и верил, верил, верил. Легенда под влиянием Ичиро становилась непросто вымыслом, а правдой-реакцией на сказанную ложь. Переврать лжеца можно только заставив поверить и его самого в собственный вымысел: Натаниэлю некуда больше идти, он один, и единственное крыло, под которое он мог забиться, — крыло Морияма. Больно. Невыносимо больно. Но, чтобы добиться результата, втереться в доверие, нужно глотать эту боль, позволить отравить себя, отдать ей всё до последней крупицы здравого рассудка. Веснински нужно сломаться, чтобы потом Ичиро спокойно смог заставить его срастись так, как нужно ему. Натаниэль вдруг почувствовал, как щёки обожгло двумя влажными дорожками. Капли стекли по шее за воротник рубашки, осели на ткани, и красный оттенок потемнел, становясь подобным крови. Ичиро на такую реакцию только хмыкнул и протянул раскрытую ладонь вперёд, предлагая иллюзию поддержки, спасения. Веснински перевёл на неё взгляд и почувствовал, как ноги внезапно ослабели. Он позволил себе осесть на колени, а потом вложил свою руку в чужую. Кожа у Ичиро холодная: Натаниэль будто обхватил кусок льда. Пальцы крепко обхватили его и потянули ближе, заставляя приползти к чужим ногам. — Я не выкину тебя, как это сделал твой зверёк. — мягко, точно успокаивая загнанное в капкан маленькое животное, говорил Морияма и гладил костяшки большим пальцем, заставляя мороз от прикосновения проникнуть глубже. — Я знаю, что был груб с тобой, но ты и сам понимаешь, почему это было необходимо. И Натаниэль, к своему ужасу, понимал. Всё внутри трещало, сыпалось; звуки от происходящих в нём разрушений оглушали, топя тихий голос разума. Всё вокруг меркло, теряло свет и цвета; едкий, не похожий ни на что запах дыма душил, вызывая головокружение. Всё летело к чертям, и это должно было произойти. — Мой маленький Натаниэль, — зашептал Ичиро, прежде чем сделать последнюю затяжку, сунуть окурок в пепельницу и спуститься с кресла на пол лицом к лицу с тем, от кого осталась только оболочка. Слёзы, чёртовы слёзы не просто текли по щекам, капая с подбородка, они жгли зажившие шрамы, резали их, заставляя снова окунуться в пучину боли. И Ичиро, блядский Ичиро стирал их своими пальцами, будто забирая остатки того прошлого, в котором у Натаниэля ещё были силы бороться, была тяга к жизни. — От рождения и до последнего твоего вздоха каждый твой атом принадлежит мне. — Морияма очертил пальцем шрам с неровными краями и заглянул в чужие глаза, что совсем потеряли голубой оттенок, становясь почти серыми, и застеклянели из-за влаги. Натаниэль против воли закрыл глаза, зажмурился от тяжёлого чувства, саднившего сердце, которое вот-вот должно было начать биться так, как ему повелят. Это не отрезвляло. — Я дам тебе время попрощаться, если только подтвердишь сейчас, кому принадлежишь. Время застыло, будто кто-то поставил реальность на паузу. Звуки стихли, а на лицо Ичиро наползла уродливая тень, потому что солнце, чей свет заполнял комнату через незашторенное окно, нырнуло за горизонт. Натаниэль медленно моргнул, отпечатывая гримасу Господина в памяти точно клеймо. Веснински не просто сломался, он рассыпался. Это станет конечной. Занавес закроется, как только три слова прочной клятвой прозвучат вслух между ними. Дверь для Натаниэля Веснински захлопнется, а клетку закроют на замок. Жалкий огонёк надежды на свободу померкнет. Но ничего не закончится. Не закончится для Нейла Джостена. Ведь он где-то глубоко, там, до куда не достанет остриё лжи, не поранит. — Я принадлежу Вам, — уронил Натаниэль достаточно твёрдо, чтобы это звучало, как правда. Ичиро ухмыльнулся, и его руки сковали слабое тело в капкан объятий. Клетка захлопнулась. По щекам со шрамами снова прокатились слёзы, пачкая чужое плечо, открывая новую степень рыданий. И Натаниэль позволил горю овладеть им, позволил превратить тихий скулёж в настоящий вопль, позволил рукам вцепиться в толстую ткань пиджака на чужой спине. И Господин принимал всё до последней капли, гладил дрожащую спину и шептал обещания, что теперь всё будет по-другому. Занавес закрылся…***
