Нортвест разрешила девушке первой задать вопрос, посоветовав хорошо подумать перед этим. Пока шатенка думала, собеседница решила покурить. Открыв пачку, она сразу достала две сигареты, отдавая вторую Мэй. Ей самой было интересно. Больший интерес вызывали именно предположения, что она может спросить у нее, хотя и к бывшей оптимистке у Пасифики было немало вопросов.
Пайнс еще раз глубоко затянулась и наконец задала свой вопрос, выпуская дым изо рта:
— Что с тобой случилось? — судя по недоуменному взгляду серых глаз, ей требовалась конкретика. — Я помню тебя богатой высокомерной сучкой с длинными платиновыми волосами, вечно в дорогих нарядах и с пиздец дорогими украшениями. А теперь, хоть ты и осталась сукой, — блондинка усмехается. — Но у тебя короткая стрижка, крашеные волосы, пирсинг, татуировки, никотиновая и наркотическая зависимость, которую ты отрицаешь. А, и стиль панка.
Пасифика не удержалась от смешка, вновь затягиваясь и качая ногами над невесомостью, что так притягивала женские взгляды.
— А еще твои глаза… — Мэй запнулась, как только на нее перевели холодный взгляд серых глаз. Искорки азарта в них притягивали не меньше, чем пропасть. — Они пусты. Ни чувств, ни эмоций. Просто…пустота. Как это возможно?
Нортвест вновь сосредоточилась на своих ботинках, формулируя адекватный ответ.
— После того, как я помогла вам, родители на меня обозлились. Мне как бы и не привыкать, но с возрастом это начало сильно давить, особенно, когда я стала бунтующим подростком, — тушит окурок о камень и кидает вниз с крыши, пристально наблюдая за его падением. — Они от меня отказались, когда узнали, что я встречаюсь с девушкой. Я на какое-то время переехала к другу, устроилась на работу, а потом переехала сюда. Стала жить как хочу, в общем.
Мэй не отрываясь следила за ее глазами, чтобы точно понять, где блондинка врет, но либо та слишком хорошо лгала, либо говорила правду.
— Теперь мой вопрос, — не дождавшись ярой реакции, продолжила девушка. Пайнс заметно напряглась, готовясь к вопросу. Желание лгать, после услышанного отпало, но, если она скроет излишне личные моменты истории, Нортвест этого не поймет. Мэй даже было интересно, как блондинка отреагирует на такую, чуть подправленную пером, истину. — Я помню тебя ебанутой бесстрашной девчонкой, дружившей с любым живым и не живым объектом, кроме своей головы. Помню твой негасимый оптимизм, желание всех спасти и всем помочь. Помню твои яркие свитера и глупое упорство в глазах. А сейчас, — оценивающий взгляд на собеседницу. — Сейчас я вижу девушку, полностью контролирующую себя и всех вокруг. Вижу, как ты ненавидишь себя и скрываешься за масками от всех, включая саму себя. Все яркие цвета исчезли, как и упрямое желание жить в глазах. Что тебя сломало, Пайнс? Что могло сломать такую, как ты?
Мэй отвела взгляд на город, закрывая глаза и подставляя лицо под сильные порывы ветра. Она знала, что Пасифика когда-нибудь спросит это, поэтому и усмехнулась. Только получилось слишком горько.
— Любовь, — тихо и четко ответила шатенка. — Меня сломала любовь. Чувство, что я ставила выше жизни. Я познакомилась с парнем. Он был для меня героем. Был идеальным, я и не поверила в свою удачу. Потом на мой день рождения он предложил мне встречаться, и я согласилась. Все было как в сказке. Свидания, цветы, подарки. Он обращался со мной, как с сокровищем, но это была лишь манипуляция. То была маска, заставляющая меня привязаться и под которой скрывалось настоящее чудовище. Из-за него я начала пить, курить, врать семье и друзьям. Моя жизнь покатилась под откос, но я этого не понимала, а зря, может, успела бы сбежать, — блондинка не перебивала, лишь внимательно слушала. — Это были абьюзивные отношения. Худшее, что могло со мной случиться. Я была глупа, наивна и слишком доверчива. И когда он увидел мою зависимость от него, то снял маску хорошего мальчика. Как бы жесток он не был по отношению ко мне, я все продолжала его любить и не хотела уходить. Я была лишь игрушкой в его руках. Обычной куклой, которая спустя время надоела и ее пришлось выкинуть.
