И снова

      Приручённый зверь, которого берёг сам Господь, был прекрасен. Чудище гордилось тем, что было самым сильным, и было столь же невежественно, как и невинно. До тех пор, пока её веки не сомкнутся навечно, она не могла познать чувства, когда её тело горит от страданий души. У неё было убеждение, которым она была связана по рукам и ногам. Скорее всего, она продолжила бы так жить.       — Вайолет…       Ей определенно было предначертано быть несущей смерть.       — Убей…       ©

Глава вторая. Охота на белую пантеру

      Когда-то этого зверя ничего не интересовало. Он не различал дней недели, не понимал человеческих чувств. Весь день или ночь его жизнь составляли пропитание и защита самого себя. Это существо знало законы природы: если ты хоть на миг покажешь себя слабым, то завтра может не наступить. Ты или сильнейший хищник, или его пища. Этот зверь не знал слов, но создания, похожие на него, привлекали его внимание. Сильнейшему из них он готов был подчиниться. И совсем непонятное чувство порой таилось в его душе, о которой он, впрочем, не подозревал: этот зверь хотел быть слабым, спрятаться за чьей-то спиной и никогда не потерять своего вожака. Зверь не понимал, зачем ему это нужно. Возможно, он когда-то доверял кому-то, и ему даже было хорошо. Тогда это существо потянулось к людям, не подозревая, как они коварны. В то время случилась трагедия, но на этот раз голубые глаза открылись, и они больше не принадлежали зверю, который когда-то забыл всё несущественное, на его взгляд, которому было знакомо, как пользоваться огнестрельным оружием и как быстро убивать этих загадочных пленительных зверей, похожих на него самого. Он не знал откуда, но его руки помнили, тело само изгибалось в боевых позах, устрашая и безошибочно обрывая нити жизни других, что оказались слабее его. На этот раз прекрасное чудовище проснулось другим. Оно было полно тоски по утраченному времени. Ему приснился красочный и длинный сон в целую вечность, где оно было любимо.       Теперь маленькое чудище имело имя. Оно помнило дом, полный уюта, двух пожилых людей. Слабых. Оно никогда бы не заинтересовалось подобными существами ранее. Их кости были такими хрупкими. Зверь помнил, с какой осторожностью нужно было прикасаться к плечам старика, но всё равно слышал хруст. Руки зверя были тогда другими: не такими мягкими, тёплыми и крошечными. Только тот дом остался в том сне. Чудовище сейчас никто не ждёт, у него нет на самом деле дома, только небо над головой. Имя, что говорит чей-то прекрасный бархатистый голос под тихий шёпот ветра и фиалок, ещё не дано ему. Радость, охватившая его при виде одинокой шлюпки в море, сменилась тревогой. Что, собственно, оно сможет изменить? Его руки потянулись к груди в поисках чего-то значимого, драгоценного, незаменимого, но ничего не нашли, сжав лишь мех от зверьков, из которого чудище сделало себе одежду. Сердце белой пантеры зашлось от боли, она всё помнила, что даже в том сне этот оберег был запятнан и канул во тьму. Смотреть на него было невыносимо, но и очистить блистающую гладь изумруда от его крови казалось преступлением. Эта брошь осталась в том несуществующем доме, рядом с кроватью на столе. Как напоминание, что он больше никогда не вернётся.       У зверя ничего сейчас не было, кроме этого странного мучительного сна, обещающего, что эта шлюпка унесёт его с ненавидящим его сильным существом, чьи глаза будут подчинять его собственной воле. Зверь обретёт смысл существования. Этот вожак приведёт в свою стаю, где зверь, наконец, увидит Его. Ему чудище должно будет всецело доверить свою жизнь и не пожалеть об этом выборе ни на миг. Но чудовище не было больше зверем. Под его шкурой пряталась плачущая женщина, что с каждым взмахом весла каменела и путалась в своих решениях. Нет, она вовсе не боялась. На неё была возложена слишком большая ответственность, ведь в прошлом она убила их всех, кроме их командующего. Если она так же, как и в прошлый раз, выйдет к ним навстречу, неизбежно некоторые из моряков решатся с ней поразвлечься. Как ей на этот раз поступить? Просто стерпеть? Позволить? Нет, однозначно!       