Frail Visier Runta

— Ну что, поздравляю тебя с возвращением в ад! — вполголоса произнес Рунтар, добравшись до замка, осмотревшись вокруг и затем обратившись к самому себе после того, как заметил неподалеку быстро приближающегося объекта своей ненависти. — О, хлипкий друг Рунтар! — радостно выкрикнул Анкутма. — Я так сильно соскучился по тебе, дай скорей прижать тебя к сердечному мускулу! Рунтар и ахнуть не успел, как его сцапали за шкирку и быстрым рывком подняли вверх, затем с силой притянули к себе одной рукой и сдавили другой. Коротышка уже даже не пытался брыкаться — он знал, что сопротивление бесполезно: Анкутма, не в пример ему, с каждым годом становился все сильнее и потому сжимал его в своей цепкой хватке все крепче и крепче, поэтому какой смысл был дергаться? Анкутма, усевшись на земле, долго и с остервенением мял и тискал его, будучи не в силах остановиться — видимо, сразу за целый месяц. Рунтар все это время смотрел куда-то вдаль с таким выражением отчаяния и безысходности на лице, точно телец, ведомый на заклание. Но это было ритуалом, отвертеться от которого не выходило. Физически не выходило. — И в чем только у тебя душа держится? — с нежностью приговаривал князь при этом. — А ты почему без невесты вернулся? — поинтересовался наконец Рунтар, как только хватку немного ослабили; и на сей раз с искренней грустью — дело в том, что он всей душой надеялся на то, что его заклятый друг наконец встретит свою суженую, и после начнет доводить до белого каления уже ее, а его, Рунтара, наконец оставит в покое. «Я в недоумении! Почему этот увалень на протяжении и своего детства, и отрочества, и юности, и даже молодости постоянно докучал только мне? Неужели так сложно было найти друзей, а меня не трогать? Вот что ему не позволяло и до сих пор не позволяет это сделать? Ладно уж у меня до шестнадцати лет вообще не было друзей — все надо мной бесконечно потешались оттого, что я маленький, слабый, неуклюжий и трусливый, и лишь только потом в моей жизни возникли Зебу и Виола, которые во многом на меня похожи, или я на них... А с этим олухом-то что не так?» — задумался Рунтар. Ответа на сей вопрос, терзавший его в течение всей его сознательной жизни, отыскать так и не удалось, однако эта истина, оказывается, не была чем-то мудреным, над чем стоило бы ломать голову. Дело было в том, что хоть Гауда и остальные его ровесники никогда не сторонились Анкутму, но все же особенным желанием водить с ним дружбу не горели — младший из княжеской династии Стенчоуртов, как и все его предки, был крайне добродушным и миролюбивым, чего нельзя было сказать о Гауде или о ком-либо еще из его ближайшего окружения. Все они были истинными варварами — любили бить и крушить просто так, потому что захотелось, а еще были мускулистыми и жилистыми, в отличие от гладкого и округлого княжича. Именно поэтому Анкутма вскоре начал по возможности их избегать — хоть он и был ничуть не слабее их физически, драться все же очень не любил, поэтому предпочитал водиться исключительно с Рунтаром, который не был в силах никого обидеть хотя бы в силу своего никудышного физического развития и вообще был довольно трусливым, неуклюжим и беззащитным, и по этой причине Анкутма время от времени защищал старшего товарища, когда его обижали, и в целом горел желанием его оберегать. Когда же Анкутма стал правителем, то ему частенько приходилось сдерживать неуемного генерала и его гвардию с абсолютно такими же нравами, чтобы эти одиферцы не натворили непоправимых бед. С их точки зрения, властитель был до ужаса мягкотелым и нерешительным человеком, и Анкутма предпочитал взаимодействовать с ними разве что по делу, а свободное от дел и забот время проводить с Рунтаром и спокойно позволять себе быть в его обществе таким, какой он есть на самом деле, а также постоянно обнимал и тискал его — ясное дело, у варваров отнюдь не приветствовалось проявление всякого рода «телячьих нежностей». Однако Рунтар и близко не считал «нежностями» тиски своего заклятого друга. «Этот дуболом может собственноручно лазутчиков и шпионов пытать — сожмет их своими лапищами