Любимый пес

      День не задался с самого утра. Точнее с утра он как раз задался: светило солнце и ничто не предвещало этого погодного пиздеца, который начинается после обеда, и так и не заканчивается к моменту выхода Баки с работы. Пегги отчалила со Стивом в Канзас – знакомить его со своей многочисленной родней, и Баки всю неделю за старшего. И неделя, надо сказать, выдалась так себе. Теперь еще и блядский дождь. Даже не дождь. Ебанный всемирный потоп.       Запирая кафе, Баки первым делом вступает в лужу. Кеды промокают насквозь – впрочем, если бы он не встал в эту лужу, то встал бы в следующую – разницы никакой. Настроения ему это, конечно, не прибавляет, как и отсутствие зонта или дождевика. Баки натягивает капюшон толстовки по самый подбородок, но намокает тут же – что с капюшоном, что без – воды льется столько, что он будто искупался в луже целиком. А это он еще первый шаг из-под козырька сделал. Идти ему недалеко, но все равно это ебанный пиздец. И холодно еще. Мокрый насквозь, он стучит зубами, ежась от пронизывающего ветра. И от богомерзкого дождя, бьющего прямо в лицо.       Когда его кто-то окликает, Баки кажется – ему почудилось. Шум дождя и гул машин, проносящихся по лужам, искажают звуки, толстовка липнет к лицу, темно, да еще и этот дождь – Баки слишком хочется побыстрее добраться до дома, чтобы предавать значение звуковым галлюцинациям. Но галлюцинация вдруг оказывается весьма осязаемой, хватая его за плечи со спины и разворачивая к себе.       Баки поднимает взгляд и на мгновение теряет способность говорить, когда различает в темноте знакомый силуэт, его лицо, то, как он морщится недовольно, пытаясь закрыться рукой от дождя и не попортить идеальную (и с каждой секундой все менее идеальную) укладку, брендовый джемпер или что там еще. Баки фокусируется на нашивке с логотипом у него на груди – лишь бы не пересекаться взглядом.       – Привет. Вот так встреча! А я все гадал: ты это или не ты? Сигналил тебе, ты не слышал? Давай, подвезти тебя?       Баки сглатывает. Действительно – вот так встреча. Он даже мысли в кучу собрать не может – стоит и смотрит, как дебил – куда-то в район его шеи, не в лицо. Прошло несколько месяцев, и Баки настолько не ожидал его увидеть… Вообще когда-нибудь. Последний раз они виделись в июле, а сейчас конец ноября, и сложно даже осознать…       – О боже! Давай решайся быстрее, я не хочу стоять под дождем!       Но по факту решать он ничего не дает: просто берет за плечи и буквально заталкивает в машину. А Баки настолько оглушен его явлением, что даже не сопротивляется.       – Блять, погодка, конечно, пиздец. Дать тебе мою куртку? Ты вымок насквозь.       Баки дергается, не позволяя стянуть с себя капюшон. Их взгляды пересекаются на мгновение – Баки хмурится, а Брок смеется. Тянется на заднее сиденье за курткой, но Баки качает головой:       – Не надо. Я дольше переодеваться буду, тут езды до моего дома пять минут.       – Ладно. Как хочешь, – все так же доброжелательно улыбаясь, тот бросает куртку обратно. Предлагает сигарету, от которой Баки отказывается, и наконец заводит машину. Выруливая на дорогу, спрашивает, как ни в чем ни бывало:       – Сколько мы уже не виделись – с лета, да? Как твои дела? Что у тебя нового?       – Все хорошо. Ничего нового.       Что за дурацкий вопрос? Вот что он хочет услышать? На самом деле, за эти несколько месяцев у Баки многое произошло. Он начал ходить в качалку с Уокером, позже к ним присоединился еще и Стив. Вместе с Сэмом они наконец сдали на права, и Баки принял стратегически важное решение копить на машину. Воз, правда, и ныне там, но… все впереди. Стив периодически не ночует дома, оставаясь у Пегги, зато Баки теперь весь свой тестостерон расходует исключительно в зале. Надравшись на одной из вписок, он сосался с каким-то парнем, но дальше дело как-то не пошло – было стремно и мерзко, а может Баки был слишком пьян или просто тогда прошло не так много времени – да в целом плевать. А еще он кучу раз ходил в тир, но так и не выиграл даже ебанную шоколадку. Впрочем, какая разница. Броку и дела нет, что у него нового. Стандартный вопрос – чтобы не сидеть в неловком молчании. Только и всего.       – Как продвигается твое увлечение БДСМ?       Чего, блять? Баки и думать об этом забыл. Неужели, этот тип так и не понял?       – Меня это не интересует.       – Да, хорошего партнера трудно найти. Я понимаю, – ржет тот, намекая на себя любимого и неповторимого, конечно же.       И так мерзко становится от этого. Баки жалеет, что вообще сел к нему в машину. Он миллион раз проигрывал в голове сценарий их встречи – как этот мудак будет ползать на коленях, вымаливая прощение, потому что все осознал, а Баки гордо пошлет его нахуй. Но вот они встретились по воле случая и… все так банально и противно. Никому ничего уже не надо. Баки давно все это пережил и даже посылать его нахуй запала нет. Да и тот никакого прощения не просит – что тогда ему было все равно, что сейчас. Заметил его случайно и решил подвезти от скуки. Поддерживает пустой разговор, выдает свои стандартные смехуечки – для него это никогда ничего не значило, а в Баки бередит старые раны. А еще грустно и мерзко от самого себя, что вот этого человека он считал самым особенным, унижался перед ним – а тот настолько этого не стоил, что омерзительно.       Баки устало припадает к окну и сквозь пелену дождя смотрит на дорогу. Ехать действительно минут пять от силы, и эти минуты заканчиваются в тишине. Брок останавливает машину, Баки отстегивает ремень и говорит в запотевшее стекло, даже не поворачиваясь к нему:       – Спасибо, что подвез.       Хватается за ручку двери, но та с глухим щелчком выскальзывает из пальцев. Заблокирована. И когда он успел? А главное – зачем.       – Откроешь?       – Нет.       Баки медленно разворачивается, ничего не понимая, но внутренне сжимаясь от ужаса. Брок сидит, расслабленно развалившись на сиденье, и смотрит на него, хитро улыбаясь. Он ничего плохого не сделает – в этом Баки уверен. Но само его присутствие, эта вкрадчивая улыбка, этот взгляд – бьют по нервам. Внутри расползается что-то давно забытое, тягуче сладкое и невыносимо болезненное.       – Я скучал. А ты?       – Нет, – отвечает Баки испуганно, но чувствует, как все сыпется внутри.       – Нет? Ну, ладно, – все также улыбаясь, Брок разблокирует двери. Баки теперь может идти. Но вот проблема – он не может. Смотрит прямо перед собой, кутаясь в насквозь промокшую толстовку, а в ушах гулко стучит собственное все ускоряющееся сердцебиение. Капля дождя с волос падает ему на нос, и Брок, смеясь, смахивает ее пальцем. Баки косит на него взгляд, чувствуя, как горячая ладонь ложится на щеку, и в следующую секунду уже не видит ничего, не соображает ничего – только обжигающее, давно забытое ощущение его губ, его щетины, царапающей кожу, вкус сигарет, которые он курит, его одеколон, которым не мог надышаться когда-то, и он сам – Баки по-прежнему не может им надышаться. Обхватывает руками, тянется к нему, хотя в ебанной машине это пиздец как неудобно, взлохмачивает его и без того пострадавшие от дождя волосы, чтобы хоть что-то, блять, перестало в нем быть таким идеальным.       