Не потому, что она считала себя неприкосновенной. Если бы это могло ей помочь увидеть его, она вынесла бы любую боль и любое надругательство. Вряд ли бы эти люди смогли превысить планку страданий, когда она лишилась рук или когда её душа разрывалась на части от необратимости смерти. Просто она понимала, что после такого выбора её выбросят где-то в Лайденшатфлихе или, если у командира этого отряда будет желание очистить совесть, отдадут в приют для сирот. Ей же необходимо было показать, что она оружие. Только так у неё был шанс встретить того человека и остаться рядом. Вайолет — так звучало её имя тогда — не хотела на войну. В конце концов, она отдала призраку прошлого обещание, что не будет инструментом чьей-то воли. Она больше не была зверем, что делил всех живых существ на сильных и слабых. Если её рука бездумно оборвёт чью-то жизнь, то кто-то где-то не дождётся родного человека. Дитфрид ненавидел её именно за смерти всех парней, которых он не смог спасти от её смертельных укусов. Она выжгла на старшем Бугенвиллеи клеймо проклятого капитана, который на всю оставшуюся жизнь остался с ним и выплачивал компенсацию семьям погибших за её деяния. Вайолет не хотела наносить подобную рану брату Гилберта, ведь тот любил его всем сердцем.       Так как же остаться оружием в глазах Дитфрида Бугенвиллеи, но не нанести ущерба его команде? Вайолет виделся лишь один призрачный шанс — позволить устроить охоту на себя. На этот раз не она будет охотиться на них. Если она хоть немного понимает Дитфрида, то он должен разозлиться, успеть осадить своих подчинённых. Если же это не так, то, начиная с этого времени, она не будет прислушиваться к словам этого человека. Это будет значить, что он лгал и просто оправдывал себя за прошлое. Хоть она тогда не понимала слов, но ей, возможно, тогда показалось, чего он хотел: что он был зол на тех людей, касающихся её, что он просто не успел.       Она словно невзначай выглянула из-за кустов, когда моряки выпрыгнули на берег и стали осматриваться. Один из них удивленно воскликнул и указал в её направлении, привлекая внимание своего командира. Черноволосый мужчина с изнемождённым лицом и растрёпанной косой, небрежно перевязанной синей лентой, проследил взглядом за перстом, указывающим в том направлении. Он что-то коротко приказал троим молодым людям, остальные, ещё четверо, остались помогать ему закрепить шлюпку, чтобы та не ушла в открытый океан.       Трое отделились от группы и стали прочёсывать местность, где только что видели кого-то похожего на девчушку. Тогда они только разглядели, какого она примерно роста и запомнили взлохмаченную голову с золотисто-пшеничным отливом волос. Незнакомка вновь показалась, перебежав от одного куста к другому.       — Это девчонка! — крикнул один из них. — Здесь есть люди.       — Не узнаем наверняка, если не поймаем, — заметил другой.       — Кажется, она хорошенькая, — как-то слишком мечтательно улыбнулся третий.       — Она ребёнок, — сказал поспешно самый молодой из трио, лет пятнадцати, и его голос явно отражал неодобрение, но он тут же поборол в себе дальше подвергать критике старших. Те же пренебрежительно посмотрели на него, и один из них протянул.       — А тебе, юнга, кто-то слово давал?       — Никак нет…       — Капитан сказал разведать, что это. И раз такой борзой, то пошёл вперёд. Погонишь её к нам. Всё уяснил?       — Да.       — Так чего ещё стоим, а?!       Тогда она не знала слов. Бархатистые переливы, вырывающиеся из уст этих существ, ей казались странными, но интересными. Она сама вышла на пляж к людям, а те, заприметив её, приблизились к ней и стали заигрывать. За словами последовали прикосновения: скользкие и жадные. Ей не понравилось. Она посчитала это угрозой и убила первого из них. Хоть тогда они были разными, Вайолет условно разделила их на стаю и вожака. Ей было глубоко безразлично, кем были эти люди, но сейчас, лишь услышав часть этого разговора, сердце её сжалось. В то время этот юноша тоже был здесь. Он не был среди тех, кому было интересно прикоснуться к ней, но она всё равно его убила, преследуя оставшихся. Группка людей решилась дать ей отпор, как и этот человек. Зверь считал его не сильным, а посредственным и слабым. Маленькому чудищу был интересен только черногривый зверь, грозно скалящийся и отдающий приказы своей стае. По простой логике белой пантеры, она могла защищаться и убивать тех, кто недостоин их вожака. Тот паренёк особо не успел ничего сделать. Он слишком нерешительно замахнулся на неё, а она легко уклонилась, сделав ему подножку. Когда он упал на руки, она легко вскочила ему на спину, схватив за волосы, и без каких-либо эмоций провела