None Of Us Will Ever Die

Фрэнк заглянул за металлическую миску с медицинскими инструментами в поисках сладкого сухарика. Несмотря на то, что пища была совсем простецкой и не дотягивала не только до того, чтобы даже на половинку доходить до звезды "Мишлен", но и называться полноценным "блюдом", Фрэнку оно очень понравилось. — Боюсь, больше их не осталось. Извини, — подала голос Салли после долгого молчания. Ей очень льстило то, с каким аппетитом пациент ел её еду, и она боялась, что даже короткий вздох с ее стороны может спугнуть оклемавшегося парня. Поэтому женщина сидела тихо и наблюдала за тем, как быстро со столика пропадают сухарики и как спешно пустеет стакан с водой. За все то время, что Фрэнк ел, он ни разу не поднял на неё глаза — детская привычка не смотреть на взрослых во время обеда, чтобы не схлопотать лишний раз или невовремя напомнить о своем существовании. Но на его лице любой дурак мог бы прочитать, что чужой взгляд на себе он чувствует прекрасно и совсем этому не рад. В такие моменты Салли или отворачивалась или отходила к кушеткам, чтобы в сотый раз заправить простыни под матрасы. Фрэнк напоминал ей зверька, вот только Салли все не могла понять, какого именно. Точно не волка, которого Фрэнк так усердно из себя строил. Парень зачмокал губами в ответ, как будто слова Медсестры залетели ему не в уши, а в рот, и недовольно нахмурился, словно на вкус они оказались противнее некуда. — Точно? — он один за другим облизнул пальцы на обеих руках и снова окинул столик голодным взглядом. Смитсон кивнула и снова тряхнула небольшой мешочек, из которого на этот раз не выпало даже крошки. Фрэнк вздохнул. — Прикольная хреновина. Я такую не ел ни разу. Женщина улыбнулась этой странноватой похвале. Даже легкая улыбка не украшала её обезображенное навсегда затянувшейся грустью лицо, поэтому и сейчас могло сложиться ощущение, как будто слова Фрэнка ее скорее укололи, чем сделали приятно. — Спасибо. Сущность совсем недавно поделилась ими. Я была рада разделить их с тобой. — на самом деле, ничего Салли не делила, Фрэнк смёл все в одно рыло. Но говорила она так искренне, будто у них был романтический ужин, с разделенными напополам едой и счетом. От упоминания Сущности парень прикусил нижнюю губу. — За хорошую работу или ты думала про них? Салли непонимающе нахмурилась и чуть наклонила голову вперед, как будто не расслышала вопроса. — Она тебе их дала за то, что ты на Испытаниях хорошо работала, — начал разжевывать Фрэнк, — или ты просто вспоминала про эти сухари накануне? — Ох, мм, — Салли в раздумьях приложила руку к лицу. Для нее было странно слышать, что кто-то зовет непрекращающиеся человеческие страдания и вечный кошмар таким будничным словом как "работа", встречи Маньяка с Выжившими были Испытаниями не только дня них, но и для нее самой. — Не все последние Испытания были удачными. Да и я... не уверена, что думала о сухариках. Возможно... возможно дело было в.. Эндрю, я полагаю... — Салли поджала губы, чувствуя, с какой силой сердце стукнуло внутри. — Что за Эндрю? Она проглотила комок в горле и тихо ответила: — Мой муж. — Ммм, — замычал Фрэнк и обвел глазами комнату, почти мгновенно потеряв интерес к этой персоне. Он-то думал это еще какая-нибудь еботень из мира Сущности или новый убийца. — Наверное, дело в том, что он очень любил есть их по утрам, перед работой... — голос Медсестры дрожал, а платье мялось в руках. — Я делала их, когда у меня совсем не было времени приготовить завтрак. Он их обожал... Да... и он крепкий чай с лимоном... — она показала жестом "пить", — любил... Я думала о нем. Об этом. Об утре. Фрэнк постучал пальцем по клыку и мысленно поблагодарил Салли за то, что его незаинтересованное мычание не стало для неё причиной не придаваться воспоминаниям. — Он умер? Салли вжала голову в плечи и стала похожа на маленького напуганного рыжего котенка. Фрэнк со своими не самыми тактичными вопросами не отступал: — Воспоминания о нем делают тебе больно, а? Салли сморгнула слезы и поспешила утереть их рукой. Озвученного ответа от нее так и не последовало, впрочем и без него все было ясно. — Вот тва-а-арь, — Фрэнк закатил глаза и усмехнулся, — ты видишь, че она делает? Женщина подняла взгляд на парня, на