Брок отстраняется не сразу, в несколько поцелуев – будто никак не может оторваться от его губ. Смеется, покусывая, снова целует, но наконец выпускает Баки из объятий. Окидывает многозначительным взглядом запотевшие стекла и настраивает обогрев так, чтобы вернуть видимость.       – Голоден?       Баки кивает, потому что действительно последний раз ел в обед. Но когда двери снова блокируются со щелчком, а машина трогается с места, Баки в ужасе понимает, что происходит что-то не то. Какая-то хуйня. Чувствует себя ребенком, которого обвели вокруг пальца. Слишком все просто. Слишком легко. Брок просто явился из ниоткуда, поцеловал его и, блять, что?       Баки уже открывает рот, чтобы сказать, что не голоден и вообще, вон он, его дом, он прекрасно там разогреет себе макароны и поест, но с заднего сиденья ему снова прилетает чертова куртка:       – Переоденься. Ты простудишься.       И Баки вынужден отвлечься на эту куртку. Швыряет ее обратно со словами:       – Мне она не поможет. Я мокрый насквозь.       Брок кладет руку ему на бедро, проверяя, блять. Прощупывая насквозь мокрые джинсы, тянет за майку, которая вымокла даже под толстовкой.       – Тогда поехали сразу ко мне. Не будешь же ты сидеть весь ужин в мокрой одежде. Я сам что-нибудь приготовлю. Что ты любишь?       Баки аж рот открывает. Вот как он, блять, это делает? «Поехали ко мне». Как ни в чем не бывало. И все-таки охренеть какие опции вдруг стали доступны: ужин он приготовит сам. Баки ушам своим не верит. Вот она волшебная сила игнора, о которой орут все пикап-блогеры. Вот только насколько долго продлится это волшебство? Баки не слишком спешит радоваться. Но обещание приготовить ужин в исполнении этого мудака все равно вышибает почву из-под ног. Да и отъехали они уже порядочно… Глупо сейчас просить его вернуться, а макароны в холодильнике уже не первой свежести, все слиплись, да и изначально были не фонтан… Или это Баки просто ищет предлог, чтобы оправдать свое малодушие.       – Так что тебе приготовить? Что ты любишь?       – Не знаю. А что ты умеешь?       – Я умею все.       Он ржет, и Баки не слишком понятно – это все еще про ужин или уже пошел флирт с подтекстом. Хотелось бы как-то к ужину вернуться.       – Ты, правда, умеешь готовить? – спрашивает Баки с сомнением.       Ну, не похож он на чувака, который станет стоять у плиты. Плеваться с чужой готовки – да, однозначно. Он привередливый в еде пиздец, Баки успел заметить, он и сам подтвердил, но все равно Баки как-то с трудом представляет его у плиты. Да и Брок все рестораны в городе знает, а главное – там знают его. Что-то, значит, сам он не жрет свою стряпню. И тем не менее продолжает утверждать:       – Охуительно я готовлю. Так что пользуйся возможностью.       Ладно, охуительно, так охуительно. Но все равно интересно – откуда вдруг такие таланты?       – Это типа хобби такое у тебя? Или у вас в семье было принято?       Баки вот как-то не приучали к плите в семье. Его Стив потом научил какому-то минимуму, когда они стали жить вместе, но в целом Баки бы никогда не сказал, что «умеет готовить». Поэтому ему даже любопытно, что Брок ответит. Но тот соскакивает с вопроса:       – Неа, в семье не было принято. Так что приготовить тебе?       И вроде бы ничего такого, но, если задуматься, он уже так делал. Соскакивал с вопроса про семью. И не только про семью. С любого более-менее личного вопроса. Баки не акцентировал на этом внимание раньше, но теперь по прошествии времени смотрит на него как-то более отстраненно, более трезво – замечая детали, которые до этого ускользали. Казались неважными и незначительными. Ну, а еще ублюдок сказал же ему тогда: «Ты ведь даже меня не знаешь толком». Но разве он сам давал что-то узнать?       И Баки спрашивает снова:       – А кто тогда учил тебя готовить?       И снова тот соскакивает:       – Ты типа будешь жрать мою стряпню, только если я окончил курсы «Кордон Блю»? Не больше, не меньше? Ладно, тогда давай заедем в твой любимый «Макдональдс» по дороге. Это тебя устроит?       Баки не отвечает. Внутри нарастает сильнейшее желание выйти из машины нахуй и плевать, что там ночь и дождь, а до его дома уже несколько километров. Напоминание про «Макдональдс», про тот день – Баки казалось, что все, он это пережил, похоронил ту боль и его ничто уже не трогает. Но вот объявляется этот мудак, и Баки чувствует, что его трогает. Еще как. А ему это совершенно не нужно. Не еще раз. Но как избавиться от него теперь? Баки чувствует себя в какой-то чертовой ловушке – что вот теперь делать? Выяснять отношения, которых нет и не было? Так он покажет, что ему до сих пор не все равно, а ему все равно. Или уже не все равно? Блять, господи… Вот зачем он вообще сел к нему в машину? Купился на этот ужин? Идиот. Малодушный идиот.       Они действительно заезжают в «Макдональдс» – ужина, значит, не будет, кто бы сомневался. Брок спрашивает, что ему взять, и Баки перечисляет на автомате. Вдобавок получает кофе, который не просил, но «тебе надо согреться». Баки сглатывает, греет руки об этот кофе, мысленно повторяя, как мантру: «не ведись, не ведись, ему плевать на тебя, он просто умеет быть милым, не ведись, ему плевать».       – Ешь давай. Ехать еще долго, ты же знаешь.       Вот и зачем Баки с ним едет? Он не хочет с ним трахаться и уж тем более не хочет этого его ебучего БДСМ. Как он здесь вообще оказался? И главное – как теперь со всего этого соскочить? Вот как ублюдок это делает? В здравом уме Баки бы к нему не сел. Но его даже не спрашивали. Брок просто, блять, взял и как-то это сделал. И если сейчас начать говорить «я не хочу», то в ответ Баки получит «все будет так, как ты захочешь». И все действительно будет. Потому что, оставшись с ним наедине, Баки захочет. Он уже его хочет. Смотрит, как намагниченный, разглядывает его лицо – изучая, вспоминая, подмечая малейшие изменения – и чувствует все возрастающую непреодолимую тягу.       – Я не буду спрашивать, нравлюсь ли я, потому что ты ответишь «нет», я уже понял.       Брок смеется, на мгновение пересекаясь с ним взглядом, и Баки тоже не может сдержать смешка. Его незамутненное самодовольство бесит и очаровывает одновременно.       – Поделишься со мной бургером?       – Ты же такое не жрешь.       – Из твоих рук я жру все.       Снова отсылка к тому вечеру. И Баки чувствует, как стремительно рушится все то, что он отстраивал все эти месяцы. Особенно, когда ублюдок, смеясь, начинает дурачиться и прикусывает ему пальцы. Баки смеется в ответ. Не может не смеяться. Хотя где-то на подкорке все в нем орет от ужаса.       Солдат его помнит, встречает с радостью. А Баки даже не купил ему лакомства, чтобы угостить. Обещает, что купит в следующий раз. Но тут же думает о том – а будет ли этот следующий раз? Ну, вот встретились они с Броком случайно, сейчас переспят и что дальше? Да ничего дальше. Баки бесит все это, он ненавидит себя за то, что Брок так ловко затащил его сюда, в это место и ведь уже никуда не денешься.       Солдат громко гавкает, вылизывает ему руки, и Баки садится на корточки, чтобы немного повозиться с ним – все-таки хозяйское внимание перепадает бедолаге не так уж часто, а Баки вымок все равно, хуже не станет. С Солдатом они друзья по несчастью. Правда, у собаки-то выбора нет, а вот он… блять, Баки просто даже не хочет об этом думать.       