Закат красил бледно-голубое небо в рыжий у самого края, и ярким диском солнце медленно уходило за горизонт. Стали появляться первые звёзды: достаточно редкие, чтобы приковывать к себе внимание, и достаточно яркие, чтобы запомнить их расположение. Они же зажигались на бледной исполосанной коже под чёрными повязками и напоминали о надежде, которую дарили тому, кто больше всего нуждался в ней. Один маленький человек неосознанно поймал все доверенные падающим звёздам желания в свои руки и так же неосознанно исполнял их день за днём. Один маленький человек вдруг стал кем-то настолько же значимым, как Солнце для всей солнечной системы: грело планеты, удерживало гравитацию, не позволяя хаотично разлететься и потеряться среди огромных просторов одинокого космоса, и бесконечно светило, чтобы темнота не поглотила всё вокруг. Эндрю был достаточно близко расположенной звездой, чтобы обжечься, и Нейл, глупый и чокнутый, вопреки всем предостережениям от других подобрался ближе, почему-то поверив, что пламя не будет кусаться. И Солнце, вопреки сюжету не расплавило Икара, неосознанно давая себя покорить. И у других проснулась зависть, силы которой достаточно, чтобы их разлучить. Да только Солнце так полюбило Икара, что пообещало сжигать всё, что способно ему навредить. Миньярд стряхнул пепел с сигареты в открытое окно и снова поднёс сигарету к губам, затянулся и выдохнул, позволяя дыму унести его тревоги, но тот почему-то не взял их с собой, а оставил на губах едкой горечью. Этот субботний вечер отдавался нехваткой воздуха и болью в районе солнечного сплетения, ведь сегодня его Икар снова отправился на верную погибель. Чёрные пятна — открытые раны — фантомно появлялись на теле, пробивая болью до самого нутра. И Эндрю почти изнывал от тоски по единственному тому, кто не побоялся остаться рядом, и тревога путами объяла душу в ожидании сообщения от Ребекки, что должна будет позвонить Кевину и сообщить, в каком же состоянии Нейл. Миньярд прикрыл глаза, позволяя слабости взять вверх над стойкостью всего на секунду, выкинул дотлевшую до фильтра сигарету в окно и взял из пачки ещё одну. Эбби не любила, когда курили у неё в доме, но сил, чтобы выйти наружу, не находилось. Может чуть позже, через пару минут он сможет взять себя в руки и перестать тлеть подобно табаку, обёрнутому в бумагу, но, пока есть это давящее напряжённое ожидание, его состояние не изменится. Когда в комнате пропал последний закатный огонёк, оставляя после себя только сумеречный полумрак, раздался стук в дверь, слишком громкий для Кевина с вестью от Ребекки и недостаточно деликатный, чтобы принадлежать Уинфилд. Эндрю напрягся и перевёл взгляд на дверной проём, в котором появилось его отражение. В голове не было ни единой догадки, зачем он мог понадобиться брату, но чужое присутствие пробудило некоторое любопытство, чтобы не прогонять гостя сразу. Аарон прикрыл за собой дверь и подошёл к окну, где сидел Эндрю. Глубоко вдохнул и перевёл взгляд с чужого лица на сигарету, зажатую меж пальцев. Пропорционально тому, как затягивалось молчание, так и рассеивался интерес. — Ты пропустил ужин, — слишком бессмысленное предложение и глупое начало диалога. Эндрю закатил глаза и отвернулся от брата, делая быструю затяжку и выдыхая тонкую струйку дыма. Однако зрительный контакт пришлось вернуть, как только Аарон протянул к нему руку, невербально прося