"К" и другие буквы

      Сарухико восемнадцать, у него все тело — сплошь эрогенная зона. Но несмотря на это Мунаката знает как минимум семь точек особенной чувствительности, будто там прямо под кожей голые нервы.       Легко прикусить за загривок — и мальчишка бьется в его руках в исступлении.       Удержать за запястья чуть крепче, царапнуть кожу — и он хрипит в стоне, захлебываясь воздухом.       Утопить язык в ямке аккуратного пупка — и он извивается, запрокидывая голову, мычит сквозь сжатые зубы.       Сжать зубы на изгибе шеи — и он дрожит, сжимая кулаки, и сбито дышит так, что грудь ходит ходуном.       Провести пальцами, едва касаясь, по внутренней стороне бедра — и его не держат ноги.       Собрать в ладони складку кожи над бедром — и он прижимается, трется всем телом, пряча пылающее лицо на чужом плече.       Подхватить под колени, несильно сдавив, — и он распластывается по кровати горячей возбужденной лужицей, сверкая влажными глазами из-под полуопущенных ресниц.       Мунаката упивается этим, пока Сарухико в его руках захлебывается стонами, позабыв о своей обычной сдержанности.       Это началось почти сразу после вступления мальчишки в «Скипетр».       А может и раньше.       Мунаката облизывал его взглядом еще когда он был среди Красных. Микото как-то даже подшутил над ним — на молодняк потянуло? Может, поэтому и принял так спокойно уход Сарухико из своих рядов, понимал, что рано или поздно синее пламя соблазнит тяготеющего к формализму и порядку Фушими и затащит в свои сети.       Кусанаги тоже заметил переглядки, но сделал вид, что внезапно ослеп. Насколько Мунаката знал, с ним с единственным из Красных, не считая драк с Мисаки, конечно, Сарухико поддерживал отношения. Да и не мудрено, Изумо всегда был самым адекватным даже на придирчивый взгляд.       Как только Сарухико появился в «Скипетре», Авашима сразу начала недобро поглядывать на Мунакату, как на растлителя малолетних. Но в итоге все оказалось наоборот — Фушими затащил его в постель.       Мунаката подло украл у него и первый поцелуй, и первый раз, а потом понеслась…       Сери молчала, только все еще поглядывала неодобрительно.       Сарухико исправно выполнял свою работу, засиживаясь в отчетах допоздна, а потом, как все думали, до самого утра подбивал их в каталоги. На самом же деле с этим занятием мальчишка справлялся куда быстрее, а вот до утра проводил время уже в кабинете Короля. И не подкопаешься — мог докладывать или обсуждать какие-то важные вопросы! Ну кому кроме Авашимы могла придти в голову мысль, что Мунаката-сан своего подопечного на столе раскладывает?       А Мунаката-сан раскладывал. И на столе, и на диване, и на ковре, и на подоконнике, и на… Короче, кабинет большой у него был, где полежать нашлось.       Сарухико в его руках давился стонами, стыдливо прикрывая то рот, то глаза рукой, но Мунаката не лишил бы себя удовольствия смотреть на его лицо, без очков еще более юное и точеное, с хрупкими аккуратными чертами. Да и весь он был таким же — даже грубый ожог на ключице не портил общую картину.       — М-мф… — Сарухико крепко зажал себе рот рукой, вырывая Мунакату из горячих мыслей в не менее горячую действительность.       Мальчишка сидел у него на столе, абсолютно нагой, с разведенными в стороны ногами, упирался одной рукой себе за спину, другой отчаянно гася стоны, и все пытался свести бедра, но мешали подлокотники придвинутого вплотную к столу кресла Мунакаты, в котором и расположился невозмутимый Король, любующийся картиной и неспеша поглаживающий увитый тоненькими венками стоящий колом член Сарухико. К большому сожалению последнего, Мунаката был тем еще эстетом, и любоваться мог достаточно долго…       Приоткрыв глаза и поймав на себе пристальный острый взгляд, Сарухико заливается краской гуще, подаваясь бедрами в руку с тонкими длинными пальцами. Да, Мунаката может согласиться, сидеть на анальной пробке не очень-то удобно.       Она небольшая, из плотной черной резины, и она наверняка давит на простату — недостаточно, чтобы кончить, но достаточно, чтобы тяжело дышать и поджимать пальцы на ногах и плоский живот.       Мунаката усмехается тихо, поглаживая сочащуюся предэякулятом головку большим пальцем. Сарухико издает нечто сродни заглушенному рукой хныканью, далеко запрокидывает голову, и Король с огромным моральным наслаждением рассматривает красивый изгиб его шеи и ямку под выступающим вверх кадыком.       — М-мунаката-сан… — хрипит Сарухико сквозь пальцы, задыхаясь. Дрожит.              