Брок курит в проеме этой ненавистной пристройки и смотрит на их возню – спасибо, что не подгоняет. А Баки, кажется, наоборот пытается отсрочить неизбежное и надышаться перед смертью. Все представляет, как он сейчас подойдет и скажет решительно – отвези меня домой. Скажет, что не хочет ничего. Но с каждым шагом по направлению к объекту своих мучений и желаний решимости в нем становится все меньше.       – Что за удовольствие тискаться с собакой под дождем? Ты теперь грязный, как поросенок, – бросает ему Брок, когда Баки наконец заходит внутрь.       – Ну, тебя никто не заставляет со мной тискаться, – отзывается Баки холодно.       И вот сейчас прекрасный, прекраснейший момент – просто открыть рот и произнести: «Отвези меня домой». Но слова застревают в горле, потому что Брок вдруг подходит к нему со спины и обнимает. Крепко-крепко. Мокрого и грязного. Притирается носом к шее, накрывая губами точку пульса, который зашкаливает пиздец. Баки зажмуривается, тая от его тепла, и мысленно умоляет: «Пожалуйста, скажи это еще раз». И удивительно, но на этот раз желание сбывается. Замирая в неверии, он слышит вожделенное:       – Я скучал.       И позволяет себе ответить:       – Я тоже.       Брок снимает с него капюшон и ласково приглаживает волосы.       – Давай раздевайся, я закину в машинку твои вещи. К утру высохнут.       Баки кивает и отходит от него к дивану, чтобы выполнить команду. Невольно обводит глазами знакомую обстановку – все эти цепи и крепления. Сценарий в целом известен: сейчас его отправят в душ, там он наденет знакомый махровый халат, Брок будет ждать его с винишком и виноградом, может свечечки из «Икеи» зажжет в качестве бонуса… Интересно только: они просто потрахаются или снова начнется этот богомерзкий БДСМ? И Баки вдруг понимает, что не готов. Не готов к боли, к приказам, к сидению в ногах – он не хочет этого всего. Этого он точно не хочет.       И тем не менее послушно раздевается. Толстовка мокрая и тяжелая, липнет к телу, скручивается вместе с футболкой, и стащить все это с себя – та еще задача. Наблюдая за его мучениями, Брок подходит, чтобы помочь. Запутавшись в одежде, Баки не видит, только чувствует его руки – приятно горячие на продрогшем теле.       – Ничего себе, ты замерз, – смеется тот, привлекая Баки к себе. Наконец стаскивает с него этот ком мокрой одежды, кидая куда-то за спину, на диван. Но сам не отходит. И руки не убирает. Медленно проводит пальцами вдоль его груди, задевая соски, ниже к животу, и Баки весь покрывается мурашками то ли от холода, то ли от его близости.       Брок раздевает его до конца. Сам. Баки просто стоит, упираясь ладонями ему в спину, пока тот расшнуровывает его кеды, стаскивает носки – удовольствие, наверное, так себе, но Баки его не заставлял – стягивает до конца джинсы вместе с трусами.       С этим по идее можно отправлять Баки в душ, а самому идти закидывать вещи в стиралку, как Брок и собирался. Но тот не спешит уходить. И не спешит Баки отпускать. Наоборот, садится перед ним на колени и выцеловывает живот, притираясь лицом к паху – не слишком гладко выбритому, откровенно говоря. Потому что Баки не планировал сегодня трахаться. Да и вообще в ближайшее время – и на бритье интимных зон откровенно подзабил. А еще он отчетливо ощущает пробивающийся сквозь утренний дезодорант запах пота и даже думать не хочет о том, как он пахнет там, внизу. Одним словом – ему очень надо в душ. По целому ряду причин. Но Брок – который сам же его туда первым делом отправлял – отпускать Баки не торопится. Наоборот, обхватывает его бедра поудобнее, вот уже с явным намерением взять в рот его член.       И Баки дергается, отстраняясь:       – Подожди, я…       – Что такое?       – Мне надо в душ, я после смены…       – И что? Ты вон уже, отлично искупался.       – Ты знаешь, о чем я.       – Боже, забей.       Забей? В смысле, блять, забей?       – Ну, а как тогда ты собираешься меня трахать? – спрашивает Баки вполголоса, смущенный до жути. Он явно чего-то не догоняет в этом плане. Брок же поднимает на него многозначительный взгляд (значение которого Баки, блять, не понимает) и демонстративно притирается носом к его паху.       – В презике.       – Да не смешно! – Баки пытается отстраниться, красный, как рак. Но Брок ржет, лишь крепче сжимая его бедра.       – Ты слишком заморачиваешься, серьезно. Но, если у тебя, и правда, проблемы…       – Нет, у меня никаких проблем, – огрызается Баки, даже не желая думать, о чем он спрашивает.       – Ну, а чего ты тогда засмущался? Это все мелочи жизни, нашел чем заморачиваться. Все с тобой в порядке, расслабься. Мне все нравится. Даже очень.       Но Баки заморачивается. Еще как заморачивается. Рядом с ним хочется быть идеальным, и в прошлые разы он готовился – ну, наверное, не так основательно, как надо бы, да и возможностей для этого не было, но он вымывал себя дочиста, насколько мог. И всегда был гладко выбрит. Даже в самый первый раз, когда Брок «снял» его в «ГИДРЕ» – в плане личной гигиены Баки не было за себя стыдно – он тогда встречался с девчонкой и следил за собой на постоянной основе. Сейчас же у него затянувшийся перерыв в личной жизни, заросли в паху, длинная тяжелая смена позади и душ, который он в последний раз принимал аж утром.       Но возражать больше не получается, потому что Брок берет его член – до самого горла, блять. Баки шумно выдыхает через нос. Одной рукой хватается за его плечо, чтобы не потерять равновесие (хотя Брок и так его держит), другой – оттягивает его за волосы, чуть вбок, чтобы видеть: как собственный член входит в его рот, а в уголках его губ поблескивает слюна. Брок смотрит ему в глаза, и у Баки голову сносит от того, что он смотрит. Не разрывая взгляд. Баки плывет от возбуждения, смелея и начиная сам толкаться в его рот. Тот принимает с готовностью, и Баки стонет в блаженстве, откидывая голову назад. Блядский боже. А потом Брок проталкивает пальцы – пока не внутрь, между ягодицами, массирует слегка. Это приятно, до одурения приятно, но Баки – да, заморачивается, и убирает его руку. А тот в ответ выпускает изо рта его член. Впрочем, Баки все равно собирался его об этом попросить – иначе бы кончил вот прям так и сразу.       Брок поднимается на ноги, затягивает его в поцелуй и в процессе, блять, снова лезет в него пальцами. Дергаясь, Баки выдыхает ему в губы:       – Не надо…       – Почему? Тебе же нравится.       Баки отстраняется и смотрит на него недовольно – ну, объяснили же тебе все, ну, что ты лезешь?       Брок закатывает глаза, смеясь. Отходит и начинает раздеваться. Делает это быстро, совершенно не парясь, как выглядит, но выглядит при этом охуительно. Даже когда снимает носки. Боже, как человек вообще может выглядеть охуительно, когда снимает носки?       – Ты смешной, Баки. Чего ты стесняешься? У тебя спонтанного секса, что ли, никогда не было? Думаешь, все всегда должно быть спланировано, совершенно и идеально? Как в порнушке? Ну, разве что с теми, кто профессионально этим на жизнь зарабатывает.       