сигарету. Было ли это попыткой к пониманию зависимости Эндрю или же жест для привлечения внимания, он не знал, но отдал сигарету Аарону. Тот затянулся и слегка нахмурился, позволяя дыму просочиться через едва разомкнутые губы. — Отвратительно. — на такую оценку Эндрю только фыркнул и обхватил поджатое к груди колено руками. Он всё ещё ждал, когда прозвучит истинная причина появления близнеца. — Умеешь же ты выбирать то, что тебя убивает. Слова резанули по чему-то очень личному и уязвимому, подогревая кровь короткой вспышкой гнева. О, Эндрю понял, что близнец додумался провести аналогию, чтобы начать читать нотации. Только вот незадача: мнения Аарона никто не спрашивал. — Я считал тебя достаточно умным для того, чтобы не лезть на верную смерть. — едко выплюнул Миньярд и выкинул сигарету в окно, пряча руки в карманах джинсов после. — Я ошибся. — это никак не цепляло. Эндрю всё равно, кто что думал о его поступках и о нём самом. Пусть даже этим «кто» был его брат. Аарон, как и все, видел вещи сквозь призму собственного восприятия, а значит он никогда не сможет их понять. — И, подумать только, ради кого ты это делаешь? А вот непрямое упоминание Нейла заставило всё внутри вспыхнуть с новой силой. Эндрю поплотнее стиснул зубы, доставая из пачки очередную сигарету. Поджёг её, позволил никотину слегка успокоить нервы, чтобы потом с почти диким взглядом поманить Аарона к себе. Тот смело сделал шаг вперёд. — Ты понятия не имеешь, о чём говоришь, — жёстко процедил Эндрю и на секунду позволил себе скривить губы, ломая маску безразличия. — Да ладно? — невесело усмехнулся Аарон и мотнул головой. — А ты понимал, когда ненавидел Кейтлин? Мог представить, что я чувствовал, когда боялся за её жизнь из-за тебя? — У нас было обещание. — это было самое простое и верное объяснение. — Я делал это ради твоей безопасности, ради твоего грёбаного наивного сердца, а ты цепляешься к Нейлу из вредности. Эндрю набрал полные лёгкие воздуха и снова прислонился спиной к оконному проёму, делая затяжку и не смотря на пыхтящего Аарона. В любой другой ситуации он бы порадовался, что тот научился наконец проявлять характер, но сейчас это только раздражало. Нейл — нечто абсолютно сокровенное и ценное в хрупком и злом мире Эндрю. Нейл — причина жить и чувствовать себя живым. Нейл — выбор, за который стоит сражаться любой ценой. И Миньярда ужасно злило, что кому-то это нужно объяснять, обнажать правду и что-то доказывать. — Чего ты от меня ждёшь? — устало произнёс Эндрю. — Извинений за то, что я, в отличие от тебя, следую своим словам до конца? Тебе пора прекратить таить обиду на меня за это. — Я не таю обиду. — достаточно уверенно и твёрдо, чтобы вновь вернуть взгляд на отражение. Аарон тяжело вздохнул и сглотнул, повёл плечами, точно собираясь выдать что-то очень важное. — Я просто не хочу терять тебя, просто потому что ты слишком упрямый, чтобы отпустить то, что в конечном итоге убьёт тебя. Миньярду пришлось на пару секунд задержать дыхание и замереть, внимательно разглядывая новую эмоцию на лице Аарона, чтобы осознать сказанное. Такого откровения он не ожидал, а ещё не ожидал увидеть такую долю отчаяния в глазах, что её вполне хватило бы, чтобы утонуть. Может беседа с Ребеккой действительно пошла Аарону на пользу, ведь выпытать эти слова, эту правду, не получилось даже у Би на совместных сеансах. — Я был мёртв до встречи с Нейлом. — внезапно так же честно выпалил Эндрю, и Аарон растеряно похлопал глазами. — А с ним… — он очертил рукой воздух, а потом потянул её ко рту, чтобы прижаться губами к фильтру и ощутить привычную горечь. — всё изменилось. — Это бессмыслица. — Аарон провёл ладонью по лицу. — Что он такого сделал, что ты готов пожертвовать своей