Любимый пес

      Брок делает одну очень грамотную вещь: заводит разговор о покупке билетов на рождественские каникулы буквально сразу же по прилету, пока Баки еще в тоске и на эмоциях. Правда, при этом без денег. Но в любом случае он все равно даже к Рождеству не скопил бы – слишком большая сумма. Брок упирает на то, что это будет их рождественский подарок друг другу (в смысле с него билеты, а Баки сам – подарочек), Баки упирает на то, что вернет всю сумму, но после Рождества и частями. В любом случае о главном они договариваются: Баки идет и делает паспорт (потому что у него нет загранника, он никуда не ездил и в ближайшее время не собирался), билеты они покупают, и Баки ждет Рождества.       Впрочем, иногда, наоборот, не ждет, страшится и порывается все отменить, свернуть и закончить. Эти два месяца его штормит просто дико, вот эта необходимость что-то решать, причем нечто настолько глобальное и нихуя не решаемое, давит пиздец. И Баки кидает то в одну, то в другую сторону. Он то ждет не дождется их встречи, скучает безмерно, то снова погружается в апатию, думая о том, зачем ехать, если все равно вместе им не быть, а своим приездом Баки только даст ложную надежду Броку и собственное сердце напрасно раздергивает. Он же не останется и мысли об этом не допускает. Тут у него друзья, родители, учеба... И пока по вечерам он пишет "скучаю", обсуждая с Броком, как они вместе будут заниматься серфом и куда можно скататься в Индонезии, днем Баки планомерно строит свою жизнь здесь, в Штатах: выбирает магистратуру и ветеринарку для практики с долгоиграющими перспективами. И вот это собственное какое-то даже лицемерие, по сути двойная жизнь – давят пиздец и мотают нервы. Держать все это в себе получается не всегда, ну, и Баки соответственно начинает мотать нервы Броку: один день он полон энтузиазма, а на следующий скатывается к "зачем мне ехать? зачем мы это обсуждаем? зачем вообще это все?". И тут стоит отдать должное Броку, который его перепады настроения и мотивации на удивление стоически выдерживает: не огрызается в ответ, а сводит все к простому и понятному "съездишь, посмотришь, отдохнешь, это тебя ни к чему не обязывает".       Но, как выясняется, к чему-то все-таки обязывает. У Брока есть одно слабое место, на котором его выносит – ревность. Понять можно: во-первых, эти его загоны насчет возраста не делись никуда, во-вторых, Баки ведет весьма активную студенческую и социальную жизнь, ну, и в-третьих, все между ними сложно и никто никаких обещаний не давал. И в общем-то никаких внутренних ограничений Баки не чувствует, они не в отношениях, так что... С другой стороны, он все же старается сглаживать углы и уж точно не провоцировать специально, потому что видит, как Брок на это реагирует, ну, и честно говоря, сам ревнует его к ряду персонажей из его жизни (к инструктору по серфу, например, к барменше в баре – в общем есть к кому), поэтому действует по принципу "не делай того, что тебе потом может прилететь в обраточку". И если Брок спрашивает, куда он и с кем, просит списаться или созвониться по видео вечером – Баки не закатывает истерик на тему "я не обязан отчитываться", а делает, как он просит. Чтобы, когда Брок идет в свой ебучий бар на всю ночь или серфить, блять, со своим ебучим инструктором едет в какие-то ебеня, потому что "там лучше волны", Баки мог сделать то же самое.       Ну, и справедливости ради, даже несмотря на отсутствие четко обговоренных обязательств, Баки ни с кем не мутит. Флиртует – да, случается, но это просто привычка, манера общения – но всерьез не мутит он ни с кем. И не собирается этого делать, рассчитывая на то, что и Брок тоже. И поводов усомниться тот не дает.       А вот Баки однажды проебывается. Даже не столько именно проебывается, сколько они оба по сути сталкиваются лбами, и Баки просто идет на принцип. Его приглашает на день рождения девчонка, с которой он раньше мутил, ну, и спал – да. И по дурости еще и рассказал об этом факте своей биографии Броку. И тот как бы не возражает открыто, но занимает излюбленную позицию "я не имею права тебе запрещать, но говниться буду". И вот говнится он будь здоров, общаясь сквозь зубы и вставляя иголочки, как он прекрасно умеет. Ну, а Баки в ответ заходит на очередной виток "зачем вообще мне это нужно?". Заканчивается все тем, что на вечеринку он, конечно, идет, Броку принципиально в тот вечер не пишет, телефон не берет и входящие сообщения даже не открывает. "Не обязан и не в отношениях", так что отрывается по полной: тусит до утра, нажирается в хлам – благо, не трахается ни с кем, но с именинницей целуется взасос и не раз, и не только с именинницей. Впрочем, мозгов хватает не говорить об этом Броку наутро. Но и без этого утром его ждет пиздец. Брок еще и свою излюбленную тему с безопасностью приплетает, заебывая чувством вины: "какого хуя нельзя было позвонить, я же тебе не запрещаю, а просто прошу позвонить". Баки из принципа упирает на то, "а какого хуя я должен звонить, между нами ничего нет, с хуя ли я должен". Брок заходит с "я переживаю, а вдруг что с тобой случится, ты же понимаешь", Баки кроет жестоким, но справедливым "ты три года не переживал, чего сейчас проснулся-то?". В итоге они срутся до того, что Брок уходит в "если ты хочешь – я исчезну из твоей жизни", а Баки отвечает: "ну, так у нас все равно ничего не получается и не получилось бы". Они удаляются в обоюдное молчание, которое длится ровно два дня. Причем Баки начинает ломать практически сразу, тем более, откровенно говоря, вина больше его, но вот два дня (полтора) он стоически терпит. Но затем все-таки пишет этому мудаку короткое "прости", внутренне решая, что если Брок сейчас начнет выпендриваться, то Баки уж точно пошлет его на хуй. Но Брок отвечает сразу же, несмотря на разницу во времени и позднюю ночь у него там – будто вот сидел и ждал. Они извиняются друг перед другом, признают свои ошибки, и снова мир и любовь.       К Рождеству они выходят в целом с нормальным настроем. Хотя, чем ближе поездка, тем больше Баки все это пугает – эта ответственность, решения, к которым он не готов. Но он старается хотя бы Броку нервы не трепать, заверяя, что все хорошо. "В конце концов, это действительно просто поездка, ни к чему не обязывает", – убеждает он себя, пакуя вещи.       И тут, блять, натыкается на кольцо. "Ни к чему не обязывает" – ну, да. Будто ебанный знак свыше. Впрочем не наткнуться на него Баки не мог – оно так и пролежало все это время в рюкзаке, с которым он приехал из Бруклина и который берет с собой в прости-господи Индонезию – так что эта встреча была неизбежна.       Баки открывает коробку и впервые кольцо оттуда собственно достает, вертит в руках, но не сразу решается примерить, надеть на палец – будто даже вот это уже будет что-то означать. Но все же не хочется доводить ситуацию до абсурда, да и вдруг Брок снова начнет спрашивать, померил или нет, да и, в конце концов, самому интересно – так что Баки на пробу надевает кольцо на безымянный палец – медленно, как бы не застряло, потому что вот носить его уж точно не собирается.       Удивительно, но кольцо ему в самый раз. И это, конечно, вызывает вопросы – как вот Брок так угадал? Просто элемент везения? Или измерил тайком? Или что? Баки колец никогда не носил, чтобы Брок мог просто взять и выбрать такое же... Так что вопрос интересный. Но задавать его Баки не готов – это же надо будет тогда признаться, что он примерил, а значит, заговорить о решении, которое он так и не принял... Так что – когда-нибудь потом.       Родителям Баки врет, что едет в Индонезию с друзьями из колледжа по горящей путевке, друзьям из колледжа – что с другими друзьями. Стиву соврать сложнее всего, потому что со всеми его друзьями тот так или иначе знаком, и, кажется, просекает неладное, но, к счастью, не лезет и предпочитает "поверить", своих забот хватает.       