этот раз не отвечая на его вопрос ни языком тела, ни языком во рту. Моррисон оперся локтями на столик и придвинулся ближе к Медсестре. — Страдать она тебя заставляет. Каждый раз, когда ты мужа вспоминаешь, она наверняка тебе что-нибудь подкидывает из вашей совместной жизни, так ведь? — карие глаза уставились на Салли немигающим взглядом. Фрэнк терпеть не мог копов, но следователем наверняка вышел бы отличным. — Еда... украшения, может. Одежда... Сны... — он прищурился, наблюдая, находят ли его слова отклик в чужих глазах. Салли то и дело отводила взгляд куда-то. Фрэнк кивнул сам себе. — Этой гниде многого и не надо. Ты ревешь, а она твоим горем и питается. Ты её небось на сотку лет вперед накормила своими слезами. Фрэнк облокотился спиной на холодную стену и прикрыл глаза. Во рту саднило, живот до сих пор урчал, а к горлу то и дело подбирался комок невыблеванных или появившихся заново лепестков. Казалось, что сколько бы Фрэнк не кашлял, избавиться от всех них у него все равно не получится. — Что связано у тебя с цветами? — Фрэнк открыл левый глаз, когда Салли задала вопрос. — Ничего. — Но ты ведь сам сказал, что воспоминания заставляют нас страдать. Разве ты не... — Смитсон прикусила язык и решила не задавать тупой вопрос, чтобы вновь не вывести Фрэнка из себя. "Разве ты не страдаешь?". Фрэнк прокашлялся. Неужели он послужит опровержением своей же теории? — Не со всеми работает одна и та же схема. На тебя действуют воспоминания, на ту порубленную азиатку, наверняка, тоже, — он пожал плечами, — может, и нет, я японским не владею. Она, ну, Сущность, давит на одних, но других... — он пощелкал пальцами у уха, пытаясь подобрать нужное слово, — поддерживает? Нет... помогает раскрыть потенциал, дает смысл существованию или, возьми того же Гостфэйса, позволяет заниматься любимым делом. Салли заметно помрачнела, на что Фрэнк безразлично вытянул губы в тонкую линию. — Не все из нас страдают, догоняешь? Ей было бы скучно питаться одной только печалью. А так, считай, мы накрыли ей шведский стол, за который она не заплатит ни шиша. — Но ты ведь страдаешь, — уточняюще прошептала женщина. — Эти цветы тебе о чем-то напоминают? Фрэнк не думая мотнул головой, что немного насторожило Медсестру. — Ты уверен? — Слушай. — он раздраженно вздохнул. — Уверен. Я не тащусь по всяким грядкам, мамы-папы мои не были флористами и романтических свиданий с букетами я не устраивал никогда. Этого достаточно? — не дожидаясь ответа, Фрэнк продолжил: — Я даже не знаю, что это за порода... блять... вид цветов. Если ты не можешь помочь мне с таблетками, скажи хоть, как называются цветы. Дай наводку. Салли опустила глаза на лепестки, лежавшие между ними. Они уже были не такими яркими и не блестели от слюны, что, как Фрэнк для себя растолковал, и мешало ей определиться с ответом. — Я могу задать тебе еще один вопрос? Она услышала, как Фрэнк снова вздохнул, все так же раздраженно, но на этот раз тише. — Я первый. Ты знаешь, что это за цветы? Женщина поджала губы и смяла ткань платья в руках, не решаясь вслух признаться, что она не знает ответа на вопрос пациента. В её саду вряд ли росли такие цветы да и если они все равно там были излюбленные розы всегда переманивали к себе внимание Салли. Ей бы так хотелось, чтобы Сущность принесла в этот мир хотя бы одну розу и желательно не из чьего-то желудка. Салли очень хотелось отвлечься от творящегося вокруг кошмара, окунуться в воспоминания, снова побывав рядом с мужем в саду и разрыдаться в подушку от отчаяния. Фрэнк тяжело проглотил слюну. Он почувствовал, как внутри него что-то зашевелилось и испуганно провел рукой вдоль груди, не осознавая, что внутрь закралась обычная обида, а вместе с ним и по-настоящему жуткий страх. Парню стало неуютно и он часто задышал носом, стараясь как можно меньше тревожить лепестки в легких и не поддаваться панике. Губы задрожали в нервной улыбке, оголяя постукивающие друг о друга зубы, и Моррисон невесело и поверхностно засмеялся. — А я думал, твое... врожденное женское... ха, — левое веко задергалось и Фрэнк потер его пальцем, — ха... знает все цветы на свете. Как духи там или... платья всякие, ха. — он кашлянул пару раз и почувствовал, как вверх по горлу ползет один лепесток. — У