Мэйбл говорила все спокойно, совершенно невозмутимо, никак не меняясь в лице. Словно это ничего не значило для нее. В конце шатенка посмотрела на Нортвест, собираясь считать ее реакцию, но была удивлена, что та тоже никак не изменилась.
— И как ты выжила после этого? — заинтересованно.
Смешок:
— Никак. Я уже давно мертва. И этого не изменить.
— Почему ты в этом настолько уверена?
— Посоветуешь сходить к психологу, и я пошлю тебя на хуй, — грубо, зато честно.
— Да не это я имею ввиду, — закатывает глаза. — Если ты уже мертва, то почему продолжаешь зависеть от мнения общества и носить маски? Говори правду в лицо, будь бесчувственной высокомерной сукой, но будь собой. Разве это так плохо?
— Это не плохо, а сложно, — поправляет.
— Что в этом сложного?
Тут Мэй потребовалось глубоко вдохнуть свежий воздух, чтобы ответить:
— Я уже не знаю, кто я и какой являюсь. Но я точно уверенна, что настоящая я другим не понравлюсь.
— Так забей на них хуй и все. Останутся лишь самые близкие, те, кому нужна настоящая ты, а не фальшивка.
— А если уйдут все?
— Все точно не уйдут, — уверенно, но Пайнс смотрит непонимающе. — Я останусь.
Шатенка смеется:
— Решила стать моей подругой? Предупреждаю, плохое решение.
— Ты не моя подруга. Ты мой проект. Я заставлю тебя ожить.
— Обещаешь? — насмешливо, но если прислушаться, то можно услышать отголоски надежды в этом вопросе.
— Я всегда сдерживаю свои обещания.
Пасифика снова достает две сигареты и дальше они просто лежат, курят и слушают музыку, не обращая внимания на накрапывающий дождь, чьи капли звонко стучат по пустой бутылке виски.
— Как его звали? — внезапно спросила блондинка. Ее голос был необычайно хриплым из-за множества выкуренных сигарет, долгого молчания и, возможно, она простыла. Все же погода сейчас не самая теплая, а она одевается слишком легко. — Парня, который сделал это с тобой.
— Том, — скрывать его имя Мэй не видела столь необходимым.
— И где он сейчас?
— Мертв. Его убили.
— А сколько ты с ним встречалась?
— Девять месяцев. Ровно с пятнадцати лет.
— А…
— Три вопроса, дорогая, — передразнивает, ухмыляясь. — Моя очередь. Так, ты би или лесби?
— Раньше я сомневалась, но теперь уверенна во втором.
— Когда ты поняла, что тебе нравятся девушки?
Нортвест смеется, закрывая глаза.
А у нее красивый смех
— Может, сама ответишь на свой вопрос? — смотрит в карие глаза и усмехается.
Да быть этого не может. Хотя это бы многое объяснило
— Так, ты прекратила наше общение, потому что поняла, что влюбилась в меня? — неуверенно.
— Ага. Это было довольно забавно.
— А как твои родители узнали о том, что ты встречаешься с девушкой?
На этот раз Пасифика не засмеялась, а прикусила нижнюю губу, вновь отводя взгляд. Видимо, эти воспоминания были не самыми радужными.
— Мои одноклассники увидели нас вместе и выложили фото в сеть, где их и увидели предки.
Девушки понимали, что на сегодня стоит приостановить эту игру, несмотря на желание узнать все. Удовольствие лучше растягивать.
— Тебя проводить? — спросила блондинка, когда они уже спустились с крыши на улицу. К слову, она все же надела свою куртку и сейчас прятала руки в карманах.
— Не стоит. Автобусы уже ходят, а тебе бы отоспаться.
— У меня через несколько часов смена.
Мэйбл выглядела удивленной.