В день-икс Баки еще десяток раз решает не ехать нахуй никуда, но в итоге стоит в аэропорту в ожидании посадки, одновременно переписываясь с Броком, который дает последние инструкции по предстоящему путешествию. Далее Баки ждет охуительно длинный перелет до Таиланда, в ходе которого он проклинает все на свете – потому что это пиздец долго, у него просто уже ломит все тело, а особенно жопу, он успевает пересраться с впереди сидящим китайцем, чтобы, сука, не откидывал кресло на ебучие 90 градусов – ну, по ощущениям оно именно так. Невъебически хочется заснуть и проспать весь перелет, чтобы эти мучения прошли как-то менее болезненно, но вот нихуя – причем устал Баки пиздец, но заснуть в полете не может. Зато засыпает на пересадке на Тайланде, чуть не пропуская рейс. Самое эпичное в том, что к ебучему вайфаю в аэропорту Бангкока ему подключиться не удается, так что проспи он все-таки – Брок бы там прикурил. Ну, и Баки собственно тоже. Дважды: сначала от паники в чужой стране и без связи, ну, а потом собственно от Брока.       К счастью, до Индонезии Баки добирается уже без особых приключений. Правда, усталый и вымотанный настолько, что, кажется, спать будет еще пару суток. Идет по указателям в каком-то сонном трансе и, когда в конце этого пути видит Брока, даже порадоваться толком сил нет. Да, Баки его обнимает, улыбается слабо, но в целом он просто хочет спать. Благо, Брок это понимает.       – Устал? Ничего, сейчас приедешь и отдохнешь. Я тебе твою любимую пасту приготовил.       В отличие от него, Брок прямо-таки счастлив и своего счастья не скрывает. Болтает без умолку, обнимает ласково, шутит и смеется там над чем-то своим. И Баки как-то выдыхает, чувствуя его тепло и заряжаясь его радостью. Все волнения и тяготы дороги позади, а сейчас можно просто свернуться и задремать на сидении автомобиля, в безопасности и спокойствии – потому что рядом с Броком он так всегда себя и чувствовал – безопасно, спокойно, будто дома. И Баки действительно ловит отголоски того "дома", пока Брок, улыбаясь и ласково поглаживая его по волосам, ведет машину в предрассветных сумерках.       Когда Баки просыпается и выглядывает в окно, то видит океан. Это не первый океан в его жизни – в конце концов, он вырос в Бруклине, но тут он прям фантастический: лазурный, искрящийся, а еще все эти пальмы и тропики вокруг, как в рекламе. И Брок за рулем, тоже как в рекламе, в белой футболке, загорелый, в солнечных очках. И Баки залипает невольно, слыша такое знакомое:       – Нравлюсь?       Фыркает и не отвечает, как и тогда, в их прошлой жизни. Хотя сейчас испытывает совсем другие эмоции.       – Почти приехали.       И действительно не успевает Баки повторно задремать, как они въезжают в коттеджный поселок прямо на берегу океана, весь утопающий в тропической зелени. Проезжают мимо одинаковых домиков, и вот сразу Баки понимает, в каком из них живет Брок – сразу, как видит. Любимого узнает из тысячи, как говорится – в данном случае по колючей проволоке по всему периметру забора.       Тут же раздается до боли знакомый лай Солдата. Лицо Баки мгновенно озаряется, Брок смотрит на него и смеется:       – О, да, он тоже по тебе скучал.       И, пожалуй, это первый и единственный раз, когда Солдат больше рад видеть его, чем Брока. Кидается к Баки, вылизывает лицо, напрочь игнорируя хозяина. Ну, ладно – не напрочь, Броку тоже парочка радостных прыжков достается, но в центре внимания все же Баки – наконец-то!       Он немного возится с Солдатом, но больше энергии уже не хватает ни на что. Баки отказывается от завтрака и буквально падает в кровать, не разбирая вещи и даже не заходя в душ. Спит мертвым сном и просыпается уже после обеда, настолько дезориентированный, что сначала даже не понимает, где он и почему за окном вдруг пальмы и океан. Потом вспоминает. Потягивается, растирает глаза и подходит к окну, наслаждаясь видом и солено-сладким воздухом тропического побережья. Красиво, конечно, ничего не скажешь. Лазурная гладь, золотистый песок, беленькие аккуратные виллы, утопающие в зелени и цветах. Пресловутый рай на земле – чего уж там.       Баки тянется за рюкзаком, заботливо оставленным Броком на стуле, и достает сменную одежду, намереваясь все-таки принять душ. Разглядывает комнату попутно, понимая, что это не спальня Брока, а какая-то гостевая. Интересный ход, конечно: поселить Баки в отдельную спальню. Но в целом, правильно и логично – идея, видимо, в том, чтобы не давить и дать ему пространство. Ну, или Брок просто не захотел класть в свою постель человека, проигнорировавшего элементарные правила гигиены и не принявшего душ после перелета – тоже вполне в его стиле так-то.       Когда Баки спускается вниз, на столе уже ждет еда. Его любимая паста и сливовый пирог, который Баки просто обожает. И Брок сейчас, конечно, воскрешает лучшие моменты их прошлой жизни, когда они вот точно так же завтракали, обедали и ужинали вместе, под ногами крутился Солдат, все только начиналось и все было хорошо – и Баки просто захлестывает какая-то даже слезливая ностальгия по тем временам. Больше так никогда не будет. Хотя бы даже потому, что за окном не лес, а пальмы, а Баки больше не наивные девятнадцать и теперь у него собственная жизнь за сотни километров отсюда.       Но пока он погружается в момент и не хочет думать о той жизни, километрах расстояния и годах обид. Пообедав, они втроем идут на пляж, и Баки кайфует от моря и солнца, внезапного перемещения из зимы в лето и что уж там – из жизни, полной суеты и проблем, в этот размеренный ритм, с Броком и Солдатом, в собственную мечту. Когда-то мечту. Три года назад он бы душу продал за это все, а сейчас... сейчас слишком сложно все стало в целом, но при этом прекрасно и счастливо в моменте. Они резвятся в воде, в шутку пытаясь утопить друг друга, рядом крутится Солдат, и Баки хохочет, смеется, чувствует себя настолько наполненным счастьем – как не чувствовал давно. Будто он всю жизнь здесь живет, и это обычный день их будней. Краткосрочная, но такая приятная иллюзия в голове.       Из-за волн толком не поплаваешь, и уставшие они наконец выбираются на берег. Но если Баки уже окончательно выбился из сил и предпочел бы просто рухнуть на песок и загорать, то Брок все успокоиться не может, так и пышет энергией и радостью от того, что они рядом, отпустить и отстать не хочет никак.       – Ты, кстати, не забыл еще навыки самообороны, которым я тебя учил? – смеется он, шутливо сдавливая Баки шею в локтевом захвате.       – Хочешь проверить?       – Хочу.       Баки тут же просовывает руку и высвобождается из его хватки. Да, как Брок и учил. Но тот снова его скручивает и вот, вроде бы, должен же был Брок постареть, а Баки все это время занимался спортом и ощутимо подкачался, но все равно – заваливает его тот за секунду. Причем еще и аккуратно так, чтобы сильно не ушибся. И сидит на нем довольный, в крайне неоднозначной позе, прямо на груди, придавив коленями руки к земле. Ну, и как бы членом практически к носу – что становится еще более ощутимым при попытках высвободиться. Безуспешных, надо отметить.       – Сдаешься?       Баки делает еще несколько попыток скинуть его с себя, они катаются по песку, но в целом тут без вариантов: Брок все равно оказывается победителем, сидит верхом. И раскрасневшийся, Баки выдыхает наконец:       – Сдаюсь.       – Должен будешь мне желание.       Ну, конечно, куда ж без этого? И учитывая их позу:       – Догадываюсь какое.       