тебя ж был вопрос? Салли сочувствующе взглянула на встревоженного парня, которому от её искаженного грустью лица ничуть лучше не становилось, и неуверенно спросила: — Ты правда не помнишь или просто не хочешь вспоминать о цветах? Пациент пялился на торчащую из-под наволочки подушку и покусывал нижнюю губу, не представляя пока, что ему делать. Медсестра была его единственным шансом разузнать побольше о недуге и найти противоядие, а теперь... что теперь? Ему выпадет честь дать болезни свою фамилию или стать подопытным кроликом для экспериментов доктора Картера. Не жизнь, а настоящая сказка. — Я не помню. — он в сотый раз пожал плечами. — Я не знаю. Я не понимаю. Они оба понимали, что дальнейшее нахождение Фрэнка в лечебнице не имело смысла. Медосмотр окончен, симптомы увидены, болезнь не опознана, лечение не установлено. Кассету с музыкой, под которую можно было бы умереть, или вкусный леденец не дали. Даже справку не выписали, освобождающую от Испытаний. Разговор, до этого державшихся только на вязких слюнях, теперь совсем не клеился, а дурацкие лепестки отказывались сводить спазмом тело, чтобы хоть как-то нарушить эту неловкую, мучительную тишину. Мозг перегрелся, и Фрэнк позволил ему какое-то время отдохнуть от вечного поиска проблем их решений и просто побыть в состоянии абсолютного ахуя. Теперь он понимал, что чувствуют люди, когда узнают о неизлечимой болезни. И пусть он не знал, чем все закончится, умрет он или нет, ситуацию сейчас ничего не сглаживало. Этой проделке Сущности он не мог найти объяснения. Хотя бы потому, что у него не было сил. — Такого точно ни с кем больше не случалось? — Моррисон отвернулся к стене и запустил палец в небольшую трещину. Штукатурка без проблем отходила от стены и старыми кусками приземлялась прямо на чистую простынь. Медсестра наблюдала за этим со своего места и не планировала пресекать медленное, но верное разрушение и так едва стоящей на месте психбольницы. — Ты ведь оказалась тут одной из первых, — продолжал Фрэнк, не обращая внимания на темные пятна крови, впитавшиеся в оголяемую им стену, — и много что на своем горбу перенесла. Неужели... — он кашлянул в кулак, и Салли заметила, как из чужого рта на сжатые пальцы упал желтый лепесток. Фрэнк обернулся на нее, женщина отвела взгляд на свои руки. Лепесток был смят и засунут в карман. — за все это время Сущность больше ни с кем так не поступала? Салли не нужно было напрягаться, чтобы вспомнить все те ужасы, которые свалились на нее и других убийц в этом месте. Особенно эти чудовищные инъекции. Лопающие на глазах волдыри, нарывы, гниющая плоть и истошные вопли всех тех, кого Салли пыталась выходить. Она понимала, что они умирают. Видела, что они умирают. Их тела могли сутками лежать на кушетках и гнить, плодя в себе мух, а потом, будто бы по щелчку пальцев, оживать. И снова начинать вопить. Салли убивала их сама, только бы крик прекратился. И навзрыд плакала в лесу, когда издалека слышала чужие стоны. Ей так хотелось наконец обрести покой и окружить себя вечной, убаюкивающей отсутствием любых звуков тишиной. Но слишком многим людям нужна была помощь, а она была слишком слабой, чтобы им отказать. — Прости, Фрэнк. Новые болезни, придуманные Сущностью, не на шутку тревожили Медсестру. Они никогда не были и не будут похожи на обычные заболевания. Она была так рада узнать, что способна помочь Фрэнку с простудой, и абсолютно разбита, когда поняла, что дела обстоят в разы хуже. И она снова не справляется. "Нахуй я сюда пришел?" — подумал про себя Моррисон и встал с кушетки. Он безучастно взглянул на подскочившую вместе с ним Салли и, сунув руки в карманы, принялся перебирать между пальцев ненавистные лепестки. — Никому не говори об этом. — прохрипел он. — Но если увидишь или услышишь, что у кого-то, — он поморщился, сглатывая слюну, — та же проблема - скажи мне, окей? Моим ребятам ни слова. — он устало пригрозил пальцем и чуть шатнулся от внезапного головокружения. Салли мягко взяла его за плечи, придерживая на одном месте. — Хорошо, Фрэнк. — женщина чуть покрепче сцепила пальцы на чужой куртке, подавляя в себе желание успокаивающе провести ладонью по юношеской щеке. — Но позволь напоследок хотя бы перебинтовать тебе вторую руку.