Она работает слишком много
— Ты далеко живешь? Может, тебе вызвать такси? — обеспокоенно спросила шатенка. Все же погасить это чертово желание позаботиться она не могла.
— Мне идти пять минут, но спасибо за заботу, — улыбнулась Нортвест. Это была обычная милая улыбка. Не усмешка, не ухмылка, что вновь удивило Мэй.
— Тогда пока, — кивнула Пайнс, разворачиваясь, чтобы пойти к остановке.
— Напиши, как будешь дома, — бросила ей в спину Пасифика.
— Окей.
На этом они и разошлись.
***
Автобус пришел довольно быстро. Девушка сразу заняла место у окна и прижалась лбом к холодному стеклу, устало прикрывая глаза. Опьянение начало пропадать, поэтому заболела голова. Да и слабость в ногах не способствовала движению. Но мысли не желали покидать чужую голову, разрешая отдохнуть от боли.
— Что-то не так в ее истории, — вслух произнесла шатенка. Все места в транспорте были свободны, так что невольных слушателей здесь не было. — Да, отказ родителей от ребенка может ранить, но у них и так были плохие отношения. Было что-то еще. Что-то более серьезное, чем лишиться денег и семьи. Это бы ее не сломало. Но смысл ей врать? Хотя я тоже рассказала все не полностью. Видимо, у нее тоже проблемы с доверием. Предательство? Или просто защищает себя от тех воспоминаний? Или не хочет жалости к себе? Дьявол, как же сложно. Почему я вообще беспокоюсь о ней? Она мне никто, а я еще проявляю какую-то заботу по отношению к ней. Я же не собираюсь с ней снова дружить? Мне это нахуй не сдалось. Чем больше людей, тем больше боли, а я ее больше не хочу. И что вообще значили ее слова про то, что я ее проект? Она действительно хочет заставить меня снова жить? Каким, интересно, образом? Даже у Билла это не получилось. Или это всего лишь предлог, чтобы общаться со мной? Но зачем ей я? Манипулировать мной она не сможет, пользоваться тоже. Так где выгода?
— Может, ей просто не хватает друзей и общения?
Мэйбл резко поворачивает голову направо и видит пожилую женщину, что, видимо, слышала большую часть этого монолога.
— Эм… Извините, я выхожу, — нахмурив брови, сказала девушка, вставая с места. Автобус вовремя остановился, и Пайнс вышла.
Но ей в спину донеслось громкое:
— Не отталкивай ее!
Шатенка поспешила ускорить шаг, чтобы быстрее уйти от этой странной дамочки.
***
Пасифика стояла на балконе у себя в квартире. В руке сигарета, а опустошенный взгляд направлен на постепенно светлеющее небо. Ей никогда не нравились рассветы. Когда прекрасное темное небо окрашивается в нежные цвета, а яркое солнце выгоняет белый диск луны и режет глаза своими чересчур светлыми лучами, прокрадывающимися в каждый темный уголок. Не удивительно, что шторы в этой квартире закрыты 24/7.
Еще рассвет означал начало нового дня. А новый день означал работу, скуку, пропадающую только за счет алкоголя и наркотиков, и пустоту, которая продолжала причинять боль. Ты пытаешься не замечать ее, пытаешься смириться, привыкнуть, но продолжаешь попытки наполнить себя чем-либо, потому что сил не хватает. И так уже год.
Уже год Пасифика Нортвест не испытывает чувств или эмоций. Уже год она пуста.
Маска стервы — это защитная реакция. Не позволять приблизиться, не позволять привязаться, не позволять заставить чувствовать, чтобы снова причинить боль.
В реальность ее возвращает звонок. Серые глаза сначала смотрят на телефон, подмечая знакомый номер, а потом взгляд падает на пальцы, которые жжет дотлевшая до фильтра сигарета. Блондинка склоняет голову набок, все также бессмысленно смотря на бледную кожу, окрашивающуюся в алый. Она не понимает, почему не чувствует боли от ожога, но не собирается жечь себя, поэтому выкидывает окурок в открытое окно. Сильные порывы ветра должны были заставить замерзнуть, но и холода Нортвест не чувствовала. Она не чувствовала совершенно ничего.