жизнью, чтобы спасти его? Эндрю стал перебирать в голове каждое воспоминание за последний год. Правда, обещания, уважение к личным границам, понимание — всё то, что заставило довериться. Взгляды, слова, забота, чувства, поцелуи — всё то, что заставило упасть в чужие руки и бесконечно греться в них. О, Эндрю даже не знал, как же холодно ему было. Вся жизнь до была соткана из боли и разочарования, а теперь приобретала вкус, который не имел желчи, что пряталась за сладостью. Пусть шрамы на душе никуда не делись, но перестали ныть так сильно от чужой близости. И тьма, которая кутала разум и травила, рассеивалась мелкими, но достаточно яркими проблесками света. Эндрю хотел попробовать стать счастливым впервые за всю свою жизнь. Но разве будет в этом смысл, если смерть заберёт Нейла? Ответ нет, и поэтому он будет продолжать бороться, чтобы спасти. Затянувшееся молчание и едва заметные эмоции, что проскальзывали на лице Эндрю, позволили Аарону самому ответить на свой вопрос. И это стало очередным откровением. — Ладно. — выдохнул Аарон и сделал шаг назад. — Ты имеешь право делать то, что считаешь нужным. — Эндрю сфокусировал взгляд на том, как опустились плечи близнеца. Смиряться всегда тяжело, больно, невыносимо. Смирение означает, что ты больше не можешь ничего изменить, кроме как своё отношение к возникшей ситуации. И Эндрю видел, что Аарон сделал это, дав ему своё благословение на возможность стать счастливым, пусть и с огромным риском.***
Ребекка добиралась до дома Миньярдов на такси, чтобы её машина не мелькала лишний раз на улицах города. Остановившись за пару кварталов до точки назначения для лишней подстраховки, пару десятков метров пришлось преодолеть пешком. Каждый редкий прохожий, садовник или проезжающий мимо автомобиль казались подозрительными, а может у неё просто развивалась паранойя. Через пару минут показались знакомая Мазерати и двухэтажный дом, адрес которого Ребекке прислал Кевин по смс. На крыльце, оперевшись локтями о перила, курил Эндрю, а рядом на ступеньках сидел Дэй, который, только заметив женский силуэт, сразу подскочил на ноги с широкой улыбкой на губах. — А где третий? — только подойдя к подъездной дорожке, спросила Ребекка. — В доме, — хмыкнул Эндрю, щурясь от солнца и поднося к губам сигарету для очередной затяжки. — Он сегодня весь день странный, — дополнил Кевин и немного отошёл в сторону, пропуская Хэтфорд на крыльцо. Эндрю сделал последнюю затяжку, а после выкинул сигарету на газон и развернулся. Он внимательно оглядел свободные руки Ребекки и вопросительно приподнял бровь. Та с короткой усмешкой отодвинула одну сторону рубашки так, чтобы показались ремни кобуры и рукоять пистолета. Ей предстояло позаботиться о другом Миньярде и Дэе в отсутствие Эндрю. — Когда ты вернёшься? — К утру, — небрежно бросил Миньярд и спустился с крыльца, не медля направляясь к машине и садясь на водительское сиденье. Отсалютовал двумя пальцами от виска, сразу уехал. Ребекка цокнула языком и покачала головой, тихо упрекая за риски, на которые шёл Миньярд ради встречи с Нейлом. Она, не горя желанием заходить в дом, повернулась лицом к Кевину и поправила воротник на его поло, невольно касаясь кожи. Знала, что нельзя привязываться, нельзя подпускать к себе близко, но всё равно тянулась к расцветающим в душе чувствам, когда они оставались вот так наедине. — Мы в прошлый раз не обсудили твою поездку в Токио, — напомнил Дэй, чтобы заполнить тишину и привлечь к себе чужой взгляд. — А ещё ты не рассказал мне, как проходят твои тренировки с новым нападающим. Джек, да? — Хэтфорд улыбнулась и подошла к перилам, стала рассматривать плывущие по небу облака. Она не хотела говорить о прошлом, в которое пришлось временно