Брок подходит к нему уже раздетый, заключает в объятия и медленно целует.       – Я хочу тебя. Вот такого, как ты есть. Поэтому давай, отключай уже свои детские комплексы и ноги пошире раздвинь.       Баки, наоборот, ноги сдвигает. Ну, не может он так. Рядом с ним непременно хочется быть самым идеальным, и он не может перебороть это в себе.       – Нет? Ну, ладно. Тогда давай ты трахнешь меня. Так тебя устроит? Или тоже отправишь меня в душ?       – Нет, тебе не надо.       – А что так?       Ну, это другое. Почему-то другое. Ему можно. И Баки слишком нравится, как он пахнет. Он так соскучился по его запаху. Сигареты, этот его одеколон – все тот же, Баки узнает его из тысячи, но ни на ком другом не слышал – только на нем. Ему нравится его запах в принципе – тот естественный, который исходит от его кожи. И вообще это нечестная игра, потому что в отличие от него, Брок гладко выбрит во всех стратегических местах и пахнет чистотой. Он был в душе. Не так давно. Пару часов назад, а не ранним утром перед работой, как Баки. Не хотелось бы думать о причинах и куда он ехал на ночь глядя. И с кем бы провел этот вечер, если бы они не встретились по воле случая.       Кусая губы в жгучей непроизвольной ревности, Баки в очередной раз жалеет о том, что вообще сел к нему в машину. Или не жалеет. Как можно жалеть, когда тебя целует самый потрясающе-охуительно-желанный человек на земле, и другого такого нет и не будет. И ноги перед тобой раздвигает – вот уж кто не стесняется вообще ничего: бесцеремонно закидывает ногу ему на плечо, выдавливает смазку и сам начинает растягивать себя пальцами. И Баки чувствует себя как-то обидно не у дел.       – Нет, дай я.       Пару движений они делают вместе, но Брок все-таки уступает, впрочем, не отказывая себе в удовольствии его уколоть:       – А что это ты вдруг? Я думал, ты брезгуешь…       Баки очень удачно нащупывает эту точку (спасибо туториалам в интернете, он успел изучить тему), и ублюдок затыкается. Ну, как затыкается – стонет ему в шею, выдавая какие-то бессвязные команды, которые Баки не слишком разбирает. И это так круто. Баки так нравится видеть его вот таким – расслабленным, а не контролирующим все до мелочей, как обычно. Не контролирующим вообще ничего. И стонущим в такт движений его руки.       – Тебе нравится, когда тебя трахают, да? – спрашивает Баки, хотя в общем-то трахать его еще не начал. Только пальцами.       – Да, – выдыхает тот, подставляясь, и разводит ноги еще чуть шире – типа давай глубже или сильнее, Баки не знает, что это значит, но дает ему и то, и другое, получая за это низкий горловой стон.       – Не такой уж ты доминантный доминант?       – Одно другому не мешает.       Баки помнит про ошибки прошлого раза и входит в него медленно. Видит, как Брок морщится немного, закидывая голову назад и не открывая глаз. Боже, он такой красивый в этот момент. Приоткрывает губы в глухом стоне, когда Баки наконец толкается до конца, и его невозможно в эти губы не поцеловать. И Баки готов делать это целую вечность – трахать его и целовать.       Вечность, правда, длится позорно недолго. Но что не может не радовать – не у него одного. Брок вообще кончает первым (хотя казалось бы), сжимается на его члене и, конечно, как тут продержишься. Баки эгоистично продолжает толкаться в него до самой разрядки – слишком это хорошо, и он не может остановиться. Впрочем, никто ему не запрещает – наоборот, Брок скрещивает ноги у него за спиной, смотрит на него с этой усталой послеоргазменной поволокой и, блять, это просто нечто запредельное. Баки кончает с рыком, вгрызаясь зубами ему в плечо. А Брок лишь прижимает к себе его голову, расслабленно смеясь. Позволяя оставлять засосы и укусы. Вообще позволяет все.       И, когда дыхание у обоих восстанавливается, а тела медленно остывают, утыкается носом Баки в шею и вдруг выдает:       – От тебя пахнет кофе и булочками с корицей.       И ржет. Баки только глаза закатывает. Спасибо, что этим, блять, а не чем похуже. Хотя мог бы, говнюк, что-то более сексуальное сказать.       – Ты же не отпускаешь меня в душ. Вот и наслаждайся.       – Так я и наслаждаюсь. Поэтому и не отпускаю.       – По тебе не скажешь, что ты любитель булочек, – замечает Баки ворчливо, тыкая его пальцем в идеальнейший пресс.       Брок только хохочет:       – К сожалению, мы не всегда можем позволить себе то, что любим. Надо думать и о последствиях. И чем ты старше – тем они неотвратимее.       – От одной булочки ничего не будет.       – Ну, а знаешь, как сложно остановиться? Проще не начинать. И вообще кончай свои разговоры о булочках, – возмущается тот притворно, хотя сам же их и начал. Подтягивается на руках с явным намерением встать, но вдруг снова шутливо зарывается носом Баки в плечо – будто всерьез не может оторваться от запаха его кожи. Это щекотно, и Баки смеется, целуя его в жесткие, колючие от геля волосы на макушке. Брок оставляет несколько последних поцелуев на его шее и, принимая волевое решение, все-таки встает с кровати.       – Пойду закину вещи в машинку. А ты пока можешь принять душ. Как ты и хотел.       Спасибо, блять. Именно это Баки и делает. И все равно, даже чистый и выбритый, смущается по-прежнему, когда Брок, как и в прошлый раз, сажает его себе на лицо. Но, боже, как же Баки это нравится. Секс с ним вообще обалденный, это нечто за гранью – и даже не потому, что он такой охуительный сам по себе или Баки видит его самым охуительным во вселенной (по-прежнему, да – в свете последних событий уже абсурдно даже пытаться это отрицать), Брок просто как будто полностью фокусируется на нем – именно на его удовольствии, а не на себе. И это не только очевидно приятно физически, но и эмоционально очень подкупает. И странно, как вот он в сексе такой, блять, альтруистичный и «все, что захочешь», но при этом такой мудак по жизни. Как это вообще логически сочетается в нем – кто бы объяснил? И входит он осторожно и останавливается, когда попросишь, целует его, не переставая. Дотрахивает пальцами, одновременно отсасывая, и Баки просто сходит с ума от того, как же это блядски хорошо.       Но когда все заканчивается, а они лежат уставшие и разморенные, переплетаясь друг с другом, Баки с каждой секундой, как остывает его разгоряченное тело, чувствует охватывающий сознание и все нарастающий тревожный липкий ужас. Брок засыпает умиротворенный, а Баки не может. Лежит и смотрит в темноту, мучаясь вопросами – вот и что он сейчас наделал? Зачем? Ему же было так больно и сейчас будет больно снова.       Во дворе еще ни с того ни с сего начинает тоскливо подвывать Солдат, и Баки в какой-то странной обреченной тоске прижимается к Броку – пока еще есть возможность, до рассвета – вжимается в его спину, потому что во сне Брок повернулся к Баки спиной.       Он будит его этим. Или Солдат будит его своим лаем. Но Брок переворачивается и спрашивает Баки сквозь сон, кажется, даже глаз не открывая:       – Ты мерзнешь? Принести еще одно одеяло?       – Нет, я в порядке.       – У тебя ноги холодные.       – Прости.       