В - Витрины (джен, Ята)
31 декабря 2021 г. в 20:00
Мисаки с силой захлопывает за собой дверь.
Отчим опять поругался с мамулей, а сестра даже не замечает ничего — слишком мелкая. Мамуля наряжает кадомацу и улыбается, но она все равно расстроена. Этого сестра тоже не замечает. Зато Мисаки замечает. А ведь сегодня Рождество.
Мальчик оглядывается по сторонам. За всю его жизнь это первая зима, когда в их городе выпадет столько снега. Можно даже слепить маленького снеговичка, но сестра болеет, кашляет, и ее не выпустят гулять, так что пока не с кем. Но они обязательно слепят. И мамулю позовут, конечно.
Мисаки бежит к лавке, засунув ручки в карманы, потому то варежки остались дома, а пальцы щиплет мороз, а сам вертит под ладонью несколько монеток — надо бы купить окономияки в лавке через две улицы, мамуля их любит. Может, тогда она перестанет расстраиваться из-за отчима.
Мисаки не любит сладкое, поэтому на детское личико невольно закрадывается улыбка, когда полноватая торговка высыпает ему в карман горстку горячих жареных каштанов с перцем. Он жует их, когда медленно бредет домой окольными путями — город блестит и искрится, и хочется погулять чуть подольше.
На сверкающих витринах сидят мягкие игрушки, стоят наряженные манекены и висят яркие вывески. Только на одном здании, к которому мальчик подходит, за стеклом видно все помещение.
Он дожевывает каштан и заглядывает внутрь, высовывая нос из-за угла. Любопытно!
Над дверью потрепанная вывеска «Бар». Мисаки не имеет понятия, что это такое. Наверное, что-то взрослое. Он обязательно узнает, когда вырастет.
В непонятном баре со странным названием, которое Мисаки с трудом разбирает из-за облепившего вывеску снега, вдоль всей стены стоит полка с разноцветными бутылками, а перед ней — высокий стол на одной большой ножке, как половина комода.
Стекло заляпанное и выпачкано отпечатками множеств рук и изнутри, и снаружи, а старые шторки висят по бокам с той стороны сиротливыми полотнищами. Мамуля сушит так простыни дома на кухне!
Мисаки видит людей — они сидят за высоким столом на высоких стульях. И они тоже высокие. Все в этом «баре» какое-то высокое.
И непонятное.
Но очень интересное.
Мисаки рассматривает мужчин — бар большой-большой, а их всего трое, и они тоже большие, больше Мисаки, но в баре кажутся какими-то маленькими. И по сравнению друг с другом разные. Мисаки думает, один из них просто младше. Он чуть ниже, худее, с почему-то перемотанной шеей, в простой заношенной футболке, почти такой же, как мамуля, даже чуть меньше. Его легко, Мисаки кажется, ласково треплет по светлым волосам мужчина повыше — тоже светловолосый, аккуратный, в тонких очках. Он стоит по ту сторону длинного стола. А рядом сидит, чуть сгорбившись, худощавый, с красными волосами — он шире в плечах, одет в черный свитер. И волосы у него торчком. Он похож на сестренку, только в черном и сильно-сильно больше.
Тот первый, самый маленький, смеется, выворачиваясь из-под руки, и красноволосый обнимает его, когда он едва не падает со стула.
У Мисаки, наверное, тоже когда-нибудь будут такие друзья.
Он бы хотел.
Он смотрит на соседние блестящие за стеклами витрин огоньки, как на звезды, и думает, сбудется ли желание, если загадать его на гирлянду, а не на настоящую звезду.
А потом спешит домой, отлипая от стекла, потому что окономияки уже наверняка совсем замерзли.