Мунаката выпускает влажный член, мгновенно прижимающийся к животу, нарочито медленно ведет пальцами вниз по промежности. Сарухико несдержанно стучит ногами по креслу, еще дальше запрокидывая голову и почти падая, его грудь дрожит, как от судороги, когда он пытается сквозь яркий всхлип сделать вдох — Мунаката медленно запускает палец под основание пробки.       Мальчишку приходится придержать за колено, потому что когда Рейши вытягивает из него игрушку практически по миллиметру, и заменяет своими пальцами, Сарухико поскуливает и дергается на него. Мунаката отстраненно замечает про себя, какой же тот на самом деле ломкий, хрупкий — надави, и разобьется, как фарфоровая статуэтка… И кожа у него фарфоровая, такая же белая.       Под расфокусированным взглядом, залитым возбуждением, Мунаката сдвигается в кресле, устраивает руки на чужих бедрах и наклоняется совсем близко между худых ног. Сарухико дышит часто-часто, без осмысления смотря на него и не понимая, что собирается делать Король.       Только когда горячие губы накрывают растянутое колечко ануса, а влажный язык скользит внутрь, он заходится криком, откидываясь назад, на стол — благо, он достаточно большой, чтобы с того края свешивалась только лохматая голова.       Мунаката пользуется изменившимся положением, тянет скользкое, влажное от пота тело ближе к себе, на секунды отстраняясь, чтобы помочь устроить дрожащие ноги на подлокотниках кресла, и приникает к полному вязкой смазки входу снова. Языком выписывает узоры, каждый раз касаясь ануса, но не проникая внутрь, О да, мальчишке наверняка слишком странно чувствовать чужое дыхание и ощущать движение чужого языка в таком месте, Мунаката лишь раз делал ему минет, он предпочитает ставить на колени, чем вставать. Сейчас все по-другому. Сарухико обнажен, раскрыт и едва не плачет, зажимая рот рукой, а Мунаката, полностью одетый, сидит в кресле и получает пока что только моральное удовольствие. Кажется, еще пару лет назад Микото говорил ему, что он гребаный садист… Прав был, может? Сарухико тянет мелко дрожащую слабую руку к себе, но Мунаката, не отрываясь, перехватывает чужие пальцы.       Вздохи становятся более глубокими, редкими, Мунаката не останавливается, он старается проникнуть языком как можно глубже, водит кончиком вверх-вниз и вынимает, принимается снова вылизывать короткими мазками. Сарухико теряется в этой ласке, отчаянно ведет бедрами. Его трясет. Мунаката чуть отстраняется. Мальчишка мечется от невозможности разрядки, кусает губы и свою ладонь, дергается на столе, как рыба, часто дышит.       Мунаката поглаживает его по бедру, по колену, откидывается в кресле, наблюдая, как смазка, смешанная с его слюной, медленно стекает по колотящемуся в полусудороге телу.       Сарухико перевозбужден, но Мунаката, в целом, этого и добивался, когда еще утром подозвал подопечного к себе в кабинет на пару минут, нагнул над столом и быстро, не жалея карманного тюбика с лубрикантом, ввел между поджимающихся ягодиц пробку.       Сейчас вечер, и весь сегодняшний день Король смакует мысль, что в его мальчишке, сидящем над отчетами или раздающем указания, небольшая черная игрушка, которую тот не посмеет вытащить без его ведома. Сарухико, правда, вынужден ходить голодным, но он и так никогда не посещает обеды, так что здесь изменений нет.       Сарухико, несомненно, эту мысль тоже в голове вертит с самого утра, и сейчас мог бы кончить, но не хватает чуть-чуть, буквально пары движений, хоть немного глубже… Но Мунаката не змея (с чем многие бы поспорили), языком глубже он не может.       Теплые руки лежат на бедрах, Сарухико рвано вдыхает, издав короткий вымученный скулеж, и Мунаката сдается, с тихим смехом приподнимается, нависая над ним, отводит руку от горящего румянцем лица. Касается опухших влажных губ, коротко облизнувшись, целует мокро, ласково, глубоко. Обхватывает подрагивающий член пальцами, сжимает, быстрыми короткими движениями ведя сверху-вниз. Сарухико хватает пары движений, чтобы его выгнуло дугой и скрутило оргазмом, он стонет в рот Короля громко, надрывно, по щекам бегут слезы, бликующие в свете люстры.       Мунаката мягко хмыкает, сцеловывает дорожку слюны от уголка губ к шее… Медленно смыкает острые зубы в изгибе над плечом все крепче. Мальчишка резко вдыхает, обхватывает своего Короля руками, цепляясь за форменный плащ. Влажные поцелуи и короткие укусы сползают обратно к паху, Мунаката без какой-либо заминки под плывущим взглядом слизывает пятна спермы с чужого подрагивающего живота. Сарухико бессильно свешивает голову со стола, поджимается и хнычет, когда язык мужчины скользит в ямку пупка. Мунаката играется недолго, жалеет, легко приподнимает худенькое тельце со своего стола и тянет к себе.       