Было бы неплохо

Тоже не плохо. Рицка пришел сам. Я открыл дверь и с вежливым поклоном пригласил войти. Он остановился в коридоре, не торопясь снимать обувь. Когда дела срочные мой мальчик быстр и решителен, значит вопрос деликатный. Ну что ж, дадим ему время. Ухожу на кухню, ставлю чайник. Пришел сам. Рицка пришел ко мне сам. Улыбаюсь. Жду. Иди ко мне… Подходит молча, почти в плотную, смотрит в пол. Я должен догадаться? Кто обидел? Глажу по волосам, по спине. Ищу, где болит. Темные тени легли на глаза от длинной черной челки. Или не тени? Беру за подбородок, поднимаю выше к свету. Ярость застилает мне глаза. Не сейчас. Вдыхаю медленно, успокаиваюсь. Веду тебя к настольной лампе. Внимательно осматриваю глаз – всё в порядке, прикасаюсь к нижнему веку – шипишь от боли. - Что там, Соби? - Фонарь обыкновенный, ничего страшного, - пытаюсь разрядить обстановку перед сложным вопросом, - мама? - Да, мама. Но это случайно вышло, она ничего такого не хотела. - Позволь я сделаю так, чтобы это не повторилось?! - Не, не, ни в коем случае. Никаких силовых приемов. - Тогда что же ты хочешь? - я уже начинаю догадываться и с трудом сдерживаю улыбку. - Не знаю, - вздыхает Рицка. - А завтра в школу, и все увидят. Рицка вздыхает ещё раз. Пусть все твои печали будут такими же незначительными, мой мальчик. И главное пусть в моих силах будет их разрешить. - И что ты скажешь? - Скажу, что подрался. - Весьма сомнительно. Тебя отведут к участковому и попросят рассказать всё подробно. - Ну вот. - Но это ещё полбеды. Тобой наверняка заинтересуется ювенальная юстиция, - я не удержался и растянул два последних слова, акцентируя на них внимание. - Хорошо, я сдаюсь. Соби, ты не мог бы что-нибудь с этим сделать? - Конечно, но тебе тоже придется кое-что сделать, - стараюсь отвечать нейтральным тоном. Не время показывать свой восторг. Мой мальчик нуждается во мне, он позволит мне лечить и ласкать его. Я счастлив. - О, мои ушки этого не вынесут, - сердишься ты. - Ушки тут совершенно не при чем, - стараюсь говорить уверенно, хотя голос меня выдает хрипловатыми нотами. Только упоминания об ушках не хватало! – Ты лечишь меня, я могу тоже самое сделать для тебя. Обними меня. - Опять двадцать пять. Ну ладно, давай! - Нет. Ты сам. Иначе не получится. Молчишь. Я знаю это большой шаг для тебя. Этот твой большой шаг – не для меня, для кого-то другого. Глупо было настаивать. Ты принимаешь мою любовь, защиту и заботу. Ты наполняешь мою жизнь смыслом, ты причина, чтобы выжить. Этого достаточно. Как я посмел желать большего? - Ну… и как это делается? Ты смущен, но нисколько не сердишься. И ты вовсе не против. Я потрясен. И я кажется улыбаюсь. - Просто делай, что тебе хочется. Мне уже нравится. Сажусь перед тобой на колени и опускаю глаза, чтобы не смущать. Ты немного думаешь и подходишь сзади, обнимаешь за плечи. Хитрый. Так тебя сложно обнять в ответ. Беру твои ладошки, подношу к губам. Тяну вниз, ты опускаешь голову мне на плечо. Так гораздо лучше. Целую щеку, ухо, скулу, ты пытаешься отстраниться, но я крепко держу твои запястья. Растерялся. Ещё секунду и прогонишь. Но я успею. Прикасаюсь холодными губами к разбитому веку. - Всё, Соби! – вырываешься ты, - Ты и твои больные фантазии – до свидания! Выскакиваешь в коридор, второпях никак не попадешь в ботинки. Не торопись, мой мальчик, я не буду тебе мешать. Спасибо за всё. Тишина действует на тебя умиротворяюще. Возвращаешься одетый, но стоишь на расстоянии. Забавный. Два шага между нами ничего не значат, я бы легко поймал тебя, меня сдерживает то внутреннее расстояние, которые ты обозначил. Не бойся. Я слушаю. - Я хотел спросить… А тебя часто били в детстве по лицу? - Ни разу. Рицу сенсей был бы крайне недоволен, если бы я пропустил удар. Смущаюсь. Словно ты поймал меня на чем-то. На какой-то слабости. Может