ножом ему по горлу. Это оружие, как и многое другое, она позаимствовала у своих врагов. Чудовище тогда даже не обернулось, побежав дальше, но именно тогда почему-то сильнейший из этих существ взбесился. Он орал на всю округу, сжимая в руках убитого ей. Она не понимала, но не рискнула выйти тогда ему навстречу сразу. Зверь тихо наблюдал за странным действием, повторяющимся из раза в раз: черногривый вожак, чья коса уже давно расплелась, а лента сгинула, копал землю и прятал в неё существ. Теперь же… последнего из них. Сильнейший зачем-то постоянно дорожил им, оставляя при себе. Когда тот бросился на неё, приказ у черноволосого был какой-то неправильный, больше похожий на вскрик. Ещё и руку протягивал, словно хотел остановить. Всё это сейчас Вайолет начала вспоминать так явно, что начала подозревать, будто не дверь с часами она выбрала, а тот самый поезд, который должен был заставить её гореть. Она вновь начала искать брошь, шаря рукой по груди. Ком в горле нарастал, зрение притупилось из-за увлажнившихся глаз. Получается, она даже убила того, кто сейчас её защищал? Сколько, сколько же она оставила тел позади себя, не замечая их смертей?       Может поэтому от воспоминаний она стала неуклюжей и неосмотрительной? Скорее бывшая белая пантера, чем реальная, Вайолет споткнулась и упала на колени. Как раз в тот момент, как этот самый юноша приблизился к ней. Он тут же присел, успокоительно шепча и протягивая руки. Юнга оказался слишком близко. Она могла рассмотреть каждую чёрточку лица этого молодого человека: веснушчатый нос, широкий улыбающийся рот, обветренную и загорелую сухую кожу на щеках, карие с каплей мёда глаза и светло-русые волосы, стоящие дыбом. Настоящий, не мираж, но почему-то разум Вайолет тут же представил другую картину. Как эти же самые чувственные улыбчивые губы хватают беспомощно воздух, как стекленеют медовые глаза, как закрывает их дрожащей рукой сгорбившийся над ним человек. Она ничего из этого не видела тогда, зверь был просто удовлетворен тем, что победил. Чудище лишь наблюдало за ритуалом какого-то глупого действа, абсолютно расточительного в мире, в котором оно привыкло жить. Если тебе не нужно, то оставь другим. Ведь другие хищники тоже голодны. Если они будут сыты, то день пройдет спокойно, и не нужно будет с кем-то ещё сражаться. Разве не так? Но загадочный вожак продолжал издавать какие-то странные звуки, качаясь из стороны в сторону над землёй, где спрятано было поверженное создание. Любопытство одержало вверх, и чудище приблизилось к опасному зверю. У него были безумные тёмно-зелёные глаза. Пленительные. Чудище было восхищенно и даже ощутило страх пред лицом зверя, исказившегося яростью. Тогда этот прекрасный зверь показался ей невероятно сильным, мощным и беспрекословно превосходящим её по силе. Чудище просто не понимало ни слов, ни этого ужасного крика, кажущегося истинным рыком. На самом деле тот зверь был слаб и разбит, даже ярость его была подобна бессилию, он хотел освободиться от боли, которую познал даже на пути, который выбрал сам. Не должна была его мечта вдруг так сильно его ранить, в пух и прах разбивая все надежды, что он будет замечательным капитаном, свободным от мечей и шипов его собственного дома, принёсшего ему столько страданий. Но реальность оказалась ещё ужасней. Он не смог никого спасти от лап чудища, похоронив абсолютно невиновного. Всё, что тогда кричал Дитфрид Бугенвиллея, состояло из двух слов:       — Убей меня.       Что должно было понять чудище, не способное осознать, чем отличаются ярость и истинное отчаяние? Как оно могло различить искажённое мукой лицо мужчины от лица взбешённого зверя? Оно лишь поняло, что ей приказывают, а слово, внезапно вырвавшееся из его глотки, оказалось знакомым. Чудище знала его. Этот приказ оно слышало слишком часто: «Убей». Но кого?       Чудище нашло, кого тогда убить. Принесло тушку маленького зверя, оставив у ног сильнейшего. Так началось её знакомство с ним. Дитфрид никогда не простил её за то прошлое. Она не вправе была мечтать о его принятии. Теперь она лучше всего понимала это. Смотря в глаза юноши, протягивающего руки, она разрыдалась. Никакой белой пантеры больше не существовало. Охота, не успев начаться, закончилась. Удивительным образом повзрослевшая душа, что сейчас заменила ту юную, но бездушную к другим в прошлом, уже начала заново гореть, не успев и начать свой новый путь.       — Эй, ну ты чего? Я не нанесу тебя вреда. Дай мне просто свою руку, пока эти не пришли.       Словно его слова тут же материализовались — два матроса оказались рядом.       — Молодец, справился, — похвалил один из мужчин, хлопнув по плечу паренька, не обращая внимания на то, что ему далеко не приятно такое прикосновение. Второй же мужчина попытался схватить девчонку за руку, но не тут-то было. Она, мгновенно перестав лить слёзы, ударила ему по кисти с силой и отпрыгнула. При этом Вайолет не вымолвила ни единого слова, так как не пришла к согласию сама с собой, чего хочет больше. Да, она могла показать себя неглупым потерянным дитя, но лишить себя времени, когда Гилберт учил её словам? Это были мирные и самые драгоценные дни, когда он садил её рядом с собой, вместе они открывали книгу, и он терпеливо разъяснял ей каждое слово. Это было очень странное время, когда зверь позволял кому-то сидеть за его спиной, не пытаясь уничтожить опасность. Время укрощения, когда её спина перестала чувствовать напряжение, и сама она не дрожала от его невольных прикосновений при перелистывании книги. Ей было хорошо и спокойно, как никогда ранее. Этот человек никогда не делал что-то из вон выходящего, а его радужки, напротив, она готова была созерцать вечность, но он первым не выдерживал её пристального взгляда в его душу и отворачивался.       — А у неё тяжелая рука, — хохотнул мужчина, сообщая другому.       — Не то слово, — поддакнул другой, оценив ещё оставшиеся борозды после удара, — ноготки у котёнка тоже имеются.       — Не пугайте её, не видите что ли? Она вас боится! — вскрикнул юноша, вставая между ними и найдёнышем.       — Меня почему-то начинает раздражать этот юнга, может, преподать ему урок? — вскинул бровь моряк.       — Не надо, Тед, он любимчик капитана.       — Любимчик, — фыркнул тот, кого назвали Тед. — Эй, ты! Беги и сообщи капитану, что мы нашли, и мы сами приведём её, — бросил он юнге.       — Я и без вас это мог сделать.       — Слушай, мальчик, как тебя там зовут?       — Вильям, — сквозь зубы процедил тот.       — Так вот, Вилли, — намеренно исказил имя мальчишки Тед, — тебе срочно надо пересматривать свои взгляды в отношении старших, иначе плохо закончишь. Смекаешь?       Тем временем второй напарник пытался схватить девчонку, бросая всякие пошлые шутки в её сторону. Словно никакой усталости у мужчины не было после долгого скитания в океане. Сейчас ему было весело, и поимка жертвы обещала скрасить его вечер. Юнга, закусив губу и оценив свои шансы, бросился бежать в сторону, где должна была остаться остальная команда. Не из-за страха или унижения, а чтобы как можно быстрее достичь капитана и привести его сюда.       Когда подмога прибыла, а Дитфрид не подверг сомнению слов Вильяма, Вайолет всё же поймали. Такой прыти от юнги, а тем более от капитана, что послушается какого-то мальчишку, что и моряком-то ещё не был, они явно не ожидали, считая, что у них достаточно времени, чтобы наиграться. Один завёл девчонке за спину руки, второй удерживал ноги, сопровождая это жадными взглядами и переходом с флирта на откровенные слова. Именно такими их и застал их капитан. Его тяжёлый взгляд они почувствовали как-то сразу, по пробежавшему холодку по спине. На этот раз картина отличалась от прошлого. Если Вайолет и могла многократно свершить то же самое, то этого в замыслах у неё уже не было. Сейчас здесь была обычная девчонка, без имени и семьи, без защиты, которая попала не совсем в хорошие руки. Пока у неё была обычная цель — попасть на корабль, и, если время не подведёт, то она ещё сможет себя показать на грабителях. Конечно, из-за её поступка прибыть в порт они могут совершенно в другой день, отчего шанс на это становился призрачным. И хоть она по-настоящему ощущала себя сейчас почти грязной, однако после слёз из-за юнги и этих наваждений, Вайолет не могла проявить себя как оружие, по крайней мере, в этом миг.       