Брок еще так многозначительно покачивает бедрами, что направление желания яснее некуда. Но Баки, кстати, не то чтобы против. И вообще разгоряченный борьбой, этим близким контактом, прямо сейчас готов ему отсосать. И похуй, что на пляже они не одни: другие люди далеко, так что при желании можно это сделать. У него стоит, у Брока тоже, так что почему бы и нет? Тем более, не только же видами Индонезии он приехал любоваться, в самом деле – они оба это прекрасно понимают.       Брок смотрит на него хитро и поднимается на ноги. Протягивает руку, чтобы помочь встать, и прям вот дергает наверх, не отпуская, заставляет буквально впечататься в себя и тут же накрывает его губы своими, затягивая в поцелуй. Разгоряченный Баки тонет в его объятиях, в этом поцелуе, в солено-табачном привкусе его губ. Голову сносит напрочь, а в животе ебанный ураган бабочек. Баки не знает, как Брок это делает – но вот сколько неловкости между ними было осенью, в тот приезд, а сейчас никакой неловкости нет совершенно. Они целуются, сплетаясь руками и телами, мокрые и горячие, перепачканные в песке и липкие от морской соли, и Баки хочет его, умирает, как хочет.       – Готов выполнить любое твое желание, – шепчет он ему в губы.       Но вот хуй там.       – Ты уже выполнил. Я загадывал поцелуй.       Брок выворачивается мгновенно. Шлепает Баки по заднице и, подзывая Солдата, идет прочь с пляжа. Даже не оборачиваясь. И Баки уверен – рожа у него при этом довольнее некуда.       Сука.       У Баки аж уши горят от инстинктивной злости и разочарования. Хотя мозгами он прекрасно понимает, что Брок сейчас делает и зачем. Да и делает он это не со злым умыслом, но с умыслом определенно. Просто вот это такая его стратегия завоевания. И, блять, работает, как и прежде. Хотя Баки знает все эти тактики вдоль и поперек, но вот все равно – задевает. И Брок, конечно, свое дело знает прекрасно. Знает, на чем сыграть, где недодать, а где, наоборот, очаровательно улыбнуться и наплести чепухи. Но не за это ли Баки его любил? За это в том числе.       Так что плетется с пляжа следом, не отрывая взгляда от его задницы, обтянутой мокрыми шортами, и попутно думает о том, что отдельная спальня, выделенная ему Броком – это не столько благородный жест, чтобы дать ему пространство, сколько "захочешь – придешь сам". А уж Брок сделает все, чтобы Баки захотел...       И Баки хочет. Теперь у него голову сносит, как он хочет. Но природное упрямство, а еще формальная недоказанность между ними, страх что-то решать и давать ложную надежду – все-таки немного охлаждают пыл, не давая окончательно сдаться инстинктам. Хотя инстинкты шарашат.       Вечером они едут в бар – Брок же хочет продемонстрировать свое детище. Практически сбывшаяся мечта у него, кстати. Хотел же Брок открыть ресторан. Они хотели. Вместе. Хотя вместе – это Баки как раз хотел, а что там Брок думал, о чем молчал тогда... Ну, вот и ясно стало, о чем молчал. Свою мечту он по крайней мере в каком-то виде осуществить смог. Ну, что ж – молодец, Баки за него рад. Хотя не до конца – все еще тоскливо вспоминать о том, что это могла быть их общая мечта. Но дороги разошлись: Баки даже колледж другой выбрал. На зло. Не то чтобы он жалел, но... грустно. В чем-то все равно ему грустно.       Но все мысли о прошлом вылетают напрочь, когда в чертовом настоящем он видит Брока, одетого для поездки в бар: в черных узких джинсах, в майке без рукавов, с залаченными волосами – одним словом в стиле фешн-гангстера, каким Баки увидел его впервые, не видел давно и давно отвык. И воспоминания, вот эти эмоции, которые Баки ощущал тогда – трепет, дрожь, аддикция, ненормальное желание быть рядом, обладать им целиком – захлестывают, перекрывая реальность.       А еще этот одеколон... Сделал ли Брок это специально или не задумывался вообще, но Баки непреодолимо хочется просто взять и уткнуться лицом ему в шею, вдыхая этот запах. Запах воспоминаний – противоречивых, болезненных, но при этом самых ярких и счастливых...       С трудом, но все-таки Баки подавляет в себе это желание. Потому что... потому. Хотя картинки, как Брок раскладывает его прямо здесь и сейчас, трахает, не снимая брюк, лишь расстегнув ширинку, жестко, быстро, держит за волосы и несет при этом всякую хуйню, как он умеет – будоражат воображение и не только воображение. Неловко поправляя джинсы, чтобы снизить давление на привставший член, Баки пытается максимально абстрагироваться и вообще на Брока лишний раз не смотреть.       Но куда там. Потому что:       – Ты купил мотоцикл?       А Брок реально выкатывает мотик из гаража. И значит, поедут они на нем, и значит, блять... стояк на всю дорогу обеспечен.       – Почему столько удивления в твоем голосе? Я же говорил, что люблю мотоциклы.       – Ты говорил, что разбился на мотоцикле, – поправляет его Баки. А это как бы две большие разницы. Да и раньше он Брока на мотоцикле ни разу не видел, хотя возможности купить его были, но, значит – Брок не хотел. А теперь:       – Преодолел свои страхи?       – Скорее, воспоминания. Садись давай.       Ну, и себе Брок не изменяет, конечно: шлем заставляет надеть и едет максимально аккуратно. Вот и смысл в мотоцикле тогда? Хотя Баки подозревает, что смысл как раз и не в мотоцикле, а в том, что Брок везет его. А сам в одиночку гоняет будь здоров. Может, и без шлема. И от этого кровь стынет в жилах. Но Баки не хочет думать об этом сейчас. Тем более, что прижиматься к Броку всем телом – это отдельный вид пытки и удовольствия, БДСМ в чистом виде.       Ехать тут недалеко. Баки почему-то думал, что они поедут в город, но нет, огибают пляж, едут вдоль океана, просто на другую сторону острова. Там, видимо, сосредоточение ночной жизни, потому что они оказываются прямо в потоке мопедов и машин, громких гудков, ярких огней и музыки, выкриков из окон – туристы и местная тусовка дауншифтеров стекаются потоками в одном направлении.       Брока многие знают. И двух шагов не пройти, чтобы кто-то не окликнул или не поздоровался с ним. Его при этом Брок представляет словами: "Это Баки, мы встречаемся". И хотя по факту они не встречаются и ничего между ними не ясно, желания опровергать не возникает совершенно. Наоборот, Баки подход Брока, скажем так, очень льстит. Потому что вот он приехал на две недели, не факт, что приедет еще, но всей местной тусовке Брок как бы обозначает, что у него есть партнер – и Баки от удовольствия прям-таки распирает. Поэтому он улыбается и машет, совершенно не собираясь никого переубеждать – потому что да, Брок занят. Пусть ничего между ними не ясно, но... занят. Выкусите.       Баки обращает внимание еще на одну деталь: никто не зовет Брока по имени. Баки не сразу это замечает, думает, вдруг это что-то на местном наречии, но потом доходит, что это чистый английский, да и не один раз повторяется эта кринжовая кличка.       – Кроссбоунс? – переспрашивает он после очередного такого выкрика. Брок делает лицо из серии "я знал, что ты будешь ржать" и пускается в объяснения:       – Ну, зачем лишний раз трепаться, как меня зовут? Тем более, если это не совпадает с паспортом.       Логика в этом, конечно, есть, но:       – Почему Кроссбоунс?       – Так звали парня из моего прошлого, ну, совсем прошлого, еще до "ГИДРЫ". Хороший был парень, мне хотелось на него равняться, так что... Да, и нормальное имя, в целом... Мне кажется, мне подходит. Ну, так... круто и угрожающе, согласись? Типа как пират.       Пират, блять. Очевидно, жизнь на острове наложила на Брока свой отпечаток. И Баки утвердительно кивает, конечно: пират так пират. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось... Но перестать мысленно ржать ему вряд ли в ближайшем времени удастся.       