разок-другой до характерного хруста, и те сразу же как на духу выдадут все, что у них выпытывали, и даже больше. Это — секретный прием, с помощью которого можно раскрошить до состояния мелкой пыли, по меньшей мере, титан, — а я читал, что это — самый прочный из всех ныне существующих металлов. Что самое интересное, этот прием настолько тайный, что о нем не подозревает даже сам этот дубина, наивно называя его «дружескими объятиями»» — сострил он как-то в компании своей любимой Виолы. Анкутма принялся взахлеб и с воодушевлением рассказывать о своих похождениях в Аграбе, несколько раз при этом перебивая сам себя, а Рунтар, послушав эти россказни, с удивлением обнаружил, что Анкутма, судя по всему, имеет довольно странную особенность — водить дружбу исключительно с теми, кто многократно меньше и слабее его, и заодно регулярно досаждать своим обществом сей категории населения. «Я искренне сочувствую этому Аладдину и всей его компании — они еще не знают, с кем связались» — отметил Рунтар в мыслях. **** Его душа настойчиво требовала продолжения этого праздника жизни: Виола была на седьмом небе от счастья, проживая вместе со своим возлюбленным под одной крышей в течение месяца, а тот был счастлив вдвойне: и тесному сожительству с любимой, и тем, что Анкутма уехал далеко и надолго. Но это время пробежало так быстро, что никто из пары не успел им насладиться в полной мере. «Если я подыщу этому увальню невесту из чужестранок, то он мало того, что уедет свататься и его снова не будет здесь месяц, а то и больше, если то государство будет дальше от нас, чем Аграба, так еще и найдет себе наконец жену и будет раздражать уже ее, а не меня» — поразмыслил Рунтар. Он принялся изучать огромную карту, приобретенную им во время странствий в поисках «земли обетованной» и ныне висящую на стене его комнаты, и перечитывать свитки о заморских странах, надеясь сопоставить то, что ему требовалось: и государство должно быть максимально удалено от Одифера, чтобы до него было долго добираться, и при этом у его правителя должна была быть дочь на выданье. Несколько дней Рунтар, сидя без еды и сна, провел за этим занятием, но ему все не везло — Жасмин в Аграбе уже сразу отпала, в прочих дальних странах у монархов был либо сын, либо уже замужняя дочь, либо совсем юная девчонка, либо вообще не было детей, либо правители были совсем молодыми, недавно севшими на трон. Спать Рунтару было не время — предстояло трудиться, не щадя себя, ради грядущих беззаботных и счастливых дней, проведенных наедине со златовласой красавицей. Однако усталость брала свое — буквы, цифры и границы стран на карте прыгали и расплывались перед его глазами, а мозг не желал думать ни о чем другом, кроме как о времени отбоя. — Надо бы все-таки потратить несколько часиков на сон — это необходимо ради последующего плодотворного умственного труда. — зевнул Рунтар, принимаясь укладываться. — У нас с тобой выдался непростой день, Зебу, остается надеяться, что завтрашний будет лучше. Хоть такой привычной вещи, как кровать, в малоразвитом Одифере не было — даже князь с княгиней, и те почивали на шкуре какого-нибудь животного, обычно медведя, — Киаран и Изольда, жалея своего малыша, соорудили для него некоторое подобие кровати. Это была конструкция из досок, похожая на ячью кормушку или ящик, о которых в этой стране мало что знали, в которой лежал набитый ватой мешок, на нем сверху — такой же мешочек, но помельче, играющий роль подушки, а в качестве одеяла — крупный отрез шкуры. Правда, когда Рунтар стал княжеским советником, то, чтобы чувствовать себя настоящим варварским мужчиной, он спал уже не в кровати, чем-то похожей на люльку, а на шкурах, но в компании своего четвероногого любимца. С этими словами Рунтар, стянув колпак, плащ, перчатки и сапоги, завернулся с головой в медвежью шкуру, — учитывая весьма скромные размеры его тела, он мог обернуться этой шкурой в несколько слоев и лечь на нее сверху, как на постель, да еще и своего Зебу положить, — и откинулся на свернувшегося калачиком рядом карликового яка, который по своим габаритам и по верности хозяину походил на