вернуться. Япония, Кеиичи и воспоминания о девяти годах в мафии уже не вызывали щемящего чувства ностальгии: всё отболело, пора жить настоящим. — На корте и вне его мне иногда казалось, будто Сет вернулся с того света. — фыркнул Кевин, становясь рядом с Ребеккой. Заметив её непонимающий взгляд, он поспешил объяснить: — Сет был нашим нападающим, пятикурсником. Из-за его взрывного характера Лисы часто ругались меж собой. — А, — глупо выдохнула девушка. — это у него случилась передозировка прошлой осенью? — Это вина Рико, — Дэй нахмурился, и Хэтфорд увидела, как напряглись чужие плечи от упоминания почившего Морияма. — То есть? — Нейл задел самолюбие Рико на шоу у Кэти Фердинанд, тот решил так отомстить. Ребекка высоко подняла брови и поджала губы, снова переводя взгляд с Кевина на облака. — Видимо, Морияма это какая-то проклятая фамилия. Один братец-психопат с хрупким эго, а другой — макиавеллист с ярым желанием брать своё любой ценой. Может у них ещё третий есть? Чтобы всю триаду собрать? — Я очень надеюсь, что нет, — Кевин вздрогнул и покачал головой, отгоняя непрошенные пугающие мысли. Тёплый ветер мягко ласкал кожу и заставлял траву колыхаться. Где-то шумела листва на деревьях и ухали птицы. Солнце ещё наполняло улицу светом и раскаляло асфальт, лишь изредка прячась за облаками. На другой стороне улицы по тротуару прошла пара с ребёнком, и Ребекка невольно улыбнулась, что не укрылось от Кевина. — Я знаю, что ты была в отношениях с женатым мужчиной, но, — неловко начал Дэй, замявшись на секунду. — ты никогда не думала создать свою семью? — Это невозможно. — с плохо скрываемой горечью в голосе заметила Хэтфорд. — Я же говорила, что не хочу подвергать кого-то опасности. Пока мои руки скованны обязательствами, связанными с преступностью, мне лучше быть одной. — Тем не менее, сейчас ты со мной, — Кевин пожал плечами. — Это иллюзия. — нехотя призналась Хэтфорд и помотала головой. — У тебя есть Тея. — Не отталкивай меня. — уверенно потребовал Кевин и прикоснулся к чужому подбородку пальцами, чтобы поймать взгляд. — Если ты скажешь, что я нужен тебе, я порву с ней. Хэтфорд повела головой, избавляясь от касания, и невесело усмехнулась. Прикрыла глаза и закусила губу, не находясь с ответом. Прошло так мало времени, а сердце уже влюблённо билось и трепетало от присутствия, голоса и прикосновений Дэя. Только вот её трагедией было то, что она не могла увидеть их вместе в будущем, как бы ни хотела этого. — Кевин, — тихо позвала Ребекка и поджала губы, не давая себе произнести прямой отказ. — пусть всё останется так, как есть сейчас. Я не хочу ничего загадывать на будущее. — Но, — начал было Кевин, однако разговор прервал появившийся на пороге Аарон, что вопросительно оглянул сначала одного, а потом вторую. — Мы идём, — воспользовавшись возможностью не продолжать разговор, Ребекка скользнула в дом. Может они вернуться к этой теме чуть позже, когда решатся основные проблемы. Может тогда у неё будет больше смелости, чтобы попробовать стать ближе. Но сейчас, следуя собственным чувствам, есть огромный шанс совершить ошибку, которая будет стоить жизни.***
Нейл сидел на остановке с накинутым на голову капюшоном и осматривался по сторонам не то в поисках слежки, не то нужного автомобиля, который увезёт его туда, где можно будет избавиться от тревоги, пробивающей всё тело дрожью. Он разглядывал ладони и ещё чувствовал призрачное ощущение холода, сжимал иногда пальцы, чтобы поумерить тремор. Бесконечно думал о том, что ждало Натаниэля впереди, после того как тот признал свою принадлежность Ичиро и добровольно позволял утешать себя в чужих объятиях. Воспоминания заставили Джостена поёжиться и обхватить себя за плечи, снова ища глазами