Ну, и собственно на входе в бар Баки видит эмблему из черепа и скрещенных костей – удивляться уже нечему, но просто интересно, что появилось раньше: череп и кости или Кроссбоунс? Что-то подсказывает, что это загадка без ответа, как с курицей и яйцом. И вот бывает же так, что вроде, кажется, знаешь о человеке все, а он неожиданно Кроссбоунс и любит пиратов. И видимо, знать все невозможно...       Но даже если бы Баки и не знал, что этот бар держит Брок, то понял бы сразу, как сюда вошел. Пиратством тут и не пахнет, кстати, разве что сексуальным. И стиль творца узнаваем во всем.       – У тебя БДСМ-бар? – не столько Баки спрашивает, сколько констатирует факт, разглядывая свисающие с потолка цепи, веревки, крюки (благо, на такой высоте, что даже бухим не допрыгнешь), официантов в портупеях и кожаной одежде (и Баки буквально кожей помнит этот гидровский прикид), электрические, но весьма реалистичные свечи, какие-то клетки для танцовщиц – концепт понятен, одним словом.       – Ну, а что ты хотел? – хохочет Брок. Но предвосхищая следующий вопрос, пускается в объяснения: – На самом деле, это просто антураж. Секс-услуги мы не оказываем – слишком много возни, слишком большие откаты полиции и местным властям, а я и так тут по липовым документам, поэтому отсвечивать лишний раз себе дороже. Но если ты захочешь, то мы можем закрыть бар на пару деньков и... предаться воспоминаниям.       Брок шутит, конечно, и всем своим видом показывает, что это шутка, не более того. Они давно обговорили, что БДСМ Баки не нравится, да и Брок от этого отошел и не предлагает сейчас всерьез. Но само озвученное предложение и завязанные на нем воспоминания пробирают до мурашек. Приятных, адреналинистых таких. А Баки и без того хочет его безмерно, а теперь уже просто за гранью.       Брок продолжает здороваться со всеми, представляя Баки как "мы встречаемся". Они кочуют от столика к столику, от барной стойки в приват и обратно, накидываясь сначала коктейлями, а затем уже без разбора вливая в себя алкоголь прямо из горлышка разномастных бутылок. И в этом алкогольном бреду Брок предлагает ему:       – Потанцуем?       А Баки не понимает, как у него хватает ясности разума спросить:       – А местные к этому нормально относятся?       – А ты видишь местных?       Действительно, местных тут нет: европейцы и американцы, приехавшие тусить. И, если присмотреться, то они далеко не единственная однополая пара на этом танцполе. Впрочем, Баки кажется, что даже будь этот клуб сугубо для местных, Брока бы все равно это не остановило. Другое дело, что последствия пришлось бы разгребать, но... похуй.       И последние пьяные мысли отключаются мгновенно, стоит Броку вытащить его на танцпол, прижимаясь бедрами и лаская ладонями под футболкой по голому телу. И это почти уже секс, но все еще танцы, а Брок делает как будто движение его поцеловать – раз за разом, но все мимо: проходится в миллиметре от рта, ниже вдоль шеи, прикусывает кожу, возвращаясь, но так и не касается губ.       Баки сначала думает, что тот дразнит специально, но не все так просто. Потому что Брок спрашивает вдруг:       – Проспоришь мне еще одно желание?       – Какое?       – То же самое.       Баки смотрит на него в пьяном недоумении и ржет:       – Зачем тебе "желание"? Ты можешь просто меня поцеловать.       – Не могу.       – Почему?       – А на каком основании?       Поразительно, как его пьяный мозг смог воспроизвести какие-то основания. Баки вот просто хочет его и все – целоваться, обниматься, танцевать, трахаться...       – Ну, мы же "встречаемся", – хохочет он, делая отсылку к предыдущим заявлениям Брока всем подряд. Что вот его останавливает сейчас? К чему этот разговор?       Но выглядит Брок на мгновение невероятно трезвым (и душным), когда переспрашивает со всей серьезностью:       – А мы встречаемся?       И самое забавное, что вот он просит сейчас разрешения на поцелуй, но при этом в танце вообще без стеснения Баки зажимает, шарит руками под майкой по влажной от пота коже, ладонями к крестцу, практически обхватывает жопу, насколько позволяют джинсы... И пошел он нахуй в самом деле! Пошло все нахуй! Баки берет и целует его сам, смеясь, кусаясь, заставляя задыхаться в этом поцелуе и не отпуская. И никуда нахуй не собираясь отпускать.       Они танцуют и целуются. Целуются и танцуют. В этом пьяном угаре, в грохоте музыки и вспышках огней. Все сливается в какофонию звуков, вспышек, ощущение друг друга, но в какой-то момент звуки становятся тише, музыка теперь играет где-то вдалеке, а в ушах шумит прибой, яркие софиты сменяются звездами и огоньками далеких яхт. Но ощущение друг друга остается. Брок делает очередной глоток текилы, которую они вынесли с собой на пляж, и поцелуем передает алкоголь ему. Смеясь, они снова в шутку начинают бороться, но Брок уже не пытается его оседлать, да и вряд ли может – настолько они оба пьяны. Просто валятся на песок, плечом к плечу и смотрят друг на друга – так, что в глазах двоится.       – Я скучал, – выдыхает Брок сквозь гул прибоя, затихающую музыку и громкий оглушительный стук сердца в ушах.       – Я тоже, – вторит ему Баки. И это правда.       – Я счастлив, что ты приехал.       – И я... – почему-то кажется, что повторять точь-в-точь глупо, и Баки добавляет свое: – ...счастлив рядом с тобой.       И это тоже правда. Баки просто говорит правду. Ведь даже если он не принял решение, это не перестает быть правдой: он действительно счастлив рядом с Броком. Только рядом с ним и счастлив.       А еще хочет его безумно. Поэтому пододвигается ближе, затягивая в медленный поцелуй, и аккуратно движется ладонью вниз, к паху.       Но Брок его руку убирает.       – Это принципиальный момент? – смеется Баки ему в губы.       – Принципиальный.       – Почему?       – Не хочу по пьяни. У меня и не встанет сейчас.       – У тебя стоит.       – Ну... я слишком пьян.       Брок увиливает, причина явно не в этом. Впрочем, Баки догадывается, в чем. Тогда, пару месяцев назад, когда они переспали – это было откровенно плохо. А сейчас Брок стремится сделать это хорошо. Явно не по пьяни. И явно он намерен довести Баки до такого нерва, чтобы голову уже сносило – от желания, а не от алкоголя.       Впрочем сейчас помноженное на алкоголь желание и без того зашкаливает. Баки делает еще несколько попыток, но Брок остается непреклонен. Хотя его стояк Баки чувствует – но все равно Брок умудряется не сходить с намеченного пути.       Они так и проводят на пляже всю ночь, и, глядя на рассвет, Баки слышит:       – Люблю тебя.       – Опоздал, – смеется он. Потому что Брок обычно говорит это перед сном, а сейчас солнце уже встает. Но выходит двусмысленно: будто опоздал Брок не с рассветом, а вообще глобально опоздал.       ...А, может, так оно и есть?       Брок эту двусмысленность понимает – Баки видит по глазам – и обещает тихо:       – Я нагоню.       Баки не отвечает ничего, только кусает губы и улыбается почему-то... По пьяни, наверное.       Домой они добираются на "убере" уже под утро, и Баки специально притворяется пьянее, чем есть, чтобы завалиться в кровать вместе с Броком. Впрочем на что-то большее он и сам уже не готов, и они просто засыпают вместе – грязные, в песке, липкие то ли от пота, то ли от пролитого алкоголя – но в моменте это значения не имеет. Брок отрубается мгновенно, а Баки успевает подумать о том, что хуй с ним с сексом – но вот по этим объятиям во сне, по его телу под боком, даже по его храпу – Баки тоже соскучился неимоверно. И с этой мыслью он засыпает.       Просыпается уже один, под вечер. Спускается вниз, заставая Брока за удивительным занятием: елку он наряжает. Причем вчера ее здесь не было – по крайней мере, посреди гостиной, вот на этом месте, точно не было.       