Ступни у него действительно ледяные, и Баки елозит по нему этими ногами в поисках тепла. Сейчас убирает, чтобы не мешать спать. Но Брок ловит его за ногу и зажимает ступню в ладони, и эта так тепло и приятно, что у Баки пальцы невольно подгибаются от удовольствия.       – Я принесу одеяло.       Он не только одеяло приносит, но и одежду – какой-то мягкий спортивный костюм, Баки, правда, в нем утопает, но он такой уютный, теплый и приятный к телу. А еще Брок надевает на него носки и, ложась обратно, зажимает его ноги между своих бедер, чтобы согреть.       – Все, давай спать.       Подставляясь под его сонные поцелуи, Баки испытывает самые разрывающе-противоречивые эмоции. С ним так хорошо, тепло в эту секунду. В этих мелочах. Но глобально – он же врет. Или не врет? Это же ничего не значит. Или значит? Эта нежность и эта забота. Что вообще происходит? И как это произошло? Почему? И какого черта Баки ему поддался? Он же поржет на утро и забудет. Как и тогда. Но разве возможно было ему не поддаться? И что плохого, если это так хорошо? Но будет ли это так хорошо утром? Самое страшное обычно происходит утром, уж Баки ли не знать.       Просыпается он один. По инерции хочет прижаться к теплому боку, но проваливается в пустоту. Разлепляет глаза и садится на кровати, чувствуя жуткий холод. Впрочем, Брок находится сразу же – сидит на крыльце с чашкой кофе и курит – поэтому и холодно. Баки, дрожа, закутывается в одеяло и перебирается к нему. За что получает великодушное позволение отпить кофе из чашки, короткий поцелуй и «с добрым утром». Солдат по обыкновению ошивается рядом, тоже лезет в чашку, но тут же получает по морде. Сочувствуя несчастной собаке, как самому себе, Баки тянет руки, чтобы его приласкать.       – Зачем заводить пса, если ты его не любишь?       – Как зачем? Чтобы он любил меня.       Это типа шутка такая. Брок ржет. Но в каждой шутке, знаете ли… И в этой особенно. В его исполнении. Видимо, у Баки в лице отражается вся гамма эмоций, потому что Брок дает и нормальное объяснение:       – Это сторожевой пес, а не домашний любимец. Он выполняет свою функцию. У меня за жизнь было много собак, я счет им потерял, их подстреливали постоянно – не налюбишься.       – Почему подстреливали?       – Ну, мы же уже говорили об этом. Что еще ты хочешь услышать?       – Нет, мы не говорили.       Но Баки догадывается, что он имеет в виду тот разговор в лодке, когда Баки спросил: «Ты занимаешься чем-то незаконным?», а Брок ушел от ответа. Он не ответит и сейчас. Ладно. В этом плане Баки на него даже, наверное, не обижается. Это не то, о чем станешь рассказывать случайному парню, с которым едва знаком. И просто трахаешься.       Желая немного сменить тему, Баки спрашивает:       – А этот пес у тебя давно?       – Почти семь лет. В декабре будет семь. Он долгожитель.       Семь лет? Значит, он завязал уже с этими своими криминальными делами или что? В любом случае семь лет – это большой срок.       – Ну, можно было тогда уже его как-то полюбить? Нет? – интересуется Баки, шутя.       Но, видимо, нет. Брок только рожу кривит, допивает свой кофе и поднимается на ноги.       – Ладно, поехали. Иди пока в душ… – он замирает на полуслове с громким: – Блять! Я же твои вещи вчера не вытащил из машинки… У тебя сегодня есть смена?       По счастливой случайности:       – Нет.       – Ладно. Я обещал тебе ужин, а приготовлю завтрак. Идет?       Идет – не то слово. Не веря своему счастью, Баки быстренько принимает душ и впервые переступает эту невидимую границу – из ебучей пристройки в дом, где он живет. Всего лишь на кухню, но все-таки. Брок оставил смежную дверь открытой для него, но заходя, Баки закрывает ее за собой сразу же. Потому что не хочет возвращаться обратно. Хочет, чтобы всегда было вот так.       Брок кивком указывает ему садиться за стол, но завтрак пока не готов, сам он что-то там строгает, щелкает конфорками. Баки не особо видно из-за его широкой спины, да и в целом куда увлекательнее смотреть на его спину. А еще глазеть по сторонам, изучая то, как он живет. Через неплотно прикрытую дверь Баки пытается разглядеть и гостиную, но не слишком успешно. А кухня… Ну, кухня как кухня. Ничего в ней особенного, не слишком большая, минималистичная, практически стерильно чистая, но, блять, сам факт, что Баки тут сидит. Что ему позволено тут сидеть. Впрочем, он тут же одергивает себя – вот уж достижение посидеть у кого-то на кухне. Вообще это и не должно быть событием как бы. Для нормальных людей.       Но круто все-таки, что Брок забыл вытащить его одежду из машинки. Он же никогда ничего не забывает, а тут такой облом. Бесится, наверное, внутренне, всегда же старался выпихнуть Баки побыстрее. Хотя по нему, честно говоря, вообще не скажешь, чтобы он бесился. Готовит там что-то, вполне медитативно. Кажется, его реально увлекает процесс.       Баки к нему не лезет, залипает в телефон и рассматривает фотки из Канзаса, которые Стив скинул еще вчера. У них с Пегги все так мило и хорошо. Баки даже завидует. Он никогда раньше особо не задумывался об отношениях – в смысле о серьезных отношениях. Это казалось ему обременительным и скучным. Но он смотрит на них, а еще на Брока, сосредоточенного нарезающего помидорки, и думает о том, что хотел бы с ним так же. Быть вместе. Во всем. Помогать друг другу, вместе куда-то ходить, путешествовать, выкладывать такие же фоточки, да и вообще… Ладно, это уже хуйня какая-то пошла. Не надо об этом думать. Себе же хуже Баки этим делает.       Брок ставит перед ним тарелку с вычурным омлетом, какими-то странными сосисками и горкой овощей. А затем еще одну поменьше – с горяченькими хрустящими вафлями. И Баки не может сдержать восторга:       – О! Я обожаю вафли!       – Да, я помню, ты постоянно их заказывал по утрам.       Он помнит? То есть сделал специально для него? Видимо, специально для него, потому что себе он вафли не берет. Да, у него ж «последствия» и он «такое не жрет». Но что, блять, вообще происходит? Это типа извинения? Баки не может понять, что случилось и где ждать подвоха. А тут еще Брок с неожиданным «лови» кидает ему банку джема. Баки ловит. К счастью. И поворачивая банку в руках понимает, что это сливовый, блять, джем.       – С каких это пор ты любишь сливы? – спрашивает он, надеясь услышать что-нибудь в духе «с тех пор как встретил тебя». Ну, или даже не надеясь…       – Я не люблю сливы, и тем более сладкое я вообще редко ем, – отвечает тот, садясь за стол. – Это я тебе купил. Ну, еще летом. Просто в магазине попался на глаза, и я думал презентовать тебе при случае. Но ты вдруг пропал ни с того ни с сего.       Пропал, блять. Ни с того ни с сего. Баки даже не хочет это комментировать, поэтому молча запихивает в рот сосиску. Они будут об этом говорить, значит. О том, почему он «пропал». Брок к этому подводит. Вбросил и ждет его реакции, но Баки не собирается облегчать ублюдку жизнь. Пропал он, блять, ни с того ни с сего. Да пошел ты нахуй, урод. Прекрасно тебе известны причины.       