Такая поза привычнее — Сарухико закидывает ноги через подлокотники за спинку кресла, когда мужчина усаживает его, почти вытекающего из рук, расслабленного, к себе на колени.       Аккуратный член быстро наливается кровью под болезненный стон — Сарухико мог бы сказать, что устал или не желает продолжения, но, стоит ощутить под собой чужие крепкие бедра, обтянутые шершавой тканью брюк, и тело предает его.       Мунаката расстегивает ширинку, давая свободу собственному почти болезненному возбуждению, и на его член Сарухико смотрит с немым взбудораженным гормонами восхищением. Король смеется, придерживая ерзающего мальчишку, когда тот подается вверх, обнимая его за плечи.       На глаза попадается оставленная на столе пробка, и Мунаката думает, что это даже лучшая вещь, чем он думал изначально.       Сарухико насаживается на его член с тихим хлюпом — одним толчком. Не зря же его растягивали…       Мунаката хрипло выдыхает в его ухо, удерживая на себе, не давая двигаться. По жизни мальчишке иногда не достает терпения, и постель — то место, где легко можно научить чему угодно.       Сарухико на нем трется и сжимается, стыдливо уткнувшись в изгиб шеи мужчины в самом отвороте мундира, дрожит, но слушается, не шевелясь. Мунаката думает — такой он только с ним. Такой настоящий. Мягкий, теплый, податливый, смущающийся, послушно подчиняющийся контролю. Не стремящийся брать всю ответственность на себя. Отдающийся в чужие руки. Мальчишка с большими синими глазами и лохматыми темными волосами, отвратительно видящий без очков и любящий сладкий красный чай.       Мунаката целует его в висок, поглаживает по подрагивающей спине, успокаивая яркую агонию. Сарухико дышит тяжело, смыто, и, наконец, почувствовав легкий толчок, начинает двигаться, распаляя себя — их обоих — все больше и больше.       Мунаката удерживает его, чтобы он не ударился об стол, когда мальчишка откидывается назад, ломаясь в прогибе и с оглушительно-громким стоном изливаясь в вовремя подставленную руку и пачкая край светлой рубашки.       Король тоже тяжело дышит — это первое, что слышит Сарухико, когда слух возвращается к нему вместе со зрением. По спине текут мурашки — Мунакате тоже хорошо с ним, ему тоже нравится…       Мужчина оставляет его на своем члене, чувствуя, как по тонкому телу бегут последние судороги. Вытирает руку об уже все равно испорченную рубашку и позволяет прильнуть к себе. Сарухико покрыт потом, он сидит, прижимаясь, и Мунаката расслабленно водит ладонью по его спине вдоль выступающих позвоночков. Мальчишка расплавляется под прикосновениями, едва не мурлычет, успокаивая дыхание.       — Молодец, — ласкает голосом Мунаката, и вот сейчас он точно похож на довольного жизнью питона. У Сарухико все еще розовые щеки и уши, он все еще прячет лицо, но уже спокоен. Кажется, за всю его жизнь никто не приносил большего тепла, чем Синий Король. Ну, может быть, еще Мисаки, но это другое. Сарухико где-то читал, что «папочек» выбирают те, кому не доставало отцовской любви. У него этой любви не было вообще. Может, поэтому он потянулся к Мунакате с таким рвением, к ему и к его спокойствию, которое стелилось вокруг постоянным покрывалом, и с таким отчаянием жаждал его близости. Ему повезло, что Мунаката не был против. Не то чтобы он просил совета, но Изумо-сан сказал, главное, чтобы им обоим было комфортно, а на все остальное надо плюнуть. Сарухико так обычно и делал.       — Надо успеть в душ, — мягко вклинивается в путанные мысли Мунаката, чуть шевелясь. Кажется, Сарухико задремал у него на коленях, потому что под щекой пятнышко капавшей из приоткрытого рта слюны. Счастье, что у Короля в шкафу есть запасные рубашки, этой дорога только в стирку. Счастье, что ванная не общая, а в соседней комнате.       Мальчишка встает с него неловко, потягивая затекшими конечностями, проходит мимо. Мунаката не удерживается, проводит рукой по голому бедру, касаясь кожи будто величайшей драгоценности. Сарухико приостанавливается, и Мунаката целует его в живот, приобнимая за талию, оправляет брюки и поднимается следом. Сарухико моется тщательно, но быстро, и Мунаката не отказывает себе в удовольствии притянуть его к себе еще раз, выцеловывая шею и вдыхая запах геля.       Микото говорил, Сарухико, как бабочка, полетит к свету и теплу, а у Мунакаты для него и того, и другого навалом.       Через двадцать минут в кабинет придет Авашима, но у них, черт возьми, еще есть эти двадцать минут…