пса. Его теплые бока, сплошь покрытые густой и длинной черной шерстью, плавно поднимались и опускались при вдохе и выдохе, убаюкивая прильнувшего к нему мужичонку, и тот вскоре провалился в сон. **** Спал он как убитый, а под утро привиделся Рунтару во сне давний случай из его жизни — он, тогда еще мальчишка где-то лет девяти, мирно прогуливался в гордом одиночестве по просторам родной страны и затем решил перейти на другой берег реки через мосток, представляющий собой несколько скрепленных между собой древесных стволов. Поблизости ошивался Гауда со своей компанией. Он был хоть и младше Рунтара, но зато многократно сильнее, а еще был крайне агрессивным и недолюбливал всех, кто был хоть чуточку слабее, чем он, поэтому не преминул пинком столкнуть Рунтара в самую середку бурной реки — туда, где течение было особенно сильным. — У нас в стране принято избавляться от слабых детей, чтобы наше племя не портили! — злобно засмеялся генеральский сын. — Паршивый як все стадо портит! Лучше поздно, чем никогда! Все-таки то, что люди не могут объяснить, пугает их больше всего. Непонятно ведь, как у четы двух дородных, крепко сбитых и симпатичных лицом варваров родился такой слабый и крохотный сын с довольно неприятной наружностью. Его дружки захохотали вместе с ним. Рунтар и так не особенно хорошо умел плавать, поэтому обыкновенно делал это на самом мелководье, где мог в любой момент коснуться дна ногой, да и то только там, где совсем не было тягуна, поэтому, оказавшись в абсолютно противоположной ситуации он, пару раз тщетно ударив ручками по воде, пошел ко дну. Рунтар в ужасе задергался и завопил, а Зебу принялся сипло реветь и с силой тыкаться в его тело мордой, чтобы его хозяин проснулся и понял, что это всего лишь сон. Рунтар, попив воды и немного успокоившись, снова лег, вот только спать уже ему совершенно не хотелось. Видя, что и его любимцу не спится, Рунтар решил пересказать ему свой сон, а заодно вспомнить, что было дальше и чем закончился тот неприятный инцидент из его детства. Анкутма, который, к счастью, тогда оказался поблизости и, к тому же, умел плавать как пробка, не раздумывая, сиганул в водоем и вытащил тонувшего, а сразу же после начал приводить его в чувство. Он не увидел того, кто столкнул его любимца в бурную воду, и хоть драться Анкутма не любил, но, узнай он о том, что это сделал Гауда, наверняка оторвал бы этому негодяю голову в случае, если его «чахлый друг» бы не очнулся. Рунтар, который после утопления был еще бледнее, чем обычно, и в обилии наглотался воды, был без сознания — у него почти не было и дыхания, и пульса — поэтому ему почудилось, будто он оказался в раю. Все его прелести Рунтар разглядеть не успел — он заметил вдалеке легион своих усопших родственников, мирно восседающих на облаке и ведущих беседы; Киаран и Изольда множество раз рассказывали наследнику о его предках, чтобы знал свои корни, поэтому он сразу узнал этих людей по детальным описаниям от мамы и папы. Вот Киаран-старший, дородный кареглазый брюнет с великолепной бородой, густыми усами, массивными чертами лица, носом с горбинкой и чуть поджатой нижней губой, сын и тезка которого был его точной копией, а помимо того, таким же красавцем и сердцеедом; а вот его супруга Гертруда, очаровательная и эффектная женщина с пышными формами, кудрявыми каштановыми волосами и колдовскими изумрудными очами. А вот родичи Изольды — Аластар, мускулистый шатен с чуть округлым брюшком и разными глазами: один — светло-карий, а второй — серый с множеством черных крапинок, одной из которых казался зрачок; его жена Астина с янтарными локонами, теплыми светло-карими глазами и милыми ямочками на щеках, и ее младшая сестра Фрида, шатенка, но с такими же глазами и ямочками. Рунтар желал подойти к ним поближе и присоединиться к их разговорам, а заодно также попытаться узнать своих прабабушек и прадедушек, расположившихся чуть поодаль, но надолго задержаться там ему все же не удалось. Киаран-старший и Аластар, не говоря ни слова, одновременно толкнули своего внука в грудь, спихнув его с райского облака назад на землю, а когда он пришел