чёрную Мазерати, которая остановилась напротив ровно в восемь ноль-ноль. Спешно забравшись в салон и пристегнувшись, он спрятал руки в карманах и несмело позволил себе взглянуть на профиль Миньярда. Всё такой же решительный, надёжный и уверенный; Нейл вдруг откатился назад на год и оказался в Райских Сумерках после заключения их сделки о защите. Тогда он был такой же потерянный и уставший от необходимости бежать, чтобы жить, а Эндрю стал его якорем, стабильностью, заверив, что больше не нужно прятаться и бояться. — Пялишься, — безропотно выдохнул Эндрю, включая поворотник на перекрёстке. — Вспоминаю, — поправил Джостен и немного склонил голову вбок. Эндрю промолчал, а Нейл позволил себе ещё немного понаблюдать за тем, как чужие руки крепко держали руль, как светлые волосы чуть колыхались от ветра, пускаемого в салон через приоткрытое окно, и как метался взгляд карих глаз от дороги на зеркала и на стрелку спидометра. Мягкое урчание двигателя успокаивало, блики солнечного света, скачущие по слегка загорелой коже, завораживали. И Нейл почувствовал, как тревоги, паранойя и страхи отступали, позволяя занять своё место исключительно положительным эмоциям от встречи. — Куда мы едем? — Пострелять, — так просто ответил Миньярд и сам на секунду оторвал глаза от дороги, чтобы увидеть почти счастливую улыбку, расцветающую на губах Джостена. Через полчаса они съехали с основной трассы на ухабистую дорогу, ведущую вглубь соснового бора. Через высокие стволы деревьев просачивалось золотое свечение солнца, где-то в кронах щебетали и перестукивались птицы, и по обе стороны просеки раскидывались широкие листья папоротника, что осторожно ласкали корпус машины, отдаваясь глухим шорохом в салоне. Из-за кочек и ям приходилось медленно ехать и держаться за дверную ручку, чтобы при лишнем резком покачивании не удариться плечом или головой. Эндрю заглушил мотор и вытащил ключ из зажигания на поросшей сорговником поляне. Они вышли из машины и достали из багажника портфель со снаряжением и несколько листков с мишенями. Потом Миньярд пошёл по небольшой тропинке обратно в лес, а Нейл, не задавая вопросов, — за ним. И вскоре они вышли к небольшому обрыву, с которого открывался вид на реку, а рядом было несколько поваленных сосен. Нейл, подойдя к краю, взглянул на землистый яр и задался вопросом, откуда Эндрю узнал про это место. — Вроде боишься высоты, а в итоге сам стремишься к ней, — Нейл развернулся и оглядел Эндрю, что крепил к стволам мишени. На озвученные вслух размышления он ничего не ответил. Джостен подошёл к портфелю и вытащил оттуда два пистолета, сел на траву и начал заряжать патронами магазины. Эндрю опустился на землю рядом, сложив ноги по-турецки, и молча наблюдал за ловкой работой. В один момент Нейл заметил, что к его волосам нерешительно потянулась ладонь, и сам прильнул к ней. Пальцы начали осторожно перебирать подсвеченные закатом рыжие пряди, и на губах улыбка появилась сама собой. Знакомая тёплая ладонь не вызывала ужаса, и сердце билось размеренно от ненавязчивых касаний. Но мысленно Джостен стал повторять раз за разом, что это Эндрю и что подвоха нет. Возможно, у них осталось лишь пара недель, и из этого времени хотелось извлечь как можно больше, довериться полностью в экстра-режиме, не оглядываясь и не отвлекаясь на цепкие лапы травм. Здесь, у обрыва, с оружием в руках никто не причинит им боли. Звуки выстрелов мешались с короткими замечаниями и похвалой. Запах хвои разбавлялся сигаретным дымом. Солнце постепенно сменяли Луна и звёзды. Вечерний прохладный ветер забирался под одежду и трепал траву вокруг. Когда цифры на мишенях стало трудно разглядеть в темноте, пришлось остановиться. Нейл сел на поваленную сосну, поднимая