И честно говоря, Баки даже и забыл, что уже Рождество, рождественская ночь. Ну, не то, что прям забыл, но здесь, посреди тропиков, оно совсем не ощущается, да и Брок не любитель праздников, так что Баки вообще не рассчитывал на елку, да и на то, что Брок вспомнит, не рассчитывал... И да, конечно, Баки прекрасно помнит, как сам выебывал Броку мозг на тему этого Рождества, для него девятнадцатилетнего это было важно – причем не само Рождество, а чтобы Брок отметил этот сугубо семейный праздник с ним, такое своеобразное доказательство их близости и собственной ценности. А сейчас что-то в нем даже сопротивляется этому празднику и все по той же причине – он не уверен, что хочет этой близости, потому что... ну, ясно почему. Потому что он уедет и все. Отношения на расстоянии, на таком расстоянии – это тупиковый путь. И зачем он приехал вообще...       – Пойдем поужинаем, а потом поможешь мне, да?       Баки кивает машинально, потому что не хочет портить настроение ни ему, ни себе. Но Брок не может не заметить его замешательства и отсутствия искренней радости в лице. А Брок ведь ждет от него именно радости, восторгов, как раньше – иначе бы не стал заморачиваться с елкой и со всем этим Рождеством.       Но Баки не может выдавить из себя радость, просто не может. И больше всего он сейчас боится, что Брок спросит, что с ним, что происходит. Потому что Баки ответит, ответ уже вертится на языке, и... это будет пиздец. Он одновременно и хочет, и не хочет этого разговора, потому что, с одной стороны, мысли и эмоции рвутся наружу, а с другой – ясно, что каждый из них скажет, и слышать все это им обоим будет пиздец неприятно. И главное они оба знают, что услышат друг от друга.       Брок видит, что с ним, понял уже все, наверняка – но молчит. Сначала Баки это несколько обижает – его равнодушие, потому что Брок ведет себя как ни в чем ни бывало. Но потом доходит, что это, возможно, единственно правильный путь: не замечать, не затягивать эту петлю, а пытаться из нее выйти. И поразительно, но они действительно выходят: собирают посуду после ужина, возвращаются к елке, Солдат крутится рядом, норовит ее скинуть – они оба его отгоняют, смеются, выбирают игрушки, спорят из-за них – и магическим образом Баки снова в моменте, в счастливом моменте, оставляя горестные мысли о том, что там дальше, на потом.       Они варят глинтвейн и хотя в жару эффект, конечно, не тот, что в холодную зиму – атмосферу все равно создает. Радует, что Брок, кстати, решил обойтись без дорогих подарков (потому что они обязывают, ну, и потому что Баки вообще никаких подарков не привез) и просто дарит ему футболку с рождественским оленем на серфе, в которую Баки сразу же и переодевается, сидит в ней. И в целом момент спокойный и хороший. Горячий глинтвейн расползается по телу, они с Броком сидят, обнявшись, перекинув ноги друг через друга, и разомлевший Баки тянется его поцеловать. Брок отвечает – но исключительно на поцелуй, никакого сексуального импульса от него по-прежнему не исходит. И это бесит. И заводит одновременно.       – И что? Мы не потрахаемся на Рождество? – спрашивает Баки вроде бы в шутку, а вроде бы и нет, продолжая покрывать мелкими поцелуями его шею.       Брок отвечает ему тем же – в плане поцелуев, но:       – Мы потрахаемся, когда ты этого захочешь. Рождество тут ни при чем.       И пока Баки соображает, к чему это сказано – Брок ждет от него очевидного "я хочу" или чего? – тот вдруг вворачивает пояснение, блять:       – Просто в прошлый раз ты не хотел.       Баки аж отрывается от поцелуев. Интересное заявление, конечно.       – Я хотел, – возражает он, хмурясь. Ну, потому что, если бы не хотел, то и не было бы ничего. Да, секс был хуевый, но сказать, что Баки "не хотел" – это вообще не о том и не поэтому.       Но Брок смотрит скептически, явно давая понять, что не верит в его "хотел" нихуя. И Баки продолжает убеждать:       – Нет, я, правда, хотел. Просто... наверное, не до конца был готов и... – он запинается, понимая, что вот здесь лучше замолкнуть. Но Брок уже все, зацепился и не отстанет:       – И...?       – Ты не хочешь этого слышать...       – Очень даже хочу. Говори.       Ладно. Все равно сказать это необходимо. Баки делает глубокий вдох и:       – Я и тогда, и сейчас не хотел и не хочу давать ложных надежд и обещаний. Потому что... я не останусь. Я не смогу здесь жить, я не смогу все бросить. И трахаться тогда, выходит, нечестно, хотя я и хочу – физически хочу. Да и эмоционально хочу. Я... у меня есть чувства, но... я просто понимаю, что это уже ни к чему не приведет. Мы... ну, я не смогу. Не смогу все бросить. Прости.       Баки так по-детски зажмуривается, думая, что все, сейчас наступит полный пиздец. Но Брок отвечает на удивление спокойно:       – Все в порядке. Я понимаю.       И ни один мускул не дрогнул в его лице. Впрочем, он явно был готов, знал, что Баки это скажет. Рано или поздно, но скажет. И Баки тоже, вроде, был готов сказать, мысленно подбирал слова все это время, мысленно прокручивал этот момент, но... вот он сказал, сам ведь сказал, но внутри сейчас полностью на клочки, на кусочки разрывает – от собственных же слов.       – Я... пойду позвоню родителям, поздравлю, из комнаты, ладно?       – Конечно.       На самом деле, Баки просто сбегает. И даже родителям он набрать не может, ну, потому что – потому что пиздец, блять. Подходит к окну, смотрит на эти пальмы, на океан, чувствует ночной бриз на своем лице – и просто начинает рыдать. Не навзрыд, к счастью, но вот слезы катятся, и он не может их остановить. И больше всего добивает, конечно, тот факт, что у них могло получиться – могло! Сейчас уже нет, но вот тогда... тогда могло! Они были бы вместе и были бы счастливы! Были бы! Если бы...! Если бы...       – Баки? Все в порядке?       Брок заходит практически бесшумно. Баки понимает, что он здесь, по полоске света из коридора – появившейся и погасшей. Затем слышит его голос, этот вопрос – но не отвечает, не может ответить, да и что бы он ответил, даже если бы мог и слезы не душили? Баки не различает его шагов совершенно – и вздрагивает, чувствуя мягкое прикосновение горячей ладони к щеке. Смысла притворяться и сдерживаться уже нет: и вот теперь Баки рыдает, рыдает навзрыд – ну, потому что потому. Потому что могло получиться. А теперь уже не может... Все. Все кончено.       Брок ничего не говорит, словами не успокаивает никак. Нет у него слов. Но обнимает, позволяя уткнуться себе в шею и рыдать – а сам просто молча гладит по голове, перемежая это короткими поцелуями в макушку.       – Я люблю тебя, – и это не Брок, это Баки говорит, выдавливает из себя сквозь рыдания. Ну, потому что это так, это правда и в этом вся его проблема и причина этих слез – в том, что он любит, но он не может, теперь, блять, не может – в себе не чувствует сил, а еще... честно говоря, не то чтобы до конца верит Броку, никогда уже не будет уверен в нем до конца: ведь бросил же Брок его тогда, когда Баки готов был пожертвовать всем... Бросил. Не смог. А вот теперь Баки – не может.       – Я знаю, малыш. Я тоже тебя люблю. Прости, что из-за меня все это так вышло...       Эти слова не успокаивают, конечно, нет – наоборот, делают больнее, но... Брок хотя бы признает и ему тоже больно, и им больно теперь обоим, что дает такое странное чувство общности и близости в этой боли – и это еще невыносимее.       – Если бы я мог, я бы вернулся в Америку. Если бы я мог, я бы сделал все, и я сделаю все, что в моих силах, обещаю. Если ты попросишь, скажешь, что тебе нужно и как тебе нужно – я сделаю все. И даже если ты передумаешь потом...       – Ладно, Брок, хватит. Не надо.       – ....и если ты скажешь мне исчезнуть...       – Хватит! – кричит Баки, и рыдания накрывают его с новой силой. Потому что вот эта мысль, что Брок может исчезнуть – непереносима, невозможна, Баки не хочет этого слышать, не хочет.       – Хорошо. Не будем больше. Я молчу.       И Брок действительно больше не говорит ничего, только крепче прижимает к себе. А Баки, еще толком не успокоившись, тянется его поцеловать. Это запрещенный прием – ясно, что сейчас Брок его точно не оттолкнет, несмотря на все свои тактики и стратегии. Но и Баки сейчас меньше всего думает о тактиках и стратегиях – просто хочет его поцеловать, хочет быть рядом, близко, максимально близко.       Брок отвечает на его порыв – сначала медленно, осторожно, проверяя, насколько Баки вообще в себе и нужно ли это сейчас, но Баки жмется к нему весь, подставляясь еще не высохшим от слез лицом, и Брока тоже накрывает – да, у него там свои воспоминания и свои стоп-слова – но голову ему очевидно срывает от этой близости, будто тумблер срабатывает: еще секунду назад он вот просто стоял и медленно типа успокаивал и вдруг зажимает его лицо в ладонях и начинает целовать неистово – губами по дорожкам невысохших слез. И если и были у него какие-то стратегии или опасения, Брок забывает о них разом, напрочь, с головой ныряя в момент. Подхватывает Баки на руки – и Баки тоже забывает обо всем, вжимаясь в него коленями, локтями, губами. И уже неважно, что было и что будет или чего не будет, ничего не важно – важен только момент, этот момент, когда они оба хотят быть рядом и могут наконец себе это позволить, пусть даже это всего лишь вспышка в вечности.       – Не отпускай меня. Ты же не бросишь меня сейчас?       – Больше никогда не брошу.       Так и не расцепляясь, они падают на кровать. Целуются, путаясь в одежде, то ли помогая, то ли, наоборот, мешая друг другу с этими пуговицами и ремнями. Но стоит только избавиться от всего, как Брок снова замедляется и ему тоже шепчет: "Не спеши". Целует, оглаживает ладонями – будто любуется вот так, тактильно, в темноте, наслаждаясь и растягивая момент. А Баки плавится весь и больше нет сил терпеть эту медленную пытку.       – Хочу тебя, – выдыхает он с болезненным стоном, когда Брок прижимается губами к его члену, легко, только к самой головке.       – Все будет. Потерпи.       Притирается щекой и вновь подтягивается наверх, чтобы Баки поцеловать. А затем встает и уходит.       За смазкой – догадывается Баки. А, может, и нет? Может, передумал? Может, это снова его игры? Эти несколько секунд ожидания, полные страхов и сомнений, кажутся вечностью. Вот он лежит разгоряченный и остывающий, с разведенными ногами, полностью открытый, во всех смыслах обнаженный со всеми своими чувствами, надеждами и страхами – и ему странно и абсурдно кажется, что Брок не придет, не вернется, передумает, как было множество раз.       Но – Брок приходит. Снова полоска света появляется и исчезает в темноте. Баки следит за движением его силуэта, вытягивает руки, чтобы обнять, и находит долгожданное спокойствие и умиротворение в тяжести и тепле его тела.       И да, за смазкой он уходил. Баки закрывает глаза и чуть ли не мурчит от удовольствия, открываясь для его неторопливых ласк, толкаясь в руку, влажную и скользкую. Еще несколько толчков, и Брок смещает ладонь, оглаживает яйца, движется дальше, упираясь пальцами в мгновенно сжавшиеся мышцы, массирует, раскрывая, и Баки сам приподнимает бедра, шире раздвигая колени, чтобы проникновение было легче. Но все равно шипит невольно, когда пальцы проходят внутрь.       – Отвык?       Баки мычит утвердительно, но вот это саднящее проникновение благодаря правильному ритму и обильному количеству смазки уже не только болезненно странно, но и до дрожи приятно.       – Как в первый раз, блять... по ощущениям... – выдыхает он, кусая губы.       – Нет, ну, по ощущениям точно, не как в первый раз: у тебя же стоит, – ржет этот придурок.       И кажется, без шуточек про их "первый раз" каждый последующий "первый раз после того, как разосрались" обойтись не может. И забавно, что сейчас вроде и не такой уж первый раз, но... предыдущий, осенью, вроде как негласно не считается, причем для них обоих, потому что ну, это было не то и не так, а вот сейчас – сейчас все так, как и должно быть.       – Мы будто и не расставались, – выдыхает Баки, вдруг внезапно это осознав. Брок улыбается ему в ответ – Баки не видит, но буквально по дыханию понимает, что он улыбается.       – Так, может, и не будем? Расставаться?       Возможности ответить Брок не дает. Да и вряд ли это вопрос, скорее, предложение на обдумать. Или невысказанное желание. Точнее уже высказанное. Но это все на потом. Потом. Потому что сейчас Баки давится собственным стоном, когда Брок входит наконец, плавно, осторожно, но, блять, до конца, одним толчком – так, что воздух буквально вышибает из легких, настолько это хорошо, настолько Баки уже забыл, как это – чувствовать его в себе, трахаться с ним, не сдерживаясь, быть заполненным им, переполненным чувствами к нему и его чувствами к себе, перетекающими из одного в другого в этой связке, в этом странном безумном единении, коротком и одновременно бесконечном миге.       И вот это нихуя не нежный секс, как можно было бы ожидать. Хотя и грубым его тоже не назовешь, но вот будто в каждом движении каждый из них высказывает собственную боль, опасения, страхи, желания, надежды. Такой безмолвный диалог, где говорят не словами, а телами. И то, что не может быть высказано вслух или не находит выражения в речи, выплескивается сейчас в прикосновениях в этом едином ритме – и становится необъяснимо понятным. А в момент оргазма наступает безмолвное абсолютное согласие, примирение во всем друг с другом – что вот несмотря на всю ту боль, все те обиды и противоречия – они оба хотят быть вместе. Не ясно как, не ясно, будут ли – но хотят.       И Баки больше не волнует как, а все нерешенные вопросы, все сомнения и предстоящий выбор растворяются в воздухе и все, он больше не думает ни о чем, сладко засыпая в привычной позе у Брока на плече, прижавшись, как он любит, под ставшее уже убаюкивающим похрапывание.       А на утро просыпается от крышесносного минета и не менее крышесносных блинчиков с кофе в постель. Они едят их вместе, пачкая пальцы в джеме, и, смеясь слизывают его друг с друга и, кажется, действительно – будто и не расставались.       Если отбросить все обиды – да и те в целом уже отброшены – они все так же друг друга любят, понимают с полуслова, а там, где не понимают, прекрасно научились захлопывать рот и не нарываться – в случае Баки, или же захлопывать рот и не говорить дерьма – в случае Брока. Они притерлись давно, у них отлажен быт, им друг с другом легко и спокойно.       И забавно, что когда Баки порывается помыть оставшуюся после завтрака посуду, Брок возражает:       – Не надо, ты же в гостях.       Баки переспрашивает тут же:       – А я в гостях?       И, конечно, Брок не хочет, чтобы он был в гостях. Как раз наоборот: хочет, чтобы это место стало ему домом.       И, блять, как же Баки обожает Брока таким: смущенным, сбитым с толку, вот с этим огоньком надежды в глазах, которую тот боится дать себе почувствовать в полной мере, лишь бы не обмануться. Но в итоге поддается этой надежде, секундной радости, расплывается в довольной улыбке и подсовывает Баки еще тарелок, типа из вредности, хотя ясно, что нет, потому что его буквально распирает от счастья в моменте.       И хотя это лишь призрачный намек, такая шутка, но Баки действительно не ощущает себя в гостях. Хотя и не то чтобы чувствует себя дома. Скорее, застрявшим между двух миров, двух развилок собственной жизни, между собственным "да" и собственным "нет". В прошлый раз лишив его выбора, теперь Брок предоставляет весь выбор ему. И вроде бы Баки не знает, что выбрать, а вроде бы... выбор уже сделан, давно сделан – просто пока он боится признать и не готов столкнуться с последствиями, наслаждаясь этой безмятежной жизнью на райском острове с тем, кого он любит и всегда любил.       