Хватка моряков ослабла, и, воспользовавшись этим, она вывернулась и выскочила из-за захвата, но бежать пришлось прямо мимо Дитфрида. По логике вещей, она ещё не могла проникнуться симпатией ни к кому, и все они должны были считаться для неё незнакомцами. Хоть ей поскорее хотелось достичь своей цели, девочка-дикарка должна была бежать. Однако… тот, от кого она меньше всего ожидала чего-то подобного, молниеносно преградил ей путь. Она врезалась в него, а он… обнял. Озадаченная Вайолет замерла в руках Дитфрида Бугенвиллии, что не пытался её обезоружить или сковать — он обнимал её, защищая, будто Гилберт. Первые объятия, которые должны были произойти не с тем человеком, свершились здесь и сейчас с тем, кто считался её врагом навечно. Там, в том времени…       Этот повелительный голос, с которым он обращался к провинившимся морякам, однозначно поразил бы зверя из прошлого, подобно стальным нотам противостояния с братом в тот вечер. Вайолет словно забыла, что знает слова, заворожённо слушая рождающиеся громоподобные звуки. Она вообще никогда не знала объятий этого человека, а лишь его злость, агрессию, проклятия и силу, направленную на неё. Но оказалось, что его руки такие же тёплые и верные, как у его младшего брата. Когда поток слов закончился, виновные пошли отбывать наказание: пока ещё выполнять работу на острове и уже после выдраивать весь корабль до блеска под контролем боцмана, что был человеком со сквернейшим характером и большой любовью к перфекционизму. Конечно, Дитфрид не забыл и предупредить о будущем, что если они хоть раз повторят, то могут забыть о дальнейшей службе и каких-либо повышениях — ад он им обеспечит.       Объятия закончились так же неожиданно, как и заключение из-за них в плен. Дитфрид присел рядом с девчонкой, держа её за плечи.       — Как тебя зовут, и где твои родители? — задал он вопрос, заглядывая в её широко раскрытые голубые глаза. — Слышишь меня?       Вайолет очень хотелось ответить, но она молчала и по-настоящему боялась что-то ещё предпринимать. Всё ещё не отошедшая от случившегося, она замедленно моргала и просто смотрела на него.       — Ясно… Вильям, присмотришь за ней, — обратился он к мальчишке, что всё это время наблюдал за ними.       Если бы Дитфрид из прошлой жизни взглянул, как его двойник беспечно оставляет чудище рядом с самым юным членом его команды, то избил бы самого себя до полусмерти, но откуда ему было знать, что могло быть, если пред ним был мирный, хоть и пугливый ребёнок? Девчушка вполне спокойно отнеслась к тому, что её подвели к другому и передали. Не вырвала она и руки из ладони юноши, что крепко сжал её и повел к побережью.       Там Вильям усадил её рядом со шлюпкой и угостил собственным пайком.       — Ешь-ешь, — показывал он на губы, думая, что Вайолет не понимает его. И смутился, потому что у той вновь появились слёзы в уголках глаз. Он, конечно, не мог понять, что у неё вновь обострились чувства из-за его доброты. — Я тебя чем-то обидел? — спросил он, присаживаясь рядом. Вайолет невольно помотала головой, поздно спохватившись, что сделала ошибку. — О, так ты понимаешь слова, да?       Вайолет не ответила, закусив губу, и, чтобы занять себя и действительно не сдаться, начала есть. Медленно. Отвернувшись от назойливого Вильяма, заставляющего её чувствовать себя безмерно виноватой пред ним.       Время на самом деле начало свой новый отсчёт. На этот раз этот остров не стал кладбищем. Моряки то и дело активно пополняли запасы продовольствия: то отплывая, то возвращаясь на шлюпке обратно. Вайолет доставили на корабль в первый заплыв. Вильям сопроводил её. Капитан вовсе назначил его следить и заботиться о ней, пока они не найдут дорогу обратно в Лайденшатфлих. Корабль отплыл от острова спустя всего три дня, а не пару недель, как это было ранее, в прошлом времени, когда Дитфрид Бугенвиллия убедился, что на самом деле имеет какую-то власть над оружием и может влиять на него посредством приказов, чтобы она не навредила команде. Хоть Вайолет была рада, что никому не навредила, она понимала, что призрачный шанс получить желаемое уже столь невероятен, как если бы она могла исцелить смертельную рану своего возлюбленного в ту ночь.       Прошла ещё неделя. Дитфрид и его подчинённые вышли на правильный курс. Только девочка, сидящая в одной из кают, была мрачнее тучи. Как она собирается вернуть всё, что ей дорого? Находясь так близко к цели, она никогда не увидит Гилберта. А кроме него есть ещё Бенедикт, ставший ей братом, Ходжинс, заменивший ей отца, Люкс и Каттлея, ставшие ей сестрами. Сможет ли она встретиться с ними в этой жизни? От всего этого у Вайолет разболелась голова, и тошнота подступила к горлу. А может, у неё начала проявляться морская болезнь? Свернувшись калачиком на кровати, утонув в своих мыслях, она не сразу подняла голову на звук открывшейся двери. То был вовсе не Вильям.