в себя, то почувствовал, что висит в воздухе вниз головой, а затем в его узкую грудь с силой врезался увесистый кулак. Тут же из его рта и носа струей хлынула вода, и он закашлялся. — Я спас тебя, хлипкий друг Рунтар! — искренне обрадовался Анкутма. — Мой сердечный мускул чуть не лопнул! Долгое время после этого происшествия Анкутма, опасаясь за жизнь и благосостояние Рунтара, ни на шаг не отходил от него или повсюду таскал в охапке, что тому было весьма не по душе. — Я сам не знаю, Зебу, как мне следует к нему относиться. — подытожил Рунтар, стряхнув воспоминания. — С одной стороны, Анкутма на протяжении всей моей сознательной жизни раздражал меня своей безграничной тупостью и неотесанностью, но с другой — все же он был единственным во дворце, кто всегда был приветлив ко мне, изгою. У него душа нараспашку, и он не способен на подлость, как Гауда или кто-нибудь из его своры… Поймав на себе недоуменный взгляд яка, он пробурчал: — Не надо так на меня пялиться! Я его ненавижу, Зебу, ненавижу! Этот боров меня ни во что не ставит, оскорбляет без конца, не думая о том, что мне, может быть, неприятно, а еще он настолько туп, что не в состоянии сопоставить мои габариты с оными у типичного варвара и понять, что я, как это для меня самого ни прискорбно, в несколько раз их меньше и слабее, и что со мной, наверное, все-таки аккуратнее нужно быть, а не стискивать по десять раз на дню с такой силой, словно душу выпустить собрался, и не трепать по голове так, будто в тело ее намерен вдавить... Да это еще полбеды — я с раннего детства был диковатым и не любил излишнего внимания к себе, поэтому мне ох как не нравится, что ко мне так пристают, тем более, против моей воли. Ладно уж, раз мы с тобой проснулись, давай продолжим наши труды — сейчас как раз уже светло... **** Внезапно в его комнату, как ураган, вбежал Анкутма, и он, казалось, совершенно обезумел: он схватил своего «чахлого друга» и принялся подбрасывать его в воздух, пританцовывая и раскатисто хохоча при этом. — Поздравь меня, мой хилый друг Рунтар — у меня появилась невеста! — наконец объяснил он причину своей безудержной радости. — Ну что ж, я тебя поздравляю. Интересно, кто же стал этой счастливицей? — Сыроварка Брунгильда! — И давно ты с ней успел познакомиться? — решил узнать Рунтар. Он прекрасно понимал, что произошло это совсем недавно — в противном случае Анкутма уж точно бы прожужжал все уши об этом — но все решил спросить из вежливости. — Пару дней назад утром. Я проходил мимо ее ячьей фермы, и меня привлек чудесный аромат сыра, который она варила, а когда я подошел поближе к ограде, то увидел красивую женщину, хозяйку этих угодий, и решил познакомиться с этой богиней сыра. Мы провели вместе целый день и поняли, что созданы друг для друга. Послезавтра у нас свадьба будет! В этот момент при той мысли, что все его усилия оказались напрасными и теперь уже не выйдет сбагрить этого недоумка куда-нибудь на несколько недель, Рунтару захотелось лишь одного — начать биться головой о стену от досады. Но сделать это у него бы не вышло — его до сих пор держали между небом и землей. «Ну, этот кретин не изменяет себе — кому интересны ум и душа избранницы, когда тут красота и сыр... Так, стоп... Брунгильда? Мне, помнится, Виола говорила, что для нее вся история с Брунгильдой сложилась примерно так же, как и у меня с Анкутмой. Выходит, что эта сыроварка — копия этого пузатого олуха, только с косой и в юбке» — заметил он про себя. Впрочем, через пару минут Рунтар уже позабыл обо всех своих печалях и невзгодах. Не по той причине, что они не были для него менее тяжки и горьки по сравнению с предыдущими, а потому, что в это мгновение к нему пришло приятное осознание и вытеснило собой из его души все тревоги, — оказывается, сегодня была семилетняя годовщина его с Виолой отношений! Поскорее выпив бодрящий напиток из порошка корня цикория, по своему действию заменявшего ему кофе, о котором он и знать не знал, Рунтар вскочил на Зебу и помчался в сторону «райской обители», надергав по дороге и прямо на скаку охапку любимых цветов своей лапушки — лилий и фиалок.