голову к небу, искал глазами знакомые созвездия. Город находился всего в паре километров, а потому световое загрязнение хоть и было меньше, но всё равно разглядеть можно было только самые яркие звёзды. Вега в созвездии Лиры, Альтаир в Орле и Денеб в Лебеде составляли летний треугольник. А за кронами деревьев пряталась Большая медведица. Эндрю опустился рядом чуть погодя с незажжёной сигаретой меж губ, но глазами сканировал профиль Джостена. — Нормальные дети мечтали стать космонавтами, а я о том, чтобы отец перестал отыгрываться на мне, — Джостен невесело усмехнулся, прокручивая в голове размытые воспоминания с яркими отголосками боли на коже. — А я мечтал исчезнуть. — внезапно безразлично бросил Эндрю и встретился с тревожным взглядом голубых глаз. От такого откровения заныло где-то под сердцем и по спине пробежали мурашки. — Я не думал, что доживу и до двадцати, так что думать о чём-то более серьёзном не было смысла. У Нейла хоть была отдушина в виде экси, в то время как Миньярд метался между одиночеством и приёмными семьями, в которых вся его жизнь превращалась в кошмар наяву без возможности проснуться. Безрадостное прошлое оставило зияющую пустоту в душе и сотни травм в памяти. Разве было там место надежде, что однажды всё проясниться? Эндрю цокнул языком и мотнул головой, отмахиваясь от непрошенных мыслей. — К чёрту всех ублюдков. — выплюнул Миньярд и чиркнул спичкой, спешно делая затяжку. — Теперь мне есть, чего хотеть, и никто не посмеет это отобрать. Нейл забрал сигарету из чужих пальцев и нагнулся ближе. Эндрю нахмурился, но возражений не высказал. Несвойственные ему слова и желания роились на кончиках пальцев и языке, вызывая зуд. Миньярд поддел подбородок Нейл и немного склонил голову вбок, пересчитывая блёклые веснушки. — Ненавижу тебя, — по слогам процедил Эндрю и спустил ладонь на шею, чувствуя под пальцами привычно ровный пульс. — Из нас двоих я вру лучше, — хитро ухмыльнулся Нейл. —Не сомневаюсь. Миньярд сосредоточил внимание на искрящейся от прикосновения коже, всего на мгновение прикрыл веки, а потом, когда контроль почти сошёл на нет, вернул сворованную сигарету и поднялся на ноги. Нейл дотянулся до портфеля и вытащил припасённое для перекуса яблоко, подбросил его, а потом окликнул Миньярда. — Пройдём последний экзамен? Джостен встал и подошёл к дереву, прислонился к стволу спиной и поставил яблоко на макушку. Эндрю сначала непонимающе выгнул бровь, а потом, когда до него дошла суть предложения, широко распахнул глаза. — Ты действительно идиот? — Я доверяю тебе. — Я не буду стрелять в тебя, как бы сильно этого ни хотел. — Ты и не должен стрелять в меня. Целься в яблоко. Миньярд поджал губы и нахмурился. Злость больно кольнула в виски, и он, ведомый ей, встал напротив Джостена на расстоянии пяти шагов. Вытащил пистолет из-за пояса, направил его прямо перед собой и вдруг ощутил давно забытую дрожь в пальцах и неприятную тревогу, скручивающую внутренности в тугой узел. А Нейл, идиот, смотрел так смело с дебильной ухмылочкой, точно подначивал. — У тебя действительно напрочь отсутствует инстинкт самосохранения. — Мне не привыкать становиться мишенью, — хмыкнул Джостен и поправил яблоко на макушке. Эндрю покрепче перехватил рукоять пистолета и закрыл один глаз, борясь с соблазном опустить прицел пониже. Медлил, считая вдохи и выдохи, кусал нижнюю губу от напряжения, что сковало мышцы, и пытался отыскать причину, почему так трудно нажать на спусковой крючок. Где-то птица крыльями задела ветки деревьев, и ломкий шорох резанул слух. Лунный свет, освещавший половину лица Джостена, заставил голубую радужку блеснуть лазурью, быстрый порыв ветра смахнул рыжие пряди со лба, и Эндрю, заворожённый картиной, даже