Ну, и сексом, конечно. Потому что трахаются они теперь – аллилуйя! – каждый день. Будто пытаются наверстать упущенное или, наоборот, насладиться друг другом впрок перед предстоящей разлукой.       Впрочем, и кроме секса Брок придумывает немало интересных активностей. Они путешествуют на соседние острова, смотрят достопримечательности, наслаждаются отдыхом и природой. Ну, и серфом, конечно же. Хотя вот с серфом у Баки не задается. И не потому что не дается сам серф – хотя надо признать, вначале он очень больно наебывается, что об волны, что об доску – но не в этом суть, он учится и у него даже получается, а серфят они, как и трахаются, почти каждый день. И Баки это бесит – и нет, не сам серф, а ебучий инструктор! Ну, и еще то, насколько этот богомерзкий серфинг нравится Броку, и Баки чувствует себя обидно не у дел, потому что, пока у него не получается и он тупит, эти двое наслаждаются волнами и обществом друг друга. И наслаждались все это время, пока он не приехал. И будут – когда он уедет. И Баки просто выносит от ревности.       – А ты ему сказал, что мы встречаемся? – спрашивает он после очередного занятия. Когда ебучий секси-инструктор уходит наконец, и они остаются на пляже вдвоем.       – Конечно, – мгновенно отзывается Брок.       Но вот нихуя Баки этого не слышал, при других Брок всегда вставляет это свое "мы встречаемся", а при этом хуе – нет, просто назвал его имя и все.       – Ты врешь, – говорит Баки на пробу. Но Брок лишь глаза закатывает и, кажется, действительно не врет:       – Можешь у него спросить, раз мне не веришь.       – Почему тогда он к тебе так клеится?       Брок прыскает от смеха и выдает:       – Потому что я охуенный.       Но понимая, что Баки не собирается признавать его охуенность в данном контексте, резюмирует уже типа серьезно:       – Да не клеится он ко мне, успокойся.       – Я же вижу.       И снова закатывание глаз.       – Давай мы не будем начинать выяснять, кто там к кому клеится, а? У меня тоже есть список имен из твоего колледжа, который я могу зачитать. Вот эти выяснения, Баки, сейчас не в твоих интересах.       Да нихуя! Вечно этот говнюк все переиначивает! И хмурясь, Баки напоминает:       – Я с ребятами из колледжа не тренируюсь.       – И что, блять? Ты с ними ходишь на вписки.       – Это общие вписки, я никого не зову специально, туда просто приходят все, а тут ты именно зовешь специально этого чувака, и вы трените вдвоем, и ездите куда-то вдвоем...       Брок издает страдальческий стон, но при всем при этом Баки видит, что его ревность этому говнюку на самом деле еще как приятна и чешет самооценочку.       – Он просто хороший тренер, Баки! Уймись! У меня с ним ничего нет! И не было! Даже намеков! Вообще ничего!       Ну, хорошо. Звучит правдоподобно. Баки верит ему в том, что не было и нет. Вот только:       – А если я скажу, что не буду с тобой, ты с ним замутишь, да?       Честно говоря, Баки ожидает очередного страдальческого стона и закатывания глаз. Но Брок смотрит на него на удивление серьезно и до мурашек проникновенно:       – А ты сначала скажи. Я, знаешь, надежду не теряю и думаю только о тебе. Никого другого вообще не вижу. И вряд ли когда-нибудь смогу.       И вроде, это какая-то сопливая хуйня, но он так это говорит, что... у Баки просто сердце замирает, и снова он чувствует вот эту переполняющую, накрывающую с головой любовь – его и свою, и одновременно гнет решения, которое теперь за ним, а он все так же не готов, и да, весь этот разговор в итоге не в его пользу.       И остается только отшутиться неловко:       – А ты все так же мастер говорить то, что я хочу слышать...       Он ждет, что Брок начнет доказывать, опровергать, но тот просто смотрит на него, улыбается лучисто, будто: "Я все понял и знаю, что и ты все понял, как надо. Но мы не будем об этом говорить, раз ты не готов".       И завершает разговор ответной шуткой:       – А ты мастер драмы на пустом месте. Пошли.       Они поднимаются с песка и с закатом идут домой.       И стоит отдать Броку должное – надежды он действительно не теряет. И если Баки будущего не видит, то Брок, напротив, подбрасывает ему варианты этого самого будущего, как бы невзначай. Когда они выбираются с островов в город, наравне с достопримечательностями Баки демонстрируются все ветеринарные клиники в округе – без намеков, без давления, а вот якобы мимоходом, просто "смотри, ветеринарка" или "а вот в этот госпиталь мой сосед собаку возил, очень хороший", "ездить удобно", а затем через пару минут уже якобы без привязки к ранее сказанному: "Если захочешь, можем перебраться в столицу".       Отдельно, еще одним вариантом Брок пробросывает тему про бар: "Если надоест учиться в колледже, можешь тряхнуть стариной и встать за стойку", "будешь моим замом, а что? этот бизнес тебе знаком". Это все говорится вроде бы по приколу, в форме шуточек-прибауточек, но Баки давно усвоил: Брок никогда не шутит просто так. Он вот таким образом всаживает эти мысли ему в голову с посылом: "Подумай, варианты есть". И варианты, конечно, есть, но... Баки подумает об этом потом. А пока просто кивает, улыбается и молчит.       И хотя рождественская ночь была замечательной, лучшим днем из всех этих каникул Баки бы назвал другой: день практически накануне его отъезда, когда они берут лодку и едут в какую-то бухту серфить. К счастью, без ебучего тренера, да и Брок наконец больше заинтересован Баки, чем доской, и в целом сегодня им обоим этот серфинг вообще нахуй не сдался, поэтому позабыв про доски, они просто наслаждаются друг другом. Прутся сквозь джунгли к какому-то озеру, но вариант потрахаться, как в фильме, под струями водопада не проходит: когда Баки со всего размаху забегает в воду, то понимает, почему Брок так глубокомысленно хмыкнул, когда он эту идею предложил – холодно пиздец, и трахаются они уже на берегу, лишь бы согреться, а после лежат у воды, отдыхая, разморенные солнцем.       Брок срывает травинку и в шутку обматывает вокруг его безымянного пальца. И тут Баки вспоминает:       – Как ты узнал размер?       – Чего?       – Кольца.       Брок смотрит на него, как на дебила, потому что вот она травинка, вот его палец, при чем тут размер? И Баки спешит пояснить:       – Я про то кольцо. Настоящее.       – Измерил, – глубокомысленно отвечает Брок, продолжая мотать травинку. И Баки кажется тот его не услышал или не понял, поэтому снова пробует объяснить:       – Я про то кольцо, которое ты мне вручил...       – Я понял.       – И?       – Что "и"?       – Как ты узнал размер?       – А что? Подошло? – ехидно интересуется Брок, и Баки невольно смущается, хотя, казалось бы, чему тут смущаться? А – ну, то что не вытерпел и примерил, да.       Но все-таки:       – Так, как ты узнал?       – Измерил, я же сказал.       Он явно уже издевается, получая удовольствие от процесса, и у Баки начинает подгорать:       – Как ты мог измерить, скажи, пожалуйста?       – Ниткой. Пока ты спал.       И вот на этом Баки подвисает. Зная Брока, тот, конечно, может сейчас пиздеть. Специально, по приколу. Потому что вот Баки завелся, для него это важно, значит, можно потроллить. Пиздит он.       ...Или нет?       И если все-таки измерил, то:       – Когда?       – Давай не будем ворошить, а?       Теперь уже Брок выглядит смущенными и, блять... Неужели, не пиздит? И если это правда... Если это, блять, правда, что он тогда еще...       Баки приподнимается на локте, чтобы смотреть ему прямо в глаза:       – Скажи, Брок. Мне это важно. Когда? Ты собирался сделать мне предложение?       