И наконец девушка берет трубку:
— Да, Кейт?
— Пас, приветик! Слушай, можешь завтра ночью меня подменить? Сестра должна будет рожать, хочу быть с ней. Роб сказал, что разрешит мне уйти, если я найду себе подмену.
Хм…поработать еще одну ночь? По понедельникам обычно мало платят. Бессмысленно
— Ну, даже не знаю…
— Я подкину еще сотку.
— Идет.
Пасифика отключается, ощущая что-то приятное внутри. Сработавшая манипуляция, дополнительный доход. Да, это однозначно неплохо.
— Так, до смены еще пара часов. В принципе, можно поспать.
Она следует в ванную комнату, чтобы смыть макияж. Без него она выглядит совсем отрешенной от мира, почти мертвой. Как и без своих вечных ухмылок. Эта личность создавалась всю ее сознательную жизнь, поэтому держать маску было не так уж и сложно. Только наедине с самой собой блондинка разрешала себе быть собой, то есть никем. В ней настоящей не было ничего примечательного или особенного. Если не знать, где искать, то можно было и не заметить мрачную пустоту в ее холодных серых глазах. Они никогда не менялись, сколько бы она не смеялась или улыбалась. То была черная дыра, поглощающая все без остатка.
Бледную кожу чуть стягивало после умывания, а губы потрескались от ветра. Далее Пасифика отправилась в спальную комнату. На самом деле, ее квартира мало чем отличалась от квартиры Мэй. Разве что была чуть меньше по размеру, но тут было слишком мало мебели, чтобы это заметить. Также тут всегда было холодно. Окна были открыты нараспашку утром, днем, вечером и ночью потому, что низкая температура помогала держать себя в руках. Здесь не было обманчивого тепла, что уйдет, оставляя лишь осадок внутри.
И в этой квартире никогда не было никого кроме блондинки. Большинство людей, которые ее знали, не имели понятия, где она живет. А если зайти сюда, то сразу можно понять, что тут живет только один человек. Одно спальное место (диван не раскладывался и на нем мог уснуть разве что ребенок), одна зубная щетка, одно банное полотенце в ванной и одна кружка на кухне. С деньгами особо проблем не было, но Нортвест не видела смысла тратиться на бесполезные вещи для людей, которых тут никогда не будет.
Девушка уже минут двадцать лежала в кровати, уставившись пустым взглядом в потолок и не могла уснуть. Ей было непривычно, что она не может избавиться от собственных мыслей, но на этот раз все попытки оказались провальными.
— Блять, — раздраженно выдохнула она. — Мэйбл Пайнс снова нарушает мой сон. Замечательно!
Это не было беспокойство или злость. Это был интерес. Интерес к человеку, его личности и его истории. Последнее как раз и не давало ей покоя. Нет, история шатенки звучала правдивой, но Пасифика знала, что та все же что-то скрывает. Почему она так думала? Потому что за это короткое общение сроком в неделю, блондинка успела понять, что Пайнс не доверяет людям. И она точно бы не стала доверять бывшей подруге, несмотря на их игру. Рассказанная история действительно могла быть правдивой, но это не исключает факта недосказанности. Какие-то аспекты Мэй все же утаила.
Нортвест не могла ее винить за это. Она сама рассказала не всю правду. Потому что ей это не надо. Пасифика не хочет, чтобы кто-то знал ее историю. Не хочет видеть жалость по отношению к себе в чужих глазах. Тем более, ее планом было заставить открыться шатенку. В него не входил пункт ее взаимного открытия.
Значит, придется еще общаться с ней. Блять, это слишком рисково, но да похуй. Хотя бы интересно
Это была правда. За этот год без эмоций, впервые она ощутила что-то. Этим «что-то» был искренний интерес. И этого хватило, чтобы наплевать на правило ни с кем не сближаться. Проявление «заботы», правда о себе. Все это было сделано, чтобы Мэй привязалась и доверилась, но Нортвест ее недооценила. Только это не означает провал. Это было только интереснее.
В общем, уснула Пасифика только за час до поставленного будильника. Выспаться она успеет после девятичасовой смены в баре.