не заметил, как задержал дыхание. — Стреляй, — хриплый шёпот тронул ухо, вызвал мурашки на коже и позволил очнуться. Эндрю проморгался, немного опуская пистолет, и испугался игре воображения, где чужое лицо залилось кровью, а глаза навсегда потеряли живой огонёк. Нет, он не мог стать виновником своего самого страшного кошмара. Только не так, только не сейчас. — Законченный долбоёб, — рявкнул Миньярд и за секунду преодолел расстояние между ними, прижимая предплечье к горлу Нейла. Яблоко с глухим ударом упало в траву. Воздух раскалился между ними настолько, что лёгкие почти пламенели, а взгляд глаза в глаза был острее ножей припрятанных под чёрными повязками. Ярость клокотала в венах, а страх кусал диафрагму. И ненависть едко пропитывала каждую клеточку, укрывала с головой, заставляла изнывать. Процент опасно близился к пяти сотням. — Ещё хоть раз решишь построить из себя мученика, и я… — Да или нет? — перебил Нейл. —Да. Эндрю откинул пистолет к ногам и прижался своими губами к чужим. Целовал яростно, точно ругая за глупость, жадно, как будто от этого зависела жизнь, отчаянно, не желая прощаться. Сердце так бешено колотилось о грудную клетку, что каждый стук набатом отдавался в ушах. И это было так правильно, так нужно, что плевать было на всё. Хотелось гореть, гореть вместе, растворяясь в безумной безнадёжности и почти мучительном томлении. Остатки самоконтроля ускользали сквозь пальцы с каждым скольжением языка и неосторожном вздохе, чуть-чуть не переходящим в стон или скулёж. — Ненавижу тебя, ненавижу, — тараторил Эндрю, хватая Нейла за грудки и комкая в слабых пальцах ткань толстовки. — Всё хорошо. Миньярд зажмурился, решаясь с задуманным, и взялся за чужое запястье. Отстранился немного, облизывая пылающие от ласк губы, и немного приподнял футболку, чтобы после завести под неё тёплую ладонь, разрешая прикоснуться к коже. — Это.? — Мои шрамы, — закончил за Нейла Миньярд и кивнул, чувствуя, как пальцы скользять по продольному гладкому пятну на рёбрах. — Откуда? — Когда на моей коже оставались царапины от чужих ногтей, я в кровь стирал эти места. — объяснил Эндрю и тяжело сглотнул, когда пальцы на секунду оторвались от кожи из-за произнесённого. Пришлось снова надавить на запястье и ощутить вовсе не неприятное тёплое касание. — Иногда, — Миньярд запнулся на секунду и повёл ладонь Нейла к животу, ниже пупка. — на мне писали фломастерами меркие фразы. Их я тоже стирал. Эндрю видел, как менялся взгляд голубых глаз, как в нём отражалась его собственная боль и горечь и загоралась тихая ярость, направленная на уродливые тени прошлого. Но Миньярд продолжал вести ладонь по карте из пусть и немногочисленных, но обширных шрамов на своём теле, объясняя каждый из них. Он как мог отгонял воспоминания, но те продолжали мелькать перед глазами, отчего становилось так холодно и удерживало его лишь тёплая ладонь, у которой не было намерения причинить боль. — И сколько из них получили наказание? — Только он, — ответил Миньярд и наполнил полные лёгкие воздуха, чтобы на выдохе прислониться к чужой груди лбом. Обнажать уязвлённость по собственной воле было для него в новинку, как и в новинку чувствовать успокоение от чьего-либо присутствия. Когда Эндрю отпустил запястье Нейла, тот вытащил ладонь из-под футболки и зарылся пальцами в светлые пряди, принимая доверенные переживания. Они простояли так до тех пор, пока дыхание Миньярда не стало ровным, а грудь не перестало сдавливать от боли. Может когда-нибудь станет легче, а память притупит насыщенность красок печальной истории и заменит горе на что-то более сносное и даже счастливое. Во всяком случае, больше не будет холодно, потому что есть то, что согреет даже в самое тёмное время.