Хмурясь, Баки сосредотачивает свое внимание на банке джема – лишь бы не смотреть на мудака. Пересчитывает фиолетовые кружочки слив на картинке, мысленно медитируя, но вдруг его взгляд падает на срок – срок изготовления. И это сентябрь. Вообще эта хуйня несколько лет хранится и это не так важно, но Баки проверяет еще раз и это сентябрь этого года. Что как-то не бьется с историей «купил еще летом, попалась на глаза, думал презентовать, а потом ты пропал». Он купил эту чертову банку после того, как Баки «пропал». Баки медленно дожевывает сосиску, пораженный одной удивительной мыслью, которая кажется невероятной, но, блять:       – Брок, скажи: то, что мы встретились вчера – это случайность?       – Я бы сказал, что это счастливейшая случайность, – отвечает тот, улыбаясь, и встает, чтобы снять кофе с плиты.       Баки не комментирует это никак, вновь утыкаясь в тарелку с едой. Не хочет предъявлять ему этот джем, потому что ублюдок все равно найдет, как выкрутиться и что соврать. Да и, пожалуй, аргумент в виде срока изготовления джема не самый надежный. Но если задуматься, то в этой «счастливой случайности» как-то слишком много совпадений. «Случайно» узнать Баки в темноте, в капюшоне, сквозь пелену дождя – это надо было постараться. Попасть в эти пятнадцать минут, которые занимает дорога от кафе до дома (а вчера Баки вышел значительно позже обычного из-за того, что подменял Пегги) – это надо было посидеть в машине, покараулить. И раз Брок не жрет сладкое, то что он забыл у полки с джемами и как ему в принципе мог «попасться на глаза» сливовый, который, знаете ли, не малиновый и не клубничный и откопать его та еще проблема (уж Баки ли не знать). Да, возможно, его аргументы притянуты за уши, но и Брок, извините, пиздит. И стоит отдать ему должное – Баки ведь купился. Купился на эту «счастливейшую случайность». Но вот теперь даже вещи, забытые в стиральной машинке, ему случайностью не кажутся.       Но для чего это все? Стоило ли так париться ради разового секса? Или он действительно осознал и хочет извиниться? Уже извиняется таким образом – этим джемом и завтраком? На кухню Баки посажен явно для разговора, осталось только дождаться, когда Брок его начнет. Но начинает тот как-то слишком издалека:       – Ты работаешь все там же?       Баки кивает. Что за вопрос? Будто это не Брок караулил его вчера (а может, и не только вчера) полвечера, чтобы устроить свою «случайность».       – А чем вообще ты бы хотел заниматься по жизни? Не всю же жизнь работать официантом? Или какие у тебя мысли на этот счет?       – Ну, я коплю на колледж.       Баки ненавидит эту тему. О будущем. Когда его спрашивают родители или Стив, он всегда отвечает, что копит, но на самом деле копилка как-то совсем грустно опустела. А еще он же теперь пытается копить на машину…       – Уже выбрал колледж?       – Нет, я пока просто коплю. А решу потом. Когда накоплю.       – Много скопил?       Баки пожимает плечами, недовольно кривясь. Он знает, что он легкомысленный еблан, и пора бы уже как-то задуматься о будущем, но, блять, вот не Броку ему об этом говорить. Вот уж кто явно колледж не заканчивал. Дай бог, закончил школу. И чего он вообще пристал?       Ответ не заставляет себя ждать:       – Ты бы мог воспользоваться моей помощью. Во благо своего будущего.       Чего, блять? Баки аж вилку роняет от этого захода.       – Ты меня сейчас купить, что ли, пытаешься?       Так вот к чему все эти неслучайные случайности, забытые в машинке вещи и завтрак у него на кухне. Ни хуя Брок не осознал и ни хуя не пытается извиниться. Он просто ведет переговоры и заключает сделку. Как и тогда в «ГИДРЕ», в самом начале. Все еще видит в нем смазливого мальчика для съема – не более того.       Баки отворачивается, отодвигая тарелку. Спасибо, наелся. По горло – всем этим дерьмом.       Брок, кажется, и сам понимает, что переступил черту. Баки даже чудится, что он немного краснеет, растирая шею. Впрочем на его коже румянец не слишком заметен.       – Послушай, я не пытаюсь тебя купить. Я просто… предлагаю.       – И что ты предлагаешь?       Вообще это риторический вопрос, который равноценен посылу нахуй. Но Брок упорно дает на него ответ:       – Я предлагаю выстроить адекватные взаимовыгодные отношения. Которые бы устраивали нас обоих.       На этом Баки срывается, не выдерживая:       – Которые бы устраивали тебя! А деньгами ты просто хочешь заткнуть мне рот, чтобы «знал свое место», являлся, когда тебе удобно, а когда неудобно – исчезал!       Брок откидывается на спинку стула, демонстративно прикрывая лицо ладонью и тяжко, блять, вздыхая:       – Слушай, ну, тебе это тоже будет удобно. В тебе орет весь этот юношеский максимализм, я понимаю. Но включи мозги, Баки: я предлагаю тебе максимально комфортные отношения. Никто никому ничего не должен, никто ни перед кем не отчитывается, ты ничем не обременен, спокойно занимаешься своей жизнью. Когда мы встречаемся, то вместе хорошо проводим время. Тебе же нравится со мной? И мне нравится с тобой. Зачем усложнять?       Самое мерзкое во всем этом, что до того, как повстречать этого мудака, Баки и сам такой концепции придерживался. Тоже заливался соловьем на тему «зачем усложнять?». Ему и крыть нечем, только своим «люблю», которое он не собирается ублюдку повторять. Поэтому просто констатирует:       – Я так не хочу.       – Ну, хорошо. А как ты хочешь?       Баки угрюмо молчит. Не станет же он говорить, что хочет, как у Стива и Пегги? Брок только высмеет его. Впрочем, он высмеивает и так:       – Видишь, ты сам не знаешь, чего хочешь.       – А ты чего хочешь? – огрызается он, просто чтобы поогрызаться. Так-то ему все было сказано уже. Но «для тупых» Брок повторяет:       – Отношений формата «друзья с привилегиями».       – Дружбой как-то не пахнет.       – Меня интересуют «привилегии».       – Тебе не хватает «привилегий», которые есть у тебя в «ГИДРЕ»?       – Мне нравишься ты.       И Баки даже не знает, как это расценивать. Хорошо это или плохо. «Мне нравишься ты». Ладно, если ублюдок типа настолько его хочет, что устроил тут переговоры, то, значит, и Баки может попробовать поставить свое условие:       – Я согласен, только если буду единственным. Никаких «официантов», «идеальной» Мэй, каких-то еще друзей по интересам и «с привилегиями». Никого кроме меня. Если хочешь проводить время со мной, как ты выразился, то только так.       – Нет, так не будет, – отрезает тот безапелляционно.       Кусая губы от обиды, Баки отвечает в запале:       – Ну, и все тогда! Я не согласен по-другому! Отвези меня домой!       Он встает из-за стола, с грохотом отодвигая стул, но Брок даже не шевелится.       – Во-первых, твои вещи еще не высохли. Во-вторых, не надо принимать позу обиженного ребенка. Давай обсудим. Как взрослые люди. Тебе хочется всего и сразу, я понимаю, но постарайся как-то спуститься с небес на землю и подумать не только о своих хотелках. Ты, Баки, сегодня любишь, завтра разлюбишь – это нормально, тебе двадцать лет, в этом возрасте все такие, я вхожу в положение. Но и ты войди в мое – почему я должен идти на поводу у твоих мимолетных хотелок и перекраивать свою жизнь? Тебе не кажется, что это как-то эгоистично по отношению ко мне? Не то чтобы я ставил под сомнение твои чувства…       У Баки аж уши пылают, вот же ублюдок.       – Это не мимолетная хотелка!       Брок демонстративно закатывает глаза и многозначительно молчит. Переговоры зашли в тупик.       – Мне не нужны твои деньги, – повторяет Баки для ясности. И тут же отступает на шаг, потому что Брок поднимается со своего места и, огибая стол, подходит к нему.       – Ну, хорошо. А я тебе нужен?       Баки ощущает себя в прямом эфире «Дискавери» – тем самым пушистым зверьком, которого сейчас нахуй сожрет кобра. И ты как бы все понимаешь, но не пошевелиться даже. Баки малейшей попытки не делает его оттолкнуть, только опускает голову повержено, позволяя ублюдку выцеловывать себе шею. А тот лишь ехидно ухмыляется:       – Ну? Чего ты замолчал? Да? Нет? Нужен я тебе? Или что там у тебя с любовью?       – Это подло, Брок, – хмурится он, вяло пытаясь отстраниться, но куда там. Брок оттягивает его за волосы, выдыхая прямо в губы:       – Почему? Ты вот мне нужен.       По итогу Баки оказывается вжат грудью в обеденный стол со спущенными до щиколоток штанами. Поджимает ягодицы в испуге, ожидая удара, потому что момент в целом такой БДСМ-ный. Но Брок лишь медленно начинает массировать его пальцами, влажными от слюны.       – Ну, чего ты? Расслабься. Ты же это любишь.       Да, блять, Баки это любит. И ублюдок умело этим пользуется. Пододвигает себе стул, устраивается, блять, поудобнее и ну, он богически, конечно, это делает, демонстрируя весь спектр заманчивых перспектив отношений с собой. Баки со стоном кончает ему в ладонь, чувствуя легкий поцелуй в крестец – вишенкой на торте. И как можно ему сопротивляться, господи, кто б ответил?       На этом переговоры считаются официально завершенными: противник кончил и капитулировал. У Баки действительно больше сил нет спорить. Брок предлагает ему еще одну вафлю – мастер римминга и охуительный кулинар, блять, в одном флаконе. Сплошные плюсы. Если б еще таким отбитым мудаком не был. Но вафли, и правда, вкусные. И весь завтрак. Он еще красиво все сервирует, не просто сваливает в тарелку, а оно, блин, как в ресторане там лежит – эстетически приятно смотреть.       Итак, попытка номер три. Это уже становится делом принципа:        – Кто научил тебя так готовить?       – Жизнь заставила.       Блять. Интересно, он специально это делает или происходит само собой? А вот потом он скажет «ты ничего обо мне не знаешь». Баки между прочим его о многом спрашивал, но тот не ответил ни про шрамы, ни про свою работу толком, ни про семью. Баки спрашивает, ублюдок выкручивается, а в итоге – «ты ничего обо мне не знаешь», «забудь», у тебя «мимолетные хотелки», ха-ха-ха.       Этот хуй теперь довольный пьет кофе, потому что он победил же. Все будет, как он хочет: потому что Баки не может перед ним устоять, а если сможет, то он же покроет это тем, что «ну я же говорил: сегодня любишь, завтра разлюбишь». Надо у него тоже что-то выторговать. Чтобы ему не было так удобно.       – У меня тоже есть условие. Раз уж мы договариваемся. Как взрослые люди.       – Ну, давай.       – Я буду верхним.       Брок начинает ржать.       – Будем гулять под луной, кататься на лодочках и целоваться на колесе обозрения? Как взрослые люди, – передразнивает он. – Ладно, я согласен. Давай. Мне несложно.       Баки сглатывает обиду, хотя, видит бог, как ему это сложно. И больно. Брок бьет по самому больному, высмеивает по сути лучший момент, который у них вообще был. Лучшим и важным он, видимо, был только для Баки.       А этот мудак все не унимается:       – Только зачем тебе для этого быть верхним? Просто попроси меня, скажи, что ты хочешь, и я все устрою. Лодочки, так лодочки. Ты все равно не сможешь мной управлять. В чем смысл этого шоу?       – С чего ты взял, что я не смогу тобой управлять?       В ответ Баки получает лишь уничижительный смешок. Брок не продолжает эту тему, просто ухмыляется в кружку. И самое обидное, что он прав, конечно: Баки в общем-то действительно просто хотел выторговать себе право на «лодочки» и сложно было, что ли, ему подыграть, не высмеивая? Но он никогда не сможет Броком управлять – тот прав. Даже сейчас эти «переговоры» провалил по всем фронтам. Но его самодовольная рожа бесит все равно. Слишком гладко у него все вышло – получил все, что хотел. Еще и пихается под столом коленом – типа «не дуйся». Баки пихает его в ответ, а Брок ловит его за ногу и кладет его ступню себе на пах. Раздвигает ноги, притираясь, и Баки аккуратно проводит по его члену пальцами ступни, чувствуя, как тот приятно твердеет.       – Теперь место и посадка располагают? – интересуется Баки мстительно.       – Располагают, – выдыхает тот, расставляя ноги шире. Улыбается довольно, ожидая, что Баки сейчас залезет под стол и будет ему отсасывать. Ага, обломись. Вот тогда и надо было соглашаться. Баки убирает ногу и подается вперед, упираясь локтями в стол.       – Ну, раз располагают, то и дрочи себе сам. А я буду смотреть.       Брок моргает недоуменно, но тут же улавливает отсылку к их незабываемому знакомству и ржет. Еще эти разговоры про смену ролей – ситуация его откровенно забавляет. Он приспускает резинку штанов, делает пару движений насухую и передразнивает его же в прошлом:       – Я так не кончу.       Баки уходит за смазкой и молча швыряет ему. Пока он уходил, ублюдок успел зажечь сигарету. Вживаясь в роль, Баки вытаскивает ее из его рта и не докуривает даже, демонстративно тушит.       – Тебе разрешали курить?       Он зол на Брока пиздец – не в этот конкретный момент, но глобально за все. Даже голос свой не узнает. А еще будто со стороны – не он, а кто-то другой – отвешивает ему знатную пощечину. Звучно так. Но Баки и не такие получал. Переживет ублюдок. У него же высокий болевой порог.       – Ну, начинай. Что ты замер?       Баки берет его за горло, заставляя запрокинуть голову на спинку стула и смотреть себе в глаза. Снизу-вверх. Под ладонью двигается его кадык, и это ощущение власти и контроля опьяняет. Баки чувствует знакомую и одновременно незнакомую связку между ними. Они снова в этом, но поменялись ролями. Брок отдал контроль, а Баки вдруг смог его взять.       – Тебе ведь нравится так. Нравится быть нижним. Нравится подставляться. Нравится, когда я тебя трахаю. Тебе именно этого не хватает, и только я могу тебе это дать.       На этом «только я» Баки, конечно, проседает: не верит сам себе, когда произносит эти слова. И в ту же секунду чувствует, как перекашивается баланс сил, он стремительно теряет контроль, а Брок – напротив, довольно ухмыляется, его возвращая. В этой усмешке так и читается: «Я же говорил. Ты не сможешь мной управлять». И Баки снова бьет его по щеке.       – Ухмыляться ты можешь сколько угодно. Вставь в себя пальцы и покажи мне, как ты это любишь.       Потому что на самом деле управляет тобой не боль, а удовольствие. И больше всего – невозможность это удовольствие получить. Это Баки усвоил прекрасно.       – Сколько? – спрашивает тот хрипло – то ли от возбуждения, то ли от того что Баки пережимает ему горло.       Его севший голос отдается во всем теле приятной дрожью. Баки даже глаза прикрывает от удовольствия и ловит странную иллюзию – будто перемещается в его тело, будто чувствует за него и вместе с ним.       – Два.       