Молчание. Брок взгляд отводит, но это не значит, что он врет, просто вот это такая его уязвимость, смущение, и он ненавидит это сам в себе. Поэтому максимально абстрагируется, избегает пересекаться с Баки взглядом, задирает подбородок и смотрит прямо перед собой, в небо.       – Да в общем-то я, наверное, не собирался... Не знаю. Просто накатило однажды. Ты спал, а я измерил. Но не помчал покупать кольцо, ничего такого. Просто... ну, просто да, я решил, что буду знать на всякий случай. Может, когда ты закончишь колледж и если тебе еще будет нужно... Какие-то такие мысли у меня были, сейчас точно уже и не вспомню. В целом это было больше баловство, чем серьезное намерение. Но, видишь, пригодилось.       И Баки даже не знает, как на это реагировать. Настолько разнополярные чувства внутри. И вроде бы, какая-то радость, восторг – он ведь так этого ждал, тот Баки в двадцать лет ведь ждал именно этого, душу готов был продать, и, если бы он знал, что Брока тогда посещали такие мысли – ну, для него это было бы ценно, это было бы счастье.       С другой стороны, тот Баки, которого бросили, который первый год карабкался, второй год еще надеялся, а третий год крыл хуями – вот тот Баки чувствует злость и обиду за то, что Брок из-за своего малодушия заставил его пройти через этот кошмар. Снова он прогоняет через себя вот эти мысли, что у них бы все получилось, если бы Брок не струсил тогда, но...       Есть еще третий Баки, вот он сейчас – который смотрит на прошлое, откинув эмоции. Смотрит и начинает понимать, что, возможно, именно их расставание, эта потеря и была Броку необходима, чтобы решиться наконец. Самое интересное, что Брок сам ему об этом сказал в прошлый свой приезд осенью, но Баки тогда не понял, не поверил, казалось, Брок просто выкручивается таким образом. Но по факту, вот не расстанься они тогда – велика вероятность, что Брока бы вечно шатало туда-сюда, то нужен ему Баки, то не нужен, то готов он, то нахуй ему не надо. Ведь это так и было. Ходил бы он измерял Баки пальцы по ночам – но вот хуй купил бы кольцо. Делал бы свой чертов выбор, принимал решение до бесконечности. Именно потеря всего позволила Броку осознать и решиться наконец. Не брось он Баки тогда, не испытай, каково это – мысль о том, чтобы сделать это, бросить, не давала бы ему покоя, отравляя их отношения. А так он сделал, что хотел – понял, что ошибся, осознал, что не может без него – и пришел обратно с миром на душе, наконец принявший свое чертово решение. А иначе он бы не смог. Иначе он бы всю жизнь решал и решал...       Зато сейчас Баки получил и получает с лихвой всю ту любовь и заботу, которой так ждал тогда. И подвоха в этом больше нет. Если раньше Брок неумолимо отталкивал, не давая подойти слишком близко, пресекал любые разговоры о будущем, молчал в ответ на его "люблю", а Баки вечно чувствовал себя на чертовых качелях, не зная, когда и по какому поводу те качнуться, то теперь – Брок стал в хорошем смысле абсолютно предсказуем: он открыт, он предлагает будущее, больше не отрицает своей любви, наоборот, всячески ее демонстрируя. И похоже, действительно готов сделать максимально все, чтобы они могли быть вместе.       ...Так что, может быть, на самом деле, они ничего не проебали, а пошли по единственно возможному пути? И тогда у них действительно не получилось бы. Но зато – может получиться сейчас.       Баки думает об этом весь остаток дня, потому что завтра ему уезжать. Это последняя их ночь, но, умаявшись за день, они уже не трахаются, просто ложатся спать. Завтра Баки соберет свой рюкзак, Брок отвезет его в аэропорт, и...       – Спи. Тебе надо выспаться перед поездкой, – бормочет Брок сквозь сон. Он чувствует, что Баки не спит, ворочается, никак не может заснуть.       – Иди ко мне.       Баки прижимается к нему, лежит какое-то время молча в своих мыслях, а затем выдыхает в темноту:       – Я не хочу уезжать.       Это не решение, просто мысли вслух. Он вообще не уверен, что Брок услышит, спит же.       Но не спит, отвечает:       – Оставайся.       Но сказано это с полным пониманием того, что Баки уедет.       И Баки уезжает. Наутро никто не вспоминает про этот ночной разговор, хотя каждый из них помнит. Но Баки пакует вещи, садится в машину, и они едут в аэропорт.       Брок, кстати, вполне миролюбиво пытается поддержать беседу, чтобы не нагнетать, но Баки настолько в раздрае, что тот замолкает, решая оставить его в покое наедине со своими мыслями.       И вот они уже прощаются в аэропорту, Брок просит его написать по прилету, Баки говорит, что напишет. Брок зовет его приезжать еще, Баки говорит "конечно" – но все это так... хрупко? Неопределенно. Приедет ли он еще? Увидятся ли они вновь? Ничего не ясно.       Последние объятия, последние поцелуи, и Баки шагает к погранконтролю, закинув на плечо рюкзак. Шаг, второй – он оборачивается и видит, что Брок не собирается никуда уходить, машет ему рукой. Баки машет в ответ, делает еще несколько шагов, уже практически подходит к коридору, возврата из которого уже не будет. Останавливается и – нет, блять! Он не может. Разворачивается и быстрым шагом идет обратно.       – Я останусь здесь. Никуда не поеду.       Баки сам удивляется, насколько дрожит его голос, не понимает, что с ним происходит, но просто не может уйти, уехать.       Брок заключает его в объятия, но его реакция – не такая, как Баки предполагал. Эмоции в его лице смешанные, и Баки не понимает:       – Ты не рад?       Брок зажимает его лицо в ладонях, чтобы смотрел и слушал, и говорит:       – Сейчас, Баки, тебе в любом случае нужно вернуться в Америку.       – Почему?       – Потому что тебе нужно хорошенько все обдумать. Одному, не на эмоциях, на расстоянии от меня, понимаешь? Если захочешь потом приехать – пожалуйста, в любое время и на любой срок: хоть на каникулы, хоть навсегда, я возьму тебе билет. Но сейчас тебе нужно вернуться в Штаты. Даже если в итоге ты все-таки решишь быть со мной, тебе все равно надо там закончить дела с колледжем, собрать вещи... Понимаешь?       Баки сглатывает и отводит взгляд. Да, он понимает, Брок прав, но:       – Ты не боишься... что я передумаю? Больше не смогу решиться?       И откровенно говоря, Баки боится этого сам. Сейчас, на эмоциях, решение остаться принять легко. Но что будет через месяц? Через два? Через полгода?       – Куда больше я боюсь, что ты передумаешь, оставшись.       Да, у Брока свои страхи, которые никуда не делись.       – И снова ты решаешь за меня... – тихо подытоживает Баки и сам пугается, какую реакцию его слова вызывают в Броке. Тот поникает весь, и вот это вот рациональное желание убеждать пропадает напрочь. Теперь он тоже не знает – что говорить и как быть. И да, конечно, он хочет, чтобы Баки остался.       – Я не решаю за тебя. Я просто хочу, как лучше, – говорит Брок, но больше не убеждая, а, скорее, оправдываясь.       – Ты и тогда хотел, как лучше.       – Виноват.       – Это ведь теперь мое решение?       – Да.       Брок сдается. Баки понимает, что, если сейчас настоит на своем, скажет: "все, я остаюсь", то Брок больше не произнесет ни слова.       Но Баки малодушничает сам.       – Вообще ты прав, конечно... Мне действительно надо разобраться с колледжем, вещи собрать, с родителями поговорить...       – Вот видишь. Давай, котенок, напиши мне, как долетишь.       Баки кивает, снова они прощаются, целуются, но на этот раз он уходит с концами, на посадку, жалея о своем скоропалительном решении или, наоборот, о собственной нерешительности. Нужно было либо молчать и уходить, либо оставаться. А вот эти метания, надежда, которую он дал и тут же отобрал – не стоило так делать. Но он и сам от себя не ожидал. Сам в себе не разобрался.       Но до сих пор куда более правильным кажется остаться, чем улететь. Хотя самолет уже набирает высоту.