быть из-за упоминания сенсея. - Красавчик! – хмыкаешь ты презрительно. Ах вот оно что! - Между прочим моё лицо тебе тоже нравится. - С чего вдруг? - Моя фотография лежит у тебя в учебнике математики. - Может и так. Даже спрашивать не буду, откуда ты знаешь. Но какую еще часть тела можно изобразить на фото? Улыбаюсь так многозначительно, что ты краснеешь. Как потрясающе чувственно ты это делаешь. Каждый раз не могу удержаться и смущаю тебя. Любуюсь. Ты опираешься на дверной косяк и стоишь теперь ко мне в профиль. Подхожу ближе, встаю напротив. Я тебя выше… на много лет. Но ты смотришь на меня так снисходительно, что хочется встать на колени у твоих ног, моё маленькое сокровище. - И что бы ты хотел сфотографировать? - Руки, у тебя очень красивые руки… Длинные пальцы… И родинка. - Родинка? - Да, та самая на мизинце. Она прячется между пальцами, но я её давно заметил, - ты собираешь сумку, уже не сердишься, - жаль, что с фингалом от тебя пользы никакой не вышло, но спасибо тебе. Хороший был вечер. А я так и стою в дверях растерянный. Ты единственный человек, который способен потрясти меня до глубины души. И это так торжественно и немного страшно. Раньше всё было легко, я знал, что хочу и как этого добиться. А теперь есть Ты. Хорошо ли тебе, можно ли тебе, стоит ли тебе? И что если мы? Мы? *** Дверь балкона предательски скрипит, но ты не проснулся. Скидываю плащ и пытаюсь лечь рядом. Кровать узкая, неудобно. В полутьме разглядываю твой многострадальный синяк. Он уже побледнел, но недостаточно. Контакта было не достаточно. На всё нужно время. И тебе нужно время со мной. А дать его тебе можно только тайком. Рассматриваю возможные варианты и осторожно пробираюсь под одеяло. Кровать прогибается под мной и ты сползаешь спиной ко мне. Ну всё. Конец... Не проснулся. В комнате холодно. И ты во сне прижимаешься ко мне спиной. Доверчиво. Невозможно. Думаю, что не усну, но открываю глаза уже на рассвете. Ты мне отлежал руку. Видно забрался на нее во сне. Улыбаешься. Осторожно разминаю пальцы. Задетое ушко, встрепенулось туда-сюда - получаю по носу. Тесно. Хорошо. Нереально хорошо. Нужно выбраться осторожно, пока ты не проснулся. Но ты держишь меня во сне за предплечье, и когда я пытаюсь отодвинуться, сжимаешь сильнее. Будь что будет, я остаюсь. Будильник у тебя громкий, противный звуком бьет по напряженным нервам. Ну всё, сейчас влетит. Причем есть за что. Ты потягиваешься, сонно прижимаешься к теплому телу. Открываешь глаза и смотришь укоризненно. Да, это я. Я у тебя под одеялом. Я живой. Я люблю тебя и, прости, но я возбужден. Выпрыгиваешь из-под одеяла. Теперь ты сердит по-настоящему, и по-настоящему испуган. Прости, я не хотел, чтобы всё так вышло. Опускаю глаза. Я готов принять наказание. - Соби, ты совсем с ума сошел, убирайся отсюда и больше никогда так не делай. - Твой синяк прошел, - оправдываюсь я. Только перед тобой оправдываюсь. - Да наплевать мне на твой синяк! Я тебя ненавижу! - Всё хорошо, Рицка, - одеваю плащ, думаю уйти. Позволь мне последнюю дерзость. Опускаюсь на колени у твоей кровати. Кладу голову на руки и смотрю на тебя. Жду, пока успокоишься. Ты сопишь, прячешься в одеяло. Сдаёшься. - Ну, что тебе ещё? - Родинка, Рицка, та про которую ты мне рассказывал, мне её подарила мама. - Разве такое бывает? - Бывает… Её может увидеть только очень близкий мне человек, - я замолкаю, а Рицка опускает ушки, словно его поймали на чем-то. Значит, можно продолжить, - человек, который любит меня. Да, Рицка? - Да, - отвечаешь ты еле слышно и вдруг встрепенувшись, добавляешь уже бодро и уверенно, - сейчас я тебе принесу что-нибудь с кухни! Бутерброд с тунцом было бы не плохо! И твой пушистый хвост исчезает за дверью. Выдыхаю с облегчением. Не правда ли, потрясающе для первого признания? Да и бутерброд с тунцом было бы неплохо.