Брок спускает с себя штаны, задирает ногу, совершенно бесстыдно упираясь ей в стол, и Баки бы хотел смотреть, наблюдать, как он это делает, как растягивает себя пальцами по его команде. Но Баки стоит за его спиной и обзор тут не самый лучший, конечно.       – Трахай себя пальцами. Быстрее.       Он не видит, но зато слышит – эти влажные ритмичные звуки. Но как бы кое-чего тут очевидно не хватает, поэтому Брок снова получает по лицу:       – Тебе не нравится?       – Мне нравится.       – Почему я этого не слышу?       Он начинает стонать. В голос. Но и этого недостаточно – снова получает по лицу. Баки уже настолько привык отвешивать ему оплеухи, что больше даже не чувствует себя виноватым. Ему начинает это нравиться.       – Тебе никто не разрешал закрывать глаза. Смотри на меня.       Он смотрит. Стонет в голос, трахает себя пальцами и смотрит ему в глаза. Абсолютно одурманенный, Баки никогда его таким не видел. И его тоже ведет неслабо от этого взгляда, от этой неожиданной безграничной власти, которой у него и близко никогда не было. А тут вдруг все и сразу.       – Ты не кончаешь без разрешения, понял?       – Понял.       – Ты можешь кончить так? Не дотрагиваясь до члена? Только пальцами?       Баки читал, что такое бывает, но сам бы, наверное, не смог. А Брок облизывает языком сухие губы и отвечает:       – Могу. Но только если это будут твои пальцы.       Может, конечно, это просто уловка, чтобы вовлечь Баки в процесс и облегчить свою участь. Впрочем, Баки охуительно не против вовлечься. Отпускает его горло и обходит кругом, опускаясь на пол между его ног.       – Я разве сказал тебе останавливаться?       И наконец Баки получает возможность смотреть. А еще мучить ублюдка, которому вроде как обещал помощь, а вроде как и не обещал.       – Хочешь, чтобы это сделал я? Мои пальцы?       – Хочу.       – Сколько?       – Три.       – Я смотрю, ты хочешь всего и сразу?       Тот мычит нечто невразумительное, отвечая глухим стоном, когда Баки заменяет его пальцы своими. Тремя, как тот и просил. Баки смотрит на выступившую на его члене каплю предэякулята и испытывает непреодолимое желание слизать ее языком, да и вообще хорошенько ему отсосать. Но пока держится.       – Ты помнишь о том, что не кончаешь без разрешения?       – Помню.       – Ты хочешь получить разрешение?       – Хочу.       А дальше Баки делает глупость. Он не знает, как это вообще пришло ему в голову и почему он вдруг посчитал, что вот сейчас, это отличнейшая идея, добиться от ублюдка ответа на вопрос, который Баки задал уже трижды, но ответа так и не получил. Просто в эту секунду он уверен, что может получить вообще все. Поэтому, наверное, и пользуется возможностью:       – Давай-ка расскажи тогда: кто научил тебя готовить?       Брок распахивает глаза, выходя из этого мгновенно и резко. И Баки кажется, он сейчас скажет стоп-слово, потому что его выкинуло. В момент. Баки помнит, как это бывает: тогда с веревками его выкинуло также. И сейчас выкидывает вместе с ним. Но по Броку, конечно, это бьет несоизмеримо больше. Баки все еще чувствует его. Очень сильно чувствует. Эта связь между ними пока никуда не делась.       – Ты, блять, весь настрой сбил. Еще бы рецепт вафель попросил, – смеется тот, но Баки слышит его смех будто сквозь толщу воды. И это не его толща воды, а Брока. Баки чувствует его сабдроп. Рубануло так, что даже возбуждение с него схлынуло мгновенно, а ведь он был почти уже на пике. А сейчас натягивает штаны, заправляя опавший член. Подает Баки руку, помогая подняться с пола, но при этом чувствуется, как ему буквально физически непереносима эта близость. Баки помнит это мерзкое ощущение. Помнит до хуя отчетливо, но не знает, что делать и как помочь.       – Пойду проверю твои вещи. Я закинул их в сушилку, должны были высохнуть.       Он уходит, а Баки опускается на стул, ничего не понимая. Но с явным ощущением, что где-то очень сильно налажал. Хотя бы в том, что отпустил его. Его нельзя было отпускать сейчас – послесессионные обнимашки и все такое. Это, блять, важно. Это самое важное. Баки знает, он был нижним – без этого… ну, без этого очень хуево. Но он насколько растерялся, что позволил ему уйти. Да и сам Брок – вот нахуй он ушел? Хотя его дропнуло, поэтому и ушел…       Брок возвращается с его одеждой, уходит, чтобы переодеться сам, и они встречаются уже во дворе. Баки играет с Солдатом, Брок хлопает его по заднице и ведет к машине. Баки до сих пор переваривает произошедшее, хотя связка давно уже оборвалась, это теперь только его мысли. А Брок включает радио и выглядит вообще нормально. Но это, может, он так только выглядит. Баки прекрасно знает, что облажался по полной.       – Прости, я растерялся и…       – Все в порядке. Не бери в голову.       Не бери в голову? В смысле не бери в голову? Когда Баки дропнулся, Брок из него всю душу вытряс – да и как бы спасибо ему большое, сейчас Баки понимает, насколько тот правильно себя повел, да и вообще правильно ведет себя в этом отношении. Но к себе не подпускает. И все-таки Баки пробует пролезть:       – Почему ты дропнулся?       Брок только ржет:       – Да потому что ты спросил хуйню. Кто так делает вообще? Мне стало смешно, и, конечно, меня вышибло. Будь умнее в следующий раз. Блять, ну, и разговорчики у тебя во время секса – то про булочки, то про вафли.       Ладно, наверное, Баки сглупил. Да, это было откровенно тупо спрашивать про готовку, пропихивая пальцы ему в задницу. Окей. И все равно он голову на отсечение готов дать – дропнулся Брок не потому, что стало смешно. Не было ему смешно. Баки бы почувствовал. Но ладно. Не суть. Ему и самому хочется закрыть эту не слишком приятную тему собственного провала.       – Хорошо, я больше не буду спрашивать хуйню, но мы договорились: я – верхний, – резюмирует Баки. Потому что в целом было прикольно, да и должен же он как-то отыграться, не все этому ублюдку сахар.       – Я с тобой не договаривался, – тут же отзывается тот.       – Я с тобой тоже не договаривался на «быть одним из». Но мы же взрослые люди. Не всегда получаем то, что хотим.       Брок прыскает от смеха.       – Ты мстительный мелкий ублюдок, знаешь об этом?       – А ты старый мудак.       Ах, да, его же это парит. Брок, конечно, и бровью не ведет, но Баки жалеет, что сказал. И на первом же светофоре притягивает его за рубашку, чтобы поцеловать.       – Напомнишь о себе? – Баки передразнивает его на словах, но на самом деле не может скрыть надежду в собственном голосе.       Брок смотрит на него многозначительно, постукивая пальцами по рулю:       – Не хочешь тогда удалить мой телефон из «черного списка»?       – Нет.       – Нет? – кажется, такого ответа он не ожидал, потому что недоумевает вполне искренне: – И как я тогда, по-твоему, должен о себе напоминать?       – Думаю, ты что-нибудь сообразишь. У тебя фантазия безграничная, когда тебе надо, – бросает ему Баки напоследок и выходит из машины. Всю волю в кулак собирает лишь бы не обернуться. Но при этом напряженно вслушивается, уехал ублюдок или нет – нет, смотрит ему вслед.       Баки скрывается в подъезде, позволяя себе выдохнуть лишь за дверьми лифта. Чувствует себя донельзя довольным и болезненно несчастным одновременно. Он опять подписался на какую-то хуйню.       Но разве мог он не подписаться?